Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
? - спросил он.
- Взят! - отвечал Юрасов и потом, помолчав, прибавил: - по-моему, этот
господин или очень ограниченный человек, или просто сумасшедший.
- Что ж он делает такое? - спросил Варегин.
- Он заезжал в Австрии к раскольничьему митрополиту и уговаривал того
переехть в Лондон.
Варегин потупился и развел руками.
- Потом заезжал к Гарибальди и просил того, чтобы он с поляками шел
спасать нас от нас самих.
- Что за мерзости! - произнес уже Варегин.
Бакланов между тем сидел насупившись.
- К чему же он меня-то собственно приплетает? - спросил он.
- К тому, что вы вот в Лондоне с ним виделись и что жили в связи с
одною госпожой, с которою и он после жил.
- К чему же он это-то говорит? - сказал удивленным тоном Варегин.
- Он все говорит; объяснил даже, как эта госпожа сначала его промотала,
потом англичанина и теперь сама сидит в Клиши.
- Это madame Ленева, - сказал Бакланов, немножко покраснев, Варегину.
- А! - произнес тот: - жаль!
- А, скажите, брат этой госпожи взят? - спросил Бакланов Юрасова.
- Нет, он остался за границей и, как вот тот же Петцолов говорит, вряд
ли не он и донес на них.
- А Галкин что? - продолжал Бакланов.
- Галкин ничего, освобожден.
- Как освобожден? - воскликнул Бакланов.
Варегин улыбнулся и покачал головой.
- Богат-с! - произнес он и почесал у себя в затылке.
- Ну, однако, что же мне-то будет? - договорился наконец Бакланов до
того, что по преимуществу его беспокоило.
- Ничего! - успокоил его Юрасов.
- Уж и потрухивает, а революционер еще! - подхватил Варегин и стал
искать шляпы. - А что, к Евпраксии Арсеньевне можно? - спросил он.
- Можно! - отвечал Бакланов.
Варегин прошел.
Евпраксия как ни была огорчена, но сидела и уже учила детей.
- Учите, учите их хорошенько! - сказал Варегин: - чтобы лучше были
папенек и дяденек.
- Мне уж даже и это не верится! И этой надежды не имею!
- Страна, где есть такие жены и матери, как вы, не погибла еще! -
говорил Варегин, прощаясь и целуя руку у Евпраксии.
Она ему ничего не отвечала: вряд ли она уже и подобное приветствие со
стороны мужчины не считала излишним для себя.
В гостиной Варегина остановил Бакланов, сидевший там один и,
по-прежнему, с печальным и растерянным лицом.
- Вы знаете, что жена переезжает в Москву? - сказал он.
- Вот как!
- Отговорите ее, Бога ради, как-нибудь. Она вас так уважает. Она там
окончательно окружит себя монахами да богомолками. Теперь почти по целым
дням из церкви не выходит.
- Сами виноваты, сами разбили это сердце! - сказал, чмокнув губами,
Варегин.
Бакланов только поник при этом головой.
Варегин ушел.
"Да, - говорил он сам с собою, идя по Невскому: - одна в Клиши умирает;
другая в крепость попала; третья совсем в церковь спряталась, а все ведь это
наши силы, и хорошие силы".
Да! скажем и мы вместе с ним: все это наши силы, и много и всюду мы их
чувствовали, проходя рука об руку с нашими героями, но что делать? Все это
еще не устоялось и бродит!
Рассказ наш, насколько было в нем задачи, кончен. За откровенность
нашу, мы наперед знаем, тысячи обвинений падут на нашу голову. Но из всех их
мы принимаем только одно: пусть нас уличат, что мы наклеветали на
действительность!.. Мы не виноваты, что в быту нашем много грубости и
чувственности, что так называемая образованная толпа привыкла говорить
фразы, привыкла или ничего не делать, или делать вздор, что, не ценя и не
прислушиваясь к нашей главной народной силе, здравому смыслу, она кидается
на первый фосфорический свет, где бы и откуда ни мелькнул он, и детски
верит, что в нем вся сила и спасение!
В начале нашего труда, при раздавшемся около нас со всех сторон говоре,
шуме треске, ясное предчувствие говорило нам, что это не буря, а только рябь
и пузыри, отчасти надутые извне, а отчасти появившееся от поднявшейся снизу
разной дряни. События как нельзя лучше оправдали наши ожидания.
Напрасно враги наши, печатные и непечатные, силятся низвести наше
повествование на степень бесцельного сборника разнх пошлостей. Мы очень
хорошо знаем, что они сердятся на нас за то, что мы раскрываем их болячки и
бьем их по чувствительному месту, между тем как их собственная совесть
говорит за нас и тысячекратно повторяем им, что мы правы.
Труд наш мы предпринимали вовсе не для образования ума и сердца
шестнадцатилетних читательниц и не для услады задорного самолюбия разных
слабоголовых юношей: им лучше даже не читать нас; мы имели совершенно иную
(чтобы не сказать: высшую) цель и желаем гораздо большего: пусть будущий
историк со вниманием и доверием прочтет наше сказание: мы представляем ему
верную, хотя и не полную картину нравов нашего времени, и если в ней не
отразилась вся Россия, то зато тщательно собрана вся ее ложь.
1863.