лыбы  проносились совсем  рядом  с
кораблем,  сигнал радарной тревоги выл,  как сумасшедший, и каждая секунда
грозила смертью.  А мы все-таки шли,  потому что там,  внизу, была земля -
чужая,  зловеще красная,  но  твердая и  надежная.  Мы не могли не сесть -
нужен был срочный ремонт,  и люди устали. И посадка удалась, хотя риск был
колоссальный.
     Старик облизнул пересохшие губы. Зубков протянул ему стакан воды. Тот
выпил жадными глотками и  долго не мог пристроить стакан,  прыгавший в его
руках, обратно на поднос.
     - Но  самое  неожиданное началось потом.  Только мы  сели,  выключили
двигатели и  уже  собрались послать вахтенных наружу,  как  услышали рев и
увидели, что прямо на нас садится корабль, извергая потоки пламени из дюз.
Убраться в  сторону или  уничтожить его  мы  бы  все  равно  не  успели и,
оцепенев от ужаса,  ожидали катастрофы. Он сел в нескольких метрах, опалив
нам корпус,  и замер. Этот корабль был похож на наш, как две капли воды, и
даже красная, местами облупившаяся полоса, точно так же тянулась вдоль его
огромного серебристого тела.  Затем снова грохот,  и  еще такой же корабль
садится справа,  потом еще один впереди.  Потом еще и еще.  В течение двух
часов мы,  потрясенные,  наблюдали посадку бесчисленных кораблей. И каждый
из  них был точной копией нашего.  Наконец,  все видимое пространство было
заполнено  частоколом  ракет,   закрывших  даже  полосу  горизонта.  Потом
наступила тишина, мертвая, абсолютная тишина. Мы не решались произнести ни
слова.  Так прошел час,  другой,  мы  ждали сигнала или нападения,  но все
вокруг было неподвижным.  Тут нервы первого помощника не выдержали,  и  он
заорал:  "Старт!  Немедленно уходим!"  Так мы и  ушли,  несолоно хлебавши.
Никто нас не преследовал.
     - Так что же это было?
     - Не  знаю,  -  пожал  плечами  Вениамин Матвеевич,  -  то  ли  общая
галлюцинация, то ли какое-то визуальное эхо - продукт тамошней атмосферы.
     - Ну,  а еще,  -  попросил, немного поразмыслив, Зубков, - что-нибудь
столь же яркое и впечатляющее.
     - В  Большом Космосе вообще все  яркое и  впечатляющее.  Мы  отсюда с
Земли представляем его мертвым и  холодным.  Но  когда покидаешь Солнечную
систему - там уже все по-другому. Невидимые силовые поля подхватывают твой
корабль и  несут,  словно кто-то  играет с  ним,  как  с  новой диковинной
игрушкой,  рассматривает, переворачивает, пробует на прочность. Иногда эти
неосторожные заигрывания губят  людей,  а  иногда Космос одаряет их  такой
удивительно  глубокой,  ни  на  что  не  похожей  радостью,  что  человек,
почувствовавший и переживший ее, больше не может жить без него.
     - Даже страх исчезает?
     - Нет,  страх не исчезает, но только там все становится другим. Здесь
под защитой нашей атмосферы,  техники,  культуры все выглядит иначе. Здесь
нам  в  принципе не  страшно.  Что  бы  ни  случилось -  даже  космическая
катастрофа -  на миру и  смерть красна.  А там ты один на один,  даже если
вокруг  многочисленная  команда.   Там  даже  и   не  страх,   а  какая-то
безопорность. Ничего нет, только ты и Он. И выдерживает это противостояние
тот,  у  кого сердце сильное.  Но  если уже выдержит,  то  ему открывается
совсем другой Космос - загадочный и необыкновенно прекрасный.
     - Что ж,  может быть, вы и правы. Нам трудно судить, поскольку мы там
никогда не были.
     - Я вижу. У тех, кто там был, особое выражение глаз.
     Вениамин Матвеевич снова пил, а потом долго и судорожно откашливался.
     - Однажды я  три месяца провел один на астероиде.  Мы там оборудовали
станцию.  Мощная  защита,  автономное обеспечение и  идеальные условия для
наблюдения.  Однако из всего экипажа согласился остаться один я, остальные
промолчали.  Я  был  тогда  самым молодым,  и  меня  переполняла нахальная
отвага.  Но она тут же испарилась, как только наш корабль исчез во тьме. Я
попытался отвлечься работой,  но  вскоре у  меня  появилось ощущение,  что
оттуда,  из  темноты,  на  меня  тоже  смотрят и  изучают,  как  муху  под
микроскопом.  Я  задернул шторы иллюминаторов и  недели две не мог найти в
себе силы снова их раздвинуть. Только на пятнадцатый день, успокоившись, я
решился снова выглянуть наружу. Сначала не более получаса я выдерживал это
взаимное разглядывание, потом все больше и больше и, наконец, начал часами
просиживать  перед  толстым  броневым  стеклом,  зачарованный  бесконечной
ширью,  обилием  звезд,  неведомых  мощных  вспышек  и  мерцающих  пылевых
облаков. Мой астероид летел с огромной скоростью, описывая гигантскую дугу
вокруг созвездия Скорпиона,  в абсолютной тишине.  И вот однажды, просидев
так час или два,  я вдруг потерял точку отсчета и более не мог определенно
установить - то ли я лечу в своем металлическом бункере, то ли я смотрю из
космоса в этот светящийся иллюминатор и вижу там бледного, съежившегося от
восторга и ужаса человечка.
     А потом я почувствовал,  что я и есть Космос,  что мое  тело  тянется
через все эти созвездия, искривляется, разрывается на атомы, закручивается
в спирали и достает прямо до нашего дома на Земле с тремя большими старыми
каштанами  под  окном.  Это  было  ни на что не похожее состояние,  какое,
наверное,  бывает у человека,  который, решив умереть, бросился с огромной
скалы   и   вдруг   почувствовал,  что  не  падает,  а  парит  в  воздухе,
поддерживаемый мощной невидимой силой.
     Этой же ночью,  едва я лег спать,  пошел дождь. Крупный сильный дождь
барабанил по  крыше моего убежища,  я  отчетливо слышал его,  хотя  твердо
знал, что через такую толщину никакие звуки снаружи не проникают. Отдернув
штору, я увидел большой мокрый лист каштана, прилепившийся с той стороны к
стеклу и медленно скользящий вниз в потоках воды. Я бросился к передатчику
и  хотел послать SOS,  но передумал.  Никто не поверит.  Засмеют.  К  тому
времени, как за мной вернутся, ни дождя, ни листа уже не будет.
     Дождь шел еще три дня,  потом внезапно оборвался,  и  я опять летел в
полной тишине.
     Старик замолчал и растерянно посмотрел на врачей.
     - Я думаю,  достаточно,  -  поднялся Паша,  - вы идите, пожалуйста, к
себе, а мы обсудим, проанализируем все, что вы нам рассказали.
     - Как вам будет угодно,  -  старик опять обвис,  сжался, как будто бы
погас.
     - Я  обязательно зайду к  вам  сегодня вечером,  -  сказал ему  вслед
Зубков и, когда тот вышел, повернулся к Паше:
     - Что это ты так решительно?
     - А  что  тут еще слушать?  По-моему,  довольно адекватный для нашего
времени случай - помешался на фантастической литературе.
     - Ты думаешь?
     - Конечно. Кстати, как он у тебя оказался?
     - Милиция привезла.  Сидел в  Сокольниках на скамейке с диким видом и
бормотал что-то невразумительное.
     - И, конечно, никаких документов? И адреса не помнит?
     - Конечно.
     - На  мой взгляд,  он  явный шизик и  к  тому же заурядная старческая
амнезия.
     - Амнезия, говоришь? А сколько он помнит!
     - Помнит, конечно, - засмеялся Паша, - только это - не память.
     - Может быть,  ты и  прав,  но все-таки в нем есть что-то необычное и
настораживающее.  Мне все время кажется,  что он не такой уж и старый, как
выглядит.   Какая-то  сила  от  него  исходит,   как  от  молодого,  очень
энергичного человека.
     - Уверяю тебя,  здесь не  над чем голову ломать.  Надо было психиатра
вызвать на консультацию, а не меня.
     Паша ушел, а Зубков опять смотрел в зимний сад и чувствовал, что чуть
легче стало дышать, и черная меланхолия ему больше не грозит.
     Потом он ездил в поликлинику,  вернувшись,  ругался с главным,  делал
обход и  все это время думал о своем странном пациенте и чем дольше думал,
тем больше ему начинало казаться,  что его жизнь и судьба каким-то образом
связаны с  этим старым чудаком,  то ли действительно свалившимся к нему из
будущего,  то ли перечитавшим слишком много фантастической литературы.  Но
он обязательно должен помочь ему,  помочь что-то понять, хотя Зубков и сам
не знал - что.
     Лишь в  поздний час,  покончив с делами,  он смог заглянуть в седьмую
палату.  Там было темно, все уже спали, только Вениамин Матвеевич сидел на
стуле у окна. Врач тихонько опустился рядом на кровать.
     - Что не спите?
     - Не хочется.  Я совсем забыл,  какие звезды над Москвой,  и никак не
могу к  ним привыкнуть.  Как будто что-то  тут не  так,  не в  том порядке
расположено.  Там,  в  Космосе,  звезды,  точно  знаки,  всегда что-нибудь
указывают.  А  здесь  висят просто так,  как  тусклые лампочки,  ничего не
выражая.
     Зубков посмотрел в окно:
     - Действительно, звезды появились, значит, ночью мороз будет сильный,
- и, помолчав, добавил, - удалось ли вам еще что-нибудь вспомнить о себе?
     - Я вспомнил, что перед дальним полетом, погружаясь в анабиоз, всегда
немного опасался.  Мало ли что может случиться с  тобой,  пока ты лежишь в
глубоком сне.  И сейчас мне кажется,  что на самом деле я лечу там,  среди
звезд,  а все,  что со мной происходит здесь,  - только сон. А может, и не
сон,  а  кусок  жизни моего далекого предка,  который живет где-то  здесь,
среди вас  и  не  подозревает обо  мне.  Вы  мне  верите?  -  взволнованно
воскликнул больной.
     - Тише, тише, успокойтесь. Я верю вам, верю каждому слову...
     - Вы точно одолжение мне делаете.  А между тем это вам нужно - верить
в меня и мои слова. А мне все равно.
     Зубков помолчал, потом спросил:
     - Почему вы так думаете - что это мне нужно?
     Старик встал, подошел к окну и долго смотрел на черное зимнее небо.
     - Потому что  вся  наша  жизнь,  -  наконец ответил он,  -  все  наши
радости,  страдания,  поиски,  разочарования, вся любовь и ненависть имеют
глубокий космический смысл.  И  если вы  его не  чувствуете,  то  остается
только скука и  кошмар повседневной монотонности.  Из  нее не  выскочить -
никакие ухищрения ума или воображения не  помогут.  Все,  что вы создадите
или придумаете, - все будет мертвым.
     Утром, возвращаясь с летучки, Зубков встретил в коридоре сестру:
     - Ваш пациент из седьмой палаты пропал.
     Когда Зубков вошел туда,  больные завтракали -  кто  в  постели,  кто
примостившись у своих тумбочек.
     - Где  больной?  -  спросил  врач,  показывая  на  пустую,  аккуратно
застеленную койку.
     - Ушел  он,  по-моему,  под  утро,  -  отозвался  из  угла  тщедушный
трясущийся старичок.
     - А где же его теперь искать?
     - А  чего его искать?  Завтра,  наверно,  на работу выйдет.  Отдохнул
здесь, набрался сил. Он в газетном киоске сидит на Колхозной, у "Форума".
     - Вы это серьезно?
     - Конечно, я у него много лет "Труд" беру.
     На  следующий день Зубков взял такси и  поехал на  Колхозную.  Старик
действительно сидел в  киоске и  ругался с мальчишками,  которые требовали
заменить им  надувной шарик.  Те  же  резкие  черты  худого лица,  тот  же
пронзительный взгляд  серых  водянистых  глаз,  только  вот  голос  совсем
другой.
     Зубков постоял некоторое время и  пошел прочь,  так  и  не  решившись
подойти. "Какая разница - кто там сидит - мой полубезумный пациент или его
сегодняшний предок? Ведь это мне нужно - верить или не верить".

__________________________________________________________________________

          Губин В. Д.
          Г 93.  Кругом пришельцы: Сборник фантастических рассказов. - М.:
     Изд-во РУДН, 1992. - 152 с., ил.
          ISBN 5-209-00516-X
          Основная тема  рассказов  -  попытка  глазами   героев   увидеть
     фантастическое,   необычное   в  повседневной  жизни.  Книга  поможет
     читателю в  формировании  самобытного  мышления,  в  выходе  из  оков
     привычных  представлений и стереотипов.  Является как бы своеобразной
     литературной иллюстрацией к  научным  трудам  автора  -  философа  по
     профессии,  продолжающего  и  в  опубликованных,  и в новых рассказах
     традиции романтической фантастики в духе Р. Брэдбери, Р. Шекли и др.
          Для широкого круга читателей.
          ИБ ј 782
     Художникї                С. Ю. Гїаївїрїиїлїоївїа
     Редакторї                Л. Г. Тїяїгїлїоївїа
     Художественный редакторї Е. А. Иїоїнїоївїа
     Корректорыї              Е. В. Кїоїлїчїиїнїа, Е. Е. Мїиїтїиїнїа

__________________________________________________________________________
     Текст подготовил Ершов В. Г. Дата последней редакции: 19.03.2002
     О найденных в тексте ошибках сообщать по почте: vgershov@chat.ru
     Новые редакции текста можно получить на: http://vgershov.lib.ru/




                         Валерий Дмитриевич ГУБИН

                               СВЕТ В ОКНЕ

                          Фантастический рассказ


     Уже  неделю Григорий Иванович чувствовал угнетающую слабость во  всем
теле.  От малейших усилий дрожали ноги, плыло перед глазами. В воскресенье
вечером он не выдержал и лег с виноватой улыбкой.
     - Ты прости меня, Маша, что-то неможется.
     - Заболел?
     - Нет, видно, это уже не болезнь, а последний звонок. Да и пора честь
знать - сколько можно коптить небо.
     - Бог с тобой, что ты опять заговорил?
     - На этот раз серьезно.  Я чувствую. И отец мой и дед померли ровно в
восемьдесят.  Это  нам такой срок отмерен,  нашему роду.  И  мне совсем не
страшно умирать, потому что ты еще будешь жить после меня.
     - Не  буду  я  жить  после тебя,  -  старушка обошла со  всех  сторон
кровать, заботливо подтыкая одеяло, - ты же меня знаешь, не буду ни одного
дня.
     - Будешь,  - улыбнулся Григорий Иванович, - у нас ведь дети еще есть,
нельзя, чтобы они враз осиротели.
     - Молчи,  дуралей,  -  она  села  рядом,  сунула свою сухую маленькую
ладошку  ему  под  щеку,  и  они  замерли  так  и  просидели много  часов,
разговаривая друг с другом и друг друга утешая, хотя не сказали ни слова.
     Была уже глубокая ночь, когда Григорий Иванович зашевелился.
     - Помнишь Лутохинский дворец за Черным прудом?
     - Помню, конечно.
     - Говорят,  что там есть какая-то комната,  если прийти в нее ночью и
немного там постоять, то вернется молодость.
     - Слышала я с детства эти сказки.
     - Наверное сказки, но все-таки давай сходим.
     - Очумел,  за  Черный пруд идти ночью!  Да  откуда у  тебя такие силы
возьмутся?
     - Мне кажется сейчас,  что на это сил у  меня хватит.  Да мы и  не за
молодостью  пойдем.   Просто  мне  надо  пойти.   Последний  раз  с  тобой
прогуляться. Помнишь, когда-то давным-давно мы там были и тоже ночью.
     - Что-то я не помню.
     - А потом, кто знает, может, не зря люди говорят.
     - Люди  рады всякой чепухе,  еще  столько же  лет  будут говорить,  -
старушка задумалась и  представила себе  этот  жуткий Лутохинский дворец -
дикую   фантазию  давно   сгинувшего  помещика  -   обгоревшая  коробка  с
провалившейся по  краям  крышей,  с  зияющими  дырами  окон  и  дверей,  с
обломками гипсовых статуй перед входом.  Он и сейчас,  наверное,  выглядит
так,  как много лет назад.  Ни у кого до этого "дворца" руки не доходят. И
стоит он на небольшой поляне в глухом лесу. Была когда-то дорога, но давно
заросла.
     - Пойдем, Маша, сходим.
     Она всмотрелась в его лицо, едва белеющее в темноте, и тихо сказала:
     - Спи. Завтра сходим.
     Весь следующий день она надеялась,  что он  передумает.  Но  Григорий
Иванович,  с  трудом поднявшись к  обеду,  больше не ложился,  а  сидел на
улице, с опаской поглядывая на небо - не пойдет ли дождь.
     - Как чувствуешь себя?
     - Да  хорошо,  хорошо.  Я  так славно выспался,  и  ноги вот почти не
дрожат. Сижу, силы коплю.
     - А если не дойдем?
     - Потихоньку  дойдем,   с  перекурами.  Тут  всего  километра  четыре
наберется.
     - Не боишься заблудиться ночью? Столько лет прошло.
     - Ты что,  Маша,  я и сейчас всю нашу округу могу с закрытыми глазами
пройти.
     Стояла удивительно тихая,  теплая для  конца  октября погода,  словно
природа,  устав от бесконечных дождей, в преддверии близких морозов решила
сделать небольшую передышку и  замерла в  неподвижности на несколько дней.
Слышно  было   даже   шуршание  упавшего  листа,   который  несколько  раз
приподнимался,  переворачивался,  чтобы выбрать себе место и  окончательно
улечься.
     Когда  совсем стемнело,  старики долго сидели у  окна,  ожидая,  пока
улягутся соседи,  мимо которых шла дорога в лес. Вот наконец свет погас, и
они, стараясь не шуметь, вышли из дома и отправились в путь.
     Лес встретил их приветливо.  Здесь было совсем тепло и  немного сыро.
Они шли медленно -  Григорий Иванович впереди, тяжело опираясь на палку, а
старушка семенила за ним,  держась рукой за хлястик его плаща. Ей все было
страшно -  и  эта  абсолютная тишина ночного леса,  и  непроглядная темень
вокруг - и она озиралась по сторонам, вся сжавшись внутри.
     - Да неужели ты правильно идешь, ведь не видно ничего?
     - Правильно, мать, не волнуйся. Вот черничник, - он с шумом ударил по
кустам палкой,  -  скоро  он  кончится и  начнется березовая роща.  Там  и
отдохнем.
     Действительно,   вскоре  впереди  забелели  стволы  берез.   Григорий
Иванович кряхтя опустился на поваленное дерево.  Она села рядом и  достала
термос.
     - Выпей вот чайку, я тут еще хлеба с салом взяла.
     - Не могу,  Маша,  есть,  что-то я сейчас очень волнуюсь. А ты поешь,
обязательно поешь, - он обнял ее за спину, - не замерзла?
     - А почему волнуешься? Тебе страшно?
     - Нет, чего тут бояться. А волнуюсь от всяких воспоминаний. Я вот так
же волновался, когда к тебе на свидание шел первый раз.
     - Будто ты помнишь, как тогда волновался, - она недоверчиво хмыкнула.
     - Помню - а как же, я это всю жизнь помню.
     Посветлело,  видимо поднявшийся ветерок немного сдвинул плотную массу
облаков,  и прямо над стариками засверкали, дрожа в лесных испарениях, две
или три звезды.
     - Вон как звезды дрожат, наверное, дождь будет.
     - Сегодня уже не будет,  разве что к вечеру соберется.  Помоги-ка мне
встать.
     Они двинулись дальше,  березовая роща кончилась,  начались высоченные
ели  вперемежку с  соснами,  потянуло терпким запахом смолы,  земля  пошла
плотная  и  почти  голая.  Григорий Иванович больше  не  загребал сапогами
листьев,  и  они  шли  бесшумно,  как  две  тени,  еще  более темные,  чем
окружающий мрак.  Старуха думала про  свой участок -  какой он  маленький,
обжитый по сравнению с этой громадой леса,  неба и тишины,  такой странной
тишины,  которая как  будто  вслушивается во  все  вокруг,  и  потому  они
стараются идти как можно тише.  И этот лес,  и вся природа давно уже стали
ей чужими,  а сейчас ночью -  так просто страшными.  Но если бы эта тишина
вдруг разорвалась и  какой-нибудь громовой голос спросил:  "А  вы  что тут
бродите,  старые люди?  Что  потеряли и  что  хотите от  меня?"  -  она бы
наверное  не  растерялась и  сумела  попросить  еще  несколько  лет  жизни
Григорию Ивановичу и спокойной смерти им обоим.
     Они еще три раза отдыхали,  и хотя Григорий Иванович тянул вперед, но
после каждого привала все  тяжелее было ему вставать,  и  все медленнее он
шел, тяжело, прерывисто дыша.
     "Не дойдем мы",  -  с  грустью и  досадой подумала она,  и тут же лес
внезапно кончился.  Они вышли на поляну.  Лутохинский дворец смутно темнел
впереди большой бесформенной массой.
     - Вот он, - прошептал старик, - сейчас чуть передохнем и пойдем на ту
сторону - там вход.
     - Ты почему шепотом?
     - Не знаю, а ты?
     - Да мне страшно, вдруг там кто-то есть?
     - Вот глупая,  - возмутился Григорий Иванович, но без особой отваги в
голосе.
     Они стали обходить дворец,  но,  не признаваясь себе в  охватившей их
робости, на поляну не выходили, а шли по опушке леса. И вдруг остановились
как вкопанные.  В  левом крыле дворца в  третьем от  угла окне горел свет.
Григорий Иванович почувствовал, как пальцы жены впились ему в ладонь. Свет
чуть-чуть дрожал, колебался, так могла гореть то