диспозицию  с
расстановкой сил.
     Чайкин с  группой, разбившейся  по  сторонам дороги, пробирался к школе
заранее  разведанными  проулками.  В  одном  месте  проскочили напрямик  для
скорости чей-то  огород. Последнюю боковую улицу  форсировали уже под огнем,
случайная  очередь хлестнула  стены  домов или  их  обнаружили, но  пришлось
выдать  себя ответкой. Местонахождения Чайкин в эфир  не  объявлял,  сообщил
только:  "Держитесь,  держитесь, уже  "перрон"!", что означало "скоро  буду,
готовьтесь".  Приблизившись вплотную, следовало пустить зеленую ракету  - "я
свой" и  обозначиться голосом, как он знал по опыту, ибо условный знак может
тотчас перебить разноцветным залпом противник или не пойми кто, в ночном бою
пучки    осветительных    и    сигнальных    зарядов    вечно   расчерчивают
по-рожденственски  небосвод.   На  деле  вышло  не   совсем  по  тактическим
наставлениям,  парни отчаянно палили  с  крыши, крик  терялся среди грохота,
поэтому Чайкин расшифровался в эфир:
     -- Прекратить огонь, там-тарам, нас полоржите! Сказано ведь - "перрон"!
     -- Так давайте скорей, тарарам, нас окружают!..
     Последний  бросок  от  угла  крайнего  дома  к  школе, открытой со всех
сторон,  был  наиболее  опасен.  По  зданию  били  с  двух  или  трех сторон
прицельным  очередями, бухали подствольники. Велев прикрыть его во что бы то
ни стало, Чайкин бросился на прорыв. Коротким бегом  от канавы к деревцу, от
деревца к ограде, будь неладна, преодолел часть дистанции и залег,  отвлекая
огонь на  себя.  Когда подтянулись остальные, поползли к белеющей силикатным
кирпичом школе,  раздирая ладони и штаны  о хлам с камнями, усеивающий грунт
вокруг.  Здесь,  со стороны пустыря, имелся боковой вход, и  Чайкин  орал  в
рацию:
     -- Открывайте пожарную дверь, мы рядом!
     --  Не могу, заперта, -  вопил  чумной  командир  первого отделения  по
кличке Годзилла, являвшийся  старшим поста. -  Идите через главную лестницу,
там свободно!
     Огибать здание и всползать на широкие ступеньки крыльца было все равно,
что лезть  в поднятое метра  на  два от земли  окно. Распластавшись  листом,
Чайкин ревел недотепе:
     -- Идиот, сломай, выбей - мы на поле лежим, по нам в упор ...чат!
     --  Да завалили же специально! Бегите к тому  ходу или  в окошко вот, я
сейчас раму отобью...
     --  Гаденыш, - было  ясно, что Чайкин убьет дурака, если  доберется,  -
освободи  дверь  или  я взорву ее на хрен вместе с  тобой,  а в окно  сейчас
гранату кину! Шевелись, долбогреб, из-за тебя погибнем!
     Рассредоточившись, бойцы кое-как укрылись вдоль стен и слышали,  что за
обитой  железом дверью  началась  возня. Вскоре  замок изнутри  прострелили,
шугнув  хоронившихся  вблизи, и  наконец  заветный прямоугольник со  скрипом
приотворился. Друг за другом, на  карачках и ползком все протиснулись внутрь
и спешно  закрыли вновь,  привалив  назад бревна, старые покрышки,  какую-то
чугунку и мешки с песком.
     Тем временем Балинюк  дал наводку минометчикам, и первые "рыбы" с  воем
обрушились на заросли и  брошенное поле  юго-восточнее поста. Затем прилетел
артиллерийский  снаряд,  лег так  близко, что фабричные постройки  дрогнули,
стрельба  прервалась  с  обеих  сторон,  а  командир  с  Бэтмэном  чуть   не
кувыркнулись вниз. Оглохший  Балинюк забасил кружку микрофона, держа наушник
в горсти:
     --  Хорош, хорош, снесете  нас  к  бабушке!  Отбой,  скоро  понадобится
обработать другой квадрат, только чистенько, как в аптеке!
     И он взялся  за малую рацию, вызывая школу на  связь. Ответил  Чайкин -
слава  Богу, значит, дошли, наступила пора бомбить тамошние окрестности.  Не
жалея  домов,  раз допустили  боевиков в  село,  только здесь отдать команду
должен был уже с места начштаб.
     Ситуация  вокруг чертова изберпункта  между тем осложнялась. Не удержав
подкрепления защитникам,  в преддверии рассвета  моджахеды  решили  идти  на
приступ. Усилив обстрел, они начали  подбираться к зданию, бухнула "муха", к
счастью,  перелетавшая цель  и  рванувшая где-то на задах.  Пули  стучали по
стенам, точно косой дождь, ВОГ ткнулся в рубероидную крышу и ранил осколками
бойца, пришлось спуститься на второй  этаж,  обзор  сузился,  часть  проемов
вместо  стекла была  забрана полиэтиленом  и фанерой. Так и возьмут штурмом,
если  бывалые  вояки, подползут  вплотную  и  закидают гранатами,  подожгут,
выкурят,  когда под ногами враг, на  долго верхотуре не усидишь.  Оставалось
крайнее средство: просить  на себя залп. Укрывшись в  простенке, Чайкин стал
вызывать отряд.
     Артиллеристам  поставили  трудную  задачу  -  работать по неразведанной
цели,  руководствуясь  указаниями из вторых рук, ибо начштаб  мало смыслил в
баллистической  премудрости, способный  давать  разве  что  перелет-недолет.
Балинюк     вовремя    догадался    разжиться    у     коллег     дубликатом
карты-пятисотметровки во  избежание  ошибок и разночтений, а им вручил копию
добытого в  комендатуре  стройплана  села  80-х  годов (свежее  не нашлось).
Требовалось  положить  заряды  вокруг  здания практически  в  жилмассиве, по
возможности не  тронув  обоих, что все  же  превышало возможности  расчетов,
укомплектованных срочниками. На пробу выпустили мину, поднявшую столб воды в
реке,  следующая  зажгла чей-то сарай  поблизости - дьявол  с  ним,  главное
отбить врага. Третья  выщербила угол школы  и лишила фасад последних стекол.
Чайкин запросил прекратить  огонь,  прямое попадание  накрыло бы всех разом.
"Духам" сюрприз не понравился, они подали назад. По-видимому,  цель состояла
больше  в шуме,  чем уничтожении выборного участка, класть упрямо головы  за
штемпелеванные  бумажки  они вряд ли собирались.  Воздух  начинал  сереть, а
следовало еще рассредоточиться либо уйти из села, грядущий день мог принести
ответные карательные действия,  тотальную  зачистку. Стрельба ослабла, уходя
за ближние дома. Положив раскаленный автомат, Чайкин спросил отделенного:
     -- Слышь, а где тут эта документация?
     -- В директорском кабинете, - пришедший в себя Годзилла набивал у стены
рожок.
     -- Там сейф или как? Шибко тяжелый?
     -- Да ящик железный с замком, печать сургучная, просто тьфу!
     -- Найдешь в темноте дверь? Пошли.
     На  корточках  они  пробрались  к нужному кабинету,  Чайкин молниеносно
подпрыгнул,  вышиб  ногой  дверь,  настолько хлипкую,  что  она  сорвалась с
петель,   и   пауком   сиганул  внутрь.  Пришлось  все-таки  достать   узкий
"гинекологический" фонарик, торчавший из кармана разгрузки большой,  облитый
резиной против  ударов, был опасен. В углу  стояла красная урна, а сам ящик,
почему-то  представлявшийся  торжественно водруженным на стол,  отыскался  в
шкафу под  старым  плащом  и  истоптанными  заскорузлыми  ботинками.  Видно,
директор хранил в кабинете  обувь на дождь и  грязь,  и была она  у него  не
ахти... Пошарив, нашли пыльный дерюжный мешок, в военный "сидор" и тем  паче
заплечную мародерку ящик просто бы не влез.
     -- Поднимай народ, - приказал  Чайкин запыхавшемуся младшему командиру,
-  пойдем  на  сельсовет,  гори оно все.  Брать  только личный  скарб, самое
необходимое. Думаю, прорвемся.
     -- Какого хрена? Задница самая прошла, чехи сваливают, а мы вылезем под
остатнюю пулю?
     -- Ни черта не мыслишь, правильно гоблином зовут. Считать-то на ход-два
вперед  надо... Охота вам  еще  сутки за  эту  дрянь  воевать?  Я уйду, а ты
останешься. Уверен, что больше  подарков не будет, а  они дружно проголосуют
за  день  и  вас  уберут? Здание  повреждено  в  ходе  обстрела?  Да.  Ввиду
превосходства  противника, их  до  двадцати  стволов  было  по  огню,  ясно,
удержать пункт не представилось возможным. Есть опасность уничтожения хрени,
которую мы должны беречь как зеницу ока. Я принял решение отступить на новый
рубеж, гребанный ящик  мы сберегли.  А выбирают пусть  хоть у нас на  блоке,
поставим мусорную урну, и кидай туда свои бюллетни!..
     Накопившись  снова у малого выхода,  при тонком луче фонарика раскидали
хлам и  приготовились  к броску. Ящик в  мешке  был поручен  отделенному  за
физическую силу и промедление с дверьми, наряд пер рюкзаки с  добром и торбы
спальников. Гранаты Чайкин  раздал, целые патронные ящики сложили в коридоре
первого этажа, куда он отбежал напоследок, объявив секундную готовность.
     -- Давай! - заорал, вернувшись, и толкнул первого бойца в дверь.
     Один за  другим  вылетели из  здания  без стрельбы, пригибаясь.  Чайкин
жестко гнал:
     -- Скорей, коровы, рванет сейчас!
     Задержавшись, он бросил две  "лимонки"  в окно, переждал ничком взрыв и
кинулся  вслед за парнями. Когда они достигли ближних домов, сзади грохнуло,
внутри школы полыхнул огонь.
     -- "Астрахань", "Астрахань", - поднес Чайкин рацию ко рту, - нас сильно
жмут, передай - пусть сыпанут в "букварь", а мы попытаемся уйти на "Флажок".
"Кузнечикам" сообщи, чтоб встретили нормально. Как понял, прием?
     --  Понял, понял,  - гудел Балинюк  сквозь треск  эфира.  - Организуем,
берегитесь там!
     -- Без тебя не знаю... - Чайкин сунул рацию  в кармашек у плеча.  - Ну,
полный ход, сейчас веселье начнется!
     Вскоре действительно раздался первый душераздирающий вой, и за спиной в
опасной  близости шлепнулась  мина. Пришлось  даже залечь,  но Чайкин быстро
поднял хлопцев:
     -- Бежим,  снайперы  хреновы  издырявят в дуршлаг,  а  нам как раз  под
музыку смыться!..
     Администрация находилась  в центре, несколькими  кварталами  дальше  по
прямой, точнее наискось. Выписывая  петли по кривым улицам, шли около сорока
минут.  Откуда-то  постреливали, в районе  совета трещало  кучнее. Поскольку
оборона в любом  случае бывает круговой,  на  подходе Чайкин пустил  зеленую
ракету, семафорить по правилам сперва  красной "прекратить огонь" не имелось
запаса. Да и  кто в  бою смотрит на  сигналы, почему дальше  прибег к самому
верному способу:
     --  Эй,   братва!  Мы   "астраханские"   со   школы,  вас  должны  были
предупредить. Я сейчас выйду один, не завалите!
     Почти в  рост он перебежал открытое  пространство до мешков с  песком и
свалился за них.
     -- Здорорво! Ну, теперь встречайте моих - пацаны, сюда!
     Цепочкой  бойцы перебрались в укрытие и сбросили поклажу. Наконец можно
было отдохнуть, настоящий бой у всех, кроме Чайкина и двух бойцов, прошедших
за период срочной в ВВ "точки", случился впервые.
     У  солдат  дела  оказались  хуже,  даром что  стояли  целым взводом  из
шестнадцати человек, по углам здания были сложены укрепления, а у кирпичного
гаража  для  неизменной  председательской  "Волги" прятался БТР  с АГСом  на
хребте. Разведав или  верно  оценив силу,  "духи"  не  сунулись  прямо, били
издалека, гранатометным попаданием накрыли одно  гнездо, убив контрактника и
здорово ранив призывного.  Лейтенант запрашивал  помощь, чтобы спасти парня,
ему приказывали то ждать, то самостоятельно вывозить  с рассветом. Путаясь в
указаниях, он приказал готовить бэтэр,  но мотор пока  не запускать. Раненый
скорчился в беспамятстве  у  стены, уколотый промедолом,  чуть дальше  лежал
прикрытый брезентом  труп. К военным  местные относились хуже, внутрь здания
не пустили, сорвать дверь те не решились - армейская дисциплина  строже, это
пьяный  милицейский наряд мог заявить на  посту ханкалинскому начальству: да
мы сейчас сложим автоматы, и гребитесь вы все...
     С  подразделениями   Минобороны  вояки   связи  не  имели,  собственные
минометчики  стояли далеко и без команды сверху не открыли бы огонь по селу.
Правда,  федералы по собственному почину начали обработку  ближних высот, но
партизан при этом явно  затронули мало. Коллегам  хватило  собственной  мощи
отразить  нападение, старым добрым  методом в ответ на первые выстрелы АГС и
башенный  пулемет  ударили  в жилой  сектор, чтоб  назавтра  раз и  навсегда
заявить возмущенным представителям: "По нам стреляли, а ты откуда знаешь,  с
какой стороны  - участник? Делайте сами мир, и  все будет нормально!" Обычно
помогало.  Затем  переключились  на  неприятельские   вспышки,  отправив  по
приставной лестнице на чердак воина, который из торцевого лаза давал наводку
трассерами,  вслед  бил  ПКВТ и трехногий станковый агрегат. Чувствуя отпор,
чичи  перемещались  вокруг,  огрызаясь для  порядка, к  появлению чайкинской
группы  стрельба  окончательно  утихла.  Издалека  донесся гул двигателей  -
вэвэшная  колонна  из  бронетехники,  санитарной  машины   и  оборудованного
зенитной  установкой  грузовика  входила  в   село.  Ближние   предметы  уже
прорисовывались из воздуха, обретшего рассветную глубину.
     Убитого с  раненым положили  в  кузов, задетого  отрядовца  Чайкин тоже
уговорил ехать:
     --  Дурень,  я тебя  вытащу, ты хоть день  полежи,  чтоб завели историю
болезни.  Если не выбьешь  страховку потом, хоть нашивку получишь и  награда
практически обеспечена - ведь кровь пролил!
     Прочие бойцы оказались в норме, легкие  контузии и царапины, измазанная
порванная одежда да один из школьного наряда потерял каску. Пост  выставляли
с полной  экипировкой, и это был естественный  результат.  Бог  с ней, решил
Чайкин, под  такую ночь не одну "кастрюлю" можно списать. Пострадавший взвод
сменили новым  составом, уже  при двух  бэтэрах  и одной БМП,  обещали  даже
полевую кухню,  войскам светило  париться  до  упора,  пока  голосование  не
завершится. В случае неактивности избирателей его могли и продлить.
     Чайкина заботил  теперь  лишь  ящик.  К  счастью,  глава  администрации
примчался, как  только минул комендантский час, и начштаба твердо зажал его,
хотя тот и кивал  на школьного вождя. Как выяснилось, ответственности не нес
и  директор, ящик  принадлежал  избирательной  комиссии,  причем районной, а
местная вообще  еще  полностью не собралась.  Печать сохранилась, что Чайкин
полагал главным козырем, и все больше напирал:
     -- Я сейчас увезу ваш  дурацкий ящик, за который мы рисковали жизнью, и
обратно его получите только через коменданта района! А уж он вас всех любит,
сами  знаете, и выборы  окажутся сорваны -  по чьей вине? Если ты власть, то
принимай решение,  собирай  любую  комиссию,  только  скорей.  Здесь  бумаги
государственного значения, перед главой республики будешь навытяжку стоять!
     Председатель  наконец  сдался, открыл помещение и в присутствии пожилой
тетки  в  шерстяном  платке,  делопроизводителя  администрации, и  какого-то
мужика был составлен в двух экземплярах акт передачи. За отсутствием копирки
Чайкин  лично  написал  оба  от руки.  Замок цел,  сургуч  на месте, надо  ж
понимать  важность мероприятия,  без  демократических выборов  какая  мирная
жизнь, едва не трепал он уже  по  плечу  главу. Если не помогать друг другу,
куда придем? Давай пять, отец, все будет тип-топ!
     На   блок  подкинул  "Урал"   внутренних  войск,  ехавший  за  дровами.
Уведомленный обо всем по рации Балинюк с толпой свободных от службы встретил
объятьями, как героев:
     -- Переволновались за вас. Ну, молодцы!

     -------------------------------

     Как ни вымотался Чайкин, командир заставил первым делом писать рапорт.
     --  Все  по  пунктам -  когда было получено  сообщение о  нападении  на
выносной пост, как выдвигались, в каком составе и что дальше произошло.
     -- На хрена, пан  майор?  В  комендатуру докладывали  обо всем ночью, у
дежурного где-нибудь пометка есть, коли что.
     --  Ты  пиши, Михайла, пиши, под копию. Ее  я  как раз в комендатуру  и
свезу. Помяни слово, писать еще придется. Отрази, что  имелись раненые, были
окружены, запрашивалась  поддержка  артиллерии,  которая не могла эффективно
действовать в полном масштабе ввиду расположения  целей в населенном пункте.
И только тогда в критической  ситуации, чтобы избежать уничтожения  выборной
документации  либо захвата  ее врагом,  принял единственно верное  решение -
преодолев ожесточенное сопротивление противника, с боем  вырваться из кольца
и перенести  сейф к  зданию администрации, на  усиленную позицию федеральных
сил. Где  передали все главе самоуправления  с  надлежащим оформлением.  Акт
грамотно составил, хвалю. Да, с Годзиллы тоже рапорт.
     Чайкин  понимал начальника, в  царившей  бессмыслице часто  приходилось
доказывать  правомерность  открытия  огня не  с  пьяных глаз,  а  в ответ на
происки  моджахедов -  у  вас  нет жертв, а пострадали дома  мирных граждан.
Кроме того,  милицейский  опыт учил: что  бы  ни сделал - грамотно напиши, а
потом стой твердо, самые грозные разбиратели в конце концов запутаются и все
спустят  на  тормозах, когда  от  реального  происшествия  останутся  версии
участников  и  куча  бумажек.  Шум  стоит  первые  день-два,  затем  острота
теряется,   новые   казенные   хлопоты  с   текучкой   оттесняют   вчерашнюю
злободневность.  Не велика  беда  - школа, "духи"  ее  и рванули со  злости,
обнаружив, что  драгоценные бланки ушли, или снаряд  попал, да  мало ли что,
какое-то время она вовсе оставалась  бесхозной. Проголосуют макаки и в своей
управе... Балинюк подсказал содержание, словно читал мысли, в подробности не
лез, обнаруживая вновь стаж и  зрелость: ты не говорил, я не слышал, тебе же
легче  отбалтываться, если что. Майор вообще оказывался  мужик ничего, нашли
бы общий язык, если б не соперничество дома...
     В середине  дня  командир поднял  начштаба,  малость  дюбнувшего  перед
койкой и проспавшегося не до конца:
     -- Съезди в школу, подбери наше, что осталось. Глянь заодно, чего  там,
вырази  сочувствие  директору,  его позиция  тоже будет важна. Обещай - если
удастся, выпишем материалы, поможем чем-нибудь.
     Проклиная дурацкую войну и командировку, Чайкин с трудом встал и  начал
сгребаться.  Далась им эта  несчастная бурса, сколько всего  разрушено из-за
генералов  с  политиками  -  нет спроса, на  веку  сам  кое-что  взрывал,  с
жертвами, и ничего страшного, а  тут... УАЗ стоял наготове, взяв двух бойцов
и бывшего старшего поста, поехал в школу.
     Вид   открылся  и   впрямь  удручающий.  Здание  не  пострадало  так  в
предшествовавшие боевые  действия,  как за  минувшую  ночь. В асфальте перед
главным входом, где строились  когда-то линейки и  отмечались звонки, теперь
зияла приличная  воронка,  по фасаду и с торцов не  осталось  целых  стекол,
издырявленная  пленка, заменявшая  их,  висла клочьями.  Выщерблены  кирпича
отныне было не скрыть ремонтами, разве только штукатурить стены целиком, эти
мелкие  раны  остаются  самым долговечным напоминанием о  войне. Саму  школу
снаряды обошли,  за что Чайкин ругнул про себя минометчиков, понимая - и они
не боги, хотя славно было б списать все на других,  но  первый  этаж изнутри
облизало пламя, в длинном коридоре взрывами снесло несколько дверей, вышибло
оконные рамы, иссекло потолок и выщербило бетонный с крошкой пол.
     Пожилой директор в сетчатой шляпе, с потемневшим институтским ромбом на
лацкане вытертого  пиджака  бродил по школе, заглядывая в классы  и горестно
вздыхая. Второму этажу  тоже досталось, он сокрушенно качал головой - только
закончили  посильный  ремонт,  и  вот... Несколько учительниц  в  косынках и
хромой  тощий  мужичонка пытались что-то убрать с помощью учеников постарше,
ребятня  носилась  во  дворе.  Мальки  беззастенчиво  окружили  "козелок"  и
увязались за милиционерами, норовя потрогать оружие и выпиравшие из карманов
гранаты. По летнему времени поросль была свободна, не зная, как убить время,
радовалась всему.  На скупые пояснения директор  вяло  отвечал:  "Да, да", и
Чайкин  не  стал  вдаваться  в подробности. Патронные ящики, под  которые он
заложил  тол, разметало  на  части, собрав  оставшееся барахлишко  - чайник,
кастрюли,  миски, забытый  шуршун, которое  не  успели  растащить  уборщики,
делегация отбыла  без политесу. Дядьку с работниками было  отчасти жаль, они
искренне  сокрушались  напасти, но  вина  лежала в целом на  всех  -  нечего
вскармливать дудаевых с прочими шамилями.
     Умен ок