итоге нашел. Цеха фабрики  имели  достаточно обширные подвалы
или заглубленный  фундамент, где была свалена всякая  дрянь, а  поверху  шли
сплетения ржавых труб в клочьях  стекловаты. Наиболее разрушенный корпусик и
превратили в  санузел.  Для  казны  здесь  строили в благословенные  времена
халтурно,  лом с  кувалдой практически без  усилий  брал цементный  пол. Над
отверстиями даже  выложили род приступочек из кирпичей типа вокзальных, дабы
не пачкаться после неаккуратных товарищей, возвели перегородки из рухляди  и
подлатали крышу.  Вышло на славу  -  защищено,  просторно, никаких  утренних
очередей.  Правда, ввиду близости скоро начало пованивать, но феканье Чайкин
пресек:
     --  А вы куда ехали,  на курорт к  теще? Знаете, как в Афгане говорили,
когда ходишь  под  себя сутки между  духами и  минным полем: лучше в  дерьме
лежать, чем стать им. Не нравится - вообще не ...ите, я только за!
     Дело мытья тоже наладили. Предшественники в одном из сарайчиков пробили
внизу  дыру,  водрузив  сверху  бочку с  краном, сколотили  пару  деревянных
решеток на  пол. Получился  летний душ, а насчет бани-стирки каждый за себя,
грей на  улице водичку  и таскай, сколько хошь. Балинюк силами матерившихся,
но  работавших  бойцов  реконструировал полоскальню  в  настоящий помывочный
пункт. Внутри помещение разгородили,  оставив меньшую площадь  на душевую, в
новой  половине  установили железную двухсотлитровку на буржуйку с  дырчатым
верхом,  чтоб  нагрев  шел  быстрее.  К  топке  подвели  пластиковый  шланг,
кончавшийся металлической трубкой-соплом. Есть газ - пали вволю,  когда нет,
берись  за дрова. К печке насыпали горку камней,  соорудили  полкир, и народ
мог париться,  залив  в достатке  воду. Умельцы  даже осуществили вылазку за
березовыми и  дубовыми  вениками,  просушили  их,  развесив  на  бечевках  в
казарме. Если ночью не вырубали газ, емкость  грелась потихоньку  всю ночь и
утром можно  было цивильно побриться,  достойно осуществить  прочий  туалет.
Хлопцы наряда время от времени  навещали  до рассвета баню, следя за напором
топлива, чтоб потом  она  не взлетела на воздух  от сигареты или чиркнувшего
коробка.
     По  части водоснабжения  блоку редкостно  повезло.  Действовавшая ранее
местная  гидросеть  запитывалась  из  источников  и  артезианской  скважины,
пробуренной  на   закате  крепкой  власти  в  непосредственной  близости  от
мануфактуры. По  рассказам, фонтан бил  метров на двадцать, после ослаб, был
пленен трубой  и заперт  в  распределительный узел,  для  которого соорудили
бетонный колодец из тех самых  колец, популярных у сельчан. Для равномерного
поступления  воду  качали насосом,  хватало на  фабрику  и  весь конец села.
Естественное  давление  земных  пластов  и  ныне  обеспечивало  базе  вполне
приличную струю  из загулины с вентилем  посреди двора. Остальные изорванные
фабричные коммуникации обрубили, и если  отрядовцы  закрывали на  ночь  свой
кран,  вода достигала ближних домов. Прочие вынуждены были  рыть колодцы или
возить  на тачках ведра  с  бидонами  из родников, преодолевших все оковы  и
снова выбившихся на поверхность в разных точках.
     Чтобы не охранять распределительный узел от отравления, взрыва и отвода
главным образом в чужие  трубы,  еще  первый  отряд  завалил  его  камнями и
грунтом,  отпилив  все прочие разводки. Сверху  бросили здоровую плиту,  под
которую насовали гранат с выдернутыми  чеками, присыпали землей, утрамбовали
и  честно  воткнули  табличку  "Заминировано".  Желающих ковырять холмик  не
нашлось.

     -------------------------

     В  юго-восточном углу  республики  еще  полыхала  бойня, а  по  дорогам
"свободной зоны"  уже  чередуясь  стояли  армейские,  ВВшные и преобладавшие
милицейские посты. На собственной территории наводят порядок соответствующие
органы.  Километрах  в  пяти  от  села располагалась  мотострелковая  часть,
зарывшаяся в глину  зимой чуть не до  крыш палаток, с блиндажами  и  разными
норами. В  фанерных  времянках роскошествовали далеко не  все офицеры, а  на
вагончик  или  кунг машины с печкой  мог  рассчитывать  разве  что  генерал.
Федералов  и  всякий  спецназ  местные  ненавидели  гораздо сильнее  простой
милиции.  Войска  сражались  тут  уже второй  раз и  становились  в  пунктах
временной дислокации среди голых полей, готовые по приказу двинуться дальше,
терпя жару, холод, трудности  армейско-полевого быта и постоянных  операций.
ОМОНы  всей страны  регулярно сменяли  друг  друга, разделяя всю тяжесть  не
входящих в  их  задачи  полномасштабных боев и следующих затем чисток. Война
ожесточает всех, и не вследствие шовинизма,  положением вещей человек данной
общности  становился  врагом, иногда пусть вынужденным, и тогда  уже ты  или
тебя  по закону борьбы, кровавой  беспощадной схватки. Без грабежа на фронте
тоже не  обойтись, рисковавший жизнью  солдат  имеет вечное право на трофей,
сорокалетние  мужики шли контрактниками  не за тысячу "деревянных" в  месяц.
Офицеры не  отставали от них, зная, что  по  возвращении к местам постоянной
службы им вновь  придется охранять чужие ларьки, толкать  казенное имущество
да тянуть со  срочников мзду за  поблажки.  Кроме того,  воину многого иначе
просто не добыть, а начальство может приказать найти к вечеру что угодно, от
метлы до пропавшего сто лет назад колеса, суля опустить ногами дедорв почки,
и тогда хоть в плен убегай...
     Милиция, являвшаяся вслед за  прошедшим  огненным  валом,  обращалась с
населением  не  так  жестко,  соблюдала  хоть  какую-то  законность,  меньше
свирепствовала на зачистках  и постах. Кроме  блоков, силами командированных
охранялись   стратегические   объекты   -   газораспределительные   станции,
водокачки, при необходимости органы власти, школы и больницы. Задержанных не
расстреливали,  отвезя  куда-нибудь  в  лес,  передавали  в  соответствующие
инстанции без особенных  измывательств, не трогали ребятишек и баб, в нужных
случаях с  ментами легче было договориться. Под занавес сроков они держались
снисходительно, хотя неуклонно взимали "подорожные" на отъезд.
     В результате  тот же отрядный пост обстреливали  не в пример  реже, чем
ВВшный за другой оконечностью  села, расположенный  вроде бы куда безопаснее
вдали  от домов, на открытом почти месте.  Его  долбили еженощно  из "мух" и
граников,  минные  поля  вокруг  неведомым  образом  перекраивались  обратно
схемам,  а поставленные вечером  растяжки  утром  оказывались буквально  под
ногой.  С  окрестных холмов  пощелкивал снайпер,  в  основном за  дальностью
безущербно,  но заставляя сгибаться в три погибели, выйдя по нужде.  Тем  не
менее  за время стояния отряда злодей подбил-таки двух солдат, причем одного
насмерть.  Пробовали трясти  село вместе  с  войсками и  составом  окрестных
блоков, ясно же, что палил кто-то "свой" - ради счастья бахнуть из СВДухи по
неверным вряд ли прибегут с  гор, но безрезультатно.  Ставили засады,  разок
устроили в сумерках  гон,  кончившийся тем,  что молодой воин  сорвал ржавую
проволоку самопального устройства, благо успел рухнуть, поранило только бок.
Инициативу запретили, есть плановые мероприятия соответствующего масштаба, а
партизанщины - ни-ни.
     Хоронясь, можно было  привыкнуть и к снайперам, однако на  командировку
отряда  выпала  беда хуже  -  всенародные  выборы  в  Думу.  Любые  подобные
мероприятия и дома превращались в затяжной геморрой вроде кори, утвердится с
третьей  попытки  президент  - доспел какой-нибудь  Совет Федерации,  только
победил в  пятый раз действующий  губернатор, а  уже депутаты  муниципальных
округов  разворачивают борьбу с использованием грязнейших технологий. Каждые
выборы значат  как  минимум месяц усиленного  варианта  несения  службы,  по
двенадцать  часов  без  выходных,  хотя кому  нужно  их  срывать  на  уровне
квартального самоуправления, оставалось неясным. При  обязательных двух-трех
турах  по низкой активности  избирателей и чрезмерной  кандидатов  торжество
демократии оборачивалось  для стражей порядка сущим мученьем. Сверх того шли
бесконечные  операции  (здесь  название   вспоминалось  смешно),  призванные
обозначить бурную  деятельность  органов перед правительством и  народом.  С
началом   войны  все  многочисленные   "Допинги"  и  "Криминалы"  слились  в
бесконечный  "Вихрь-Антитеррор",  хлопцы  по  существу впервые за год толком
отдохнули  здесь,  в  Чечне,  имея  гарантированные  свободные  сутки  после
рабочих. И тут свалилась очередная  показуха,  которую из высших соображений
край   нужно  было   провести  на   отвоеванной  территории,   утверждая  ее
принадлежность стране.
     "Духи"  нежданно  проявили свою отнюдь не  патриотически-мстительную, а
самую что ни на есть  политическую сущность. Народам державы до  фени  любые
предприятия   государства,   а  моджахедам  с   чего-то  вдруг   до   зарезу
потребовалось сорвать несчастные выборы.  Со  всей  очевидностью им спустили
приказ  точно так  же,  как  это  происходило  на федеральной  стороне  сил,
вследствие чего постовых отправили  сторожить  школу.  Голосование, знаменуя
возрождение  общегосударственных   начал,   намечалось   в   образовательных
заведениях,   уцелевших   либо   спешно  для   того   оборудуемых.  Ко   дню
волеизъявления  обещали  подвезти дармовые  праздничные  наборы  -  печенье,
сгущенка и банка шпрот, может быть, по килограмму муки в руки. В школе стоял
опечатанный ящик  с  бюллетнями, как выражаются в  служебно-административных
кругах  от Находки до  Сунжи  наряду  с  "кваррталом"  и  "ложит",  а  также
обтянутая кумачом урна. Военных нарядили охранять сельсовет.
     Поставленный к  школе, выходящей  заросшим  футбольным  полем прямо  на
речной откос, пост  обстреляли с противоположного берега в первую же ночь. В
то же время огонь  велся по администрации; с закатом не принято было спешить
на  выручку кому-то, ты отсидишься  в укреплении, а выехавших для  поддержки
расстреляют  или  подобьют. Школа  являлась достаточно уязвимой, к ней могли
подобраться  вдоль уреза  мутного потока,  закидать гранатами,  обдолбить из
"мух",  прямая  стрельба  и то опасна  даже  за  кирпичной  стеной,  если  у
противника найдется калибр 5,45. Легкая пуля непредсказуемо мечется, касаясь
малейшей преграды, и тем хороша в населенных пунктах - попав  в любой проем,
изрешечивает  помещение  внутри.  Но  парней  вместе с  державшими  недалече
оборону  солдатами выручила  предусмотрительность Балинюка,  опиравшегося на
искушенность Чайкина и собственный послужной опыт.
     Взлелеянный  еще  суворовским  училищем  командир  знал:  если  чего-то
хочешь, делай или организуй сам. Казенная система не работает автоматически,
хотя вроде должна. Конкретные  люди обязаны выполнять определенные  функции,
но  они всегда  найдут  оправдания, кивая на  других  исполнителей  и  сотни
объективных причин. В  командном механизме при мелкой придирчивости реальной
ответственности   нет,  с   этим  постепенно   смиряется  каждый,   начинает
соответственно действовать и  мало чешется о подчиненных  - вывернутся, если
захотят жить.
     Закончив  утренние дела,  Балинюк садился в ветхий УАЗ, брал старшину и
отбывал  по делам. В чем они заключались,  доподлинно никто не знал, рядовой
состав устраивал обильный  стол, парное  мясо,  созревающие фрукты и  мелкие
улучшения  быта  вроде новых одеял  (б/ушных казенных спальников, подлежащих
возврату на склад, большинство с собой не захватило). Куда при этом девались
положняковые тушняк  и рыба,  которые можно было коллективно продать, почему
не   выдавались  деньги,   отслюнявленные  дома  руководством  на  подпитку,
спрашивать не  решались  -  все-таки  командир,  разве что  по пьяни. Чайкин
скрипел зубами,  но от конфликтов воздерживался, блюдя негласный раздел сфер
влияния  и полномочий. Все равно полноценно заменить другого ни один  бы  не
смог. Еще  Балинюк обладал  удивительным чутьем на начальство и к  серьезным
проверкам  ни разу не  опоздал. Кроме них двоих, из офицеров имелся командир
взвода, состоявший на той  же должности в роте, по отрядной малочисленностью
принявший  и  обязанности  зампотыла.  Эта деятельность в  паре со старшиной
поглощала его целиком наряду с запоями, он ни во что не лез, непосредственно
распоряжались бойцами два отделенных, назначенные из самых бугров.
     Лояльный в служебных делах начштаб подсказал Балинюку то, о  чем бывший
ракетчик и  сам подумывал:  для безопасности необходим контакт с обладающими
боевой силой федералами, в первую очередь ближайшей артчастью, условие коего
есть живая связь. Ветераны  первой  кампании единодушно утверждали, что  она
была проклятьем той войны - даже родственные подразделения  имели  частоты и
устаревшие станции разных  типов. В результате  невозможно  было  вызвать на
помощь соседей, взаимодействие практически отсутствовало, царили путаница  и
хаос с частыми сражениями  между собой, а неприятель  преспокойно слушал все
переговоры, имея сканирующие  устройства. И Балинюк  вскоре  по приезде убил
враз двух  зайцев, съездив к ближним  пушкарям - наладил дружбу и выменял на
спирт здоровое армейское радио, тут же списанное в разряд потерь. Статья "не
подлежит  восстановлению" многое  позволяла пускать налево в условиях войны,
хотя и здесь имелись лимиты.  Ведающие  материальными резервами лица активно
пользовались ею,  а  личный  состав после  настоящих  боев  неизменно  латал
изношенную  пробитую   технику,  героическими  усилиями   возвращал  разному
оборудованию жизнь и сшивал проволокой расколотые приклады АК.
     Защитного  цвета  ящик  с  ручкой-кричалкой  и  наушниками поставили  у
связных,  закинув  наверх антенну,  стало  доступным развлечение следить  за
некодированным обменном военных до самой Ханкалы. Служила машинка неоценимо:
стоило боевикам затеять  пальбу,  отряд выходил  на  полк,  имевший дивизион
артиллерии, и те  редко  отказывались дать  залп-другой, пристреливая заодно
точки вокруг села. Так  пресекли в корне несколько серьезных вылазок, однако
бухать  по  окрестностям  населенных  пунктов  без  крайней  надобности  уже
запрещалось, рядовое "пиф-паф" велено было отражать собственными силами, при
отсутствии потерь и  разрушений просто пережидая в укрытиях. При возможности
экс-канонир Балинюк втаскивал станцию  на вышку, где  хватало для работы  ее
длинного  уса,  гнувшегося  в  кольцо,  и давал  целеуказания  минометчикам,
корректируя  стрельбу.  Поднапрягшись,  тряс  стариной  и кричал  цифры  для
наводки,  удовлетворенно  крякая,  если  координата  попадания  сходилась  с
расчетной. Кончив обработку, его хвалили в эфир со льстинкой:
     -- Добре числишь, атаман, глаз-алмаз, дальномерище. Переходи к нам!
     -- Чего я у вас  не видал, сыт по горло, - отвечал командир, умасленный
тем, что еще порох есть.
     -- Тогда заезжай, - вояки знали, что с пустыми руками визит не бывает.
     -- Заеду. Готовьтесь, як положено... Конец связи!
     Сроков  и  дат  тут открыто не назначали  - поймаешь на  пути фугас или
"муху" в борт, не по цифровой  же таблице  разговаривать. Да и  расхожие эти
шифры враг наверняка знал.
     Первая атака экстремистов, посягавших на основы конституционного строя,
права и свободы граждан была также отбита с помощью бомбардиров, провизорски
уложивших  три  крупных мины на незастроенный левый берег, куда  сбрасывался
мусор. Не  ожидавший такого отпора враг ретировался, кусаясь  издали мелкими
очередями. До утра экстренных ситуаций больше не возникало, хотя стало ясно,
что ягодки впереди.
     Обстрелы продолжились еженощно.  На два  дня  к  школе  приставили  БТР
внутренних  войск,  затем  почему-то  сняли.  Планировалось  усилить   посты
федеральным  составом  непосредственно с  ночи  перед голосованием,  а  пока
чертов  сундук  с  бумагами  охраняли  пять  человек.  Выделить   больше  не
представилось возможным, ибо пропускной режим на блоке никто не отменял, как
раз  приказали  устрожить, на дорогу  и так были  поставлены  все - командир
взвода,  старшина, приданный  отряду  управлением автохозяйства  группировки
водитель и даже  последний резерв, связист.  Зная либо предвидя концентрацию
сил и повышенную боеготовность перед  самыми  выборами,  "духи" устроили шоу
сутками раньше,  в  глухую пору  четвертого  часа  утра,  когда  мозг опутан
сонливостью, а ночь  кажется прошедшей. Они ударили  по  школе разом  с двух
сторон,  таки  пробравшись вдоль  реки и впервые решившись  палить из жилого
сектора.  В  то же  время был  атакован сельсовет и обстреляны все окраинные
посты.
     Полуголые   бойцы,   набрасывая  разгрузки  и   передергивая   затворы,
выскакивали  из казармы,  сталкиваясь  и матерясь в  темноте, разбегались по
местам. Битюг-прапорщик  по кличке  Бэтмэн,  дома первый мздоимец и пьяница,
молодецки выпустил ленту из вверенного ПК и орал с вышки:
     -- Второй номер, твою мать, патроны!
     На каждой огневой точке следовало иметься запас,  как бывает в окопах и
гнездах настоящей войны, но здесь оставленное без присмотра оказалось бы тут
же  проданным  или  выброшенным неизвестно  куда.  Номер  два  где-то гремел
жестью, чертыхаясь:
     -- Пи...ры, что за падла коробки убрала?!
     Балинюк  пытался  доложить  обстановку  в  комендатуру  и  райотдел  по
стандартному  милицейскому  "Сапфиру", какой  ставился  в машинах и дежурных
частях,  но эфир  был забит на боевом и  резервном  каналах ввиду начавшейся
кутерьмы.  Как всегда, подпакостивали  союзные  чешские полицаи или  "духи",
слушающие  частоту, если  они не совпадали в одном  лице - зажимали тангетку
передачи,  создавая  воющий  фон,  либо для  разнообразия  поливали  старших
братьев  грязью.  Усадив в  закуток  связи  для  подвернувшегося  бойца,  он
привычно забросил на плечо ремни зеленого ящика и  полез наверх. В бою важен
не лишний ствол, а твердое общее руководство.
     Чайкину на  случай  нештатных  ситуаций  поручался  школьный пост.  При
ночной  заварухе сторонняя помощь вряд ли придет,  выкручивайся как сможешь.
Заранее была  определена группа из пяти человек с гранатометчиком и солидным
боезапасом, дополнительные  магазины  собрали по всему отряду и  прикупили у
вояк.  Патронные  ящики  и  вскрытые  цинки  стояли наготове  в  школе,  при
интенсивной  стрельбе  главная  заминка -  набивать  рожки,  опустошаемые  в
секунду,  потому их хорошо  иметь снаряженными побольше. Пулеметчик вынужден
был  экономить ленты по вечному  их недостатку, под  огнем "маслят"  в тугие
гнезда судорожными  руками  просто  не  загонишь,  к  тому же  полосы обычно
состоят  из  кусков, сцепляемых  очередным  патроном для стрельбы  на ходу -
израсходованный отрезок летит прочь, не  мешая продвижению.  Держа  связь со
школой по  малой рации на "внутренней" волне, начштаб выступил  на выручку к
хлопцам.
     Собрать  группу  в  требуемые минуты,  как и следовало  ожидать,  среди
бедлама не удалось. Пришлось  схватить из обороны для комплекта ближних двух
воинов, благо вещмешки с запасом стояли  под известными  койками и у  самого
Чайкина  всегда  ждала  наготове эрдэха  - патронная россыпь, гранаты,  пара
толовых  шашек  с  детонаторами и  огнепроводный  шнур.  ВОГи  он  таскал  в
кармашках тяжеленного пояса, напоминавшего охотничий патронташ.
     Удержав получившего наконец свои коробки пулеметчика за лапу,  чтобы не
грохотал, Балинюк вышел на связь с федералами. Одновременно ему  приходилось
слушать  еще  два  канала,  местный  и боевой,  поскольку отсутствие  лишних
станций  препятствовало иметь на  каждый свою.  Пуль он не  страшился,  даже
взвизгнувших прямо  над головой, хотя  пригибался за бревна обкладки гнезда.
Есть  много вещей серьезней летучих железок,  например  -  избежать потерь в
отряде,  которые зачеркнут все его чаяния  и труды,  да и  здешняя война уже
являлась игрой наполовину, ее можно было во многом просчитать.  Докричавшись
ответа  "Слышу  тебя,  "Астрахань",  слышу!",  начал  излагать