ю. Поезд не скоро. С чемоданами гулять,  прямо
скажем, - затруднительно и неудобно.
   Разыскал я начальника станции, спрашиваю:
   - Где тут у вас камера хранения?
   А начальник, славный такой старичок, развел руками.
   - Извините, - говорит, - специального помещения для  хранения  ручной
клади у нас не предусмотрено. Но это ничего, вы, - говорит, -  не  стес-
няйтесь, оставьте, тут ваши чемоданчики, они никому не помешают,  уверяю
вас...
   Вот так-то. А недавно дружок мой оттуда прибыл. У него,  представьте,
в поезде из купе увели чемодан. Да что там говорить: многое изменилось и
в нравах и в обхождении. Ну как же, знаете: в войну немцы там побывали -
новый порядок наводили. И сейчас посещают  страну  разные  просветители,
поднимают образ жизни на должную высоту. Ну и, конечно, пообтерся народ,
стал порасторопнее. Теперь уж и  там  понимают,  что  где  плохо  лежит.
Культура!
   Ну, а в то время жили там еще по старинке. Тихо жили. Но не все. Были
и тогда в Норвегии люди, так сказать, передовые, вкусившие от древа поз-
нания добра и зла. Вот, допустим, владельцы крупных  магазинов,  заведе-
ний, фабрик. Эти и тогда понимали, где что плохо лежит.
   И меня это тоже коснулось самым, так сказать, непосредственным  обра-
зом. Есть там фирма одна - производит  телефоны,  радиоприемники...  Так
вот, пронюхали эти фабриканты про мой зуб и забеспокоились. Да и  понят-
но: ведь если все станут на зуб принимать, никто и  приемников  покупать
не будет. Урон-то какой! Тут забеспокоишься. Ну, и решили недолго  думая
завладеть моим изобретением, да и моим зубом  заодно.  Сначала,  знаете,
так это, по-хорошему, прислали деловое письмо с предложением продать мой
дефектный зуб. А я рассудил, думаю: "С какой же стати?" Зуб еще  ничего,
кусать можно, а что с дуплом, так это уж, извините, мое дело. У меня вот
один знакомый есть, так он даже любит, когда зубы болят.
   - Конечно, - говорит, - когда болят, действительно и больно и  непри-
ятно, но зато, когда пройдут, уж больно хорошо!
   Да. Ну, я ответил, что не продаю зуб, и все тут...
   Так, думаете, они успокоились? Как бы не  так!  Решили  выкрасть  мой
зуб. Появились какие-то негодяи, ходят по пятам за мной,  заглядывают  в
рот, шепчутся... Ну и стало мне не по себе: хорошо, как один зуб, так уж
и быть, ну а как для верности заберут совсем, с головой? Куда я без  го-
ловы пойду плавать?
   Вот я и решил уйти от греха. Запросил в порту отправления  инструкции
по вопросу о белках, а сам, чтобы защититься от злоумышленников,  принял
особые меры: взял дубовую сходню, один конец засунул под ворота  пакгау-
за, другой под дверь кубрика и приказал Лому грузить "Беду" балластом.
   Яхта осела до фальшборта, сходня согнулась, как пружина, одним только
краешком держится под дверью. Я перед сном осмотрел, проверил готовность
этого сооружения и спокойно улегся спать. Даже вахту не выставил:  неза-
чем. И вот, знаете, под утро пришли. Я слышу осторожные шаги, скрип две-
ри, потом вдруг - трах! - сходня выскочила из-под двери, разогнулась...
   Я выхожу - и вижу: подействовала моя катапульта, да еще как!  Тут  на
берегу была радиостанция, так этих негодяев забросило на самую верхушку,
на мачту. Они там зацепились штанами, висят и орут на весь город.
   Как уж их снимали, не могу вам сказать - не видел.
   Тут как раз пришел и ответ из порта с предписанием сдать белок в Гам-
бург. Был там знаменитый зоопарк Гаденбека, так он скупал различных зве-
рей.
   Я вам уже имел случай докладывать о некоторых преимуществах  спортив-
ного плавания. В спортивном плавании сам себе хозяин: куда хочешь,  туда
и идешь. А уж если связался с грузом, тогда все равно как извозчик: вож-
жи в руках, а везешь - куда прикажут.
   Вот, допустим, Гамбург. Да разве я пошел бы туда по своей охоте! Чего
я там не видел? Шуцманов, что ли? Ну и  опять  же,  знаете,  усложняется
плавание, появляется всяческая коммерческая переписка, соображения  сох-
ранности груза, таможенные формальности, тем более в  Гамбурге...  Народ
там, не в пример норвежцам, тертый, невежливый - того и гляди,  обдерут,
как липку.
   Кстати, знаете, никак не пойму, почему это у нас твердо так  произно-
сится: "Гамбург"? Неправильно это, тамошние жители называют  свой  город
"Хамбург".  Оно  и  звучит  помягче,  а  главное,  больше  соответствует
действительности.
   Да, но раз приказано, надо подчиняться. Привел в Гамбург "Беду", пос-
тавил у стенки, сам оделся почище и пошел разыскивать Гаденбека. Прихожу
в зверинец. Там, знаете, и слоны, и тигры, и крокодил, и птица марабу, и
белка эта самая висит тут же в клетке. Да какая еще белка, не моим чета!
Мои бездельницы, сидят в трюме, объедаются халвой, а у этой сделана вер-
тушка, и она там все время, как заводная, как белка в колесе, так и пры-
гает, так и вертится. Заглядишься!
   Ну-с, разыскал я самого Гаденбека, представился и объяснил, что  имею
на борту полный груз белок, живьем, по сходной цене.
   Гаденбек посмотрел в потолок, сложил руки на животе, покрутил пальца-
ми.
   - Белки, - говорит, - это такие с хвостиками  и  с  ушками?  Как  же,
знаю. Так у вас белки? Ну что же, я возьму. Только, знаете, у нас  очень
строго с контрабандой. Документы на них в порядке?
   Тут я с благодарностью вспомнил норвежцев и выложил на стол  докумен-
ты. Гаденбек достал очки, взял платочек, не спеша стал протирать стекла.
Вдруг, откуда ни возьмись, хамелеон. Прыг на стол, высунул свой язычище,
слизнул бумагу и был таков. Я за ним. Да где там!
   А Гаденбек сложил свои очки, развел руками.
   - Без документов, - говорит, - не могу. Рад бы, да  не  могу.  У  нас
насчет этого очень строго.
   Я расстроился, начал было спорить. Ну,  вижу,  делать  нечего,  ушел.
Подхожу к пристани, смотрю - на "Беде" что-то неладно. Толпа зевак  кру-
гом, на борту шуцманы, таможенники, портовые  чиновники...  Наседают  на
Лома, а тот стоит в середине и кое-как отругивается.
   Я протолкался, успокоил их и разузнал, в чем дело. А дело приняло са-
мый неожиданный и неприятный оборот. Гаденбек, оказывается, уже позвонил
в таможню, а там подобрали статью, обвинили меня в незаконном ввозе ско-
та и грозят отобрать судно вместе с грузом...
   А мне и возразить нечего: действительно, документы  утрачены,  специ-
ального разрешения на ввоз белок я не получал. Если правду сказать,  кто
же поверит? Доказательств нет никаких, а смолчать - еще хуже.
   Словом, вижу: дело дрянь.
   "Эх, - думаю, - куда ни шло! Вы так, и я так!"
   Одернул китель, выпрямился во весь рост и самому  главному  чиновнику
заявляю:
   - Требования ваши, господа чиновники, необоснованны, поскольку в меж-
дународных морских законах прямо предусмотрен пункт,  согласно  которому
непременные принадлежности судна, как-то: якоря, шлюпки, разгрузочные  и
спасательные приспособления, средства связи, сигнальные устройства, топ-
ливо и ходовые машины в количестве, необходимом для  безопасного  плава-
ния, никакими портовыми сборами не облагаются и специальному  оформлению
не подлежат.
   - Совершенно с вами согласен, - отвечает  тот,  -  но  не  откажитесь
объяснить, капитан, к какой именно категории названных предметов относи-
те вы своих животных?
   Я было стал в тупик, но, вижу, отступать уже поздно.
   - К последней, господин чиновник: к категории ходовых машин, -  отве-
тил я и повернулся на каблуках.
   Чиновники сначала опешили, потом пошептались  между  собой,  и  опять
главный выступил вперед.
   - Мы, - говорит, - охотно откажемся от наших законных претензий, если
вы сумеете доказать, что имеющийся на борту вашего судна  скот  действи-
тельно служит вам ходовой машиной.
   Вы сами понимаете: доказать такую вещь нелегко. Где там доказывать  -
время оттянуть бы!
   - Видите ли, - говорю я, - ответственные части двигателя находятся на
берегу, в ремонте, а завтра, извольте, представлю вам доказательства.
   Ну, ушли они. Но тут же, рядом с "Бедой", смотрю, поставили полицейс-
кий катер под парами, чтобы я не удрал под шумок.
   А я, понимаете, забился в каюту, вспомнил ту белку, что у  Гаденбека,
взял бумагу, циркуль, линейку и стал чертить.
   Через час мы вместе с Ломом пошли к кузнецу и заказали ему два  коле-
са, как у парохода, а третье вроде  мельничного.  Только  у  мельничного
ступеньки снаружи, а мы сделали внутри и с двух сторон  натянули  сетку.
Кузнец попался расторопный, понятливый. Сделал все к сроку.
   На другой день, с утра, привезли все это хозяйство на  "Беду".  Паро-
ходные колеса пристроили по бортам, мельничные посередине, соединили все
три колеса общим валом и запустили белок.
   Грызуны, знаете, ошалели от света, от свежего воздуха, понеслись  как
бешеные одна за одной по ступенькам внутри колеса. Вся наша машина  зак-
рутилась, и "Беда" без парусов пошла так, что полицейские на своем кате-
ре насилу за нами угнались.
   Со всех кораблей на нас смотрят в бинокли, на берегу толпы народа,  а
мы идем, только волны разбегаются в стороны.
   Потом развернулись, встали назад, к причалу. Этот самый чиновник при-
шел, расстроился совсем. Бранится, кричит, а сделать ничего не может.
   А вечером на автомобиле  прикатил  сам  Гаденбек.  Вылез  из  машины,
встал, посмотрел, сложил руки на животе, покрутил пальцами.
   - Капитан Врунгель, - говорит, - это у вас белки? Как же,  помню.  Во
сколько вы их оцениваете?
   - Так, видите ли, - говорю я, - не в цене дело. Вы же  знаете,  доку-
менты на них утрачены.
   - Э, полно, - возражает он, - не тревожьтесь, капитан, вы не мальчик,
должны понимать - у нас с этим делом просто. Вы цену скажите...
   Ну, я назвал хорошую цену; он поморщился, но,  не  торгуясь,  тут  же
расплатился, забрал белок вместе с колесами, а напоследок спрашивает:
   - Чем вы их кормите?
   - Халвой и ананасами, - ответил я и распрощался.
   Не понравился мне этот Гаденбек. Да и Гамбург вообще не понравился.
 
 
   Глава V О селедках и о картах
 
   В Голландию я совсем не хотел заходить. Страна эта  незначительная  и
большого интереса для путешественника не представляет. Там только и есть
три замечательные вещи: голландская сажа, голландский сыр и  голландские
селедки.
   Меня как моряка, понятно, заинтересовало это последнее, и я решил за-
вернуть в Роттердам, познакомиться с селедочным делом.
   У них там оно поставлено на широкую ногу. Там селедок  ловят,  солят,
маринуют, и свежую селедку морозят, и живую селедку можете купить и  по-
садить в аквариум.
   И вот что в этом деле особенно поразительно: голландцы, видимо, знают
какой-то секрет. Иначе как же вы объясните такую  несправедливость:  вот
шотландцы, например, пробовали ловить. Закинули сети,  подняли  -  полно
селедок. Ну, и обрадовались, понятно, но, когда разобрались  хорошенько,
разглядели, распробовали, обнаружилось, что селедки-то попались все, как
есть, шотландские.
   Норвежцы тоже пытались. Норвежцы - прославленные, первоклассные рыба-
ки, но на этот раз и у них ничего не вышло. Тоже забросили сети,  подня-
ли, посмотрели - есть селедка, да только все сплошь норвежская.
   А голландцы ловят и ловят уж который год, и им  все  попадается  гол-
ландская селедка различных сортов. Ну, и, конечно, они этим  пользуются:
продают свои селедки направо и налево - и в Южную Африку  и  в  Северную
Америку...
   Я углубился в изучение этого вопроса, и тут мне совершенно неожиданно
удалось сделать одно важное открытие, которое коренным образом  изменило
первоначальный план моего похода. После ряда наблюдений  я  установил  с
исключительной точностью, что каждая селедка - рыба, но не каждая рыба -
селедка.
   А ведь это что значит?
   Это значит, что незачем тратить огромные средства,  незачем  набивать
селедок в бочки, грузить на корабли и выгружать снова, где  это  понадо-
бится. Не проще ли согнать селедок в табун или в стадо - как хотите  на-
зовите - и гнать живьем до места назначения?
   Раз каждая селедка - рыба, значит, утонуть она не может.  Ведь  рыбам
свойственно плавать, не так ли? А с другой стороны, если прибьется какая
посторонняя рыбина, так ведь не каждая рыба - селедка. Ее, значит, ниче-
го не стоит обнаружить, отличить, отогнать, уничтожить, наконец.
   И там, где при старом способе перевозки нужен был  огромный  грузовой
пароход с большой командой, со сложными механизмами, при  новой  системе
может справиться любое суденышко не больше моей "Беды".
   Это теория, так сказать. Но теория заманчивая, и я решил на  практике
проверить свои соображения. А тут как раз и случай представился:  в  Се-
верную Африку, в Александрию, отправляли партию селедок. Их уже поймали,
собирались солить, но я приостановил дело. Селедок выпустили, согнали  в
табун, мы с Ломом подняли паруса и пошли. Лом встал в руль, а  я  уселся
на самый нос, на бушприт, взял длинный хлыст, и, как только замечу какую
постороннюю рыбину, я ее по губам, по губам!
   И, знаете, прекрасно получилось: идут наши селедки, не  тонут,  резво
идут. Мы за ними едва поспеваем. И посторонняя рыба не лезет.  День  так
прошли - ничего. А к ночи чувствую - тяжело: следить  устаешь,  глаз  не
хватает, а главное, спать некогда. Один с селедками занят, другой в руле
только успевай поворачивайся. Ну хорошо бы день, два, уж как-нибудь пос-
тарались бы, а то путь далекий,  впереди  океан,  тропические  широты...
Словом, чувствую, не справимся, все дело провалим.
   Ну, я рассудил и решил взять на судно еще одного человека -  матроса.
И как раз, знаете, место удобное: в то время мы уже вошли  в  Английский
канал, тут Франция под боком, порт Кале, а в Кале всегда полно безработ-
ных моряков. Можно выбрать кого хотите: и плотника, и боцмана, и рулево-
го первого класса. Я недолго думая подошел поближе к берегу, "Беду"  по-
ложил в дрейф, вызвал лоцманский катер и откомандировал Лома на берег за
матросом.
 
   Тут, конечно, я допустил ошибку: набор команды - дело серьезное,  от-
ветственное. Лом, конечно, парень старательный,  но  молод,  опыта  нет.
Нужно бы самому этим заняться, но, с другой стороны, и тут на борту, то-
же, знаете, ушами хлопать  некогда.  Ведь  как-никак  перегонка  селедок
живьем - дело новое. И, как во всяком новом деле, есть тут свои труднос-
ти. Нужен глаз да глаз. Уйдешь, недоглядишь, а тут весь табун  разбежит-
ся. А тогда с убытками не рассчитаешься,  опозоришься  на  весь  мир,  а
главное, загубишь это прекрасное и полезное начинание.
   Ведь, знаете, как это бывает: не выйдет с первого раза, а в другой  и
не доверит никто, и попробовать не дадут.
   Да. Ну ладно. Отправил я Лома в Кале, выставил кресло на палубу,  ле-
жу. Одним глазом читаю, другим поглядываю  на  селедок.  Пасутся  рыбки,
резвятся, сверкают на солнце чешуйками.
   А к вечеру возвращается Лом и приводит с собой матроса.
   Я смотрю - на вид парень ничего. Не очень молодой, но и не очень ста-
рый; ростом, правда, маловат, но по глазам видно - шустрый, и  борода  у
него, как у морского разбойника. Только те, по слухам, все больше рыжие,
а этот типичный брюнет. Грамотный, некурящий, одет чисто,  знает  четыре
языка - английский, немецкий, французский и русский. Это  Лома  особенно
прельстило: он к тому времени, грешным делом, стал уже забывать английс-
кую речь. Фамилия у нового матроса несколько странная - Фукс, но,  знае-
те, фамилия - дело наживное, а мне еще Лом на ушко шепнул, что Фукс этот
- клад, а не матрос: прекрасно разбирается в картах.
   Тут уж я совсем успокоился: раз в картах разбирается - значит, моряк,
значит, и в руле может постоять, значит, и вахту при случае может  нести
самостоятельно.
   Словом, я согласился. Записал Фукса в судовую роль, объяснил  обязан-
ности, приказал Лому отвести ему место в трюме. Ну, потом подняли  пару-
са, развернулись и пошли дальше.
   И, знаете, как раз вовремя взяли человека. До тех пор нам везло:  ве-
тер все время дул в корму, чистый фордевинд. А тут задул прямо в  нос  -
"вмордувинд", как говорится. В другое время я, может  быть,  поберег  бы
силы, остался бы в дрейфе или якорь бросил, но тут, сами понимаете:  се-
ледки. Им-то ветер нипочем, идут как ни в чем не бывало полным ходом,  и
нам, значит, нельзя отставать. Ну и пришлось идти в лавировку,  зигзага-
ми. Я высвистал всех наверх. Лома поставил пасти селедок,  сам  встал  у
штурвала, набрал ходу и скомандовал:
   - К повороту приготовиться!
   Смотрю - этот Фукс стоит, как свечка, руки в  карманах,  с  интересом
смотрит на паруса.
   Ну, тут уж я прямо к нему обратился.
   - Фукс, - кричу, - набивайте грот!
   Он встрепенулся, посмотрел этак растерянно - и давай все подряд запи-
хивать в кубрик: спасательные круги, запасной трос, фонари. Поворот, ко-
нечно, не вышел, прозевали...
   - Отставить! - кричу я.
   Он тогда все пожитки назад вытащил и поставил у самого фальшборта.
   Ну, я вижу, достался матрос! Ни в зуб ногой! Уж я на что человек спо-
койный, но тут и меня зло взяло.
   - Эй вы. Фукс, - говорю я, - какой же вы, к черту, матрос?
   - А я, - ответил он, - не матрос, я сейчас просто так застрял на  ме-
ли, а друзья мне посоветовали климат переменить...
   - Позвольте, - перебил я, - а как же мне Лом говорил, что вы в картах
умеете разбираться?
   - О, это сколько угодно, - отвечает он. -  Карты  -  это  моя  специ-
альность, карты - это мой хлеб, только  не  морские,  а,  простите,  иг-
ральные карты. Я, если хотите знать, я карточный шулер по профессии.
   Я так и сел.
   Ну, посудите сами, что мне с ним делать?
   Списывать на берег - это еще сутки потерять. Ветер крепчает - того  и
гляди, поднимется шторм, тут селедки разбегутся. А с другой стороны, во-
зить с собой этого шулера балластом - тоже  неинтересно:  он  не  только
морской команды, он ни одной снасти не знает. Я было растерялся.
   Но тут мне пришла блестящая мысль. Я, знаете, люблю иногда  разложить
пасьянс на досуге, и у меня нашлась на судне колода карт. Так я на  каж-
дую снасть привязал поскорее по карте, привел яхту к  ветру  и  повторил
маневр.
   - К повороту приготовиться! Развязать тройку  пик,  подтянуть  валета
червей, смотать десятку треф...
   И, знаете, поворот удался на славу, и этот Фукс действительно  так  в
картах разбирался, что в темноте другой раз и то масти не путал.
   Вот так и пошли дальше. Идем, лавируем. Ветер крепчает.  Так  бы  оно
ничего, но селедки меня беспокоят. Кто их знает, как они переносят пого-
ду? А мне не к спеху, груз не срочный, так зачем рисковать? Я решил отс-
тояться в порту.
 
 
   Глава VI, которая начинается недоразумением, а кончается  неожиданным
купанием
 
   Близ острова Уайт я свернул направо и пошел в Саутгемптон, в  Англию.
Бросил якорь на рейде. Лома оставил сторожить селедок, а мы с Фуксом се-
ли на ялик и причалили к берегу. В прекрасном местечке высадились: трава
подстрижена под гребеночку, дорожки посыпаны песком, и всюду такие  кра-
сивые загородочки и надписи: "Здесь не ходить, усадьба  Арчибальда  Ден-
ди".
   Только мы высадились, не успели шагу шагнуть, нас окружили джентльме-
ны во фраках, в котелках, в белых галстуках. Не то мистер Денди со своим
семейством, не то министр иностранных дел со свитой, не то агенты тайной
полиции - по костюму не разберешь. Ну, подошли  поближе,  поздоровались,
разговорились, и знаете, что оказалось? Оказалось, что это у них  нищие.
В Англии так просто попрошайничать строжайше  запрещено  законом,  а  во
фраке - пожалуйста. Если кто и подаст, считается, что нищих нет, а прос-
то помог джентльмен джентльмену.
   Ну, я роздал им кое-какую мелочь, иду дальше. Вдруг навстречу  -  еще
один. Длинный, точно версту проглотил. Поравнялись. Он обнажает  голову,
раскланивается самым церемонным манером. Ну, я, понятно, пошарил в  кар-
мане, выудил две копейки и прямо ему в цилиндр. Я ждал благодарности,  а
он, представьте себе, вспыхнул, фыркнул, вставил в глаз монокль и  очень
внушительно произнес:
   - Арчибальд Денди, эсквайр. С кем имею честь?
   - Ка