Почему же он здесь?
     Трошин с горечью поведал, что его  группы  больше  не  существует.  Она
провоевала в районе Лазаревской всего три дня. Потеряла двух  летчиков,  три
"лагга" и вернулась обратно в училище.
     - Меня вот в  эту  дыру  прислали,-  вздохнул  Трошин,-  эскадрильей  в
запасном полку командовать. А все этот "летающий гроб"! - стукнул кулаком по
крылу моей машины.
     Слышавшие  капитана  молодые  летчики  переглядывались,   косились   на
собственные "лагги". Для многих из них,  выпускников  авиационного  училища,
Трошин и его товарищи  были  наставниками,  непререкаемыми  авторитетами  во
всем, что касалось авиации.  Объяснить  их  неудачу  молодежь  могла  только
низкими качествами истребителя.
     Несомненно, ЛаГГ-3 не был лучшим детищем конструкторской  мысли  С.  А.
Лавочкина, В. П. Горбунова и М.  И.  Гудкова.  Главными  недостатками  этого
истребителя были  плохой  обзор  задней  полусферы,  сравнительная  слабость
бронезащиты и вооружения. ЛаГГ-3 несколько уступал "мессеру" в  скорости,  а
следовательно, и в вертикальном маневре. При  знакомстве  с  машиной  прежде
всего бросались в глаза своеобразная форма фюзеляжа, дававшая острякам повод
называть "лагг" "таранькой с икрой", и непомерно большое  хвостовое  колесо.
Летчики, слабо освоившие истребитель, не скупились на насмешки в его  адрес,
безапелляционно утверждали, что ЛаГГ-3 не в силах противостоять истребителям
противника. Такие высказывания деморализовали молодежь, подрывали ее веру  в
возможность успешно сражаться с врагом. На самом же деле, у "лагга" имелись,
помимо недостатков, существенные достоинства: на машине стоял  исключительно
надежный мотор, истребитель был проще  в  управлении,  чем,  скажем,  МиГ-3,
великолепно выполнял фигуры  сложного  пилотажа.  Нет,  не  "лагг"  оказался
причиной неудачи группы Трошина! Но немедленно нейтрализовать действие  слов
капитана я оказался не в силах, и это вызвало досаду.
     Перелет через  Сурамский  перевал,  как  и  следовало  ожидать,  выявил
серьезные недостатки в подготовке молодежи. При полете строем молодые пилоты
слишком напрягались,  смотрели  только  за  ведущим,  следить  за  воздушной
обстановкой и оценивать ее им не хватало времени, пользоваться радио они  не
привыкли, при посадке на аэродром назначения кое-кого подвели нервы.
     Сурамский хребет остался позади,  открылась  залитая  солнцем  равнина,
когда   на   одной   высоте   с    группой,    справа,    появился    идущий
встречнопересекающимся курсом бомбардировщик Пе-2. Прибавив обороты  мотора,
я немедленно увеличил высоту полета группы, предупредил по радио сержанта Д.
М. Гелашвили, летевшего крайним правым:
     - Перед вами большой самолет! Будьте внимательны! Как поняли?
     Гелашвили не ответил. Ни он, ни другие летчики первого звена  никак  не
отреагировали на маневр Пе-2, экипаж которого, к счастью, был осмотрителен и
"нырнул" под Гелашвили.
     А последний "подарок" преподнес сержант Иван Михайлович Рябыкин.  Перед
вылетом он не внес требуемую поправку в показания высотомера  для  аэродрома
посадки, расположенного на 50 метров ниже уровня аэродрома вылета, расчет на
посадку произвел "с перелетом"  к  вынужден  был  уходить  на  второй  круг.
"Промазал" при повторном заходе, пошел на  третий.  Из-за  перегрева  мотора
разволновался и "промазал" и третий раз.  Выручило  радио.  Сержант  услышал
корректировку его расчета, и наш "ас", наконец, приземлился.
     Оплошность с высотомером могла обойтись  очень  дорого.  Случись  из-за
перегрева авария мотора или прилети Рябыкин на остатках бензина, он в лучшем
случае разбил бы машину.
     Разбор  перелета  производился  очень   тщательно.   Было   убедительно
доказано, что все выявленные недостатки в боевой обстановке могли привести к
потерям.
     На следующий день узнали; вылет на  фронтовой  аэродром  задерживается,
имеющиеся в распоряжении ВВС Северо-Кавказского фронта  аэродромы  предельно
загружены, аэродромы в Краснодаре, Новотитаровской, Нововеличковской и  ряде
других мест пока что заняты противником, а  организовать  новые  полевые  не
позволяет начавшаяся распутица.
     Орлов сообщил,  что  с  вылетом  на  фронт  полк  задержится,  по  всей
видимости, до 20-21 числа.  Непредвиденную  передышку  решили  использовать,
чтобы полнее освоить истребитель ЛаГГ-3, отработать полет в боевых порядках,
поиск "врага" и провести учебные бои.
     Должен сделать  маленькое  отступление.  Шесть  "лаггов"  нашего  полка
перегоняли летчики 26-го ЗАПа. Четыре самолета из  этой  шестерки  спустя  8
часов после посадки "сложили" шасси, приняли безобразные позы: один "клюнул"
носом, другой наклонился на левое  крыло,  третий  -  на  правое,  четвертый
вообще лег на плоскость, две лопасти его винта воткнулись в землю.
     Происшествие вызвало у молодежи новую волну критики  истребителя.  Мол,
что же это за самолет, если у него столь несовершенная гидросистема  выпуска
шасси, много ли налетаешь на таком?
     Между тем причина складывания "лаггами" шасси после посадки заключалась
отнюдь не в плохой их гидросистеме, а  в  плохом  знании  техники  летчиками
26-го ЗАПа. Дело в том, что кран выпуска шасси на "лагге" следовало  ставить
в нейтральное положение только после посадки и заруливания на стоянку, а  не
в воздухе, как сделали пилоты 26-го ЗАПа, в результате  чего  гидрозамки  не
зафиксировали шасси в выпущенном положении.
     По  указанию  майора  Орлова  я  провел  занятие  с  летным   составом,
реабилитировал   гидросистему   "лагга",   заставил   молодежь    произвести
самостоятельный  тщательный  анализ  летно-тактических  данных  истребителя,
сравнить  "лагг"  с  "мигом",  с  Ла-5,   союзническими   "харрикейнами"   и
"спитфайрами" и, наконец, с Як-1.
     Летчики сделали выводы, опираясь не на эмоции, а на тактико-технические
данные,  и  даже  полковые  юмористы,  недавно  потешавшиеся  над  "лаггом",
вынуждены были отвести ему в списке перечисленных машин второе место,  сразу
за "яком".
     Я назвал озадаченной молодежи  имена  Героев  Советского  Союза  Г.  П.
Кравченко и Л, Л. Шестакова,  имена  других  героев  боев  под  Ленинградом,
Москвой  и  Сталинградом,  сражавшихся  с  опытными  фашистскими  асами   на
самолетах устаревших типов, и все же добивавшихся  побед.  Напомнил  молодым
летчикам, что целые соединения успешно сражались и  сражаются  на  самолетах
По-2.
     - Исход боя зависит не только от количества и качества самолетов,сказал
я молодежи.- В конечном итоге  все  решает  умная  тактика,  помноженная  на
отвагу и беспредельную любовь к Родине!
     Во время занятий, проводившихся на северной окраине  аэродрома,  к  нам
подошел невысокий черноглазый майор в новеньком кителе с  воротничком,  туго
охватывающим загорелую, коротковатую  шею.  На  кителе  майора  горели  алой
эмалью четыре боевых ордена, сверкала золотом Звезда Героя Советского Союза.
Капитан В. И. Смирнов и старший лейтенант Д. И. Чумичев при виде майора  так
и  засветились.  Это  был  Сергей  Сергеевич  Щиров,  инспектор  по  технике
пилотирования 236-й истребительной авиационной дивизии, и состав  которой  в
прошлом году входил и 267-й ИАП.
     Щиров слышал мои слова о тактике,  о  любви  к  Родине  и  горячо  меня
поддержал. Он привел десятки примеров  успешного  ведения  боя  с  Ме-109  и
ФВ-190 на отечественных  самолетах,  причем  категорически  и  очень  горячо
высказался за принцип парного применения истребителей.
     - Не слушайте досужих  болтунов,  будто  это  вражеский  принцип.  Идея
парного  применения  истребителей   принадлежит   капитану   русской   армии
Нестерову, его сподвижнику Крутеню и их ученикам. Они осуществили  эту  идею
еще в четырнадцатом году! - сказал Щиров.
     О принципе парного  применения  истребителей  многие  из  нас  слышали,
выгоду его теоретически понимали, даже летали в составе пары или  двух  пар,
шестеркой и т. д., но практики  ведения  боя  парой  против  пары  никто  из
присутствовавших не имел. Капитаны Смирнов, Черкашин и другие ветераны полка
вылетали  в  1942  году  на   боевые   задания   исключительно   в   составе
трехсамолетного звена.
     Возникло много вопросов по тактике воздушного боя. Щиров  сам  вызвался
провести на следующей день специальное занятие по этой теме.  Такое  занятие
состоялось, но тематика его оказалась шире: в связи с тем,  что  10  февраля
поступил приказ о  зачислении  267-го  ИАП  в  состав  236-й  истребительной
авиадивизии,  майор  Орлов  попросил  Щирова  рассказать  о  театре  военных
действий на Кубани, где нам  предстояло  сражаться,  а  занятия  по  тактике
воздушного боя проиллюстрировать примерами из боевой практики других  полков
236-й ИАД.
     Не стану пересказывать содержание беседы С. С. Щирова с летным составом
полка. Скажу только, что она длилась около  двух  часов,  была  захватывающе
интересной. Свои мысли о преимуществе ведения  боя  парой  майор  подкреплял
впечатляющими примерами, часто- из боевой жизни 611-го ИАП. Делал это Сергей
Сергеевич, как я понимаю,  не  случайно:  611-й  ИАП  формировался,  подобно
нашему,  из  молодежи,  25  младших  авиаспециалистов  полка  были  девушки,
поначалу никто из летного состава части боевого опыта не имел, на вооружении
полка состояли устаревшие истребители И-153, а между тем,  прибыв  1  января
1943 года на фронт, 611-й ИАП стал  грозой  для  гитлеровцев.  Полк  надежно
прикрывал военно-морскую базу Туапсе, отважно производил воздушную  разведку
в интересах 18-й, 46-й, 47-й и 56-й армий, наносил мощные штурмовые удары по
переднему краю, ближним тылам и аэродромам врага, смело вступал в  воздушные
бои с Ме-109, ФВ-190, беспощадно сбивал "юнкерсы".
     Летный  состав  611-го  полка  под   руководством   майора   Александра
Степановича Чугунова и  командиров  эскадрилий  старших  лейтенантов  А.  А.
Куксина и Н. Д.  Пантелеева  в  совершенстве  освоил  пилотирование  "чаек",
дерзко штурмовал на них технику и пехоту противника.
     Первым летчиком 611-го ИАП, уничтожившим Ме-109, стал  старший  сержант
А. П. Чурилин. Он сбил  "мессер"  реактивным  снарядом  в  схватке  с  двумя
вражескими истребителями, первым устремившись в атаку на противника.
     Во время штурмовки  Краснодарского  аэродрома  смело  атаковал  и  сбил
поднявшийся Ме-109 старший лейтенант Н. Д. Пантелеев.
     Ведущий группы из четырех И-153 младший лейтенант М. П. Головин отважно
повел товарищей на шестерку Ме-109 и сбил ведущего шестерки, после чего враг
покинул поле боя. Один из летчиков Головина, сержант  А.  И.  Трофимов,  при
возвращении на аэродром заметил и атаковал вражеский корректировщик  ФВ-189.
Убив фашистского стрелка,  повредил  самолет  противники,  а  когда  "заело"
пулеметы, настиг пытавшегося удрать  гитлеровца,  подошел  к  нему  вплотную
снизу, трубил концами лопастей винта правый руль поворота  и  руль  глубины,
"вколотил" фашиста в землю, а сам благополучно сел.
     Героизм проявляли и механики полка. Однажды при взлете шести "чаек"  от
одной из них оторвалась и  упала  взлетную  полосу  50-килограммовая  бомба.
Вылет следующей группы срывался. Не могла бы  сесть  и  улетевшая  шестерка.
Механик старший сержант Василий Пронин осторожно подошел к бомбе,  аккуратно
поднял ее, медленно отнес в поле, там вывинтил взрыватель...
     Майор Щиров рассчитал правильно. Наша молодежь, слушая его,  оживилась,
повеселела. Еще бы! Если можно, не имея опыта, с таким  успехом  воевать  на
"чайках", то, мол, на "лагге" бить гитлеровцев сам бог велел!
     К  исходу  12  февраля  войска  Северо-Кавказского  фронта   освободили
Краснодар. С  начала  января  они  прошли  с  боями  почти  700  километров,
оттеснили основную группировку врага  к  низовьям  Кубани,  продвинулись  на
40-60 километров к западу от Краснодара. Это были большие, славные победы!
     Чувствовалось, что вот-вот вступит в бои и наш 267-й ИАП:  мы  получили
летное обмундирование, штурманские  принадлежности,  неприкосновенный  запас
продуктов...
     Погода стояла отличная. Пользуясь  этим,  майор  Орлов,  майор  Аритов,
комэски и я упорно занимались с молодыми летчиками, совершенствуя их технику
пилотирования, отрабатывая с ними приемы воздушного боя.
     Я не оговорился, назвав в числе учителей молодежи майора Аритова.  Иван
Иванович Аритов  успевал  и  политзанятия  проводить,  и  обучать  новичков.
Молодежь любовно называла Аритова "летающим комиссаром", верила ему,  готова
была за него идти в огонь и воду.
     К этому времени и истребительных и штурмовых полках ВВС основой боевого
расчета официально стала пара самолетов. В пашем  полку  боевой  расчет  был
объявлен приказом 12 февраля; тем же приказом назначались ведущие и  ведомые
пар. Сам я намеревался первое время походить в ведомых у командира полка, но
он предупредил, чтобы я не рассчитывал на  длительность  нашего  "воздушного
союза":
     - Считаю, что  использовать  вас  в  качестве  ведомого  нерационально.
Присматривайте напарника.
     - А что, Николай Федорович, взяли бы меня ведомым? - словно бы в  шутку
спросил Аритов.
     - О чем речь? Конечно! - так же в шутку ответил я, не  подозревая,  как
скоро мы станем подниматься в воздух вместе с замполитом.
     20  февраля  полк  перебазировали  на  аэродром  Лазаревская.   Маршрут
протяженностью около 400 километров оказался непростым, большую  часть  пути
пришлось идти над морем,  запасных  аэродромов  и  площадок,  пригодных  для
посадки в вынужденных условиях, на маршруте оказалось мало,  но  перелет  мы
совершили благополучно. Отечественные моторы ВК-105 работали надежно.
     3 марта 267-й ИАП получил  приказ  командующего  5-й  воздушной  армией
генерал-майора Сергея Кондратьевича Горюнова  перебазироваться  на  аэродром
Краснодар-Центральный. Нам предстояло участие в жарких боях.
     С начала войны прошли уже год и восемь месяцев. Долог был мой  путь  на
фронт. Но теперь этот путь, наконец, завершился!

ПЕРВЫЕ ПОБЕДЫ
     Расчетное время перелета истекало. Слева от  самолета  тянулась  насыпь
железной дороги, ведущей на Крымскую, справа парили  бескрайние  черноземные
поля, впереди, за разливом Кубани,  в  золотисто-голубом  мареве  угадывался
город.
     Я помнил  Краснодар  зеленым,  многолюдным,  бережно  хранящим  красоту
старинной  архитектуры,  и  хотя  понимал,  что  враг  не   пощадит   город,
открывшаяся взору картина потрясла меня.
     Мост через Кубань исчез. Из мутной воды торчали огрызки бетонных быков,
рухнувшие стальные фермы.
     Железнодорожная насыпь в  черте  города,  лишенная  рельсов,  выглядела
длинной братской могилой. В районе бывшего вокзала  -  ни  одного  паровоза.
Вместо площадей и улиц - гигантские пустыри без трамваев и фонарных столбов,
черные  полуобрушенные  стены,  груды  балок  и  щебня.  Обгоревшие   стволы
деревьев, сиротские дымки редких землянок...
     Я никогда не был чувствительным,  но  тут  перехватило  дыхание,  глаза
залили слезы.
     Пока группа совершала посадку, мы с ведомым прикрывали ее от возможного
нападения "охотников" врага, ходили над Краснодаром. И не знаю, чего  больше
хотелось:  то  ли,  чтобы  посадка  прошла  без  осложнений,  то  ли,  чтобы
гитлеровцы появились в воздухе и можно было  немедленно  бить  эту  сволочь,
бить без пощады, так, чтобы ни один фашистский мерзавец не ушел!
     Приземлившись, мы узнали: полк временно  вводят  в  состав  авиагруппы,
подчиненной непосредственно штабу 5-й ВА.
     В 12.00 полк получил  задачу  поэскадрильно  облетать  линию  фронта  -
ознакомиться с районом будущих боевых действий.
     В связи с болезнью капитана С. И.  Маева  3-ю  эскадрилью  майор  Орлов
приказал вести мне. Лететь предстояло по маршруту  Краснодар  -  Холмская  -
Новомышастовская - Гривенская - Краснодар,  клином  звеньев  на  разомкнутых
дистанциях и интервалах, со скоростью 400 километров в  час,  на  высоте  до
1500 метров.
     - В бой с противником не вступать,- закончил Орлов.
     Сержант Н. Я. Горбачев недоуменно спросил:
     - А если противник сам нападет?
     Командир полка посмотрел на молодого летчика, пожал плечами:
     - Тогда действовать по ведущему!
     Я  косо  взглянул  на  сержанта.  Во-первых,  приказы  не  обсуждаются;
во-вторых, Горбачеву следовало испросить разрешение задать вопрос  командиру
полка. Я решил после полета поговорить с сержантом.
     ...Землю я видел хорошо. Светились первой зеленью холмы, блестели полой
водой низины.
     Летчику во время полета некогда  любоваться  красотами  пейзажа,  глаза
ищут  ориентиры  и  противника,  но  обычно  весной  в  кабине  стремительно
мчащегося  истребителя  не  покидает   ощущение   беспредельности   мира   и
бесконечности жизни. Нынче же я этого ощущения  не  испытывал.  Невспаханные
поля, пепелища сел и  хуторов,  оплывшие  траншеи,  ряды  колючей  проволоки
вызывали чувство  боли,  заставляли  думать  об  утратах,  о  тяжести  горя,
принесенного на  родную  землю  врагом.  Наверное,  мое  Гуляйполе  и  хутор
Вольный, где остались отец с матерью, тоже лежат в развалинах...
     До станицы Холмской эскадрилья летела от солнца, поэтому  обзор  задней
полусферы, на "лагге" и без  того  неважный,  был  затруднен  до  крайности.
Маршрут мы явно недоработали: фашистские истребители могли атаковать "лагги"
с хвоста совершенно неожиданно.
     С поворотом  на  Новомышастовскую  солнце  осталось  справа,  опасность
внезапного появления фашистских истребителей уменьшилась. Зенитный  огонь  с
переднего края противника за Новомышастовской вреда  эскадрилье  не  принес.
Однако избавиться от беспокойства  я  не  мог.  Пришло  на  ум,  что  приказ
командира полка не вступать в бой с противником сковывает  нашу  инициативу,
лишает преимуществ, какими обладает всякий нападающий. Я  впал  в  смятение:
долгие  годы  службы  выработали  привычку  считать  каждый  приказ  глубоко
обоснованным,  привычку  безоговорочно  его  выполнять,   а   полученный   -
противоречил моей  задаче  летчика-истребителя,  моему  долгу  коммуниста  и
офицера при любых обстоятельствах атаковать и уничтожать гитлеровцев. Как же
мне следовало поступить, если бы вот сейчас, сию минуту, показались самолеты
врага? Даже желание круто поговорить с сержантом Горбачевым исчезло.
     Нарушать полученный приказ в этом вылете  не  пришлось:  противника  не
встретили. Но, приземлившись, услышали от летчиков-2-й  эскадрильи,  что  за
Холмской  они  видели  идущий  встречным  курсом  фашистский  корректировщик
ФВ-189, легко могли сбить, однако не сбили  его,  точно  следуя  полученному
приказу.
     - До сих пор на душе муторно,- признался капитан Илья Черкашин.
     Доложив командиру полка о выполнении задания, я откровенно сказал  все,
что думал про наши действия.
     - Будем поступать так, как требуют, а не  критику  разводить!  -  резко
ответил Орлов.
     Доверительного разговора не получилось. Причину  нервозности  командира
полка я не понял, его отповедь сильно задела.
     Первую   ночь   провели   вблизи   аэродрома   в   развалинах   бывшего
четырехэтажного дома. Выспаться не удалось: до рассвета одиночные  вражеские
бомбардировщики сыпали на аэродром бомбы, одна  разорвалась  рядом  с  нашей
"гостиницей".
     Лежа  на  койке-раскладушке,  я  с  яростью  думал,  что  отныне  стану
атаковать врага, как только обнаружу.
     Утром 5 марта личному составу полка сообщили о готовящейся операции  по
окружению и уничтожению гитлеровцев, засевших на  Таманском  полуострове,  о
том, что под Новороссийском, на полуострове Мысхако, еще 4  февраля  высажен
десант моряков. Полку  предстояло  сопровождать  разведывательные  самолеты,
группы штурмовиков, прикрывать с воздуха наступающие наземные войска.  Майор
Аритов зачитал информацию о воздушном противнике. Авиация врага базировалась
на аэродромах Анапа и Крымская, на площадках вблизи  Чекона  и  Благодатной,
общее число, самолетов противник