где находились танки и живая сила врага, заволокло  плотной,
долго не оседающей земляной завесой, вздыбленной разрывами бомб и  снарядов.
Высота бурой завесы достигала полукилометра.
     А вскоре на выручку 38-й армии подошла 3-я гвардейская  танковая  армия
П. С. Рыбалко. Совместно с нею и частями 4-й танковой армии Д. Д.  Лелюшенко
38-я армия 17 июля начала теснить врага.
     После прорыва обороны противника на раварусском направлении  и  в  ходе
перелома на львовском направлении первостепенное значение стала  приобретать
воздушная  разведка.   Требовалось   своевременно   обнаруживать   тщательно
маскируемые, предназначаемые для контрударов вражеские  танки,  находить,  а
затем добивать не сдающиеся в плен группы офицеров и  солдат  из  окруженных
фашистских дивизий.
     Ранним утром 16 июля в полк прилетел командир 8-го ШАК  генерал  В.  В.
Нанейшвили. Он сообщил,  что  после  прорыва  обороны  противника  восточнее
Золочева  -  Зборова  некоторые  подразделения  танков   противника   сумели
оторваться от наших войск.
     - Надо их найти, майор! - напористо сказал Нанейшвили. -  Кто  в  полку
лучше всего произведет разведку?
     - Капитан Батаров, товарищ генерал!
     - Пригласите его, пожалуйста!
     Командир 8-го ШАК поставил перед эскадрильей Батарова задачу обнаружить
танки противника,  предположительно  находящиеся  южнее  и  западнее  города
Золочева, с борта самолета доложить об обнаружении танков по радио, а  после
посадки доложить по телефону и письменно.
     - Ошибки быть не должно! - предупредил генерал. Облачность в  тот  день
достигала 10 баллов, клубилась на высоте 500 метров, видимость по  горизонту
не превышала 5 километров. Лететь ведущим группы при столь сложных  погодных
условиях решил сам командир эскадрильи.  В  паре  с  Батаровым  полетел  его
постоянный ведомый, надежный щит и меч  комэска,  младший  лейтенант  М.  Ф.
Шувалов, а прикрыть Батарова с Шуваловым полетели старший лейтенант  Черного
и младший лейтенант Мордовский.
     Надо было обладать огромным  мужеством,  полным  презрением  к  смерти,
высоким сознанием воинского долга и желанием во что бы то ни стало  настичь,
обнаружить  врага,  чтобы  лететь  на   высоте   50-150   метров:   самолеты
подвергались реальной опасности попасть под  губительный  огонь  всех  видов
оружия противника.
     Скопление фашистских танков, самоходных установок, автомашин с  грузами
и пехотой, с пушками на прицепах капитан Батаров обнаружил после часа полета
между холмами и в оврагах юго-западнее с. Ясеновцы. Чтобы точнее  определить
количество обнаруженных танков и самолетных установок, разведчики  некоторое
время вынуждены были ходить над врагом на бреющем полете. Гитлеровцы открыли
бешеный огонь из "эрликонов" и пулеметов. Батаров и Шувалов умело  применяли
противозенитный  маневр,  но  все-таки  один  снаряд  угодил  в   центроплан
батаровского истребителя около  правого  борта,  пробил  отверстие  площадью
примерно 25  квадратных  сантиметров.  К  счастью,  Батаров  ранен  не  был,
благополучно привел группу на аэродром Ольховец.
     - Почему докладываете по телефону? Почему ваш  Батаров  не  доложил  по
радио?! - выслушав мое сообщение, рассердился Нанейшвили.
     - Батаров по радио докладывал, но у него была малая высота,- сказал  я,
и Нанейшвили понял, что на КП просто не могли слышать Батарова.
     - Поблагодари своих орлов! - отрывисто сказал генерал. - От моего имени
поблагодари!
     День 16  июля  памятен  также  подвигом  лейтенанта  Юрия  Никифоровича
Панина. Во второй половине дня четверка Як-1 под командованием лейтенанта И.
А. Клепко прикрывала группу из двадцати "илов", наносящих удар по  вражеским
танкам в районе села Дунясов.
     Лейтенант Панин был в полку на хорошем счету. Прибыл он в 611-й ИАП еще
в  ноябре  1943  года,   сразу   зарекомендовал   себя   дисциплинированным,
чрезвычайно аккуратным офицером, хорошо знающим материальную часть самолета,
грамотно эксплуатирующим мотор, четко выполняющим  все  указания.  В  январе
1944-го командование полка назначило его старшим летчиком, ведущим  пары.  В
этой должности ярко проявилась еще одна черта характера лейтенанта: в бою он
больше заботился о ведомом, чем о себе.
     В районе Дунясов на "илы", которые прикрывала группа Клепко, напали три
четверки Ме-109, Противник имел трехкратное превосходство в силах, но  "яки"
приняли бой. Лейтенант Панин с ведомым и пара лейтенанта Клепко не позволяли
"мессерам" приблизиться к штурмовикам, непрерывно атаковали  гитлеровцев.  В
разгар схватки самолет Панина получил серьезное повреждение. Лейтенант  имел
полное право выйти из боя, но убедился, что машиной еще можно  управлять,  и
остался с товарищами. Панин рассудил, видимо, так: уйдет он, значит, уйдет и
его ведомый,  прикрывать  "илы"  останется  только  пара  Клепко,  тогда  ей
несдобровать.
     Отражая на плохо управляемом самолете очередную атаку "мессеров", Панин
был ранен в грудь, но продержался до той  минуты,  когда  истребители  врага
оставили поле боя.
     Самостоятельно придти на аэродром Ольховец Панин не мог. Он  сообщил  о
ранении напарнику и Клепко, попросил "вести" себя. То и дело теряя горизонт,
окровавленный Панин  пилотировал  непослушный  "як"  по  самолету  вышедшего
вперед младшего лейтенанта И.  И.  Алешкевича.  Напрягая  волю,  он  посадил
поврежденную машину  почти  нормально,  но  отрулить  со  взлетно-посадочной
полосы уже не сумел.
     Подбежавшим товарищам Панин, приоткрыв глаза, чуть слышно сказал:
     - Самолет подлежит ремонту, штурмовиков не поте...
     Юрия Никифоровича немедленно отправили в госпиталь. К  сожалению,  было
поздно: летчик-герой потерял слишком много крови, спасти его не удалось.
     Отличился  младший  лейтенант  П.  И.  Мордовский.  Возможно,  читатель
помнит, что в полк Мордовский пришел недавно и, летая ведомым, первое  время
опасался  "потерять"  свой  аэродром.  Однако,  благодаря   помощи   старших
товарищей и собственной  настойчивости,  младший  лейтенант  быстро  набирал
опыт. В боях на 3-м Украинском фронте он показал себя зрелым воином. Поэтому
я, по ходатайству капитана Батарова, назначил  младшего  лейтенанта  старшим
летчиком. В качестве ведущего пары Мордовский совершил первый вылет как  раз
18 июля. Со своим ведомым младшим лейтенантом А. В. Бабковым прикрывал  пару
Батарова и Шувалова, которые фотографировали в районе Великий Любень  войска
отходящего противника.
     Свою задачу Мордовский и Бабков выполнили безупречно.
     Во второй половине дня  возвратился  с  боевого  задания  командир  3-й
эскадрильи  капитан  Чурилин.  Летал  он  во  главе  группы,  сопровождавшей
штурмовики. Доложил, что наблюдал выдвижение танковой колонны противника  на
восток от Львова.
     Сообщение капитана Чурилина  передали  в  штаб  8-го  ШАК,  оттуда  оно
немедленно  пошло  к  командующему  2-й  ВА   генералу   Степану   Акимовичу
Красовскому.
     - Проследить, куда идут вражеские танки и сфотографировать  колонну!  -
приказал Красовский.
     Приказ командарма  мы  получили,  когда  до  захода  солнца  оставалось
немногим более полутора часов. Произвести необходимый разведывательный полет
должны были летчики эскадрильи Батарова. Капитан Батаров решил, что  полетят
младший лейтенант Мордовский и его ведомый  младший  лейтенант  Бабков.  Два
Як-9 поднялись в  воздух  и  исчезли,  а  через  пять-десять  минут  с  ними
прервалась связь. Напрасно мы с КП полка вызывали  Мордовского.  Он  молчал.
Прошло десять минут. Еще десять. Пять. Еще пять. Мордовскому и Бабкову  пора
было возвращаться, солнечный диск уже наполовину скрылся за горизонтом.
     Помрачнел даже неунывающий Батаров. Все до боли в глазах  всматривались
в горизонт.
     - Глядите, глядите! - крикнул кто-то.
     Плохо различимые в солнечной пыли заката показались  на  горизонте  две
точки. Наши или не наши?
     Постепенно  верхняя   точка   преобразовалась   в   нормальный   силуэт
истребителя Як-9, а нижняя - в силуэт самолета типа "летающее крыло". В свое
время мне довелось видеть опытные образцы таких машин, но на вооружение  они
не поступали, откуда же взялась такая?!
     Як-9 и странный аппарат с  ходу  пошли  на  посадку.  Только  тогда  мы
признали  в  "летающем  крыле"  машину  младшего   лейтенанта   Мордовского:
лонжероны и подкосы ее фюзеляжа не  имели  обшивки,  в  стабилизаторе  зияли
отверстия, лонжерон и каркас левого руля глубины были оголены.
     Мордовский сумел посадить ограниченно управляемую  машину  на  довольно
короткую взлетно-посадочную полосу нашего аэродрома  только  после  третьего
захода, буквально прижав "як" к земле на колеса с поднятым хвостом  в  самом
начале полосы и закончив пробег  все-таки  за  ее  пределами,  в  неубранных
подсолнухах: воздушная проводка к посадочным щиткам и  тормозам  "яка"  была
перебита осколками снарядов.
     Пока мы добежали до врезавшегося в подсолнухи "яка", младший  лейтенант
уже  выбрался  из  кабины,  сидел  на  земле.  Он  был  ранен,  но  сохранял
присутствие духа.
     - Задание выполнено, товарищ майор! - доложил Мордовский.
     Несколько позже оба разведчика рассказали, как происходил их полет.
     ...Углубившись на 60 километров на территорию, еще занятую противником,
они  встретились  на  попутно-пересекающихся  курсах   с   восьмью   ФВ-190.
Мордовский не скрыл, что поначалу растерялся: всего второй вылет ведущим,  а
тут такое превосходство врага! Секундного  замешательства  было  достаточно,
чтобы "фоккерьг" навязали нашей паре бой на виражах. Мордовский, а следом за
ним и Бабков "закрутились" было в навязанной "карусели", но  тут  Мордовский
вспомнил, что на разборах полетов все опытные летчики твердили: "вести бой с
"фоккерами" только на вертикальном маневре!",  опомнился,  разогнал  "як"  и
боевым разворотом полез на высоту, на  солнечную  сторону.  Пара  "фоккеров"
потянулась следом, но отстала, оказалась метров на 500 ниже.
     Младшего лейтенанта Бабкова  в  это  мгновение  настигала  другая  пара
ФВ-190.
     - Саша! Тяни на вертикаль! - крикнул Мордовский, бросая "як"  вниз,  на
атакующий Бабкова "фоккер".
     С первой же атаки Мордовский сбил  ведущего  ФВ-190  и  уже  в  паре  с
Бабковым снова  боевым  разворотом  пошел  на  высоту.  Гитлеровцы  отстали,
Мордовский же и Бабков в наилучшем расположении духа полетели дальше.
     Разведчики  дошли  до  Львова,  просмотрели  дорогу  на  Куровичи,  где
следовало находиться увиденным Чурилиным танкам, возвратились  от  Куровичей
ко Львову, но танков нигде не было. Полет длился  уже  целый  час,  горючего
оставалось в обрез, а задание еще не выполнено.
     Тогда  Мордовский  снизился  до  бреющего  полета.  Стал  "прочесывать"
придорожные лесные массивы на малой высоте.  И,  наконец,  заметил  примятую
гусеницами траву, рубчатые следы танковых траков на луговых  проплешинах,  а
под кронами деревьев - тщательно замаскированные ветками танки!
     Дважды пройдя над  скоплением  фашистской  техники,  младший  лейтенант
сфотографировал ее и, не обнаружив воздушного противника, решил хотя бы один
танк уничтожить. Снарядами из пушки калибра 37 миллиметров, установленной на
его Як-9, он вполне мог сделать это.
     Разворот, атака, огонь!
     Но и вокруг "яков" забушевал  огонь:  гитлеровцы,  убедившись,  что  их
засекли,  пытались  уничтожить  самолеты-разведчики.  "Як"  Мордовского  был
подбит, его  радиостанция  вышла  из  строя,  сам  младший  лейтенант  ранен
осколком снаряда в левую ногу.
     Подвиг младшего лейтенанта Мордовского, не  покинувшего  в  критической
ситуации почти неуправляемую машину и доставившего  ценные  разведданные,  в
полку оценили по достоинству. О нем вспомнили и во время приема  Мордовского
в члены партии, и  во  время  представления  летчиков  полка  к  награждению
боевыми орденами за Львовско-Сандомирскую операцию.
     Подобно Мордовскому на малой высоте искал  в  тот  же  день,  18  июля,
вражеские танки младший лейтенант И. В. Мамайкин. Происходило это  в  районе
села Урмань.
     Мамайкин обнаружил цель, успел сообщить о ней по радио, но так  же  был
подбит и, возможно, тяжело  ранен.  До  своей  "территории  он  дотянул,  но
возвратиться в Ольховец оказался не в силах. Его  самолет  рухнул  на  землю
около села Бзовице. Там и похоронили мы останки боевого товарища, отдав  ему
последние воинские почести.
     По скоплениям танков, обнаруженным Мордовским и Мамайкиным,  штурмовики
8-го ШАК нанесли сокрушительные удары.  Чадящий  железный  хлам  остался  от
попавших под их удары "тигров", "фердинандов" и "пантер".
     Следует  сказать,  что  действия  штурмовиков   8-го   ШАК   в   период
Львовско-Сандомирской операций  вообще  были  чрезвычайно  эффективными.  Уж
кто-кто, а мы, летчики-истребители,  сопровождавшие  "илы",  своими  глазами
видели, как  пылали  и  плавились  от  ПТАБов  и  огня  реактивных  снарядов
фашистские танки, самоходки и грузовики,  как  взрывались  склады  вражеских
боеприпасов, сотнями гибли фашистские пехотинцы!
     Тем более досадно было, когда  командиры  групп  штурмовиков  проявляли
ничем не оправданную беспечность. Происходило это отчасти  из-за  того,  что
прямые контакты между ведущими групп штурмовиков  и  групп  истребителей  на
земле не осуществлялись.
     Помню, после перебазирования 611-го  ИАП  на  аэродром  Мшанец,  уже  в
последних числах июля, нам приказали прикрыть группу "илов" из тридцати двух
экипажей, вылетающую на штурмовку противника  в  район  южнее  Комарно.  Для
прикрытия штурмовиков мы выделили 12 самолетов Як-1. Ведущим группы  полетел
я сам. Вырулили на старт, чтобы подняться, как только штурмовики приблизятся
к аэродрому. Дождались их, я готов был подать команду на взлет, как  заметил
несущийся на пятиметровой высоте "ил". Он пронесся над нами и приземлился на
узкой взлетно-посадочной полосе, не выпустив шасси. Все было  ясно:  подбит,
еле уцелел, еле  добрался  до  родного  аэродрома.  Нам-то  как  быть?  Ведь
подбитый самолет перегородил полосу, группа не сможет взлетать, пока его  не
уберут с дороги!
     Связь с ведущим группы штурмовиков, которую предстояло  сопровождать  в
район Комарно, имелась. Я сообщил ему о случившемся:
     - Сделайте  круг  над  аэродромом!  Сейчас  подойдет  трактор,  оттащит
"горбатого", и мы взлетим!
     - Вас понял! Все в порядке! Пошли! - прозвучало в ответ.
     Видимо, приемник у ведущего штурмовиков  работал  отвратительно,  а  он
уверял, что понял меня и уводил группу к цели без прикрытия!
     Рискуя столкнуться с подбитым "илом", я взлетел в  одиночку,  попытался
эволюциями машины показать штурмовикам, что нужно задержаться. При этом,  не
переставая, взывал по радио:
     - Сделайте круг! Обождите прикрытие! Не знаю,  какие  мысли  и  чувства
вызвали эволюции истребителя у ведущего группы штурмовиков и что он услышал,
знаю одно: он продолжал благодушно твердить, что все понял,  но  следовал  к
цели. Что делать?
     Мы шли на обычной для "илов" небольшой высоте, из-за  этого  я  не  мог
связаться по радио со своим полком, а  маршрут  штурмовиков  загодя  нам  не
сообщили,  и  надеяться,  что  остальные  истребители   догонят   меня,   не
приходилось,
     Чувствовал я себя неважно. Встреча даже с  парой  "мессеров"  добра  не
сулила. В бою же с группой "мессеров" я мог уцелеть только в одном случае  -
немедленно скрывшись. Но это означало бы,  что  командир  полка,  коммунист,
наставник  молодежи,  покинул  на  произвол  судьбы  тридцать  два   экипажа
штурмовиков, оставил беззащитными шестьдесят четыре человеческие жизни! Нет,
отход от штурмовиков при любых условиях исключался.
     Оказавшись несколько  южнее  Комарно,  сопровождаемые  мною  штурмовики
вытянулись в правый пеленг четверок. Наверняка они даже не замечали, что  их
прикрывает всего один истребитель! И пошли в  атаку:  в  первом  заходе  все
восемь четверок сбросили бомби на склады гитлеровцев, вызвав взрывы и пожар,
во втором заходе принялись обстреливать  снарядами  РС,  поливать  огнем  из
пушек и пулеметов колонну машин с грузами, повозки, артиллерийские упряжки и
открывшие было огонь зенитные установки фашистов.
     Я не успел оценить эффективность удара: с юга,  на  высоте  около  2000
метров  показалась  быстро  приближавшаяся  четверка  Ме-109,  а  выше  этой
четверки, на высоте примерно 2500 метров, - еще пара Ме-109. Началось....
     - Вижу шесть истребителей противника! Соберите группу,-  предупредил  я
ведущего штурмовиков.
     Впоследствии выяснилось, что он и на этот раз меня не  расслышал.  Зато
остальные  экипажи  "илов"  услышали  и  немедленно  собрались  в   плотную,
трудноуязвимую колонну восьмерок.
     Первая пара Ме-109 атаковала правофланговый  Ил-2,  замыкающий  колонну
восьмерки штурмовиков. Я, в свою  очередь,  атаковал  ведущего  пары  Ме-109
слева, на одной с ним высоте. Огнем отсек "мессеры", они ушли вправо.
     Разворачиваясь с набором высоты на 180  градусов,  я  увидел  идущую  в
атаку на штурмовиков вторую пару Ме-109. Ведущего этой пары я заставил  уйти
влево вверх. Однако ведомый  гитлеровец  оказался  азартным  и  упорным.  Он
продолжал атаку выбранного "ила". Удалось зайти фашисту в хвост, сбить его.
     Вести в одиночку бой с пятью Ме-109 было безумием. Но ведь был-то я  не
один! Со мной были тридцать два экипажа "илов"!
     Сообразив это, я сразу же после успешной атаки сделал  резкий  разворот
вправо  и  стал  носиться  в  хвосте   замыкающей   восьмерки   штурмовиков,
прикрываясь  от  противника  огнем  стрелков-радистов  "илов".  Сам  же   не
прекращал  отсекать  огнем  все  попытки  "мессеров"  приблизиться  к  нашим
самолетам.
     И вот что значит взаимная выручка! Гитлеровцы, как  ни  ухищрялись,  не
могли сбить ни "як", ни хотя бы один штурмовик! В бою, как выяснилось  после
посадки,  погиб  лишь  стрелок-радист   правофлангового   "ила"   замыкающей
восьмерки.
     О случившемся доложил генералу Нанейшвили. Командиры,  не  обеспечившие
взаимодействие с истребителями, и ведущий группы "илов",  проявивший  полную
беспечность при вылете на Комарно, были  наказаны.  Вмешательство  командира
штурмового авиакорпуса заметно улучшило положение дел. Никаких недоразумений
и недоработок в вопросах взаимодействия  истребителей  и  штурмовиков  после
описанного  эпизода  до  самого  конца  Львовско-Сандомирской  операции   не
происходило.
     Из личных боевых вылетов на 1-м Украинском фронте хорошо  помнится  еще
один, совершенный 20 июля. К этому времени войска 3-й  гвардейской  танковой
армии соединились в районе Деревляны с правой ударной группировкой фронта  -
2-й кавдивизией и завершили окружение шести дивизий противника; 4-я танковая
армия вышла на реку Западный Буг и захватила  плацдарм  в  районе  Добрачин;
были освобождены Владимир-Волынский, Рава-Русская,  Глиняны  и  Перемышляны.
Начались бои за Львов. Засевшие во Львове гитлеровцы  были  обречены.  Врагу
предложили капитулировать, но он продолжал сопротивление.
     Командир 8-го ШАК генерал Нанейшвили  приказал  группе  из  шестнадцати
"илов" нанести удар по гитлеровцам, засевшим в  Университетском  городке.  Я
повел группу из четырех истребителей, чтобы прикрыть штурмовики и  помочь  в
нанесении штурмового удара. Кстати  сказать,  летчики  нашего  полка  всегда
следовали правилу: "Нет противника в воздухе - бей его на земле!"
     Читатель,  конечно,  поймет  душевное  состояние   участников   полета,
вынужденных обрушивать бомбы на старинные  здания  Львовского  университета,
вести по ним  огонь  из  пушек  и  пулеметов.  Поймет  читатель  и  то,  как
обострилась наша ненависть к врагу.
     Выполнив задание, возвращались домой. Внезапно  в  наушниках  шлемофона
прозвучал требовательный, с характерными интонациями голос:
     - Шестой, атакуй! Я прикрою!
     Где-то неподалеку шел воздушный бой. Я не видел  никаких  истребителей,
кро