дало.
     Негромко запел зуммер. Полищук перевел двигатель в рабочее положение,
глайдер рванулся влево,  вдоль  берега  Иртыша.  Мелькнула Жукова  заимка,
потом  сверкающие маковки Ивановского монастыря,  свист  мотора  перешел в
рев,  и  земля  начала  быстро удаляться.  Виктор Иванович переключился на
корабельный компьютер,  и  теперь тот вел его к  цели.  Минут через десять
огромная тень  показалась вверху.  Глайдер  затормозил,  сделал  несколько
кругов и мягко подплыл к кораблю. Послышался щелчок, загудели, закрываясь,
створки шлюза,  зашипел воздух.  Вскоре все стихло, можно было выходить. В
кромешной тьме он  выбрался из  аппарата,  привычно нащупал ручку входного
люка,  включил рубильник,  и корабль сразу осветился, ожил, даже как будто
вздрогнул своим  могучим  телом,  почувствовав хозяина.  Полищук  стоял  в
галерее,   ведущей  в  главный  пост,  и,  как  всегда  в  первые  минуты,
подслеповато щурился от яркого света,  отражавшегося в  панелях внутренней
обшивки.
     - Доброе утро,  капитан,  -  сказал механический голос компьютера,  -
приветствую вас на борту "Трентона"!  Корабль в  полном порядке,  в  нашем
секторе ничего постороннего не замечено.
     - Что на Земле?
     - Извержение вулкана в  Южной Америке.  Довольно сильное наводнение в
Китае. Продолжается ураган над...
     - Довольно,  спасибо.  Мне  немного нездоровится,  я  пойду  к  себе,
прилягу.  А ты обязательно свяжись с базой.  Как только удастся,  позовешь
меня.
     Он опять лежал в темноте,  расслабившись, в приятной истоме и думал о
том, как ему быть со службой. Здесь почти граница, дальше владения члеков.
Их корабли все чаще стали проникать в колонии, контролируемые Глобом, были
даже боевые столкновения.  Но в  его секторе уже который год,  слава Богу,
спокойно.  Все  прекрасно,  если  бы  не  одно открывшееся обстоятельство,
которое пугает его...
     - Капитан,  -  снова раздался под потолком голос компьютера,  на этот
раз вкрадчивый и приятный, - есть связь.
     Когда Виктор Иванович вошел в главный пост, на экране над пультом уже
плавало в нечетком размытом изображении лицо адмирала Стейта.
     - В чем дело? Что у тебя стряслось? Члеки?
     - Нет,  вокруг все чисто, я просто хотел поговорить с вами. Последнее
время у меня появились неприятные ощущения.
     - Выкладывай!
     - Я  тут все время один.  Вы  знаете,  одну ночь в  месяц на корабле,
остальные  внизу.   С   некоторых  пор  мне  начало  казаться,   что  все,
происходящее  со  мной  в  связи  с  Глобом,  -  плод  моего  воображения,
галлюцинация.  Корабль,  мои обязанности патрульного исследователя, члеки,
даже вы.  Я вот сейчас сижу у пульта, вижу вас, но полной уверенности, что
это реальность, - нет.
     Стейт вздохнул после недолгого молчания:
     - Это бывает. Ты ведь родом оттуда, с Земли?
     Полищук кивнул.
     - Кажется,  это  тебя еще  ребенком нашла наша экспедиция в  вымершей
деревне?
     - Меня.
     - Я  всегда был против аборигенов-патрульных.  Мы  не  знаем,  как на
самом  деле  человек связан со  своей  природой и  что  может выкинуть его
психика.  Но в Управлении столько развелось молодых умников, обходятся без
моих советов.
     - Как же мне быть?
     - Не  знаю.  Отозвать тебя  в  центр в  ближайшие год-два  не  смогу.
Попробуй верить в нас.
     - Как это?
     - Ну как у тебя на планете верят в Бога. Верь, что мы существуем, что
мы  помним о  тебе  и  любим тебя.  На  что  тебе  еще  опереться в  твоем
положении?  Верь в то,  что у тебя есть другая жизнь, совсем другая. И она
не твоя галлюцинация.
     Полищук долго смотрел на погасший экран,  словно хотел увидеть на нем
что-то еще, что-то очень важное.
     Утром он проснулся с чугунной головой и застонал, стиснув зубы.
     "Опять,  опять  эти  кошмарные в  своих  подробностях видения.  Опять
корабль,  опять Глоб.  И что я наплел этому адмиралу, то есть самому себе,
конечно!  Стыд какой! Ребенком нашли! Сирота! Мои родители до сих пор живы
и здоровы".
     С  трудом поднявшись,  он поплелся разжигать печь.  Строгая полено на
растопку, ворчал вслух:
     - Когда  же  кончатся эти  странные провалы?  Может,  мне  все  врачу
рассказать? Но опасно, могут не понять, объявят сумасшедшим.
     В  гимназию Полищук не  пошел,  сказавшись больным.  Он действительно
чувствовал себя  разбитым.  Провалявшись в  постели  до  вечера,  все-таки
решился встать  и  сходить к  адвокату Зернову.  Их  связывала многолетняя
дружба,  адвокат был  умным,  начитанным человеком,  учился в  Петербурге.
Правда,  Виктор Иванович не злоупотреблял встречами, в гости ходил редко и
каждый раз получал от споров с Зерновым большое удовольствие.
     Когда он вошел,  Зернов играл в шашки с хозяйским сыном,  прихлебывая
крепкий, кирпичного цвета чай.
     - А!  Пропащая душа явилась!  Совсем забыл старого друга,  - закричал
Зернов,  вставая из-за стола и решительно отодвигая доску. Потом разглядел
запавшие глаза, необычную бледность Виктора Ивановича и заволновался:
     - Ты что, нездоров? Что-нибудь случилось?
     - Пустяки,  -  махнул рукой Полищук, - просто не спал всю ночь, много
работы.
     - Роман писал? Когда же, наконец, почитаешь?
     - Какое там! Отчеты замучили, в обществе неразбериха.
     - Жаль,  что роман забросил,  -  Зернов пододвинул ему стакан и  снял
чайник с самовара, - хотя общество твое тоже хорошее дело.
     Они пили чай. Зернов все смотрел изучающе на Виктора Ивановича, потом
заметил:
     - Какая-то в тебе угрюмость появилась. Что-то тревожит?
     - Зима наступает.  Как только вокруг задует,  завоет - жизнь начинает
казаться мне бессмысленной.  Вот подумал сейчас:  пройдет 30 -  40 лет, мы
умрем, от нас ничего не останется, а снег, мороз, метель пребудут вечно на
этом куске земли.
     - Дела остаются.
     - Дела наши мизерны. Гораздо серьезнее наши мысли, наши надежды, наша
тоска по  другой жизни -  но  и  это  только пар  от  дыхания,  исчезающий
бесследно вместе с нами.
     - А бессмертие души? - рассеянно улыбнулся Зернов. - Отрицаешь?
     - Нет,  почему? Вот у манси душа после смерти превращается в водяного
жучка и живет себе. Наверное, и у нас так, чем мы лучше?
     - Это тебе веры не хватает.
     - Опять веры, - вздрогнул Полищук, - во что веры?
     - В  себя,  конечно.  В  то,  что  ты  действительно существуешь,  и,
следовательно,  не только твои дела,  но и  твои мысли,  твое воображение,
твоя тоска являются такой же  необходимой стихией,  как молния или ураган,
как солнечный свет. Без них мир был бы другим - беднее и проще.
     - Не верится.
     - Плохо,  что  не  верится.  Без этой веры человек не  существует,  а
просто пребывает, как водяной жучок.
     Полищук встал:
     - Ты  неисправимый романтик,  Зернов.  По-моему,  все  это самообман.
Пойду я, дел много.
     - Постой,  чудак,  ты  же только пришел.  Посиди еще,  выпьем чаю как
следует, у меня баранки есть, сейчас принесу.
     - Нет,  спасибо.  Надо идти,  работать надо.  Работать и работать - в
этом мое единственное спасение, да и твое, наверное, тоже.
     И  Виктор Иванович погрузился в работу с головой -  уроки в гимназии,
уроки на дому,  работа в обществе,  участие в переписи населения, когда он
неделями пропадал в  самых  глухих  уголках губернии,  переписывая угрюмых
кержаков или полудикие семейства оленеводов.
     После  неожиданно теплой  осени  выпал  наконец снег,  и  все  вокруг
сгладилось,  посвежело.  Полищук,  сверх меры загруженный работой, на этот
раз  не  испытал привычного суеверного страха перед  началом зимы.  Только
раза два он позволил себе сходить в  тайгу -  светлую,  выстуженную и  как
будто голую.  Находил полянку, разжигал там костер и сидел, всматриваясь в
высоченные ели и  березы,  в  это огромное,  молчаливое и  жуткое к вечеру
пространство,  и  в  который  раз  возвращался к  последнему  разговору  с
Зерновым,  пытаясь понять,  что его в нем зацепило. Сидел до тех пор, пока
мороз не начинал пробираться за воротник, потом не спеша закидывал огонь и
выбирался к дому.
     Был уже конец декабря.  Виктор Иванович задержался в  гимназии дольше
обычного и  возвращался в  полной  темноте,  спешил,  потому  что  замерз.
Подойдя к калитке,  он отдышался и, прежде чем войти во двор, посмотрел на
небо.  К  ночи  сильно  похолодало и  вызвездило.  Звезды были  крупными и
яркими, какими они всегда бывают под Рождество. Полищук весь закоченел, но
не трогался с места,  все смотрел вверх,  пока не увидел - вправо от Плеяд
медленно смещалась крохотная светящаяся точка.
     "Трентон",  -  прошептал Виктор Иванович и  почувствовал,  как в  нем
зашевелилась, заворочалась давешняя тоска.
     И  уже  ничего  не  помогало,  он  ходил,  словно в  тумане,  говорил
невпопад,  ночами лежал пластом без сна. Наконец, на четвертую ночь словно
натянутая струна лопнула в нем.  Он рванулся и сел на кровати.  Из-за леса
вышла  полная луна,  и  желтая полоса пересекала всю  комнату от  окна  до
печки.  Виктор  Иванович  оделся,  вышел  на  крыльцо,  долго  стоял  там,
осматриваясь,  потом  нерешительно двинулся  к  сараю.  Какая-то  безумная
уверенность подталкивала его, не давала остановиться. Осторожно прикрыв за
собой  ворота,  он  прошел вглубь,  туда,  где  сквозь крошечное окно  под
потолком проникал свет,  и  тут  кровь бросилась ему  в  голову и  сдавило
горло: прямо перед ним чуть-чуть блестел в темноте глайдер.
     И вот Полищук опять висел над землей, ярко освещенной лунным сиянием,
и  видел внизу каждое дерево и  каждую покрытую инеем ветку на нем,  видел
заячьи  следы  на  снегу,  и  опять  его  переполняло счастье,  и  он  все
всматривался в  эту  огромную,  распростертую внизу землю,  как в  любимую
женщину после долгой томительной разлуки.
     "В будущем,  -  думал он,  -  с развитием техники люди начнут с Земли
замечать все эти странные летающие в  небе объекты,  которые появляются по
ночам  в  пустынных  местах.   Сколько  будет  гипотез  об  инопланетянах,
пришельцах,  космических шпионах!  А  на  самом деле это  всего лишь знаки
того,  что  жива еще  надежда на  чудо,  которое может случиться с  каждым
глубоко верящим в себя человеком".

__________________________________________________________________________

          Губин В. Д.
          Г 93.  Кругом пришельцы: Сборник фантастических рассказов. - М.:
     Изд-во РУДН, 1992. - 152 с., ил.
          ISBN 5-209-00516-X
          Основная тема  рассказов  -  попытка  глазами   героев   увидеть
     фантастическое,   необычное   в  повседневной  жизни.  Книга  поможет
     читателю в  формировании  самобытного  мышления,  в  выходе  из  оков
     привычных  представлений и стереотипов.  Является как бы своеобразной
     литературной иллюстрацией к  научным  трудам  автора  -  философа  по
     профессии,  продолжающего  и  в  опубликованных,  и в новых рассказах
     традиции романтической фантастики в духе Р. Брэдбери, Р. Шекли и др.
          Для широкого круга читателей.
          ИБ ј 782
     Художникї                С. Ю. Гїаївїрїиїлїоївїа
     Редакторї                Л. Г. Тїяїгїлїоївїа
     Художественный редакторї Е. А. Иїоїнїоївїа
     Корректорыї              Е. В. Кїоїлїчїиїнїа, Е. Е. Мїиїтїиїнїа

__________________________________________________________________________
     Текст подготовил Ершов В. Г. Дата последней редакции: 19.03.2002
     О найденных в тексте ошибках сообщать по почте: vgershov@chat.ru
     Новые редакции текста можно получить на: http://vgershov.lib.ru/




                         Валерий Дмитриевич ГУБИН

                              ЗВЕЗДНАЯ ПЫЛЬ

                          Фантастический рассказ


     В  доме  все  было  перевернуто вверх дном -  готовились к  переезду.
Бабушка послала Николая на чердак.
     - Найди там коричневый саквояж,  в нем бумаги твоего прадеда. Ни дед,
ни отец ими не интересовались, а я все хранила. Посмотри, может быть, есть
что-нибудь стоящее. А нет, так надо выбросить.
     Николай полез на  чердак,  где,  наверное,  не был с  самого детства,
когда  с  замирающим сердцем  прятался  здесь  от  сестры  за  развалинами
доисторического буфета  или  позже  набивал  себе  карманы никелированными
шариками,  отвинчивая их  от  искореженных кроватей.  Среди вороха тряпья,
сломанных стульев и  худых ведер он нашел,  изрядно покопавшись,  саквояж,
покрытый пылью в  палец толщиной.  Сидя тут  же,  на  трехногом стуле,  он
листал  папки  с  пожелтевшими хрупкими  страницами -  письма,  заявления,
какие-то  стихи,   бесчисленные,   в  рукописях  и  оттисках,   статьи  по
садоводству.   Прадед  был  известным,   даже  знаменитым  в   свое  время
селекционером,   издал  несколько  книг   и,   кажется,   читал  лекции  в
университете.
     Тут  из  папки  выпал  плотный,  блестящий,  сложенный  пополам  лист
картона.  "Видимо,  диплом, - подумал Николай, наклоняясь за ним, - какая,
однако,  бумага.  Не  покоробилась и  ничуть  не  пожелтела.  Умели  тогда
делать".
     Он развернул лист.  На левой стороне крупным,  необычным шрифтом было
напечатано:

                       Межгалактическая ассоциация
                            Совет по контактам

     А чуть ниже помельче:

     За  большие заслуги перед ассоциацией в  области культурных контактов
Совет  обязуется немедленно выдать предъявителю этого  документа любой  из
товаров прилагаемого списка.

     На  правой  стороне совсем  мелким  шрифтом был  огромный список этих
товаров,  весьма необычный список. За первым номером там, например, стояли
дрожки прогулочные,  с сиденьем из ореха,  обитым мягкой кожей,  потом шел
локомобиль паровой с  набором приводных ремней,  были там  охотничьи ружья
неизвестных  Николаю  марок,   пимокатный  станок,  мраморный  умывальник,
антология английской поэзии от Чосера до Байрона в  4-х томах в сафьяновом
переплете,  набор  ножей  и  кинжалов  дамасской  стали  с  гравировкой  и
инкрустациями, подзорная труба восьмикратного увеличения фирмы "Буркрафт и
сыновья",  были даже рыбацкие сапоги,  галоши, дорожный туалетный набор из
восьми предметов в чемоданчике, сборник басен Крылова с автографом автора,
дуэльные пистолеты, установка для производства фейерверка и многое, многое
другое.
     Весь  этот  удивительный  сегодня  набор,  вероятно,  мог  бы  вполне
удовлетворить любого помещика,  ремесленника или  образованного горожанина
середины XIX века.
     "Интересно,  какие  заслуги были  у  моего прадеда перед такой щедрой
межгалактической ассоциацией? Если, конечно, эта бумага не его собственный
розыгрыш. Но где можно было напечатать подобный документ?"
     Николай перевернул лист и на обороте прочитал еще одну фразу:

     По   всем  вопросам  получучения  заказа  обращаться:   Москва,   2-й
Самотечный переулок, дом 4. Торговая контора купца Храмова.

     Николай положил документ в  карман,  отряхнул саквояж от пыли и  стал
спускаться вниз.
     "Если бумага не липовая, - размышлял он, помогая грузить машину, - то
что значит для ассоциации 130 - 140 лет. Их представитель все равно должен
там сидеть. Надо сходить. Хотя, конечно, это очень смешно".
     Через неделю он  решился и  поехал на  Самотеку.  Во  втором переулке
действительно стоял  дом  номер  4,  на  нем  была  вывеска  учреждения  с
немыслимой аббревиатурой,  что-то вроде "Минпромвиаспецбуммонтаж". Николай
прошел  мимо  вахтера,  который не  обратил на  него  никакого внимания и,
поскольку на  первом этаже шел  ремонт и  было  грязно,  сразу поднялся на
второй,  шарахаясь от  проносящихся мимо  служащих.  Заглянув в  ближайшую
комнату,  он ужаснулся:  три ряда столов, а среди них несколько седовласых
мужчин в строгих черных нарукавниках.
     "Попробуй здесь кого-нибудь найти",  -  расстроился Николай и  тут же
увидел,  что у окна сидит, задумчиво уставясь в бумаги, человек, не старый
и не молодой, а как бы вообще без возраста, и как будто флер на нем, дымка
безразличия и отстраненности от бурлящего вокруг хаоса.
     "Рискну, - решился Николай, - в крайнем случае успею убежать. Пока он
вылезет из-за стола, я уже на улице буду".
     Он подошел к агенту ассоциации (так он мысленно прозвал его про себя)
и  положил  перед  ним  развернутую бумагу.  Тот  внимательно,  ничуть  не
удивившись, прочел ее, поднял глаза на Николая и сухо сказал:
     - Давайте выйдем в коридор.
     Николай на всякий случай пошел первым.  В коридоре агент отвел его на
лестничную площадку,  к  месту  для  курения.  Неподалеку несколько  ярких
девушек,  отчаянно дымя,  громко обсуждали новости. Агент достал массивный
серебряный портсигар,  предложил папиросу Николаю.  Тот  отказался.  Тогда
агент  глубоко  затянулся,  еще  раз  внимательно посмотрел на  Николая  и
спросил:
     - Так что вы хотите получить из этого перечня?
     - Галоши,  - улыбнулся Николай, - две пары. И непременно чтобы внутри
были красные.
     - Ну, а если серьезно? - никак не отозвался на шутку агент.
     - Неужели этот документ еще действителен?
     - Конечно,  и  я  обязан по первому требованию выдать вам любую вещь.
Для того и сижу здесь.
     - Но послушайте, там все какая-то ерунда, все вещи из XIX века!
     - Естественно!   Документ   (он   почему-то   произносил  это   слово
по-французски и оно звучало как "докюман") был, вероятно, выдан человеку в
XIX веке.
     - Значит, у вас есть ассортимент и для XX?
     - Нет,  другого нет,  поскольку этот  докюман единственный,  выданный
здесь, на Земле.
     - Какая досада!  А  вы не могли бы сообщить туда,  -  Николай показал
пальцем на  потолок,  -  чтобы они  изменили перечень?  Ведь  полтора века
прошло, все устарело.
     - Не  могу,  я  с  ними  связи  не  имею.  Только они  могут  ко  мне
обращаться.
     - И давно обращались?
     - Ни разу.
     - Обидно,  -  Николай вытянул из  руки  агента свою бумагу,  -  тогда
простите за беспокойство, я, пожалуй, пойду.
     - Вы что же, - встрепенулся агент, - так ничего и не возьмете?
     - А что мне брать - локомобиль? Или дуэльные пистолеты?
     - Но  послушайте,  -  оживший агент  схватил его  за  руку  и  горячо
зашептал,  -  почему обязательно локомобиль?  А набор кинжалов?  Редчайшая
работа.
     - Холодное оружие!
     - Ну,  берите трубу!  В  этом году будет комета Галлея,  великолепное
зрелище, не пожалеете.
     - Какое  там  зрелище  с  восьмикратным увеличением!  Комета  пройдет
далеко.
     - Тогда биллиард, черт возьми!
     - Разве там есть биллиард?
     - Есть. Посмотрите сорок второй номер - биллиард складной, дачный.
     - Складной? Нет, не надо, да у меня и дачи нет, - Николай вырвал руку
и устремился к лестнице.  Агент догнал его и зашипел так, что девицы стали
оборачиваться:
     - Ах,  какой привередливый.  То ему не надо,  это не надо. Сами-то вы
кто такой? Еще неизвестно, где взяли докюман и имеете ли на него право.
     - У прадеда взял,  в архиве,  -  возмутился Николай,  - не украл же я
его.  Прадед оказал какую-то  услугу вашей ассоциации.  А  насчет права не
знаю - может быть, и не имею.
     - Имеете,   имеете,   -  смягчился  агент,  -  докюман  переходит  по
наследству. Извините меня за вспышку.
     Он сразу поник, осунулся, и лицо у него стало жалким.
     - А  почему вы  так за  меня болеете,  вам-то какой интерес,  чтобы я
обязательно отоварился?
     - Как вы не понимаете?  Эта бумага одна на Земле. Вы мне ее сдадите в
обмен на выбранную вещь, и моя служба здесь кончится. Я смогу прикрыть эту
лавочку старья,  послать к черту ассоциацию и жить просто как человек, как
вы, как вот эти девушки.
     - Задача,  - пробормотал Николай, - я хотел бы вам помочь, но что мне
взять? Давайте хоть трубу эту, что ли?
     - Нет,  получается -  я ее вам навязываю.  А это запрещено. Вы должны
сами выбрать.
     - Хорошо, я сейчас пальцем ткну в список, во что попаду, то и беру.
     - Можно и так.
     Агент посмотрел на место,