Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
осилась к Бакланову, который еще спал.
- Александр, посмотри, что такое у нас на дворе: народ собрался! -
сказала она.
- Что такое? - произнес тот, надел халат и, положи в карман револьвер,
вышел.
- Зачем это они? - спросил он Варегина.
Тот подошел и мрачно сел на ступеньку крыльца.
- Дурят! - произнес он после нескольких секунд молчания.
Бакланов смотрел на него с испуганным лицом.
- Что же, совсем не хотят повиноваться?
- Торговаться хотят до конца, - произнес Варегин.
К нему робко подошел довольно доброй наружности мужик.
- Можно, Иван Егорыч, уйти-то? - спросил он.
- Нет, нельзя... сами заварили кашу, так не пеняйте, дьяволы экие,
право!
- Да ведь, Иван Егорыч, мир-с, а не я, батюшка.
- Мир?.. Из собак, что ли, мир-то состоит? Из вас же, чертей!
Мужик конфузливо перебирал шапку в руках.
- Как гнилая горячка-то была, - продолжал Варегин: - так умирал с
дьяволами, хоть бы тому поверили.
- Это точно что-с, - произнес мужик.
- Так что ж "точно что-с"!.. Стану я вас обманывать!
- Да мы, батюшка, и сумненья в том не имеем.
- Ну коли не имеешь, так пошел и уговаривай!
Мужик пошел, сказал что-то такое двум-трем мужикам, да так тут на месте
и остался и не возвращался более.
- Может быть он уговорит, - произнес Бакланов.
- Нет, - отвечал с прежнею мрачностью Варегин: - я уж к исправнику и за
военною командой послал, - прибавил он.
- Господи! - воскликнул Бакланов: - да нельзя ли как-нибудь уговорить
так?
Варегин усмехнулся.
- Попробуйте, подите, поговорите... Вы спали, а я целую ночь их в
сборной избе уговаривал, так будет: наговорился.
Бакланов пошел к Софи, чтобы предупредить ее.
- За командой уж послали, - сказал он больше шутя.
- Как! - воскликнула та, побледнев. - Нет, мой друг, не надо, не надо!
Я от всего лучше отступлюсь.
- Да Варегин не отступися; ему это надо для общего порядка.
- Нет, нет, не надо мне ничего! - кричала между тем Софи, становясь
перед Баклановым на колени.
- Ты вот кричишь, они услышат это и еще больше будут упираться, -
уговаривал ее Бакланов.
- Жаль мне их, не могу я этого... - говорила Софи, упадая на руки
Бакланову.
- Что ж делать-то? - отвечал он, сажая ее на диван.
Послышался колокольчик. Софи задрожала.
- Ничего, ничего! - успокаивал ее Бакланов: - я буду целый день сидеть
около тебя и не отойду.
При звуке колокольчика толпа мужиков тоже зашевелилась несколько; один
из них отделился и побежал ворота отпирать.
Въезжал исправник, довольно полный и расторопный, должно быть, мужчина,
ч птичьим, совиным лицом. Он сейчас же выскочил из тарантаса и прямо подошел
к толпе мужиков.
- Что, любезные, выстроились уж, - а? Здравия желаем!
- Здравствуйте, батюшка! - проговорили ему несколько голосов.
Исправник повернулся и увидел Варегина.
- А, ваше высокородие, честь имею кланяться! - продолжал он, весело
прикладывая руку к фуражке. - Прикажете внушать-с? - прибавил он с улыбкой.
- Внушайте! - отвечал Варегин.
Исправник обратился к мужикам.
- Что ж, вы решительно не повинуетесь?.. Сейчас команда придет.
Мужики не отвечали ему ни того ни сего.
- Я вас спрашиваю, повинуетесь вы, или нет? - крикнул уже исправник.
- Да говори, старый! - толкнули несколько мужиков старика-старосту.
- Нет, батюшка, нельзя нам того, - прговорил тот наконец.
- Отчего же бы это нельзя, позвольте вас спросить?
- Государь император, батюшка, Александр Николаевич не приказывает
того.
- А я не знаю, что государь приказывает, или нет?
- Не знаю, батюшка, знаешь ты, аль нет!
- Нет, ты знаешь: врешь, бестия ты этакая! Я вот тебя первого
взъерепеню, первого!
Староста мрачно нахмурился.
В это время на двор въехала еще пара в тележке, и из нее соскочил
нарядный мужик, с русою окладистою бородой.
- Старшина! - прошел легонький говор между мужиками.
Старшина сейчас же подошел к посреднику.
- Команда идет в версте, ваше высокородие, - донес он.
- Поди, поговори, не усовестишь ли дураков! - сказал Варегин.
Старшина подошел к мужикам и обратился к ним с речью, сильно ударяя на
о.
- Государь император делает вам теперь эткие милости, - начал он: - и
что ж вы делаете? Госпоже вашей законной не покорствуете!
- Наша законная-то госпожа, господин старшина, умерла, - отвечал ему
старик-староста.
- Погоди, друг любезный, погоди! - возразил ему на это старшина: - ты
теперича имеешь сам имущество, оставляешь ты его сыну, что ли, али
сродственнику, и кто ж может его отнять у него? Корову ты ему оставляешь:
неужели корова не пойдет к нему на двор?
- Нынче, господин старшина, насчет того порядки другие, - опять ему
возразил старикашка-староста. - Госпожа померла, значит, мы и вольные;
другой господин жив, властвуй, а умер, тоже ослобождаются... Молодые пускай
сами себе наживают. Как же ты иначе волю-то сделаешь?
- Ишь как рассудил, складно! - перебил его насмешливо старшина: - а
словно бы не так в царских-то указах сказано.
- Знаем мы, господин старшина, как в царских-то указах сказано,знаешь и
ты сам! Грех только тебе так говорить: миром, кажись, тебя выбирали.
- Да мне, дьявол вас возьми и с вашею должностью! Тьфу мне на нее! -
воскликнул старшина. - С вами, дураками, только время потратишь, да себе
беспокойство... - заключил он и, отойдя от толпы, молодцевато прислонился к
стене дома.
Прошло еще с полчаса самого ужасного, томительного времени. е Наконец
на двор прибежали две маленькие крестьянские девочки.
- Солдатушки уж идут! - как-то робко они оповестили.
Толпа, как бы вся в один момент, опустила голову.
Варегин проворно встал и пошел по деревне навстречу команде.
Впереди всоей роты ехал верхом на лошади молоденький офицер. На лице
его написана была гордость и серьезность. Солдаты же, напротив, шли вольно,
развязно, и большая часть весело между собой перешучивались.
Варегин пошел рядом с солдатами.
- Вы, братцы, имейте лицо-то посерьезнее, посуровее, - сказал он.
- Нахмуримся, ваше благородие, - отвечали ему несколько солдат в один
голос.
- Ну, и сначала оцепите только некоторых, - обратился он уже к офицеру.
- Знаю-с, - отвечал тот самодовольно.
- Что огонь употреблять, кровь понапрасну проливать! - обратился опять
Варегин к солдатам.
- Известно, ваше благородие, - подтвердил ему фельдфебель: - оцепим
по-первоначалу, а тут, коли упираться очень начнут, так в приклады.
- Знаем, ваше благородие, не в первый уж раз, - подхватил молодой и с
умным лицом солдат: - я этта в Спирове не то что прикладом, а схватил за
волосы главного-то зачинщика. "Господин служивый!" - закричал и на колени, а
за ним и прочие другие.
Все почти солдаты захохотали.
- Бунтовщики тоже, робята, важные, - произнесло опять несколько
голосов.
- Смирно! Ружья на плечо! - скомандовал офицер.
В это время входили уже в самую усадьбу.
Солдаты сейчас же поправились и нахмурились. Офицер махнул барабанщику.
Тот громко, так что раздалось на все селение, ударил марш.
Варегин, проворно опередя солдат, опять подошел к мужикам.
Лицо его было бледно, волосы растрепаны.
- Братцы, образумьтесь, смерть вам угрожает! - вскричал он.
Толпа вся дрожала с первого же звука барабана, но ничего не говорила.
Солдаты стали обходить ее и выстроились против нее.
- Братцы, образумьтесь! - произнес еще раз Варегин.
Молчание.
Он махнул белым платком офицеру.
- С левой по одному марш! - скомандовал офицер.
Цепь солдат отделилась и стала входить в толпу, которая и не понимала,
что это такое с ней делают.
- Сомкнись! - скомандовал офицер.
Солдаты сомкнулись, человек двадцать мужиков осатлись у них в цепи.
Один молодой парень хотел было выскочить из нее, солдат ткнул ему
прикладом в лицо.
Старикашка-староста что-то топтался на одном месте. Этот молодой парень
был его единственный сын.
- Тятенька! - закричал он ему оттуда.
- Ну, черти, дьяволы! Становитесь на колени! - вскрикнул старик и сам
стал на колени, за ним стали несколько мужиков.
- Виноваты, матушка наша Софья Петровна, виноваты! - завопили они.
Варегин подошел к одному из не ставших на колени мужиков и ударил его
по плечу.
- Ну, становись! Еще за зачинщика сочтут.
И вслед затем все остальные коленопреклонились.
Оцепленные давно уже стояли на коленках, а нежный старостин сын даже
ревел.
- Надо зачинщиков отобрать! - сказал исправник Варегину.
Тот махнул ему рукой и, совершенно утомленный, опять опустился на
рундучок крыльца.
- Кто зачинщики? - продолжал исправник, подходя к стоявшему все еще на
коленях старосте.
- Да, батюшка, из Питера к нам сходил человек, - отвечал старик,
молебно простирая к нему руки.
- Какой?
- Да вот барыни-то нашей кучер бывший, Михайла; он в бегах был и
проходил с дворянином одним: "не повинуйтесь, говорит, а то хуже, говорит,
под крепость опять попадете!"
- С каким дворянином?
- Да как его, батюшка, забыл, как и прозвище-то... регистратором
каким-то себя называл.
Варегин при этом вслушался немного.
- Кто же здесь-то собственно был зачинщик? - продолжал исправник
допрашивать, не поднимая старика с колен.
- Здесь я, батюшка, я самый главный! - отвечал тот.
- Ступай в сторону.
Старик встал и отошел в сторону.
- А кто еще? Кто еще был зачинщиком? - обратился исправник опять к
толпе.
- Я-с! - отозвался сам один из мужиков.
- В сторону!
Мужик отошел и встал.
- Кто еще? - продолжал опять исправник.
Варегин рвал у себя из бороды волосы.
Толпа перешептывалась между собой.
- Да кто еще? - послышался шопот.
- У Матрены они приставали! - ответил чей-то один голос.
- Давайте Матрену сюда! - крикнул исправник, подслушав эти слова.
Двое мужиков пошли за Матреной, и вслед же затем раздался пронзительный
крик на всю усадьбу.
- Батюшки, виновата!.. виновата! - кричала Матрена, выгибаясь всем
телом, между тем как двое мужиков тащили ее.
- Давай ее сюда! - проговорил исправник.
Матрену подтащили к нему.
- Приставал у тебя, как вот его, - Михайла, что ли?
- Приставал, батюшка!.. приставал!.. - отвечала она поспешно.
- Михайла и барин?
- Оба, батюшка, оба!
- Что ж они говорили?
- По всей, говорят, России ходим, - сомущаем народ.
- Где ж они теперь?
- Не знаю, батюшка.
- Врешь, бестия! - закричал исправник.
- Не знаю, батюшка!.. не знаю!.. - заревела почти в отчаянии Матрена: -
все расскажу тебе!
- Ну, рассказывай. Давно ли они были у тебя?
- С месяц, батюшка.
- Что ж они делали?
- Пили они, батюшка, все три дня, что ни были.
- Ну?
- Молоденький-то, тот все шутил со мной!
- С экой-то стервой?
- Да, батюшка, и сам-то он нехороший такой; и на барина-то не похож!
Варегин в это время встал и ушел в горницы.
- Поедемте лучше ко мне, - сказал он Софи и Бакланову. - тут исправник
будет производить следствие и приведет все в порядок.
- Ах, да, поедемте, monsieur Варегин, пожалуйста, - говорила Софи, чуть
не целуя его.
Вслед затем они все прошли садом и только что сели в поданный Варегина
экипаж, как из усадьбы раздались пронзительные вопли.
Это исправник пробирал, с одной стороны, неженку старостина сына за
батьку, при чем оба они кричали, а с другой стороны - Матрену, которая
только и вопила: - "Шут им дьяволам! шут! Вот их бы так!"
- Пошел скорей! - крикнул Варегин кучеру. - А ведь есть господа, -
продолжал он, обращаясь к Бакланову: - которые радуются этой бестолочи...
Готовы даже подстрекать ее на народ... Движение здорового общественного
организма в этом видят... Не подлость ли, я вас спрашиваю, кровью этих детей
омывать свои безумные фантазии!..
- Ужасно! - подтвердил в свою очередь и Бакланов. 14..
Изобличение.
Друзья наши, проехав Ковригинское поле, сейчас же очутились в свежем,
спокойном лесу.
Софи все это время смотрела на серьезное Варегина, на его голубые,
спокойные глаза, на его запыленные бакенбарды. Не давая себе отчета - почему
и отчего, она чувствовала в одно и то же время страх и уважение к нему.
Бакланов между тем припоминал те мириады фраз, которые раздавались
около него в Петербурге, - фраз, против которых он сначала ратовал, а потом
и сам стал повторять их.
Голос Варегина разбудил наконец их обоих от их собственных мыслей.
- Вот и мое пепелище! - сказал он.
Перед домом, в небольшом садике, два мальчика и две девочки рылись в
земле.
Самый дом, или, скорее, большая крестьянская изба, был разделен на две
половины: в одной жил сам хозяин, а в другой - дети.
В комнатах было чрезвычайно чисто и просто: дубовый обеденный стол ,
ситцевая мебель, термометр и барометр на стене.
- Милости просим! - сказал Варегин, вводя своих гостей.
Вошла красивая крестьянская женщина в белой рубашке и опрятном
сарафане.
Варегин велел ей подавать обед.
Когда стали садиться за стол, он отнесся к Софи:
- Не угодно ли вам занять место хозяйки?
Софи села.
- А вот эту команду позвольте ко мне, - продолжал Варегин, передвигая к
себе приборы всех четверых детей: - всем бы они народ исправный, да сами
резать еще не умеют.
И вслед затем он начал им резать.
Дети, как маленькие голубятки, смотрели ему в рот и на руки.
Бакланов при этом вспомнил своих детей и незаметно вздохнул.
- Вы давно лишились вашей супруги? - спросила Софи хозяина.
- Да в тот же год, как и из службы выгнали: почти вместе получил эти
два удовольствия.
- Вам недаром судьба такие испытания посылает. Она знает, что вы крепыш
и выдержите, - сказал ему Бакланов.
- Никакой тут нет судьбы: в первом случае российская глупость, а во
втором - петербургский климат, - отвечал Варегин.
После обеда Софи ушла с детьми погулять в поле, а приятели сели у
открытого окна пить кофе...
- Вы не думаете жениться, Варегин? - сказал Бакланов.
- При детях-то? - спросил тот.
- Да при детях обыкновенно и женятся, чтобы мать им дать.
- Дети такое нежное и хрупкое существо, что требуют всей нежности
человеческого сердца, а это возможно только в родителях, которые обыкновенно
органически к ним бывают привязаны.
- Но мачеха будет любить их из любви к вам.
- Н-ну! - произнес Варегин: - я в эти тонкие чувства, признаюсь, не
очень верю; их обыкновенно достанет только месяца на два после брака.
Друзья на несколько времени после того замолкли.
- А эта красивая женщина, которая подавала нам обедать, на каком
положении? - спросил Бакланов.
Варегин улыбнулся.
- Вы все по себе судите? - сказал он. - А вот кстати за откровенность
откровенностью отплачу: в каких вы отношениях с этой госпожой, кузиной, что
ли, вашей?
Бакланов очень сконфузился.
- Я ей родня... - пробормотал он.
- Я это потому вас спрашиваю, - продолжал Варегин: - что мне мужики на
сходке говорили: "Вот-де, говорят, мало что сама приехала, да и любовника
еще своего привезла!"
- Им-то, скотам, что за дело! - проговорил Бакланов и потом, помолчав,
прибавил: - конечно, в этом случае скрываться перед вами не стану...
- Ну, а жена-то как же, а? - спросил с улыбкою Варегин.
- Жена у меня такая холодная и спокойная женщина, что ей решительно все
равно.
- Все равно, что вы живете с любовницей? - повторил Варегин.
- Я не то, что живу... - отвечал, начиная теряться Бакланов: - жить
постоянно таким образом я не намерен и, как вот все это поустроится, опять
возвращусь к семейству.
- Что ж такое поустроится? - допрашивал Варегин.
Бакланов окончательно сконфузился.
- Там... дела разные... - отвечал он как-то неопределенно.
Варегин не спускал с него внимательных глаз.
- Все это, друг любезный, - начал Бакланов после нескольких минут
довольно неловкого молчания: - я сам очень хорошо вижу и понимаю, но что
делать - затянулся, любовь!
- Э, вздор какой! - перебил с сердцем Варегин.
- Как вздор?.. Неужели ты не веришь в любовь?
- Разумеется, кто ж в нее поверит... Одно только баловство и
обманывание самого себя, а между тем у вас есть дети, а перед этою
обязанностью, я думаю, все другие мелкие страстишки должны замолкнуть.
- Я детей и люблю, а разлюбил только жену.
- Да ведь и все не целую жизнь пылают к женам страстью, а
руководствуются в этом случае чувством дружбы, уважения к женщине, -
чувством наконец собственного долга.
- Хорошо чувство дружбы! - воскликнул Бакланов. - Ты знаешь ли, -
прибавил он уже полушопотом: - что я последнее время говорить не мог без
злобы с женой, звука шагов ее слышать без ужаса.
- Что ж, она нехорошая разве женщина?
- Напротив, ангел по душе и собой красива.
- Так отчего же?
- А оттого... Я, например, человек вовсе не злой, а бывали минуты,
когда готов был совершить преступление и убить ее.
- Господи помилуй! - воскликнул Варегин.
- Да, да! - повторил Бакланов.
Варегин несколько минут усмехался про себя.
- Никогда бы вы никакого преступления не совершили, - проговорил он: -
и, вероятно, к этой госпоже получите точно такое же чувство, потому что вся
ваша любовь и нелюбовь есть не что иное, как развращенное воображение и
стремление к чувственному разнообразию...
Замечание это было слишком верно. Бакланов почесал у себя только в
затылке.
- Никогда я к этой женщине не чувствовал ничего подобного, - проговорил
он глухим голосом.
- Ну, так будете чувствовать! - сказал спокойно Варегин.
- Может быть, - отвечал Бакланов.
Он заметно обиделся.
- Все это я говорю, опять повторяю, - продолжал Варегин: - потому, что
мужики прямо сказали: "мы, говорят, его изобьем, если он командовать нами
начнет".
- Да я никем и не командую, - отвечал, как бы оправдываясь, Бакланов: -
наконец я и совсем могу уехать к себе в имение.
- Это, я полагаю, самое лучшее!
- Для спокойствия этой женщины уеду...
- Для спокойствия этой женщины уезжайте! - повторил Варегин.
Едва заметная усмешка пробегала в это время у него по лицу.
Софи наконец возвратилась с детьми с прогулки.
- Не пора ли нам? - спросила она.
- Теперь можете ехать-с; все уж, вероятно, утихло, - отвечал Варегин.
- Merci, monsieur Варегин, merci, - говорила Софи.
Во всю обратную дорогу Бакланов был задумчив и ни слова не проговорил.
Беседа с Варегиным произвела на него сильное впечатление, и, по
преимуществу, его беспокоила мысль, чтобы крестьяне в самом деле чего-нибудь
не затеяли против него: тогда срам непоправимый для него и Софи!
Возвратившись в Ковригино, они нашли, что в комнатах, кроме Прасковьи,
сидели еще две горничные, а в залу были внесены разные вещи из амбаров,
сушилен и кладовых. 15..
По-прежнему бодр и свеж.
На другой день с красного двора из Ковригина один экипаж с Баклановым
уезжал, а другой, с Петром Григорьевичем, которого Софи оповестила о своем
приезде, въезжал.
- А-а! - произнес было равнодушно Басардин, узнав старого знакомого.
- Здравствуйте и прощайте! - отвечал ему тот скороговоркой, не велев
даже остановиться своему кучеру.
Петр Григорьевич однако долго еще смотрел ему вслед.
Бакланов и Софи в это утро поссорились. Напуганный и образумленный
словами Варегина, Бакланов решился уехать к себе в деревню и сказал о том за
чаем Софи. Та надулась.
- Как же вы оставляете меня в этаком положении? - сказала она.
- Что ж положение?.. Теперь все тихо... Мне надобно же в своем имении
побывать... Жена узнает, если я совсе