т, - сказал Костя Костромин, и глаза его блеснули, - мы сами.


                                   * * *

   - Так, ребятишки, - передразнивая Каштанова, говорил Костя. - Собрались
в кучу. Это будет у нас совет...
   - Совет задачи, - сказал Миша Логинов.
   - А давайте просто - куча мала! Все соображения в одну шапку! -
предложил Паша Медведев.
   - Идет! Принято! Открываем первую в нашей школе кучу малу, и я
чувствую, это заседание будет не последним - и следовательно, историческим.
   - А у Алексея Алексеевича все историческое: историк же!
   - Уважаемая куча мала! Принимаются только прострельные идеи!
   Сережа Лазарев, никогда не учивший уроки, предложил:
   - Мы с Игорем обходим все классы и объясняем, что к чему. - Сергей
показал увесистый кулак. - Можем парочку приемов для наглядности
продемонстрировать. Выучат как миленькие.
   - Ненадежно, - сказал Костя. - Кто-нибудь от страха и засыплется.
   - Надо такое сотворить, - хмуро начал Игорь, - такое, чтоб уроков не
было...
   Все засмеялись, а Костя сказал:
   - А что, ребятишки? Вот это прострельно! Нет уроков - нет двоек, и
задачка решена!
   Тут же предложения посыпались со всех сторон:
   - Поджечь школу! Потом потушить!
   - Про кас же и в газетах напишут!
   - Чего поджечь? Взорвать ее начисто!
   - Стекла все повыбивать!
   - Эпидемию холеры устроить!
   И только когда все накричались и дошли до того, что надо попросту
связать всех учителей, Миша Логинов сказал:
   - А я, кажется, нашел... Связывать их не будем, но идея тут есть...
Сколько в школе учеников? Больше тысячи.
   А учителей? Всего полсотни. На кого же легче подействовать?
   Костя помолчал и объявил, что Михаил Логинов не только
лорд-толкователь, но еще и гений всех времен и народов.
   ...Через несколько минут вся куча мала двигалась по школе, и странные
звучали речи!
   В учительской, например, переговаривались так:
   - Розетка есть. А какое напряжение?
   - Двести двадцать, какое же еще.
   - Девочки?
   - Можно сделать, - отозвалась Маша Иванова.
   - Сколько человек надо?
   - Человек пять-шесть и разную утварь... Я восьмиклассниц возьму.
   В коридоре на первом этаже остановились у стенда "Ими гордится школа".
Полюбовались отличниками из второго и четвертого классов.
   - А может, погордились, и хватит?
   - А что вместо?
   - Команду "Спартака", - предложил Сережа Лазарев.
   - Не на тему, - сказал Костя.
   - А вот в театр ездили, - вспомнил Паша Медведев. - Там в фойе...
Помните?
   - Идея!
   Так они обошли всю школу, горячась, перебивая друг друга, размахивая
руками, и Костя то и дело кричал:
   "Прострельно! Навылет! Ты гений!"
   В раздевалке для учителей было полное запустение. Наташа Лаптева
сказала:
   - Это я возьму. Это мое.
   - Так не обойдешься, нужны деньжата.
   Деньжат в нужном количестве не оказалось, и тут же придумали, как их
достать. Паша сказал, что у отца в цеху можно хорошо заработать на очистке
поковок от окалины.
   Так и решили: операция "Окалина".
   - Вс„?
   - Вс„.
   - А сделаем день, ребятишки?
   - Сделаем.
   - Мальчики, ну обязательно получится, вот я чувствую! - говорила Маша,
- а давно она уже ничего не чувствовала и не предчувствовала.


                                   * * *

   На другой день девятый класс остался после уроков. Костя рассказал о
задаче Каштанова, о том, как собралась куча мала, о гениальной идее Миши
Логинова и о плане, выработанном кучей малой.
   Слушали его кисло.
   - А нам какой навар? - спросил Роман Багаев.
   - Никакого. Нуль навара.
   - Получится обыкновенное подхалимство, - сказала Клава Керунда. - Не
люблю подхалимов, никогда перед учителями не подхалимничала и не буду!
   В другое время Костя оборвал бы, наверно, Керунду или ответил бы ей
так, что она два дня бы плакала; но сегодня ему было весело. Уговорить
класс - это входило в задачу, это было необходимо для решения ее, а задачи
надо решать, а не отбрасывать в раздражении!
   - Одну минуточку, - весело сказал Костя. - Зачем спорить? Что мы имеем?
Мы имеем гениального лорда-толкователя. Прошу вас, лорд: что такое
"подхалим"?
   Все рассмеялись, а Миша Логинов поправил свою изысканную прическу,
подтянулся, поднимаясь из-за парты, вышел к доске и взял мел, негромко при
этом напевая, как всегда, когда он обдумывал ответ.
   - Предлагаю следующее толкование, - начал он и еще немножко попел, пока
в голове у него не сложилось окончательное решение. - Икс зависит от А.
Икс не любит А, боится А, презирает А, но угождает и льстит ему, чтобы
получить выгоду. Икс - подхалим.
   - Прострельно, - сказал Костя. - Теперь объяви нам, Керунда: кого
именно из учителей ты боишься?
   - Чего бы это я их боялась? - возмутилась Клава Керунда.
   - Ну так где же подхалимство? - победно закончил Костя. - Где
подхалимаж?
   Это у него ловко получилось, и день без двоек стал казаться довольно
милым и забавным предприятием.
   Дети! Правильно толкуйте слова! От этого многое зависит в жизни!
   На мгновение Косте показалось, что победа за ним.
   Но тут поднялся поджарый, усохший от своих изнурительных тренировок
Леня Лапшин. Всем своим видом показывая, что ему невыносимо скучно, он
спросил, глядя в окно:
   - Вс„ понятно, непонятно одно: когда домой?
   - Хоть сейчас.
   Леня Лапшин нагнулся, подхватил портфель, пошел из класса, но в дверях
остановился:
   - Вся эта де-я-тель-ность... - Он сделал ударение на "я". - Кому она
нужна? Посмотри, Кострома... Мы же все под метр восемьдесят... Что, дела
нет? Что мы будем как угорелые по школе мотаться?
   - Дальше, - сказал Костя. - Ты конкретнее.
   - Дальше? Гуд бай! - сказал Лапшин и ушел.
   За ним, напевая: "Давно мы до-ома не были", поднялся Роман, за ним -
Фокин, потом вся компания Керунды - Боша, Гоша, Проша и Сева - и технари
Щеглов и Зверев.
   А Козликов, уходя, объявил:
   - Я в этот ваш день... Я один пять пар схвачу. А если шесть уроков
будет - шесть получу. Один!
   - Нет, Володимер, не получишь, - весело сказал Костя.
   - Я постараюсь! - обещал Козликов.
   - Сильно старайся! Но не получишь!


                                   * * *

   Каштанову страсть как хотелось расспросить Костю, что же они там
придумали, как собираются решить задачу. Но он удерживал себя и даже
старался не появляться нигде, чтобы нечаянно не встретить Костромина.
   - Ну как же так, Алеша? - недоумевала Елена Васильевна. - Мы же...
педагоги, в конце концов! Опять мы их одних оставляем? А вдруг они и
вправду школу взорвут?
   Каштанов смеялся. Слухи о том, что готовится нечто ужасное, дошли и до
Фроловой, и она тоже допытываласьчто они там еще затеяли? Какой еще...
мэйкапар? Каштанов отшучивался как мог, делал таинственное лицо,
произносил слова "секрет" и "сюрприз". Не мог же он сказать Фроловой, что
и он не знает плана девятиклассников!
   - Пусть будет их риск, их ответственность, - говорил он жене. - Если
они расскажут, то тем самым получат разрешение, и ответственность ляжет на
меня. Но ведь Алена!
   Воспитывается не тот, кто работает, а тот, кто ответственность несет!
Кого же мы воспитываем-их или себя? В жизни-то им постоянно придется
действовать без разрешения, на свой риск и страх! Мы воспитаем их так,
чтобы они привыкли ни на кого не оглядываться - и вместе с тем действовать
разумно и энергично.
   Каштанова качала головой.
   - Кончится тем, Алеша, что про тебя начнут говорить:
   "Бездельник!" И если хочешь - уже говорят. Собрание, - а он в
учительской. Целый класс затеял невесть что, - а сп и в ус не дует. За что
же ему деньги платят, а?
   - Я и сам не знаю, Алена! - смеялся Каштанов. - Наверно, за
удовольствие работать с ребятишками.
   - А все-таки, Алеша, нет мыслимого способа сделать так, чтобы вся
школа, тысяча двести человек, не получила пи одной двойки!
   Каштанов обнял жену и так, словно он произносил самые нежные слова
любви, шепнул ей на ухо:
   - Алена! Мне тоже так кажется... По-моему, такого способа нет.
   Костя же Костромин тем временем шуровал, если употребить точное русское
слово, на другие языки непереводимое. То он возится в маленькой
костюмерной возле сцены, устанавливает там с братьями Медведевыми мощные
светильники - зачем они в костюмерной? То он собирает нескольких
восьмиклассников и снаряжает их в Москву, предварительно обсудив с ними
сложные денежные проблемы,- зачем? То он духовой оркестр пктиклашек
собирает, оглядывает его придирчиво, агитирует, и мальчишки приходят от
его идеи в полный восторг: "Ну дает Кострома!" И все его помощники, чуть
только перемена, исчезают из класса - и Сергей, и Игорь, и Миша Логинов, и
девочки. Даже вечно сонная Лариса Аракелова чуть-чуть оживилась и вместе с
Галей Полетаевой и Наташей Лаптевой обсуждает рецепт невиданного торта -
зачем? А Паша Медведев, тот и вовсе странным делом занимается: вылавливает
по одному учителей и заманивает в костюмерную, действуя по методике,
которой снабдил его Костя Костромин: "Немножко нахальства, немножко
наивности... Делаешь ясные глаза и - пожалуйста!" Гремучая смесь
нахальства и наивности действовала безотказно, учителя послушно шли за
Пашей и скрывались за таинственной дверью костюмерной - зачем?
   И почти каждое утро, в шесть часов, когда еще совсем темно было. Костя
поджидал ребят у проходной завода, и они шли в цех очищать окалину. Они
появлялись в школе перед самым звонком на урок, возбужденные, грязные, с
избитыми и стертыми руками, шумно мылись в туалете, и при этом Сергей
Лазарев ворчал:
   - Вот что я всегда говорю? Школа! Пишут и читают, читают и пишут, а
чуть поработать - так и помыться путем негде.
   Девочки приносили из дому бутерброды и термосы с чаем, прямо в классе
устраивали быстрый завтрак "для работяг".
   - Кончу школу, пойду на завод разметчицей, - говорила Аня Пугачева,
разливая чай в розовые пластмассовые стаканчики.
   - А говорят, что завод - это не совсем хорошо для девушки, -
сомневалась чистенькая, накрахмаленная Валечка Бурлакова, которая редко
ходила в школу, потому что у нее на руках были младшие братишка и
сестренка, а они постоянно болели, не шли в детский сад.
   - Вот я и посмотрю, как это - не совсем хорошо, - отвечала Аня
Пугачева, известная в классе тем, что все на свете хотела испробовать
сама, и притом первой.
   Миша Логинов, лорд-толкователь, растирал руки:
   - А то все зарядка, зарядка... Всю жизнь собирался делать зарядку - и
никак. А давайте вообще каждый день с работы начинать!
   Костя подхватывал идею и развивал ее, говоря, что от работы и мысли у
всех стали какиэ-то конкретные, все меньше болтать стали, говорят по
существу.
   Они так увлеклись однажды чаепитием, что не услышали звонка на урок и
не заметили, как появился в классе Алексей Алексеевич.
   - Алексей Алексеевич, чай! Хотите чайку?
   - Спасибо. Чем хорошо в школе? Каждый день новое.
   Приходишь на урок, а тебя чаем угощают.
   - Можем и покрепче найти, - сказал Роман.
   Алексой Алексеевич отхлебнул чаю из стаканчика, посмотрел в окно:
   - Удивительный русский язык! Какие в нем тонкие различия! "Дерзать" и
"дерзить": корень один, и звучит почти одинаково, а какие далекие понятия,
а?


                                   * * *

   Наконец День Икс настал.
   Директор школы Наталья Михайловна Фролова, как всегда, пришла очень
рано, думая, что она первая. Толкнула стеклянную дверь - и попятилась. При
ее появлении грянул туш! Духовой оркестр пятиклашек играл громко и
старательно.
   - Что? Что случилось?
   Галя Полетаева, ответственная за речевки, сочиненные Сашей Медведевым,
подала знак, и компания девятиклассников провозгласила:
   - Девятый дежурный приветствует вас! Сегодня вся школа в сиянии глаз!
   Наталья Михайловна прослушала этот текст, не зная, куда ей деться и что
все это значит. Костя выступил вперед и сказал, что ничего не случилось, а
просто они сегодня дежурные.
   - Ну, дежурные мы, поникаете? Что тут такого?
   Саша Медведев, с узенькой наклейкой пластыря на переносице, но вполне
уже здоровый, изогнулся галантно, помогая Наталье Михайловне раздеться, а
когда она пошла в кабинет, произнес, глядя ей вслед и немножко громче, чем
следовало бы:
   - Ах, какие ножки!
   Очевидно, это не входило в программу, потому что девочки тут же начали
дубасить бедного Сашу по спине;
   но Наталья Михайловна оглянулась и поблагодарила за комплимент, словно
ничего не случилось, - и отчего-то с этой минуты и весь день было у нее
прекраснейшее настроение.
   Дети! Учителя ведь тоже люди, мужчины и женщины.
   Не забывайте этого!
   Возле дверей восседала в глубоком старом кресле с подлокотниками
нянечка тетя Наташа, под ногами у нее был маленький коврик. Тетя Наташа
была сегодня не нянечка, а швейцар! Хотели ей еще и медаль повесить, как
положено швейцару, но от чужих медалей тетя Наташа отказалась, говоря, что
у нее своих три штуки, а свои надеть постеснялась, говоря, что никак не
могла взять в толк: какой же сегодня праздник такой, что медали надевать
надо?
   Между тем оркестр играл туш не переставая: встречали учителей и разных
выдающихся учеников из младших классов, по прихоти оркестрантов. Учителя
входили в свою учительскую раздевалку и ахали: чистота, вс„ блестит,
аккуратные и одинаковые вешалки на крючках, и зеркало - зеркало! И
табуреточки, чтобы переобуться!
   - Наконец-то! - сказала биологичка Раиса Федоровна Костина. - А то
прыгаешь тут, как первоклашка! - И в самом прекрасном настроении, какое
редко бывало у нее за все тридцать пять лет работы в школе, она пошла на
первый в этот день урок, в девятый класс.
   И тут ждала ее радость! Ученики встали при ее появлении без обычных
понуканий и пререканий!
   - Вот так и должны вести себя ученики девятого класса, - сказала
Костина, - без никаких разговоров!
   Она подошла к столу и обмерла: в тонкой вазочке цвели красивые
тюльпаны, первые в этом году... Класс замер, наслаждаясь эффектом, а Раиса
Федоровна слегка испугалась: почему такая тишина? Ей даже показалось на
мгновение, что у нее сегодня день рождения, но она об этом почему-то
забыла. Она не могла знать, что в эту минуту и во всех классах школы ахают
учителя, обнаружив цветы на своих столах, и все теряются в догадках, по
какому случаю, и первоклассники невразумительно объясняют своей
учительнице, что сегодня дежурит старший девятый класс, и всем, а не
только Костиной кажется, будто у них сегодня день рождения.
   Раиса Федоровна очень разволновалась из-за цветов, ей давно цветов не
дарили, но она взяла себя в руки и строгим голосом сказала:
   - К доске пойдет...
   - Я! - вскочил Володя Козликов.
   Все замерли.
   - Ну что это. Козликов, - сказала Раиса ФедороЕна, - ученик должен
открывать рот с поднятием руки, а не кричать с места... В девятом классе
пора бы это знать!
   Козликов послушно и упрямо поднял руку, положив локоть на парту, как
учили его в первом классе, и держал так руку до звонка, но Раиса Федоровна
не хотела ее замечать.
   А на перемене начался каскад чудес!
   "Колхоз" Клавы Керунды тоже был встречен музыкой, и потому девочки,
сами не заметив, как это случилось, втянулись в общую суматоху. Они
помогли Ане и Наташе расставить цветы в школьной столовой и теперь
обслуживали малышей с вежливостью официанток и строгостью гувернанток при
благородных семействах. По школьному радио учителей пригласили покинуть
свои кабинеты и собраться в холле первого этажа, где им обещан был
небывалый сюрприз. Когда все пришли и оркестр был наготове, Миша Логинов
объявил:
   - Уважаемые товарищи! В каждом театре обязательно имеется галерея
артистов. Такие красивые все на этих портретах! А чем наша школа хуже
театра? Чем наши учителя хуже знаменитых артистов? Короче говоря - Паша!
   Паша Медведев дернул край простыни, заменявшей покрывало, и на месте
старого нудного стзнда "Ими гордится школа" открылся длинный ряд
фотопортретов всех учителей, директора, завхоза и всех нянечек до швейцара
тети Наташи включительно. По знаку Гали Ползтаевой устроители галереи
провозгласили:
   - Девятый дежурный приветствует вас! Красивы вы в профиль, красивы
анфас!
   Оркестр играл туш беспрерывно, учителя разглядывали свои портреты, и не
было ни одного недовольного, Паша и Саша Медведевы всем сумели польстить
своими фотографиями, выполненными в хорошо оборудованной мастерской возле
сцены.
   Второй урок у девятиклассников был история. На этот раз Козликов решил
не терять времени.
   - К доске хочу! Отвечать! К доске! - вопил он, высоко подняв руку.
   - Вот беда, - сказал Каштанов. - И я хочу... отвечать. Может быть,
уступишь мне кафедру, Володя? А завтра я тебя спрошу.
   - Ну никто не вызывает! Я жаловаться буду! - вскричал Козликов.
   - Я согласен, это произвол, - сказал Каштанов, - но что делать, Володя,
а? Терпи!
   И Каштанов приступил к своей речи. Неизвестно, готовил ли он ее, или
сказал экспромтом, но только слушали его в полной тишине, хотя говорил
Каштанов о трудных вещах.
   Каштанов говорил о том, что мы иногда употребляем понятия, не вполне
понимая их смысл, и в качестве примера привел понятие о политическом
образовании. Какого человека стоит называть политически образованным и
почему это так важно - быть политически образованным человеком?
   Он говорил, что слово "политика" греческого происхождения и означает
"государство" и дела, относящиеся к государству, имеющие государственное
значение.
   - Для политически темного, безграмотного человека,- говорил Каштанов, -
государства как бы и на существует.
   Такой человек знает только лично знакомых ему людей, свою работу, свои
удовольствия и заботы. Он просто не замечает существования государства.
Напротив, человек политически грамотный чувствует жизнь государства,
вдумывается в нее, ищет свое место в этой жизни. Государственные дела
очень волнуют такого человека, и потому про него говорят, что у него
развито политическое чувство. На это вы обратите внимание, - сказал
Каштанов. - Есть политическая деятельность, политическая мысль и
политическое чувство. Оно-то уж доступно каждому и в полной мере.
   Естественно, - продолжал Каштанов, - что у одних людей политическое
чувство развито меньше, у других - больше, так всегда было и всегда будет.
Но интересно, что в одни времена политическое чувство захватывает огромные
массы людей, а в другие времена наступает охлаждение; интерес к
государственным делам отчасти утрачивается.
   В связи с этим меняется и общее представление о том, что такое
образованный человек. Давайте пройдемся с вами по векам, - говорил
Каштанов. - В позапрошлом, восемнадцатом веке, чтобы считаться
образованным человеком, надо было знать языки, литературу, философию. К
концу девятнадцатого века картина изменилась: теперь образованным,
мыслящим человеком стали считать того, кто интересуется естественными
науками. Кого же считают образованным в нашем, двадцатом веке? Заметим,
что это век самых бурных политических потрясений, начатых Октябрьской
революцией. Наш век называют атомным веком, ESKOM научно-технической
революции или еще как-то, но, - сказал Каштанов, - на мой взгляд, следует
назвать его веком политики, политических бурь. Поэтому в нашем, двадцатом
столетии, по преимуществу политическом, трудно назвать образованным
человека, не имеющего политического образования, политического чутья.
   Каштанов говорил негромко, неторопливо, прохаживаясь перед доской и не
глядя на учеников, - он не имел при вычки взглядом приковывать к себе
внимание и говорил всегда только потому, что ему самому было интересно то,
что он говорит. Он уже давно научился использовать время на уроках для
развития собственных мыслей, для их проверки и уточнения, и потому, хотя и
казался спокойным, на самом дало всегда немножко волновался на уроке,
словно он не в классе и не учитель он, а, скажем, адвокат на судебном
процессе и каждый раз говорит нозоз для себя и важное для подзащитного. И
если читатель, настроенный особенно скептически, не поверит