а меня за руку и потащила к
дедушке.
   - Полюбуйся, Даниэль! - воскликнула она и с размаху хлопнулась в
кресло.
   - Кра-а-савец! - сказал дедушка. - Кра-асавец! Где это тебя так
разукрасили?
   Я начал рассказывать, как Конвей пристал к Уоллесу, как я запустил
в него связкой книг, как мы сцепились.
   - ...Я сделал крач, а он не по правилам - в живот. Я ему - хук,
понимаете: так и сюда. Он стукнул меня по носу. В кровь.
   - Эх, - сказал дедушка, - шаг назад и выпад в сторону! Где у тебя
голова была?!
   - Прозевал, дедушка, но зато я его так свистнул в ухо...
   Дедушка слушал, покачивая головой.
   - Побежал, говоришь? - хлопнул он себя по колену. - Здорово! Так
ему, разбойнику, и надо. Точь-в-точь так влетело от меня фискалу
Джинглю. Мне тогда было лет двенадцать. Как сейчас помню эту историю.
Хорошее было время...
   - Даниэль, - перебила тетушка, - сейчас совсем не время для ваших
детских воспоминаний. В драке не может быть ничего хорошего. Вам бы
следовало объяснить это Тому.
   - Не поможет, сестра, - сказал дедушка. - Это у нас в роду.
   Тетушка поджала губы и встала.
   - Нужно что-нибудь сделать с его синяками. Я полагаю - пилюли
д-ра Паркса, примочка из отвара бузины и патентованная мазь Плорниша...
   - Никаких пилюль. Холодный компресс и черная повязка на глаз, чтобы
не пугал людей и лошадей.
   Тетушка усадила меня в кресло, завернула мою голову мокрым полотенцем
и вышла. Через полчаса она вернулась с дюжиной черных повязок на белой
подкладке.
   - Они всегда будут у нас под рукой, - сухо сказала она.

        "12"

   Я стоял перед зеркалом. Страшная рожа смотрела на меня с блестящего
стекла. Под глазом до половины щеки темнел огромный синяк. В середине
он был густо-лиловый, а по краям сиреневый с красными и желтоватыми
прожилками. Превратившийся в щелочку глаз жалобно моргал припухшим
веком; нос был гораздо больше похож на грушу, чем на обыкновенный нос.
   "Ну, как я покажусь в класс? Ведь засмеют. Надо спустить повязку
пониже. Нет, так еще хуже, - синяк вылезает сверху. А если так?"
   Я старался приладить повязку получше, но синяк выглядывал то снизу,
то сверху, то справа, то слева.
   "А, черт с ней, с повязкой... Еще опоздаешь".
   Я затянул узелок на затылке, нахлобучил шапку и побежал в школу.
У ворот школы меня поджидал Бенни Уоллес.
   - Ну как, Том? Что твой глаз? Очень больно?
   - Пустяки! Есть о чем разговаривать.
   - Ты молодчина, Том! Знаешь, все в школе говорят, что ты молодчина
и что Конвея давно пора было поколотить...
   - Ах, вот как! - И я сдвинул повязку повыше. Пусть видят, как
страдают в честном бою.
   Когда я вошел в класс, мальчики закричали "ура!", а Конвей, весь
облепленный пластырем, отвернулся и стал смотреть в окно. Сэт Роджерс
принялся перелистывать книгу.
   Вошел мистер Гримшау. Он сразу заметил мою черную повязку и пластыри
Конвея, но ничего не сказал.
   - Откройте тетради и приготовьте перья. Сегодня у нас будет диктант.
   Он взял свою красную книжечку для диктовок, подумал и отложил ее в
сторону.
   - Пишите: "Многие мальчики думают, что драка доказывает их мужество
и благородство".
   Бумага зашелестела, мальчики уткнули носы в тетрадки.
   - "Мужество и благородство... Каждый спор решается кулаками и
щелчками. Решается кулаками и щелчками... Этим мальчикам не мешало бы
помнить..." Марден, не списывай: я все вижу... "Не мешало бы помнить,
что в драке победа всегда достается не тому, кто прав, а тому, кто
сильнее, - не тому, кто прав..."
   - Мистер Гримшау, - вдруг вскочил Уоллес, - я должен вам сказать:
Белли дрался из-за меня. Конвей приставал ко мне, он вечно задирает
тех, кто послабее, - а Том за меня заступился.
   - Это, конечно, несколько меняет дело, - сказал мистер Гримшау. -
Но все-таки Конвей и Белли знали, что я раз навсегда запретил всякие
драки. Теперь я требую, чтобы враги протянули друг другу руки, а вы
все запомните, что в следующий раз всякая драка будет строго наказана.
   Конвей хмуро подошел ко мне. Я сухо пожал ему руку. Как только
кончился урок, ко мне подбежал Чарлз Марден.
   - Идем, Белли, - важное дело.
   Чарлз Марден привел меня к бочке в углу двора. Самые серьезные
школьные дела всегда решались в этом месте. Несколько мальчиков стояли
возле бочки. Все таинственно перешептывались и разом замолчали, когда
я подошел.
   - Виткомб, стань на стражу, - распорядился Джек Гаррис. - А ты,
Том, подойди поближе и поклянись, что никому не разболтаешь ни слова.
   - Клянусь! - сказал я.
   - Помнишь, Том, - начал Гаррис, - раз во время купания ты заметил
на шее у Мардена зеленый мешочек с красными буквами: ОРС. Марден еще
сказал тебе, что он носит этот мешочек в память покойной тетки мистрисс
Оливии Розы Марден. Марден наврал. Все его тетки, к несчастью, живы и
пилят его с утра до вечера. Мешочек этот - знак. - Виткомб, нас никто
не подслушивает? - Знак "Общества Ривермутских Сороконожек".
   - Ривермутских Сороконожек?!
   - Да. В это общество могут входить только самые ловкие и храбрые
ребята. С первого же дня, когда ты не выдал Чарлза Мардена, мы наметили
тебя кандидатом. Но общество принимает только верных людей, и мы решили
подождать. История у Петтинджиля и вчерашняя победа окончательно
доказали, что ты настоящий парень. Ты можешь вступить в члены общества,
если выдержишь испытание. Предупреждаю тебя: испытание это страшное.
Если не боишься, ровно в восемь часов будь у пустыря, что за домом
паралитика Кобба.
   - Буду непременно.
   - Ладно. Ребята, расходись!

                        ----------

   Без пяти восемь я уже был на пустыре. В густых сумерках белела
глухая стена. Из темной кучи мусора поблескивали осколки стекла и
донышко продавленной жестянки.
   Я шагал от кривой общипанной яблони до стены дома и от стены дома
до кривой яблони.
   "Почему никого нет? Что будет за испытание?"
   Вдруг кто-то схватил меня за руку. Я вздрогнул и обернулся.
   Передо мной стоял кто-то, с ног до головы закутанный в серую
пелерину с капюшоном, надвинутым на лицо.
   - Закрой глаза и следуй за мной, - хриплым шепотом сказал человек
пелерине.
   Я закрыл глаза. Человек схватил меня за руку и потащил куда-то.
   Мне ужасно хотелось хоть одним глазком посмотреть, где мы.
   Но дело было серьезное, и я честно отогнал от себя искушение.
   - Осторожно, - сказал мой проводник, - ступеньки.
   Мы остановились.
   Шершавая повязка придавила мне нос и глаза.
   Чья-то рука стянула на затылке тугой узел. Несколько волосков
попали в узелок. Было больно, но я даже не поморщился.
   Мы стали подниматься по лестнице. Я считал ступеньки, их было
много, - после двадцать седьмой я сбился со счета.
   Мой проводник постучал в деревянную дверь.
   - Кто там? - раздался сухой голос.
   - Свои.
   - Пароль?
   - Огонь и кровь.
   - Великая тайна.
   Дверь распахнулась.
   Грохот, рычание и вой разом оглушили меня. Потом все стихло, и
чей-то хриплый бас проревел:
   - Слабый смертный ты вступил в Очарованный грот. Страшные испытания
ожидают тебя. Если в сердце твоем есть место робости, беги! Еще не
поздно.
   - Я не побегу, - сказал я, но голос у меня дрогнул.
   - Тогда приступим, - опять проревел бас.
   - Я готов.
   Вокруг меня запищали, завыли, захохотали.
   - Поверните его лицом к востоку. Смертный, сделай тринадцать шагов.
   Я сделал тринадцать шагов.
   - Остановись несчастный. Ты стоишь на краю бездонной пропасти.
Подведите его к перекладине.
   Меня схватили и поставили на узкую дощечку.
   - По этой перекладине ты должен перейти пропасть. Иди.
   Покачиваясь растопыренными руками, я осторожно двинулся по дощечке.
Ноги у меня дрожали, и я еле удерживал равновесие.
   Вокруг стояла мертвая тишина. Мне казалось, что я иду полгода.
   Вдруг ударил гром, и голос произнес:
   - Первое испытание кончено. Ты прошел бездну. Испытание второе!
Высунь язык!
   Я высунул язык во всю длину.
   - Дайте сюда раскаленное железо.
   Язык у меня затрепетал.
   Ко рту приблизилось что-то горячее. Я должен был изо всех сил
стиснуть кулаки, чтобы не спрятать язык: он прямо рвался обратно в рот.
   Горячее придвинулось еще ближе и обдало жаром все лицо. Запахло
дымом. Я вдавил ногти в ладонь, но языка не спрятал.
   Горячее внезапно исчезло.
   - Смертный, ты выдержал второе испытание. Готовься к третьему и
последнему.
   Поднялся вой сильнее прежнего. Загремел гром, засвистел ветер,
холодные струи дождя стали хлестать в лицо.
   - Руки за спину! Иди вперед! - донеслось сквозь бурю.
   Я пошел.
   - Раз, два, три... - считал мои шаги голос. - Семь, восемь,
девять...
   Ай-ай-ай... - сто острых копий уперлись в мой живот; я остановился.
   - Вперед! - ревело и пищало у меня за спиной. Я стиснул зубы и
шагнул.
   Копья исчезли. Вой смолк. Буря утихла.
   - Смертный, ты выдержал три испытания. Ты достоин быть членом
"Общества Ривермутских Сороконожек". Поднимись по этой лестнице. На
вершине ты выслушаешь устав и примешь присягу.
   Я вскарабкался по ступенькам и остановился на верхней. Стоять было
очень трудно: лестница шаткая, приставная, с перекладинами вместо
ступенек.
   - "Устав ОРС", - важно начал голос, очень похожий на голос Фреда
Лангдона.
   - "Общество Ривермутских Сороконожек" - самое лучшее и самое храброе
общество на свете.
   Цель его - устрашать  весь мир и ежедневно дразнить пастора Гаукинса,
полицейского Снолли и презренного Мольбери.
   Трусы, размазни и фискалы в члены общества не принимаются.
   Сороконожки обязаны стоять друг за друга горой и помогать своим во
всех несчастьях - например: давать списывать и подсовывать шпаргалки
на письменных работах, подсказывать на уроках, приносить что-нибудь
вкусное оставленным без обеда, покрывать и защищать тех, на кого
разозлится старик Гримшау или эта скотина Мольбери.
   Председатель общества называется ПС - Первая Сороконожка. Все должны
ее слушаться. На собраниях ПС первая выбирает себе пирожное.
   Собрания устраиваются раз в неделю.
   Тот, кто не явится, должен заплатить один пенс штрафу.
   Деньги идут на яблоки, пистоны и т.п.
   Сороконожки должны держать язык за зубами и свято хранить тайны ОРС.
   Каждая новая Сороконожка принимает присягу и клянется в верности
обществу.
   Страшное наказание постигнет Сороконожку, нарушившую присягу: ее
расстреляют из пушки, повесят на самом высоком дереве, утопят в самом
глубоком месте реки, вырвут все сорок ног.
   И еще ей никто не станет подавать руки и подсказывать на уроках".
   - Все. Теперь подыми правую руку и присягай.
   - Клянусь быть верной Сороконожкой, исполнять все правила и никогда
не болтать про общество.
   Т-рах!.. Над самым моим ухом грохнул выстрел.
   Я вздрогнул, лестница выскользнула из-под ног, и я полетел в
пропасть.
   Повязка свалилась, и я увидел, что сижу в огромной бочке. Вокруг
хороводом носятся какие-то хари. Рты до ушей, огромные носы, клыки,
рога, ослиные уши. У одного горшок вместо головы, у другого - кастрюля.
   Я привстал и схватил за рукав рогатого черта, но он вырвался.
   "Ах, жулики! Как они вырядились! Ведь это Чарлз Марден в длинноносой
маске. У Переца на голове кастрюля. Джек Гаррис весь завернулся в
волчью шкуру, - я ее знаю, эту шкуру: она всегда лежит у них перед
печкой".
   Я уперся руками в края бочки и выскочил.
   Сейчас же с одной стороны меня схватила козлиная голова, с другой
волк, и я закружился вместе с ними.
   - Стойте! - закричал Джек Гаррис. - Еще не все кончено. Уоллес
выходи.
   Уоллес вытащил из кармана зеленый мешочек на красном шнурке, с
красными буквами ОРС и надел мне на шею.
   - Это Мэри вышила тебе. Только она одна из девочек и знает про
Сороконожек.
   - А что там внутри?
   - Посмотри.
   Я осторожно развязал мешочек. В мешочке, обернутая розовой ватой,
лежала высушенная сороконожка.
   - Теперь ты настоящий член общества, - сказал Гаррис и крепко потряс
мою руку.
   - Ура! - закричали Сороконожки и повели меня осматривать свои
владения.
   "Очарованный грот" оказался чердаком Фреда Лангдона. Мост через
бездну - доской, положенной на два кирпича, раскаленное железо -
пучком подожженной соломы, а сто острых копий - тремя игрушечными
саблями.
   На табуретке  стояла чашка воды и лежал веник для обрызгивания
белья.
   - А это что такое?
   - Это? Это дождь. А вон лежит гром.
   Гром был куском листового  железа и большой проржавленной кастрюлей.
   "Вот черти! Как они меня провели! Ну, пусть только вступит в
общество какая-нибудь новая Сороконожка, я ей такое придумаю!"
   - Пир начинается! - объявил Чарлз Марден и вытащил мешочек с
яблоками и мешочек с орехами. Мы уселись в кружок. Каждому досталось
по горсти орехов и по полтора яблока.
   - Ну, Том, - сказал Фил, громко щелкая орехи. - Как мы отпразднуем
твое вступление в ОРС? Каждая Сороконожка всегда придумывает какую-
нибудь штуку.
   - И я придумаю.
   "Что бы такое сделать? Зашить рукава пальто у мистера Мольбери? Уже
зашивали два раза. Или пришпилить ему чертика на спину? Старо! Устроить
кошачий концерт перед домом пастора? Нет, все не то. А, нашел!"
   - Слушайте, ребята.
   Все головы придвинулись ко мне, и я шепотом рассказал свой план.
   - Браво! Здорово! Вот это так придумано! - закричали все хором.
   - Который час, Фил?
   - Без четверти десять.
   - Ну, через полчаса можно и выходить.
   В будни Ривермут засыпает рано. Уже в десять часов затихают голоса,
опускаются шторы, захлопываются ставни.
   Фонарщик со своей лестницей обегает все улицы и тушит добрую
половину фонарей.
   Часов в одиннадцать из дома Фреда Лангдона осторожно выскользнула
какая-то тень. За ней другая, третья.
   - Мы к ратуше.
   - Я к школе.
   - Вы, Лангдон и Марден, к порту...

                        ----------

   Наутро весь Ривермут был всполошен необыкновенным событием.
   Вывески за ночь слетели со своих гвоздей и поменялись местами.
   Зеленщик, отпирая лавку, вместо своих капустных кочанов и морковок,
намалеванных на зеленой доске, увидел голубую с золотым ободком
вывеску:

        "ИЗЯЩНЫЕ"
          РУКОДЕЛИЯ

          Бисер, гарус, шелка

   Старушка с обвязанной щекой, явившаяся на прием к доктору
Таппертиту, чуть не упала в обморок, найдя на дверях белую в черных
каемках доску:

        "ВСЕ ДЛЯ ПОХОРОН"
   подготовка погребальных процессий. колесницы, гробы, венки
   и ленты. скорая и добросовестная работа

   На бюро похоронных процессий примостилась вывеска, удравшая с дверей
маленького ресторанчика:

        "УЮТНЫЙ УГОЛОК"

        "МИЛОСТИ ПРОСИМ!"

   Магазин мод украсился надписью:

        "ПРОДАЖА"
        старых тряпок и костей
            и покупка

   А над конторой почтенных нотариусов Руджа и Джингля пялила на
прохожих круглые глаза огромная сова, похожая, как родная сестра, на
мистера Руджа.
   Под ней чернели две ровные строчки:

        "ЕДИНСТВЕННЫЕ В АМЕРИКЕ"
            НАБИВНЫЕ ЧУЧЕЛА


        "13"

   Внизу с треском хлопнула дверь. Мой умывальный кувшин подпрыгнул и
звякнул. Я прислушался.
   Кто-то оттолкнул кресло. Кресло визгнуло.
   "Что там такое?"
   Я бросился вниз.
   - Вот плоды вашего прекрасного воспитания, Даниэль! Я говорила!..
Я столько раз говорила!
   Тетушка, вся красная, стояла посредине столовой и потрясала
развернутым письмом. Дедушка, спокойно заложив руки за спину, ходил
по комнате.
   - Вот он, ваш хваленый Том! Идет как ни в чем не бывало! -
закричала тетушка, увидев меня. - Вы прекрасно себя ведете, сэр!
   И мисс Эбигэйль швырнула на стол письмо. Я взял его и прочел:

   Считаем долгом уведомить, что внук ваш, Томас Белли, ученик
Ривермутской школы, в течение месяца будет лишен праздничных отпусков.
   Тому же наказанию подвергнуты ученики старшей группы, Гаррис и
Адамс, и младшей - Блэк, Джефферс, Лангдон, Гарленд и Виткомб.
   Наказание налагается по настоянию муниципалитета, считающего
вышеназванных учеников виновниками происшествия 16 августа 18..г. в
городском саду.
                              С совершенным почтением.
                              Директор Ривермутской школы
                              "Храм Грамматики"
                              Винсент Гримшау...

   "Вот тебе и на! Они таки подумали на нас!"
   История с вывесками проехала благополучно. Никому даже в голову не
пришло, что такую штуку откололи мальчишки. Все решили, что это
гарнизонные солдаты. Но никаких доказательств не было, и дело так и
оставили. Только пастор Гаукинс произнес в воскресенье грозную
проповедь, да торговки на рынке бранили солдат целую неделю.
   А теперь солдаты поквитались с нами.
   В прошлую субботу "Общество Ривермутских Друзей Музыки" устраивало
в городском саду концерт. Скамейки в цветнике были заняты разряженной
публикой. Все шло отлично. Палочка мистера Петтинджиля порхала в
воздухе. Любители музыки притоптывали и подпевали оркестру. И вдруг
миссис Габриэль Панкс, владелица рукодельного магазина, завизжала на
весь сад:
   - О, боже мой... Я не могу встать!
   Доктор Таппертит хотел броситься ей на помощь, но только подпрыгнул
на месте:
   - Какой дьявол пришил меня на скамейке?! - заорал доктор.
   Поднялся переполох. Оказалось, что все леди и джентльмены крепко-
накрепко прилипли к своим местам: скамейки были жирно смазаны клеем.
   Муниципалитет всполошился - за две недели второй скандал!
   И тут, на наше несчастье, секретарь муниципалитета, Иезекил Элькинс,
разнюхал каким-то чудом про Сороконожек. Бедным Сороконожкам пришлось
расхлебывать всю кашу.
   Мы-то хорошо знали, кто прогулялся по скамейкам клеем (недаром у
Фила Адамса была в гарнизоне целая дюжина приятелей), но ведь и солдаты
отлично знали, кто перевесил вывески.
   Мы чувствовали, что пахнет бедой. И вот оно: целый месяц без
четвергов и суббот.
   - ... По настоянию муниципалитета!.. - кричала тетушка. - Какой
позор! Не хватает только, чтобы его посадили в тюрьму за убийство. И
это мальчик из приличного дома! Я была уверена, что так кончится. Эти
сыновья молочниц, приказчиков и переплетчиков не доведут до добра.
Сколько раз я твердила, Даниэль, что вы должны запретить Тому водиться
с разными Блэками, Лангдонами и Виткомбами... Том должен выбирать
друзей из приличных семейств.
   - А сколько раз я говорил вам, дорогая Эбигэйль, - сказал дедушка,
- чтобы вы хоть при мне не говорили пустяков. Честные люди - приличные
люди.
   - О, конечно, конечно! - захлебнулась тетушка. - Вы сами готовы
наполнить дом всякими проходимцами. Стоит в гавани показаться какому-
нибудь судну, как наш дом превращается в матросскую харчевню, и я
принуждена задыхаться от табачища ваших грязных матросов. Весь город
смеется над вашими знакомствами. А какой пример для Тома! Я не
удивлюсь, если из него вырастет морской разбойник. Никакой
чувствительности! Никакой благодарности! Боже мой! Чтобы купить этому
мальчику пони, продали из гостиной фисгармонию. А он ославил нас на
весь город. Мне стыдно показать глаза на улицу.
   - Раз навсегда прошу вас не упоминать больше об этой фисгармонии,
Эбигэйль. И вообще о наказании мальчиков достаточно позаботился ваш
муниципалитет.
   Дедушка круто повернулся и вышел из комнаты. Я тоже попытался
улизнуть от тетушки, но не тут-то было.
   - Подожди, Том, - остановила меня мисс Эбигэйль, - с этого дня я
беру твое воспитание в свои руки. Возьми книжки и приходи заниматься
ко мне в гостиную.
   Но я не пошел за книжками. Я тихонько пробрался в коридор, потом
в кухню - и удрал из дому.
   - Куда? - шепотом спросила меня Китти.
   - Спасаюсь к Уоллесу, - ответил я, - не говорите тетушке.

        "14"

   - Том, ты куда? - Кто-то дернул меня за рукав. Я обернулся. Это был
Уоллес.
   - К тебе, Бенни.
   - Отлично. Только зайдем сначала за папой. Да ты что такой красный?
   - У нас дома настоящая буря. Тетушка вопит на весь Ривермут. Я еле
вырвался.
   - Что случилось?
   Я рассказал Бенни про письмо.
   - М-да... Скве