едал графин полицаю. Тот вытащил пробку, отпил два глотка
молока, сплюнул.
     - А ну, проваливай, щенок! Шляются тут.
     Петька, крепко сжав в руке дорогую пробку, побежал по дороге в Лошицу.
     Вечером партизаны уже читали свежий номер подпольно отпечатанной газеты
"Звязда".



     С.Николаев

        КЛЯТВА ЮНГИ


     В  Пинском городском парке  под  сенью  вековых лип  возвышается фигура
воина,  скорбно склонившего боевое знамя над могилой тех, кто пал за свободу
родной  Отчизны.  Среди  фамилий погибших за  освобождение города  моряков и
солдат золотом выведено:  старший лейтенант П.Е.Ольховский,  а  чуть  ниже -
юнга  О.П.Ольховский.  Это  -  отец  и  сын,  вместе  сражавшиеся  на  одном
бронекатере и оба погибшие в один и тот же день - 12 июля 1944 г.
     Весной братская могила утопает в цветах, а 14 июля сюда приходят тысячи
жителей,  чтобы  почтить память  героев.  На  митинге обычно выступает Герой
Советского Союза Владимир Григорьевич Канареев.
     Много лет  прошло с  тех  пор,  но  никогда не  забудет бывший старшина
первой статьи боевых дней лета сорок четвертого года.  Вот здесь,  в  парке,
где сейчас играют малыши, а по вечерам гуляет молодежь, погибали, отвоевывая
каждый метр белорусской земли,  моряки и  солдаты-десантники.  Здесь погиб в
неравном бою и юнга Олег, свято выполнив свою клятву.

        x x x

     Он  появился в  отряде под Киевом.  Невысокий крепыш с  лихо вздернутым
пуговичкой-носом.  Ему  было лет тринадцать,  но  с  виду он  казался старше
своего возраста. Видимо, его старили глаза, большие, не по-детски серьезные;
глаза,  уже повидавшие бомбежки,  пожары,  смерть...  Он был ленинградец. Во
время одной из бомбежек Олега тяжело ранило.  Мать в  это время рыла окопы у
самых стен родного города. Мальчишку подобрали моряки и отвезли в госпиталь,
а  оттуда  самолетом отправили на  Большую  землю,  в  тыл.  Здесь  случайно
разыскал его отец.  С тех пор они не расставались.  Старший лейтенант служил
механиком во втором отряде бронекатеров. В этот отряд зачислили сигнальщиком
и Олега.
     Но больше всего Олег хотел стать разведчиком. Едва увидев, что богатырь
Петя Евтухов снова старательно точит кинжал,  он ни на шаг не хотел отходить
от Канареева.  Выбрав подходящую минуту,  когда,  как казалось ему,  гвардии
юнге не смогут отказать, он строго по уставу обращался к Канарееву.
     - Товарищ старшина первой статьи, разрешите идти с вами в поиск.
     И когда слышал в ответ от моряков уже надоевшее "мал ты еще, подрасти",
вовсе не по уставу скороговоркой бубнил:
     - Я уже не маленький! - и, обиженно поджав губы, отходил в сторонку.
     Когда моряки возвращались из разведки, он первым встречал их.
     - Наши, наши идут! - радостно кричал он и пулей мчался навстречу.
     О доме, о далеких женах и родных детишках напоминал суровым разведчикам
этот пострел в матросской форме, и потому всю нежность и любовь отдавали они
ему. Баловали и берегли матросы своего юнгу и сберегли бы, если б...

        x x x

     В  темную  июльскую ночь  отряд  бронекатеров,  приглушив моторы,  тихо
приближался к Пинску.  Фашисты сильно укрепились на берегах Пины,  и попытки
освободить город с  суши  оказались безуспешными.  Тогда командование решило
нанести отвлекающий удар с боем высадить десант в районе городского парка.
     Моросил нудный,  не  по-летнему холодный дождь.  Вцепившись в  поручни,
Канареев пристально всматривался в  темноту,  но  даже  натренированный глаз
разведчика ничего не мог увидеть за плотной завесой дождя.  Еще один поворот
и -  город.  А берег молчит: ни огонька, ни звука. Тяжелая, тревожная темень
повисла над рекой. Что скрывает она?
     Позавчера старшина с группой разведчиков проник в город. Вся набережная
изрыта   траншеями  и   блиндажами,   у   воды   паучьей  сетью   разбросана
заминированная колючая проволока.
     И  еще удалось узнать разведчикам:  в  ночь с  11  на 12 июля в  городе
намечается банкет для господ офицеров.
     Именно в эту ночь и решили моряки нанести удар.
     ...  Первыми  высадились разведчики.  Кто-то  из  моряков  наткнулся на
проволоку.  Оглушительный взрыв фугаса расколол темноту.  Длинная пулеметная
очередь прошила берег. Где-то слева рявкнул крупнокалиберный.
     - Вперед!  -  крикнул Канареев и,  выдернув из-за ремня гранату, первым
бросился к траншеям...
     Едва забрезжил рассвет,  фашисты пошли в контратаку.  Опомнившись,  они
решили во что бы то ни стало уничтожить десант.
     Двенадцать  атак  отбили  моряки.   Кончились  боеприпасы.  Уже  многих
товарищей недосчитывали моряки в своих рядах.  Погиб Федя Манцуров, лежал на
дне ячейки обгорелый Ваня Ловцов. А враг наседал.
     И вот в этот тяжелый час из-за изгиба реки,  не дождавшись спасительной
темноты,  вынырнул катер.  Он спешил на помощь десантникам. Бешено заплясали
за бортом разрывы снарядов.  Фашистские танки с берега били прямой наводкой.
Упал тяжелораненый командир катера. Его сменил старший лейтенант Ольховский.
     - Так держать!
     Вторым снарядом заклинило башню. Умолкло орудие катера. Старшина первой
статьи Насыров бросился к пулеметам, но не добежал. Сраженный очередью, упал
старый черноморский матрос на палубу. Услышав стоны друга, из башни выскочил
Герой Советского Союза матрос Куликов.  Подхватил старшину, но до люка так и
не донес.
     Тяжелый  снаряд  ударил  в  рубку.  Упал  смертельно  раненный  Алексей
Куликов,  судорожно  уцепившись за  штурвал,  безжизненно повис  рулевой;  а
рядом, залитый кровью, сполз на приборы старший лейтенант Ольховский. Глянул
юнга -  и  не  поверил своим глазам.  Нет,  не  может этого быть!  Казалось,
вот-вот отец поднимется и снова поведет катер вперед.
     Припав к  груди  отца,  Олег  быстро разрезал мокрый от  крови бушлат и
сразу понял, что перевязку делать уже поздно. Он откинул теперь уже ненужный
бинт  и,  пригнувшись,  бросился к  пулемету.  Длинная  очередь полоснула по
траншеям фашистов.  И  залегли,  не выдержав огня,  снова было поднявшиеся в
атаку немецкие автоматчики.  Старательно,  как  учил его когда-то  старшина,
ловил в  прорезь прицела Олег серые ненавистные фигуры.  И  снова,  и  снова
строчил пулемет в руках мальчишки...
     Потеряв  управление,  словно  смертельно раненный боец,  плыл  по  реке
катер.  Весь  огонь  фашисты  сосредоточили по  нему.  Сотрясаясь от  прямых
попаданий, объятый пламенем, медленно шел он вниз. А с его палубы все бил по
врагу пулемет.

        x x x

     Когда под огнем моряки-десантники подползли к  приткнувшемуся к  берегу
катеру,  Олег  лежал на  рукоятках пулемета.  Густая кровь медленно капала с
черной пряди волос на блестящие гильзы.  На груди,  там,  где недавно билось
сердце героя,  моряки нашли в  кармане исписанный детским почерком листок из
тетради.  Олег  Ольховский торжественно клялся перед Родиной сражаться с  ее
врагами до последней капли крови.



     Х.Прибыль,
     бывший командир спецотряда

        "КУЗНЕЧИК"


     С  тех  пор как фашисты захватили аэродром,  одной из  наших постоянных
забот стало пополнение оружия и  боеприпасов.  Когда была  воздушная связь с
Москвой,  мы,  что называется,  не знали ни горя,  ни хлопот. Столица быстро
отвечала на любую нашу просьбу: присылала автоматы, патроны, мины, тол.
     А тут все пошло по-иному. Боеприпасы стали таять буквально на глазах.
     В один из таких дней мы очень волновались. Должен был прибыть очередной
"транспорт" с  оружием  и  минами.  "Транспорт" -  это  обычная крестьянская
телега с  худой,  доживающей свой век  лошадью,  которую с  трудом добыли на
рынке.  Нельзя  же  было  Евдокии  Павловне Лавицкой давать  хорошую лошадь.
Откуда ей,  бедной женщине,  иметь такую?  А  Заморыш -  так  звали лошадь -
никакого подозрения не  вызывал:  ведь  такого коня  можно легко выменять на
барахло, и все тут.
     На этот раз Евдокия Павловна привезла несколько противопехотных мин.  В
Бобруйске у нас была создана, как мы в шутку называли, "артель" по заготовке
боеприпасов.
     Рейс Евдокии Павловны прошел счастливо.  Она  навалила в  телегу старых
тряпок,  а  сверху лег Володя Кузнечик,  закутанный в рваное одеяло.  Дважды
Лавицкую встречали немецкие патрули,  и дважды она им говорила одно и то же:
"Киндер кранк. Тиф". Солдаты не решались подойти к телеге.
     Володя -  единственный мальчишка в нашем отряде.  Его настоящая фамилия
Кулик,  но с чьей-то легкой руки к нему пристало прозвище "Кузнечик". Живой,
веселый,  худенький,  с  красивыми  синими  глазами  и  непослушным  льняным
чубчиком, он появлялся на главной базе отряда то в одном, то в другом месте.
Искать его было трудно.  Пошлешь за ним на кухню,  а он, глядишь, в ружейном
парке или в какой-нибудь землянке.
     В  начале войны Володя потерял родителей.  Отец погиб на  фронте,  мать
умерла.  Двенадцатилетний пионер Володя,  оставшись без матери,  с  большими
трудностями перебивался в  родном  Бобруйске,  который вскоре  заняли немцы.
Хлопчик,  не имея ни родных,  ни жилища,  стал беспризорным. Сам зарабатывал
себе на жизнь.
     Так Володя жил до августа 1943 года,  пока его не встретила Дуся Рубин.
Шла она однажды с  корзинкой ягод по улице,  как вдруг откуда-то подскочил к
ней оборванный парнишка:
     - Тетенька, давайте поднесу, до базара далеко.
     - Я сама донесу, - ответила та.
     - Дайте, - не отставал он. В голосе его слышались жалостливые нотки.
     - Чего пристал? Может, украсть хочешь?
     - Не-ет! - протянул он. - Заработать хочу... хлеба кусочек...
     - На  тебе  кусок.   Отстань  только.  -  Дуся  остановилась  и  начала
развязывать сверток, лежавший поверх ягод в корзинке.
     - Нет, я бесплатно не беру, - ответил он.
     Парнишка понравился Дусе. Она пришла с ним на базар и сказала:
     - Ну вот,  если хочешь заработать,  то стереги корзинку,  а я к бабушке
схожу, навещу старушку, чтобы потом время зря не терять.
     - Не боитесь? - хитро прищурился парнишка.
     - Чего же  бояться,  ты  ведь сам сказал,  что бесплатно тебе ничего не
нужно?  -  И Дуся ушла к партизанскому связному Турскому, довольная тем, что
ей не нужно тащить по городу тяжелую корзинку.
     Через  час  Дуся  возвратилась.   Парнишка  был  на   месте.   Так  они
познакомились и  подружились.  Полюбился тетке Дусе шустрый беспризорник,  и
она,  приходя в  Бобруйск,  каждый раз  приносила ему хлеба и  сала.  Володя
целыми днями пропадал на базаре,  ждал тетю Дусю. Он незаметно превратился в
ее верного помощника:  то на вокзал сбегает -  узнать, что за эшелон прибыл,
то - на какую улицу ушел немецкий патруль.
     На  аэродром начали  каждый день  прибывать транспортные самолеты.  Нам
нужно было срочно разведать, какой груз они доставляют.
     В тот же день Дуся и рассказала нам о Володе Кулике.
     - К нам бы его. Мальчик очень хороший. Согласился бы, - упрашивала она.
     Мне до тех пор не доводилось встречать маленьких партизан.  Но я  знал,
что  они  есть  почти  в  каждом отряде,  и  много слышал о  их  просто-таки
героических подвигах.  Кое-кто из наших товарищей и  раньше поговаривал:  не
послать ли  Володю в  разведку.  Однако на подобные предложения я  неизменно
отвечал: "Нет!"
     Но  в  тот день...  Мы уже давно решили,  что кому-нибудь из наших надо
пробраться на немецкий аэродром.  Количество и состав авиации, ее размещение
и маскировка,  система охраны -  все это представляло большой интерес. После
разговора   с    Дусей   я    подумал:    "А   что,    если   послать   его?
Попрошайке-беспризорнику не трудно увязаться за авиаторами и пройти вместе с
ними к аэродрому..."
     Подавив в  себе тяжелое чувство,  я  сказал Дусе:  "Посылай парнишку на
аэродром и  возвращайся вместе  с  ним  на  базу".  Понятно,  на  территорию
военного объекта пробраться нелегко, но важно побывать и возле него, для нас
каждая  мелочь  важна.  Крупица  к  крупице  -  и  вот  уже  довольно полное
представление об интересующем нас объекте.
     Дуси не было четыре дня. На пятый день, к вечеру, она пришла с Володей.
Я  только глянул на  него и  сразу же  понял,  что задание выполнено.  Глаза
парнишки -  озорные,  горящие нетерпением поделиться пережитым, - рассказали
обо всем без слов.
     - Ну,  докладывай,  партизан,  -  поднял я Володю на руки и крепко, как
родного сына, прижал к груди.
     Слушать Володю без улыбки было нельзя.
     - Я,  дяденька...  товарищ  командир,  потетидусиному сделал.  Как  она
сказала,  так все в точности,  -  торопился он,  глотая окончания слов.  - У
шлагбаума примостился, с немцем познакомился. Воды ему принес, за сигаретами
сбегал. Он уже знал, что я к больной матери в деревню пробираюсь, но по лесу
один идти боюсь.  Немец смеется.  "Партызан, паф-паф", а я говорю: "Волков в
этом году много появилось".  Не скупой немец попался, яблоком угостил. Когда
грузовики мимо проходили,  я просился подвезти.  Но не брали, черти. А потом
на один взяли. Я немцам, здесь же, в кузове, по-цыгански сплясал, песни наши
пел,  а петом про их танки начал рассказывать:  "Во-о,  -  говорю,  - какие,
страшные",  -  руками развел,  закричал и  под  лавку сунулся.  Они смеются,
хлопают меня по плечу. "Гут-гут", - говорят.
     Володя так живо передавал эту сцену, что мы смеялись чуть не до слез. А
он продолжал:
     - Вижу я,  аэродром показался.  Думаю, слезать нужно, пока не поздно. А
потом решил:  "Была не была, пусть везут до тех пор, пока сами не выбросят".
Я снова в пляс пустился.  Смотрю, уже и аэродромный шлагбаум рядом. А вдали,
у  дома,  три больших самолета стоят.  И только тут немцы спохватились,  что
далеко меня завезли.  Из будки вышел долговязый офицер,  увидел меня и давай
кричать,  ругаться.  Я  спрыгнул с машины,  он схватил меня за шиворот и дал
тумака.  Я заплакал,  побежал,  а сам по сторонам посматриваю. Меня обогнали
два грузовика.  Под брезентом на задней машине увидел стол.  И три женщины в
военной форме сидят.  Вот и все, больше ничего я не видел. На аэродром так и
не удалось пробраться, - тихо сказал Володя и умолк.
     - Молодец, - похвалил я парнишку.
     Столы и женщины...  Зачем их перебрасывать в Бобруйск самолетом?  Такое
может себе позволить только большой начальник. Кто?
     Через несколько дней один из связных сообщил,  что с  Орловского фронта
прибыл  сюда  разведывательный отдел  "Корук",  который слился с  бобруйским
разведотделом девятой немецкой армии и стал называться "Штаб Корук 532". Вот
они, оказывается, какие Володины "столы и женщины".
     Для Володи наступил самый радостный день.  Я построил всех разведчиков,
которые находились на базе, вызвал Володю на середину и перед строем дал ему
листок  с  текстом  партизанской  присяги.  Володя  читал  слова  с  большим
волнением.  После этого я  крепко,  как  боевому товарищу,  пожал ему  руку,
поздравил со  вступлением в  партизанский отряд и  вручил новенький автомат.
Разведчики приветствовали юного партизана аплодисментами и долго качали его,
высоко подбрасывая в воздух.



     И.Кузьмин

        МЕСТЬ


     Ребята волновались. Только что пионервожатая Вера Григорьевна сообщила:
     - Будем  сооружать памятник бывшему ученику нашей школы Лене  Лорченко,
погибшему в 1943 году.
     ...  Над родным Могилевом клубились черные тучи,  горели дома, фабрики,
заводы. Гитлеровцы расстреливали советских граждан, вывозили в плен.
     Ненавистью к  захватчикам полнилось  сердце  Лени  Лорченко.  Мальчишка
знал,  что  в  Могилеве действует подпольная группа.  Почти  каждый день  на
стенах,  на столбах появлялись листовки.  Фашисты срывали их, вешали свои. А
назавтра поверх фашистской брехни кто-то наклеивал новые листовки.
     Мальчишке  хотелось  встретиться с  отважными  подпольщиками,  хотелось
бороться рядом, вместе. И он начал искать встречи с ними.
     Как-то  темным вечером Леня  заметил незнакомого человека.  Тот  быстро
приклеил  листовку  и   пошел  дальше.   У  Лени  сильнее  забилось  сердце.
"Подпольщик!" - мелькнула мысль. Леня бросился вслед за ним.
     - Дяденька, возьмите меня с собой. Помогать буду, - попросил он.
     Незнакомый посмотрел в глаза мальчишке.
     - Ну что же.  Вот тебе листовки.  Будешь приклеивать по ночам на видных
местах.  Будь осторожным.  Адрес твой я  знаю,  -  незнакомец дал Лене пачку
листовок и исчез в темноте...
     И мальчишка начал действовать.  Он расклеивал листовки, затем перерезал
подземный кабель связи и так замаскировал то место, что гитлеровцам довелось
копаться несколько дней, чтобы соединить его.
     Кто-то  донес на  мальчишку.  За  ним  установили слежку.  Оставаться в
городе было опасно. Тогда Леню вызвал руководитель подпольной группы Василий
Игнатьевич Батура:
     - Леня, тебе нужно оставить город...
     Мальчишка с оружием ушел к партизанам.
     ...  Отряд,  в котором находился Леня, возвращался с задания. До лагеря
было  далеко.  Решили  переночевать.  Отряд  остановился  в  деревне  Рудня.
Выставили посты. Вышел в дозор и Леня.
     Тихо прошла короткая летняя ночь. На востоке алела полоска зари.
     Вдруг утреннюю тишь  нарушил гул  моторов.  Цепью подходили гитлеровцы.
Они окружали деревню.
     Ждать больше нельзя,  нужно было заставить их залечь. Партизаны открыли
огонь.
     Но силы были неравными. Цепь смыкалась.
     Два   партизанских  автомата  уже  умолкли.   Леня  остался  со   своим
неразлучным другом Костей.
     - Что, отступаете? - кричал Костя фашистам.
     Вдруг он умолк на полуслове.  Леня подполз к другу. Пуля попала Косте в
голову.
     Немцы были уже в нескольких шагах от Лени. За деревней слышались частые
выстрелы.  "Видимо, наши не успели выйти из окружения..." - мелькнула мысль.
Леня обвел глазами цепь врагов. Их было много.
     Леня выдернул из противотанковой гранаты чеку и бросился в гущу врагов.
Вместе с собой он взорвал более десяти фашистов...

        x x x

     Над могилой Лени возвышается памятник.  А  в голубом небе шумят березы,
допевая недопетые песни героя.



     А.Королев

        ПОДВИГ РАЗВЕДЧИКА


     Едва началась война,  из  деревни Пудино,  что на Новогрудчине,  начали
уходить люди:  одни на фронт,  другие в лес.  Гитлеровская армия надвигалась
сюда.
     Павел Яковлевич Чилек,  отец Миши,  был  бригадиром в  колхозе "Красная
звезда"  Новогрудского  района,   а   мать,   Нина  Алексеевна,   заведовала
животноводческой фермой. В августе фашисты ворвались в Мишину деревню. Павлу
Яковлевичу и  Нине Алексеевне пришлось скрываться в  лесу,  Миша и  его  две
сестрички остались с бабушкой. Всякого навидались они.
     Однажды  на  рассвете  фашисты  схватили  председателя сельсовета Ивана
Куприяновича Радецкого.
     - Коммунист?  - спросил немецкий офицер, похлестывая стеком по голенищу
сапога.
     - Комсомолец.
     - Ты знаешь,  что коммунистов и  комсомольцев мы уничтожаем?  Я прикажу
тебя расстрелять.
     - Всех не перестреляешь,  патронов не хватит,  -  с  ненавистью ответил
Радецкий.  -  И еще помни,  что, пока ты на советской земле, всюду ждет тебя
пуля и никуда ты от нее не спрячешься.
     Офицер оглядел согнанных на площадь жителей деревни. Они все слышали. И
видели, как Радецкий, со связанными руками, гордо подняв голову, стоял перед
немецкими автоматчиками.
     - Товарищи! - крикнул он. - Боритесь с фашистской гади...
     Затрещали автоматы,  не дав комсомольцу закончить последнего слова.  Да
только все поняли,  что хотел он сказать.  Понял и Миша, который очень любил
этого жизнерадостного человека, друга деревенской детворы - Ивана Радецкого.
Стоял в толпе и крепко сжимал кулаки.
     В тот день он поклялся отомстить врагам за смерть Ивана.
     Вместе с  друзьями Валиком Чесновским и  Митей  Киеней начал собирать в
лесу оружие. Была пора золотой осени. Листва на деревьях отливала багрянцем.
В лесу -  тишина и прохлада.  Под ногами пружинит мягкий мох.  Кажется,  что
войны