его на  пять секунд,  емкость рожка, пока  он вваливался  со своим громобоем
сзади. Водитель тотчас вскинулся, как цирковой джигит в седле,  подхватив  с
арены папаху,  выжал  сцепление и утопил газовую педаль. Чайкин швырнул один
за другим "лимонки" и на ходу упал  за руль "копейки", бесцеремонно отпихнув
шарившую  вокруг  руками  припадошную  роженицу.   В  мозгу  отпечатался  ее
распяленный  в  неслышном крике рот, или он успел  оглохнуть. Машину  тащило
боком, сгибаясь, Чайкин  едва успел отжать ручник и переключить скорость, не
обращая внимания на взвизг пуль справа и  треснувшее  перед  глазами лобовое
стекло. Впереди  лежал  прямой  участок  дороги,  и  УАЗ  рванулся  из  зоны
обстрела,  хотя  он  еле справлялся с  автомобилем.  Приближаясь к извилине,
водила снизил бешенный  темп,  Чайкин успел выхватить из нагрудного  кармана
рацию и крикнуть в нее:
     -- Не гони так, оторвет или расшибусь на хрен!..
     Однако  его, похоже, не слышали, повредилась рация или сбили канал. УАЗ
чуть снизил обороты, твердо  взял середину дороги и мчал  дальше, постепенно
вновь набирая скорость.  Эту дьявольскую гонку Чайкин запомнил крепче всего,
рискуя ежесекундно  перевернуться или  врезаться  в буксир, когда тот  резко
сбрасывал  газ  перед  очередным поворотом, собственные тормоза  оказались у
повозки  ни  к черту  и  оставалось только  из  последних сил сжимать  руль,
неотрывно  следя  за маневрами  передней  машины. Только  вылетев из ущелья,
адский пилот наконец унял железного коня до обычного при сцепке хода.
     Балинюк  и здесь оказал  себя  молодцом,  не слыша переговоров и боя за
холмами, он тотчас  после отъезда экспедиционного корпуса  вызвал через ВОВД
медпомощь  и добился выделения  охраны для нее.  Из продырявленных машин как
раз вытащили потерявшую сознание молодку и  бледного парня, когда  от центра
села  послышался  вой сирены  и  в  проблесках  древней конусовидной мигалки
появился  заслуженный   РАФ,   сопровождаемый   единственным   отделенческим
бэтээром.  Здоровый медбрат  наскоро перевязал  бойцу  верхнюю  часть  руки,
установив сквозной характер  ранения. Отвязный худой врач с бритой головой и
коньячным  амбре,   заценив  обстановку,   велел   тащить  бабу   в  местный
фельдшерский пункт,  замок  с  которого  просто сбили.  Там он вкатал ей два
шприца  обезболивающего  и  при  помощи  третьего  члена  бригады,  плотного
коротыша,  ничтоже сумняшася  подрезал что-то, запустил  обтянутую перчаткой
кисть в разверстое лоно и вытащил почти задохшегося мальца, крупноватого для
узкого  таза несчастной. Затем  принялся быстро шить рассеченные ткани, пока
ассистенты   не  очень  ловко  обихаживали   народившегося  пацана.  Хлопнув
спиртяшки и перекуривая на крыльце,  доктор отвечал восхищенным милиционерам
охраны:
     -- Времени  не  оставалось,  кончился бы ее  чиченок, да  и сама могла.
Ответственности я  не боюсь, это  вам страшно без  работы остаться. Скажите,
пусть готовят катафалк, едем  в больницу, не ночевать  же  здесь!  Вытерпела
такое  -  и остальное перенесет. Им  обоим  теперь  уход  нужен,  стационар,
обратно в коровник можно только на смерть отослать.
     Клиентку  с  новорожденным  и очумелой  теткой  деликатно  загрузили  в
транспорт, раненый  влез  на броню.  Его трясло, рука  картинно покоилась на
перевязи, хотя сведущий в процедурных тонкостях медбрат сразу определил:
     --  Дорогой, у  тебя от  этой царапины через неделю шрама не останется,
продезинфицируют и даже шить не станут. Так что двадцать один день больнички
или как там, стойкая утраты трудоспособности более чем на треть, боюсь, тебе
не светит. Может, повезет в другой раз!
     Вечером  участники  предприятия  коллективно   снимали  стресс,  водила
насчитал  в  УАЗике  девять  свежих пробоин,  одну смятую пулю выковырял  из
сидения под  собственным задом.  Обмыв  ее  как награду в "шиле", до  дна  с
вытаскиванием  зубами на ладонь,  решил просверлить и  довесить к нательному
крестику. Брошенный  в стороне "Жигуль" обходили, как заразный, был он точно
решето, с побитыми стеклами, Чайкина с  женщинами  обнесло чудом. Видно, Бог
не хотел в тот день больше крови и смертей.
     До окончания командировки  ничего примечательного  больше не произошло.
Соскучившись, раненый бежал через  три дня из санчасти, добравшись попутками
на блок.  Из  казенных  сумм выделили часть  на цветы, собрали  продуктов  и
съездили к крестнику в больницу. Туго запеленутый по местным обычаям ребенок
спал с матерью, порядки строгостью  не  отличались. Сама она  лежала худая и
потемневшая,  великий и  могучий язык межнационального общения знала плохо и
из  речей  присутствующих, в том  числе  замглавы  администрации,  мало  что
поняла.  В  районной газетке  прописали  статью  о  благородстве, фактически
подвиге российских  милиционеров, ценой смертельного риска спасших две жизни
освобожденному   братскому   народу.   Присовокупив   к  служебным   бумагам
ходатайства властей, Балинюк сдал в группировку наградные документы почти на
всех,  включая Чайкина  и  себя. Инстанции  никого  вроде  не срезали, через
полгодика можно было ждать знаков признательности от родного государства.
     Невезучий старик остался  единственным чеченцем, достоверно погибшим от
рук отрядовцев либо на их глазах за весь срок командировки.


     2001-2003 гг.


     Примечания

     САУ - самоходная артиллерийская установка

     БТР - бронетранспортер

     БМП - боевая машина пехоты

     Чернокозово - следственный изолятор Минюста в Чечне, известный жесткими
условиями содержания

     Шахиды - террористы-смертники  и  в  целом бойцы, принесшие  клятву  не
щадить жизни в борьбе за исламские идеалы

     "Фейсы" - сотрудники ФСБ

     ГРУ - Главное разведывательное управление

     ВВ - внутренние войска МВД РФ

     ППСМ - патрульно-постовая служба милиции

     АК - автомат Калашникова

     АКСУ - автомат Калашникова складывающийся укороченный

     Броник - бронежилет

     УСБ - управление собственной безопасности

     СОБР - специальный отряд быстрого реагирования, подразделение в составе
РУБОПов до их реорганизации

     ПНВ - прибор ночного видения

     ВОГ - выстрел с осколочной гранатой

     Подствольник - подствольный гранатомет для стрельбы ВОГами

     "Муха" - одноразовый гранатомет в раздвижном тубусе

     СВД - снайперская винтовка Драгунова

     ПК - пулемет Калашникова

     "Маслята" - патроны

     АГС - автоматический гранатомет станковый

     Ханкала - пункт нахождения командования  объединенной группировки войск
(ОГВ)  и входящей в  ее состав  ВОГОиП,  временной  объединенной группировки
органов и подразделений МВД РФ

     ПКВТ - пулемет Калашникова-Владимирова танковый

     Шуршун - защитный камуфлированный комбинезон из синтетической ткани

     ВОВД, "временник" - временный отдел внутренних дел













Зимним вечером


     Ничем не  примечательный наш блокпост  торчал на  выезде  из райцентра,
перекрывая грозненскую трассу. Целыми днями с рассвета до темноты, желанного
комендантского   часа,  в  обе   стороны   грохотал  бесконечный   транспорт
ограбленного  угнетаемого  населения,  разоренных  организаций.  Заплатанные
легковушки, РАФики советских лет, забывшие  о ремонте, разбитые  "Икарусы" и
ПАЗы,  шаланды,  осевшие   под  самыми   неожиданными   грузами  от  катушек
высоковольтных кабелей до  кирпича, выбранного  из развалин. Военная техника
составляла в этом потоке довольно скромный процент. Выжженная оккупированная
земля представлялась совсем иначе - трубы спаленных хат, бредущие по дорогам
беженцы с детьми на руках, замотанные в платки женщины без возрасти и ветхие
старики... На  счастье жителей, бомбили и  обстреливали село в  период войны
сравнительно мало, а райцентром,  именовавшимся ваххабитским гнездом, войска
овладели без боя к обоюдной выгоде  сторон. Вечерами  светилось от  дворовой
лампочки решето ворот напротив, различались днем крупнокалиберные выщерблины
стен и  какие-то  руины  в  поле  -  вот  и  все,  что  свидетельствовало  о
пронесшемся  урагане.  Тетки же  и девицы среди  проезжавших мимо и  ждавших
попуток  у  границ поста, где ссаживали народ колымаги  местного  сообщения,
маршрутки и  коммерческие автобусы "Базар-Газучасток", случались  дай Бог, в
шубах, золоте и густом макияже. Убрать наши "калаши", бетонные  разгородки -
рядовое кавказское захолустье...
     У  людей  шла  жизнь  в тех условиях,  к  которым  они  за  десятилетие
вынужденно привыкли.  Собственные колеса  в  разруху  стали  необходимостью,
подчас  основным  кормильцем, при  независимости  угнанные  по стране машине
стоили  здесь  дешево,  а  кустарный  бензин,  люто  портивший  двигатель  и
окружающий  воздух, обходился того  меньше. Нужды  гнали селян из дому много
чаще, чем  в забытое мирное время, ибо  в годины революций, войн и смут, при
самых неспособствующих кондициях граждан будто рвет  с насестов некий вихрь.
Официально восстанавливаемая столица с ее конторами, органами власти и парой
"вузов"  втягивала ежедневно тысячи людей. Там была какая-то работа, бизнес,
дела,  но отсутствовали жилье,  быт, многие уцелевшие обитатели воротились в
родную полудеревню, и даже некоторые  видные лица купили или обустроили себе
здесь дома. В нашей провинции почти регулярно давались газ, свет, из уличных
колонок шла вода без нефтяной пленки и даже горели отдельные фонари.
     Личные  обстоятельства  населения,  честно говоря,  трогали  нас все же
мало.  Не только по черствости; мы  сталкивались с людьми кратко, в ситуации
приказа  и  подчинения, когда  исстрадавшиеся  пейзане неискренне улыбались,
открывая  в пятый  раз за полчаса  багажник, а  осененные хоть  какой-нибудь
властью  надменно  вскидывали "корочку" в  окно и упорно стремились объехать
очередь. Полутюремная  жизнь  за колючей проволокой  с  редкими выездами  на
почту, однообразие, вечное  принуждение  кого-то к выполнению  бессмысленных
требований и начальственный тяжкий пресс вытомили до корней  уже  за  первый
месяц. В манерах утвердилось раздражение,  вспыхивающее  яростью от малейшей
искры,  боеспособность  истачивало  скрытое пьянство. И  все  же  простаивая
сутками  на  обрыдшей  дороге,  видя  житье  проезжающих  и   перебрасываясь
словом-другим  с настроенными лояльно,  самые  твердолобые  начинали  смутно
что-то понимать. Зарождалось даже  сочувствие - предмет, в службе лишний. На
деле,  впрочем,  носившее  отвлеченный  характер,  как  к чужим бедствиям  в
теленовостях. Жаль бедолаг, но это их проблемы...
     Созерцая в  ясные дни снежные  пики  на  горизонте с  лагерно-армейской
тоской,  думали мы об одном: когда это кончится? Теперь  понималось,  отчего
сменяемые нами  парни мотали  как  с пожара без  понукания,  бросая  шмотье,
казенные простыни  и  даже  левые боеприпасы, накопленные  трудом  и  обычно
конвертируемые у  прибывших в огненную воду, "хрусты"  и домашнюю жратву. Мы
стойко  глотали  едкие  выхлопы  адской смеси, местной самопальной  горючки,
резавшей    глаза,    бронхи    и    оседавшей    копотью     на    плащевых
комбинезонах-"шуршунах", закупленных для отряда при отправке  на спонсорские
средства.  Выбитого из мрачных спонсоров по слухам хватило  бы  на  полярные
костюмы   с   подогревом,  где-то  все   эти  тысячи  с   тушенко-сгущенками
благополучно  осели,  но заглядывать  начальству  в известный  отдел военное
правило воспрещало. Особую ненависть вызывали КАМАЗы, жирно коптившие чистой
нефтью. Выхлопное  жерло крепилось  у них за кабиной  таким образом, что при
начале движение после проверки они испускали в лицо густочайшее облако, мстя
за  трату  времени,  чинимые  препятствия и  обиды всех  лет.  Малоприятными
оказывались  даже  выходные дни, по которым  в  райцентре  открывался  базар
всечеченского, судя по количеству покупателей и негоциантов, масштаба. Утром
товар  везли  одни, ближе к  вечеру  его  тащили назад  другие  в  таких  же
замызганных  "шестерках"   и  "Волгах",   маршрутках,   автобусах,   забитых
челночными клетчатыми  сумками, которые  приходилось снова просматривать под
страхом взыскания хотя бы внешне.
     Поражали  равно  интенсивность  торговли  и  первобытный  ее  характер:
тонущий в грязи рынок с дырявым полиэтиленом над столиками, минитолкучки  на
всех  перекрестках  центральной  Советской  улицы, изгибавшейся  от  бывшего
исполкома до нашей  окраины  с постом. Доски  на  ящиках  вместо  прилавков,
пирамиды консервных банок и желтые масляные  бутылки, связки привозной сухой
рыбы.   Стояли   раритетные   металлические  ларьки   в  рыжих  потеках,   с
козырьком-ставнем  и свечой внутри по замене выбитых стекол  той же пленкой.
Вдоль  дорог  красовались  скамейки  и  целые стенды  с  домашней  выпечкой,
изукрашенными  по всем  правилам  кондитерского  искусства пирожными  и даже
роскошными  свадебными тортами в хрусткой прозрачной  оболочке. Тут же могла
стоять  мочеподобная  жидкость  в здоровых  бутылях  и  емкостях  с  брендом
"дистопливо  дешыво  из  России"  на  фанерках,  сулившим  высокое  качество
"импортного"  товара. Подоконники  домов украшали  выставки-продажи сигарет,
жвачек,  сникерсов и напитков, включая  ситро "Буратино" в стеклянной таре с
той  самой  месяцевидной  этикеткой. Она так  же отклеивалась  на  концах  и
значилась оттиснутой  в  1986  году,  хотя могла  быть с уцелевшей  печатной
формы.  Стоил дивный  напиток  три рубля; разок поблевав,  самые  укоренелые
похмельщики  начинали  предпочитать   завозную  дристную  воду  из  пожарной
цистерны  -  таинственные изготовители не  только  пренебрегали  фильтровать
сырье из ближайшей  канавы,  но  и добавляли вместе с жженным сахаром что-то
мало совместимое с жизнью.
     Семечки, пачки "Донского табака", непривычно желтую ростовскую "Приму",
пиво,  осетинскую водку и дербентский "коньяк" с  соответствующими наценками
везли,  несли  и  прикатывали на  тележках  и велосипедах  прямо на  пост. А
подлинная  река  транзитного  ширпотреба ежедневно  текла  мимо,  вызывая  у
нестойких соблазн припасть к ней хоть на миг. Склонные к умствованиям жевали
слово  менталитет, достигшее самых  широких серых масс: торгашество в крови.
От нужды, конечно, и не так начнешь крутиться, но надо ж и склонность иметь.
Даже под снегом было видно,  какими сорняками заросли поля окрест. Остальные
выражались проще: торгаши, воры  и разбойники, у  них это в крови... Термины
"обезьяны" и "чурбанота" оба разряда использовали предпочтительно.
     Задачей блокпостов являлась проверка транспорта и  следующих на нем лиц
с целью выявления запрещенных предметов, улик,  боевиков и преступников, еще
не находящихся в розыске  и тем паче в  него объявленных, краденных машин  и
добра.  Действенных  методик   выполнения  отечественная  военно-полицейская
система  так  и не  выработала,  оставаясь  на уровне  копания  в поклаже  и
пристального  чтения паспортов. Впрочем,  что  еще выдумать;  позже  я видел
кадры  действий  потенциальных  союзников  в  захваченной  арабской  стране:
зачистка  кварталов с  вытаскиванием  подозреваемых на  улицу  под стволами,
узнаваемый блок на дороге... Повеяло чем-то знакомым, почти своим. Известную
сдерживающую роль сеть постов и полупассивное силовое присутствие играли, но
явно не  соизмеримую с  их  размерами, затрачиваемыми средствами  и энергией
людей. Реальность же исполнения обязанностей выглядела более чем убого.
     На ветхом пункте регистрации  граждан и  транспорта,  огневой  точке из
прохудившихся  мешков с  песком и  шифериной сверху, лежали в грязных папках
всяческие  ориентировки,  списки  преступников и угнанных телег. База данных
пещерной  эпохи, так сказать. Первое время мы честно пытались заглядывать  в
них  при  изучении  документов  и  госзнаков  машин,  и  даже  поймали  одну
преступную "копейку".  Уложенный ретивым постовым на  капот дядька  с тоской
тянул:
     --  Ви новие, да?  Это моя машина, у мине ее угнали,  потом  вернули за
денги. А тепер все врем ловят,  надоело уже! Прежний ребят меня все знал, не
трогал...
     Было ясно,  что он  скорее всего  не врет. В местный отдел его все-таки
сдали показателей ради, но внушительно советовали:
     -- Так сними с учета колымагу, всем проще будет!
     -- Э, ходил уже, говорат - плати давай...
     Просмотрев для порядку лист вождей незаконных вооруженных формирований,
гордо  возглавляемый  изгнанным  президентом,  я  обнаружил  еще  числящимся
известного пахана, с шумом  и помпой ликвидированного полгода назад. Отдыхая
по  соседству,  дурила  с  чего-то начал  шмалять  из пукалки  при внезапной
зачистке и  был смертельно  ранен; добазарься он,  как обычно, и по сей день
ездил  бы через наш же пост с удостоверением какого-нибудь  начальника РОВД.
Закрыв папку, я оставил ее под  рукой и солидно раскрывал, когда требовалось
обозначить работу.
     Что до обыска транспорта, то ничего мы не находили и не пытались найти,
быстро убедившись в невозможности требуемых доскональных шмонов. При возне с
машиной больше  трех минут  возникал затор,  опасный всем при любви войск  к
беспрепятственному проезду, задние  начинали  сигналить, бежали  просители и
крикуны,  ситуация накалялась за миг. В километровой очереди  кто-то начинал
выруливать и разворачиваться, задевая других, возникали свары до  драк среди
уже  соплеменников,  перераставшие в  стихийные  митинги  протеста.  Изредка
подобные  шоу  устраивались  в  моменты  озверения  начальства,  получившего
наверху втык. Его гнев приходилось, как бурю, пережидать. Бог с ними нервами
и суетой, все равно  к вечеру  на  дороге все  шатались  без водки.  Главная
постовая  сложность заключалась  в  другом. Она  для  краткости обозначалось
местной милицией, то бишь любыми кадрами с пушкой и ксивой.
     Разных  крутых  амбалов  ездило  через  нас  необыкновенно  много, даже
зампредседателя какого-то упорно существующего на бумаге совхоза гордо рулил
без  пиджака,  обнажая сбрую плечевой кобуры. Соблюдать  порядок  движения и
тормозить для показа документов  не приходило им в  голову,  являясь  чем-то
противоестественным.  Всяческие фантастические помощники депутатов,  младшие
юристы,  инспекторы чего-то, начальники  отделов учреждений, о существовании
которых в  системе власти никто даже не подозревал, сотрудники службы охраны
правительства и лично  главы республики (занявшего пост несмотря на активный
плебейский   антифедерализм   в  прошлом   или  благодаря   ему)   одевались
исключительно  в  камуфляж и  проносились мимо, небрежно  вскидывая  руку  в
полуприветствии, чаще просто дав сигнал,  мигнув фарами и неизменно скалясь.
При перестрелке их 7,62-миллиметровые  АК прошили бы  меня вместе с жилетом,
для облегчения лишенным пластин,  а  наши пульки  5,45  ушли бы  в  сторону,
коснувшись струи выхлопных газов. Правда, враг труднее разживался патронами,
которые  мы  скупали цинками у  солдат,  меняли  на  спирт и  даже  пайковой
"Беломор"  с  килькой.  Таким  образом  известный  смысл  в  разнокалиберном
вооружении сил имелся, а простым стволом тут давно уже было некого пугать.
     Воротясь ценой новых жертв на истерзанный  клок  земли,  держава начала
утверждаться здесь  введением  странного двоевластия.  Даже  в нашей  банде,
именуемой  сводный  отряд, не  один  я  понимал,  что  любым  колонизаторам,
завоевателям,   империалистам  без   местного   управления   на  подчиненных
территориях не обойтись, однако  полная мешанина и несогласованность ставили
в  тупик всякого,  кто  пытался хоть что-то понять. Так, самый захудалый аул
имел свой муниципалитет в лице какого-нибудь  уважаемого человека с печатью,
исправлявшего должность при всех режимах и принимавшего посетителей  на дому
без  отрыва  от хозяйства.  Сей  наркомат числился  в  составе  вышестоящего
административного органа, глава коего без санкции коменданта района не  смел
чихнуть.