ы фронту их самолеты.
     - Товарищ капитан, а когда наши Таганрог возьмут?
     - Думаю, скоро. До Таганрога всего шестьдесят километров.
     Один из мальчиков со взрослой осторожностью спросил:
     - А если придется отступать?
     Я с горячностью поручился: отступления больше не будет! Никогда!
     Подошла  пожилая  грузинка  с  бидоном.  Каждый  член  бригады  получал
пол-литра молока. Подростки доставали из-за пазух, из карманов ломти  хлеба.
Молоко пили большими глотками, хлеб откусывали маленькими кусочками.
     Дуся вынула из хозяйственной сумки пустую  четвертинку,  отлила  в  нее
половину полученного "спецпайка", аккуратно закупорила и спрятала бутылочку.
Я подумал, что девочка приберегает молоко на ужин, но Валерий объяснил,  что
в больнице лежит Дусина старшая сестра, молоко для нее.
     - Евдокия у нас семейная,- усмехнулся мальчик.
     - А ты что же, холостяк-одиночка? - пошутил я. Валерий опустил голову:
     -  Ага.  У  меня  всех  в  эшелоне  разбомбило.  В  Александровке.  Под
Ростовом...
     Я горько пожалел о  неуместной  шутке.  Боялся  спросить  ребят  еще  о
чем-нибудь. Любовь И жалость к ним вновь всколыхнули,  воспламенили  в  душе
злобу к  убийцам-захватчикам.  Уничтожать,  без  пощады  уничтожать  каждого
гитлеровца! Вернуться в полк, летать, бить фашистскую сволочь!
     На следующие сутки мы перегнали "лагги" в полк. Самолеты были построены
на средства, собранные бакинскими комсомольцами, во всю длину  их  фюзеляжей
крупными белыми буквами было написано: "БАКИНСКИЙ  КОМСОМОЛЕЦ",  а  когда  я
поведал, чьими руками сделаны  истребители,  и  у  летчиков,  и  у  техников
возникло к ним исключительно бережное, трогательное отношение.
     - На таких машинах плохо воевать совесть не позволит! - сказал командир
1-й эскадрильи капитан Смирнов.
     ...В  последних  числах  марта  заболевшего  майора  Орлова  сменил   в
должности командира 267-го ИАП  майор  П.  В.  Герасимов,  начинавший  войну
рядовым  летчиком  на  самолете  И-16,  проявивший  в  боях  с   фашистскими
захватчиками мужество и отвагу. П. В. Герасимов на ЛаГГ-3  не  летал  и  сам
рассматривал назначение на должность командира истребительного  авиационного
полка как временное.
     На утреннем построении полка 30 марта Петр Васильевич зачитал приказ  о
возвращении 267-го ИАП в состав 236,-й истребительной авиадивизии.
     В состав 236-й ИАД к 30 марта  1943  года  входили,  кроме  нас,  117-й
гвардейский истребительный авиационный полк, вооруженный самолетами И-16,  и
611-й истребительный авиационный полк, имеющий на вооружении самолеты И-153.
     О подвигах летчиков этих полков мы немало читали в армейских и  даже  в
центральных газетах,  а  летчиков  611-го  ИАП  уже  знали  лично,  так  как
встречались  с  ними  и  на  краснодарском  аэродроме,   и   на   аэродромах
Черноморского побережья.
     Для летчиков 611-го полка, прибывших на фронт, как  уже  говорилось,  1
января 1943 года, март был месяцем возмужания,  месяцем  легендарных  побед.
Устаревшим "чайкам" полка тяжело было тягаться с вражескими истребителями  в
скорости и маневренности. Перкалевая обшивка "чаек" вспыхивала,  как  порох,
от первой же искры, они были уязвимы даже для стрелкового оружия противника.
И тем не менее стали грозой для наземных гитлеровских войск, не  уступали  в
воздухе ни  "фоккерам",  ни  "мессерам",  беспощадно  и  успешно  уничтожали
бомбардировщики врага. Вот несколько примеров.  Еще  11  февраля  1943  года
старшина П. И. Коваленко  с  ведомым  старшим  сержантом  В.  С.  Борщевским
прикрывали на "чайках" позиции высадившейся на легендарную Малую землю 225-й
бригады морской  пехоты  18-й  армии.  По  морским  пехотинцам  намеревались
нанести  удар  девять  пикирующих  бомбардировщиков   врага.   Коваленко   и
Борщевский с ходу атаковали ведущее звено  "юнкерсов",  пулеметным  огнем  и
реактивными снарядами сбили три  Ю-87,  посеяли  среди  гитлеровцев  панику:
уцелевшие бомбардировщики по сбрасывали бомбы в Цемесскую бухту, рассыпались
и поодиночке бросились наутек.
     Дождливым утром 5 марта шесть "чаек" 611-го ИАП  под  прикрытием  шести
"лаггов" нанесли штурмовой  удар  по  аэродромам  противника  в  Крымской  и
Благодатном. На первом были уничтожены пять, а  на  втором  -  четыре  Ю-52.
Ведущий группы заместитель командира 3-й эскадрильи лейтенант В. Т.  Минаев,
обнаружив идущий, на посадку еще один Ю-52, атаковал его с хвоста, уничтожил
стрелка, повредил, а затем снарядом РС-82 добил фашистский самолет,  который
рухнул на северной окраине хутора Запорожский.
     Пилот сержант Анатолий Александрович Повицкий  заметил  еще  два  Ю-52.
Повицкий выполнил первое в жизни боевое задание, суетился, открывал огонь  с
больших дистанций, израсходовал патроны, а цель не поразил. Затем собрался -
снарядом РС зажег левый мотор  и  повредил  крыло  ведущего  вражеской  пары
транспортников, вбил его в землю около хутора Плавленского.
     Ведомого той же пары атаковал командир звена старшина В. П.  Помеляйко.
Снарядом РС он зажег Ю-52, и тот взорвался на окраине Крымской.
     Четвертый Ю-52 сбил над Мелеховским лейтенант А. Д. Чистов.
     Таким образом, всего за один вылет летчики  полка,  не  понеся  потерь,
уничтожили тринадцать самолетов противника.  К  тому  же,  группа  прикрытия
"чаек"  сбила  корректировщик  врага  ФВ-189,  увеличив  число  уничтоженных
вражеских самолетов до четырнадцати.
     В ходе боя гитлеровские зенитчики повредили  правую  плоскость  "чайки"
Повицкого, но он из боя не вышел, до конца выполнил задание.
     12 марта две группы "чаек" 611-го сожгли на аэродроме  Чекон  девять  и
повредили восемь самолетов врага. 13 марта десять "чаек"  нанесли  штурмовой
удар по  аэродрому  Анапа,  повредили  четыре  Ю-52,  один  Ме-109  и  сбили
пытавшийся подняться в воздух еще один  Ю-52.  16  марта,  нанеся  повторный
удар, "чайки" сожгли на аэродроме Анапа четыре Ме-109, повредили три  Ме-109
и двенадцать Ю-52.
     Все это я рассказал, чтобы дать понять  читателю:  267-й  ИАП  попал  в
дружную боевую семью, в семью отважных летчиков 236-й ИАД. Но дело  было  не
только в отваге и сплоченности этой семьи, а также и в  том,  что  теперь  о
нуждах полка постоянно заботились различные  Службы  дивизии,  мы  перестали
испытывать нехватку то одного, то другого. Главное же - отпала необходимость
отстаивать  принципы  наступательной  тактики  и   некоторые   приемы   боя,
противоречащие устаревшим канонам: в 236-й ИАД новую наступательную  тактику
и смелые, дерзкие приемы боя взяли  на  вооружение  давно.  Это  не  значит,
конечно, что в ходе воздушных боев, в зависимости от характера  поставленных
задач  и  применяемой  противником  тактики  мы  не  искали   новые   и   не
совершенствовали уже привычные приемы. Нет, мы их искали,  совершенствовали,
но происходило это в атмосфере понимания и поддержки со стороны командования
дивизии.
     30 марта памятно не только зачтением приказа о переводе полка  в  236-ю
ИАД, но и длительными разговорами с прилетевшими  к  нам  главным  инженером
дивизии майором Романом  Харитоновичем  Толстым  и  уже  упоминавшимся  мною
инспектором по технике пилотирования дивизии Героем Советского Союза майором
Щировым.
     Майор  Толстой,  сын  кубанского  казака,  человек  больших  знаний   и
неистощимого юмора, проверив состояние и обслуживание самолетного парка,  не
поскупился  на  добрые  советы,  в  беседах  с   летным   составом   отметил
положительные  качества  "лаггов".  А  майор  Щиров,  расспросив  о   делах,
посетовал:
     - Никак не подберу напарника. Наши ВВС получили пятьдесят "спитфайров",
подаренных  товарищу  Сталину  английской  королевой.  Удалось  вырвать  два
самолета для дивизии. Машины хорошие, а напарника нет.
     И, поглядев в глаза, предложил:
     - Давайте ко мне ведомым, а?
     В недавнем  прошлом  Щиров  был  напарником  замечательного  советского
летчика, Героя Советского Союза Д. Л. Калараша. Предложение стать ведомым  у
Щирова являлось большой  честью.  К  тому  же  я  слышал,  что  "Спитфайр-6"
вооружен  шестью  крупнокалиберными   пулеметами   "кольт-браунинг".   Очень
хотелось испробовать английский истребитель в бою! Но я отклонил предложение
Щирова, не считая возможным покинуть полк ради личных интересов.
     - Выходит, нужен приказ? Я правильно  вас  понял,  товарищ  капитан?  -
спросил Щиров.
     - Приказы не оспаривают, им подчиняются,- пошутил я, не  придав  словам
Щирова  должного  значения,  но  плохо  знал  тогда   настойчивость   своего
собеседника...
     Еще одно памятное событие той поры - первая личная встреча с командиром
236-й ИАД полковником В. Я. Кудряшовым.
     Биография Василия Яковлевича Кудряшова похожа на биографии всех  других
коммунистов  тридцатых  годов,   мобилизованных   партией   для   службы   в
создававшейся авиации молодого Советского государства. Направленный  в  1931
году на учебу в Качинскую авиашколу, Кудряшов в  1932  году  окончил  ее.  В
течение четырех лет он обучал молодежь, был инструктором авиационной школы в
городе Энгельсе, где вырос до командира звена. С 1936 по  1938  год  Василий
Яковлевич работал в Роганьском авиационном училище, а с  1938  по  1941  год
учился на командном факультете Военно-воздушной  академии,  которую  окончил
перед самой войной.
     На фронте он находился с 1941 года. В июне 1942-го назначен  командиром
236-й истребительной авиационной дивизии, которой  командовал  до  окончания
войны. Человек он был физически сильный, рослый, умел ладить с людьми.
     Кудряшов прибыл в полк, чтобы познакомиться с личным составом,  вручить
награды отличившимся при выполнении боевых заданий. Майору Аритову он вручил
орден  Отечественной  войны  2-й  степени,   капитану   Черкашину,   старшим
лейтенантам Антипову и Чумичеву - ордена Красного Знамени. Меня за 50 боевых
вылетов и 4 сбитых  вражеских  самолета  также  наградили  орденом  Красного
Знамени. Из рук Кудряшова получил я и орден  Красной  Звезды,  которого  был
удостоен ранее за работу в авиационном училище.
     Поздравив награжденных, командир дивизии призвал  нас  совершенствовать
боевое  мастерство,  беспощадно  уничтожать  врага.  От  имени  награжденных
выступил Аритов, он заверил  командира  дивизии,  что  личный  состав  полка
выполнит воинский долг с честью. За ужином Кудряшов вспомнил Рогань, где  мы
оба, хотя и в разное время,  работали,  общих  знакомых.  Вспомнил  тепло  и
показался мне давно и хорошо знакомым человеком.
     ...Апрель обрушил на  кубанскую  землю  ливни,  непогодило  всю  первую
декаду, вражеская авиация появлялась редко, да и мы  большую  часть  времени
вынужденно проводили на земле. Но к утру 11 апреля прояснилось, и  сразу  же
начались ожесточенные воздушные бои. Накал этих боев  возрос  с  14  апреля,
когда войска 56-й армии предприняли очередное  наступление  на  Крымскую,  и
достиг наивысшего напряжения к двадцатым числам апреля, в период фашистского
наступления на героических защитников Малой земли.
     В полку, естественно, не знали, что гитлеровское командование  к  этому
времени решило любой ценой удержать  таманский  плацдарм,  серьезно  усилить
оборонявшую  таманский  плацдарм  17-ю  полевую  армию,   сосредоточить   на
аэродромах Крыма и Таманского  полуострова  основные  силы  4-го  воздушного
флота численностью свыше 1000 самолетов, привлечь  для  действий  на  Кубани
около 200 бомбардировщиков, базирующихся в  Донбассе  и  Таганроге,  бросить
против нас эскадры  истребителей  "Удет",  "Мельдерс"  и  "Зеленое  сердце",
укомплектованные лучшими кадровыми летчиками люфтваффе. Ничего этого  мы  не
знали.  Мы  просто  почувствовали  резкое  изменение  воздушной  обстановки,
поняли, что противник намерен вернуть себе господство в  воздухе,  старались
делать все возможное, чтобы нанести гитлеровцам максимальный урон.
     Нам пришлось нелегко. На Северо-Кавказском  фронте  к  середине  апреля
имелось всего 600 самолетов, то есть вдвое меньше, чем у гитлеровцев, и лишь
четвертая часть наших самолетов, 150 "лаггов" и "яков", способны были  вести
активные бои с истребителями противника. Требовалось полностью  использовать
накопленный опыт, воевать в полном  и  точном  смысле  слова  не  числим,  а
уменьем. И разумеется, это оказалось не  простым  делом.  Мы,  например  уже
поняли, что в боевом вылете на прикрытие войск  при  ясной  погоде  самолеты
необходимо эшелонировать по вертикали,  "утюжить"  линию  фронта  невыгодно,
лучше встречать бомбардировщики врага на подходе к фронту, держаться следует
на значительной высоте, имея хорошую скорость, находясь со  стороны  солнца.
Но как действовать в условиях  низкой  облачности  и  плохой  горизонтальной
видимости? Этому учились на собственном горьком опыте.
     Помню, утром 11 апреля майор  Герасимов  приказал  старшему  лейтенанту
Белову  произвести  воздушную  разведку  противника   в   районе   Крымская,
Молдаванское и Новокрымское, установить интенсивность движения  войск  врага
на дорогах, связывающих названные  пункты.  Вылететь  на  разведку  командир
полка приказал шестью экипажами.
     Группа Белова в сложных погодных условиях идти на задание могла лишь по
линейному ориентиру. Эшелонировать экипажи по  высоте  облачность  также  не
позволила. Кроме  того,  шесть  экипажей  -  не  пара  самолетов,  способных
проскочить незамеченными.  И  уже  на  подходе  к  станице  Крымской  группу
последовательно атаковали три отдельные пары "мессеров", сбили два  "лагга".
Пилот одного, старший сержант П. В. Никитин, погиб, пилот второго, лейтенант
А. П. Попов, с трудом спасся, выпрыгнув с парашютом.
     С 12 по 15 апреля полк потерял еще несколько самолетов.  А  15  апреля,
прикрывая в условиях низкой облачности наземные  войска  в  районе  Крымской
большими группами самолетов, понес особенно тяжелые потери: за пять  вылетов
недосчитался шести "лаггов" и одного летчика - старшего сержанта  Горбачева.
Того самого Горбачева, который с первого дня пребывания на фронте так рвался
в схватку с врагом!
     Вечером в присутствии майора Аритова я высказал командиру полка  майору
Герасимову соображения командиров эскадрилий и отдельных летчиков  полка  по
поводу нашей тактики. Соображения, которые полностью разделял.  Сказал,  что
понесенные потери - прямой результат нашего формального мышления. Мы  думаем
о том, как уравновесить в воздухе свои силы с силами противника, не думая  о
главном, о том, как лучше бить врага в изменившихся погодных условиях.
     - Выходит, если погода плохая, лучше летать мелкими группами? - спросил
Герасимов. - Может, парами? А если на нашу пару или  четверку  целая  дюжина
"мессеров" навалится, что тогда?
     На это у меня был готов ответ, согласованный с комэсками:
     - Наращивать силы в ходе боя! Поднимать в воздух дополнительные  группы
только после появления новых групп противника. А что касается разведки, то в
разведку,  Петр  Васильевич,  действительно  нужно  направлять  только  пары
самолетов. Чтобы их трудно было  обнаружить.  Конечно,  разведчиками  должны
быть летчики, имеющие очень хорошую летную подготовку и боевой опыт.
     Герасимов покрутил головой:
     - Ну, не знаю! Не знаю! Требуют поднимать большие группы,  значит  надо
поднимать большие. И нечего мудрить! Что мы, умнее всех?
     Меня поддержал Аритов:
     - Петр Васильевич, ты неправ. Воевать надо с умом. Поезжай  в  дивизию,
доложи о наших предложениях. Уверен, тебя поймут.
     Майор  Герасимов  довел  содержание  нашего  разговора  до   полковника
Кудряшова. Командир дивизии с предложениями летчиков полка согласился. Никто
уже не  приказывал  нам  поднимать  в  воздух  одновременно  большие  группы
"лаггов".
     На  нашем  аэродроме  вечером   15   апреля   1943   года   приземлился
истребительный  авиаполк  майора  Краева.  Этот  полк  имел  на   вооружении
американские  истребители  "Аэрокобра".  Попросту  их  называли   "кобрами",
Разумеется, мы тотчас отправились рассматривать заокеанское диво. Компоновка
машины -  мотор  позади  летчика,  а  тянущий  винт  впереди,  так  же,  как
трехколесное шасси, удивили; кабина летчика - закрытая, теплая, с обзором на
все 360o. А вооружение... Кто из нас отказался бы иметь на истребителе пушку
калибра 37 миллиметров, стреляющую через ось редуктора, два крупнокалиберных
пулемета, синхронно  стреляющих  через  винт,  и  четыре  обычных  пулемета,
расположенных попарно в крыльях машины?
     Случилось так, что на следующий же день,  16  апреля,  нам  и  летчикам
полка  майора  Краева  пришлось  совместно  действовать  в  районе   станицы
Крымской.
     Получив задание прикрыть войска 56-й армии  и  узнав,  что  аналогичную
задачу ставят нашим новым соседям по аэродрому, я пошел  на  стоянку  "кобр"
договориться о взаимодействии. Спросил, кто вылетает у них  ведущим  группы.
Указали на подтянутого, выше  среднего  роста  капитана,  показавшегося  мне
необщительным, неприветливым. Назвали его фамилию  -  Покрышкин.  Тогда  эта
фамилия мне ничего не говорила. Я подошел к А. И. Покрышкину,  представился,
сказал, с чем пожаловал.
     Покрышкин пожал могучими плечами.
     - Мы вылетим на тридцать минут позже.
     Приблизившийся к нам бородатый лейтенант (позже я узнал,  что  это  был
друг Покрышкина В. И. Фадеев) насмешливо заметил:
     - Говорят, тут у вас истребители словно  куропатки  летают,  над  самой
землей. При таких условиях взаимодействовать нам трудно, капитан!
     Насмешливость Фадеева мне не понравилась, но в его словах имелась  доля
горькой правды:  армейское  командование  нет-нет  да  и  требовало  от  нас
держаться  на  высоте  вражеских  бомбардировщиков,  и  многие  летчики   не
осмеливались ослушиваться подобных приказов.
     - Опыта у вас, по слухам, побольше, чем у  нас,-  сдержанно  ответил  я
Фадееву.- Да и самолеты в вашем полку, говорят, высший класс. Вот  и  просим
прикрыть, в случае чего,
     А. И. Покрышкин остро, недоверчиво взглянул на  меня.  Может,  подумал,
что в этой просьбе таится какой-то подвох: на розыгрыш и "покупку" наш  брат
"летун" горазд! Но решил Покрышкин однозначно:
     - Прикроем.
     Шестерка "лаггов" нашего полка была разбита на две группы: ударную,  из
четырех машин, которую возглавил я сам, и сковывающую, в которую  я  выделил
пару младшего лейтенанта Фролова. Ударная группа полетела строем "фронт"  на
высоте 3800  метров  (слова  Фадеева  меня  все-таки  задели),  а  Фролов  с
напарником  летел  на  триста  метров  выше.  Летели  мы  со  скоростью  450
километров в час. Не собираясь "утюжить" линию фронта,  я  решил  ходить  по
маршруту   Крымская   -   Нижнебаканская,   чтобы   перехватить    вражеские
бомбардировщики, если появятся, еще на пути к переднему краю 56-й армии.
     К сожалению, над Нижнебаканской на машине младшего  лейтенанта  Фролова
перегрелся изношенный мотор, пришлось сбавить скорость до 400  километров  в
час, но в остальном мы действовали так, как было задумано.
     Противника обнаружили, возвращаясь  от  Нижнебаканской  к  Крымской:  с
высоты, примерно, 2000  метров  фотографировал  передний  край  наших  войск
ФВ-189.  Оберегали  его  два  Ме-109.  Радиостанция   наведения   требовала:
"Маленькие, уберите "раму"!" Мы с ведомым сержантом Н. М.  Петровым  сначала
атаковали "мессершмитты". Те сумели оторваться от нас при наборе высоты,  но
тут же были атакованы парой Фролова. Фашистский ведомый получил повреждение,
и гитлеровцы скрылись. Прикрываемые парой лейтенанта  В.  И.  Зимина,  мы  с
сержантом  Петровым  спикировали  к  "фоккеру".  Тот  нас  заметил,   сделал
переворот, сам вошел в пике и устремился к Анапе. Нашей главной задачей было
прикрытие наземных войск от бомбардировщиков врага, отрываться  от  основной
группы на слишком большое расстояние не  годилось,  поэтому  на  высоте  600
метров мы прекратили преследование "рамы".
     Делая разворот  над  восто