росил
"оне механизмус" на пол и вышел из зала.
   Тираж возобновился.
   Коньки выиграл Якушка,  самый  крохотный  гражданин  республики.  Обмотки
достались Голому Барину.
   Тираж подходил к концу, когда в зал ворвался Цыган. Как староста, он  был
занят на кухне и только что освободился.
   - Даешь коньки! - закричал он.
   - Уже... готовы, - ответил кто-то.
   - Как то есть готовы?
   - Выиграны.
   - А обмотки?
   - Выиграны.
   - А, сволочи!.. -  закричал  Цыган  и  подскочил  к  столу  с  намерением
вытащить двадцать билетов.
   Но билетов в ящике оказалось лишь двенадцать  -  восемь  штук  загадочным
образом исчезли.
   И все доставшиеся Цыгану билеты оказались барахлом: десять - бумага, один
- книжка "Кузьма Крючков" и один - безделушка - слон с отбитым хоботом.
   -  Сволочи!  -  закричал  Цыган.  -   Сволочи,   мерзавцы!..   Жульничать
вздумали!.. Аферу провели!.. Хлеб у людей ограбили!..
   Он схватил стол, с силой кинул его на пол и бросился к Тиражной комиссии.
Комиссия рассыпалась. Лишь один Янкель,  не  успевший  убежать,  прижался  к
стене. Громоносцев кинулся на него и так избил, что Янкель  два  часа  после
этого ходил с завязанной щекой и вспухшими глазами. Но только два часа.
   Через два часа Янкель уже разгуливал веселый и бодрый. В Янкелевой голове
назревала блестящая, по его  мнению,  мысль.  Он  решил  возместить  убытки,
понесенные им от Цыгана.  Для  этой  цели  он  о  чем-то  долго  шептался  с
Джапаридзе.
   Японец и Пантелеев  убирали  зал;  убрав,  пошли  в  класс.  Первое,  что
поразило их при входе, это лицо Джапаридзе - бледное, искаженное страданием.
   - Что такое? Говори! - закричал Японец, почувствовав беду.
   - Хлеб, - прошептал Дзе, - хлеб, сахар... вс„...
   - Что?
   - Похитили... украли...
   - Как... Дочиста?
   - Нет... вот кальмот.
   Джапаридзе вынул из парты горбушку хлеба фунтов в пять.
   Пантелеев и Японец переглянулись и вздохнули.
   - А деньги? - спросил Японец.
   Дзе на мгновение задумался. Потом вывернул почему-то один правый карман и
ответил:
   - И деньги тоже украли.
   Пантелеев и Японец взяли горбушку хлеба и вышли из класса.
   - Ну и сволочи же, - вздохнул Японец.
   - Д-да. - поддакнул Пантелеев.
   Растратчик Джапаридзе тем временем давал взятку изобретательному  Янкелю,
или, проще, делился с ним растраченным  капиталом  -  хлебом,  сахаром  -  и
лимонами.
   Так кончилась первая "лотерея-аллегри".

   * * *
   Но пример нашел отклик...
   Скоро Купец в компании с Цыганом и Воробьем устроили  такую  же  лотерею.
Лотерея прошла слабо, но все  же  дала  прибыль.  Это  послужило  поводом  к
развитию игорного промысла в четвертом отделении.
   Новичок Ельховский - Саша Пыльников - придумал новую игру - рулетку,  или
"колесо фортуны". Пантелеев, имевший по прошлому  знакомство  с  марафетными
играми, научил товарищей играть в "кручу-верчу" и в "наперсточек". Четвертое
отделение превратилось в настоящий игорный притон. Дошло  до  того,  что  не
стало хватать игроков, все  сделались  владельцами  "игорных  домов".  Сидит
каждый у своей игры  и  ждет  "клиентов".  Наскучит  -  подойдет  к  соседу,
сыгранет и зовет его к себе... За старшими потянулись и младшие. Игры  стали
устраивать и в младших отделениях...
   Но скоро лотерейная горячка в Шкиде прошла. Потянуло  к  более  разумному
времяпрепровождению.
   Кончился период бузы, на Шкиду нашло желание учиться,

   "ДА‚ШЬ ПОЛИТГРАМОТУ"
   О комсомоле. - "Даешь политграмоту". - Человек в крагах. - Богородица.  -
Конституция 1871 года. - В клубах табачных. - Настоящий политграмщик.
   Часто улигане спрашивали президента своей республики Викниксора:
   - Виктор Николаевич, почему у нас в школе нельзя  организовать  комсомол?
Объясните...
   Президент хмурил брови и отвечал, растягивая слова;
   - Очень просто... Наша школа дефективная, почти что с тюремным режимом, а
в  тюрьмах  и  дефективных  детдомах  ячейки  комсомола  организовывать   не
разрешается...
   - Так мы же не бузим!
   - Все равно... Пока полного исправления не достигнете, нельзя. Выйдете из
школы, равноправными гражданами станете - можете и в комсомол,  и  в  партию
записываться.
   Вздыхали граждане дефективной республики Шкид и  мечтали  о  днях,  когда
станут равноправными  гражданами  другой  республики  -  большой  Республики
Советов.
   А  пока  занимались  политическим  самообразованием.  Читали  Энгельса  и
Каутского, Ленина и Адама Смита. Некоторое время все шло тихо.
   Но  вот  однажды  поднялась   буря,   Шкида   выкинула   лозунг:   "Даешь
политграмоту!"
   Послали к Викниксору делегацию.
   -  Хотим  политграмоту  как  предмет  преподавания  наряду  с  прочими  -
историей, географией и геометрией.
   Викниксор почесал бровь и спросил:
   - Очень хотите?
   - Очень, Виктор Николаевич... И думаем, что это возможно.
   - Возможно, да не просто, - сказал он,
   - Вы уж нажмите там, где требуется...
   - Хорошо, - пообещал Викниксор, - нажму, подумаю и постараюсь устроить.

   * * *
   Тянулись дни, серые школьные будни. Осень лизала  стекла  окон  дождевыми
каплями, и вечерами в трубах печей ветер пел дикие и унылые песни...
   В эти дни уставшие от лета и бузы шкидцы искали покоя в учебе,  в  долгих
часах классных уроков и в книгах,  толстых  и  тонких,  что  выдавала  Марья
Федоровна - библиотекарша - по вторникам и четвергам.
   А политграмота, обещанная Викниксором и не забытая шкидцами, знать о себе
ничего не давала; молчал Викниксор, и не знали ребята, хлопочет он или нет.
   Но однажды пришла политграмота. Она пришла в образе  серого  заикающегося
человечка. У человечка была бритая узкая голова, френчик  синий  с  висящими
нитками вместо пуговиц и на ногах желтые потрескавшиеся краги.
   Человек вошел к улиганам в класс и сказал, заикаясь:
   - Б-буду у вас читать п-политграмоту.
   Дружным  "ура"  и  ладошными  всплесками  встретила  человечка  в  крагах
Улигания. Долгожданная политграмота явилась.
   Человечек назвался:
   - Виссарион Венедиктович Богородицын.
   Это рассмешило.
   - Политграмота - и вдруг Богородицын!
   - Богородица...
   Стал человек в крагах Богородицей с первого же урока в Шкиде.
   Начал урок с расспросов:
   - Что знаете?
   Большинство молчало. Японец же, встав, сказал, шмыгнув носом:
   - Порядочно.
   - Что есть Ресефесере?
   - Российская социальная федеративная республика! - крикнул Воробей.
   - Правда, молодец, - похвалил, заикаясь, лектор.
   Ребята засмеялись.
   - А что есть Совет?
   - Власть коммунистическая.
   - Правда, - опять сказал халдей.
   А Японец, уже переглянувшись с Кобчиком, шептал:
   - Липа... Лектор хреновый!
   Потом обратился к Богородице:
   - Можно вам вопросы задавать? Такая система лучше, я думаю, будет.
   - Правда. Задавайте.
   Японец, подумав, спросил:
   - Когда принята наша конституция?
   Сжались брови на узком лбу Богородицы, задумался он...  Сразу  же  поняли
все, что и в самом деле "липа" он, что случайно попал в Шкиду и политграмоты
сам не знает.
   - Конституция? - переспросил он. - А разве вы сами не знаете?
   - Знали бы, так не спрашивали.
   -  Конституция  принята  в  тысяча  восемьсот  семьдесят  первом  году  в
Стокгольме.
   Прыснул Японец, прыснули за ним и многие другие.
   - А когда Пятый съезд Советов был?
   - Ну, уж это-то вы должны знать.
   - Не знаем.
   - В девятнадцатом году.
   - А не в восемнадцатом?
   Покраснел Богородица-политграмщик, опустил глаза.
   - Знаете, так нечего спрашивать.
   - А конституция не на Пятом съезде была принята?
   Еще больше покраснел Богородица, съежился весь... Потом выпрямился вдруг.
   - Какая конституция?
   - Эрэсэфэсэрская.
   - Так бы и говорили. Я думал, вы не про эту конституцию говорите,  а  про
первую, что в девятьсот пятом году...
   Понятно стало, что Богородица - не политграмота,  что  снова  отходит  от
Шкиды заветная мечта. Стали бузить, вопросы задавать разные по политграмоте,
издеваться.
   - Что такое империализм?
   - Не знаете?! Всякий ребенок империализм знает. Это - когда император.
   - А кто такой Хрусталев-Носарь?
   - Генерал, сейчас за границей вместе с Николаем Николаевичем.
   До звонка потешались улигане над Богородицей,  человечком  в  потрепанных
крагах, а когда вышел он под зю-канье и хохот из класса, загрустили:
   - Дело - буза... Политграмота-то хреновая.
   - Да... Порадовались раненько.
   А вечером Викниксор, зайдя в класс, выслушивал ребят.
   - Плох, говорите?
   - Безнадежен, Виктор Николаевич,
   - Слабы знания политические?
   - Совсем нет.
   Задумался Викниксор.
   - Дело неважно.
   - Где вы его только выкопали? - полюбопытствовал Ленька Пантелеев.
   - В Наробе... случайно. Спрашивал я там о политграмоте - нет ли  педагога
на учете. А тут он, Богородицын этот, подходит: могу, говорит,  политграмоту
читать... Ну, я и взял на пробу.
   - Пробы не выдержал, - ухмыльнулся Янкель.
   - Да, - согласился завшколой. - Пробы не выдержал... Поищем другого.
   Больше  Богородицын  не  читал  в  Шкиде  политграмоту.   Ушел   он,   не
попрощавшись ни с кем, метнулся желтыми потрескавшимися крагами и исчез...
   Может быть, сейчас он читает где-нибудь  лекции  по  фарадизации  или  по
прикладной космографии... А может быть, умер от голода, не  найдя  для  себя
подходящей профессии.

   * * *
   В табачном дыму расплывались силуэты людей.
   Пулеметом стучал ремингтон, и ундервуд,  как  эхо,  тарахтел  в  соседней
комнате.
   Кто-то веселым, картавящим на букве "л" голосом кричал кому-то:
   - Товарищ, вы слушаете?.. Отдайте, пожалуйста, в комнату два. Товарищ...
   А тот, другой, таким же веселым голосом отвечал издалека:
   - Два? Спасибо...
   В комсомольском райкоме работа кипела.
   В  табачном  дыму  мелькали  силуэты  людей.  На  стенах  с   ободранными
гобеленами белели маленькие, написанные от руки плакатики:
   СЕКРЕТАРЬ
   АГИТОТДЕЛ
   КЛУБКОМИССИЯ
   Викниксор шел по плакатикам, хватаясь руками за стены, потонув  в  клубах
дыма. Но все же отыскал плакатик с надписью: "Политпросвет".
   Под плакатиком сидел человек в кожаной тужурке, с бритой головой, молодой
и безусый.
   - Меня, товарищ?
   - Да, вас. Вы по политпросвету?
   - Я. В чем дело?
   - Видите ли...  Я  заведующий  детдомом...  У  нас  ребята  -  шестьдесят
человек... хотят политграмоту. Не найдется ли у  вас  в  комитете  человечка
такого - лектора?
   Политпросветчик провел рукой по высокому, гладкому лбу.
   - Ячейка или коллектив у вас есть?
   - Нет. В том-то и дело,  что  нет...  У  нас,  надо  вам  сказать,  школа
тюремного, исправительного типа - для дефективных.
   - Ага, понимаю... Беспризорные, стало быть, ребята, с улицы?..
   - Да. Но все же хотят учиться.
   - Минутку.
   Политпросветчик обернулся, снял телефонную трубку, нажал кнопку.
   - Политшкола? Товарищ Федоров, нет ли  у  тебя  человека  инструктором  в
беспризорный детдом? Найдется? Что? Прекрасно...
   Повесил трубку.
   - Готово. Оставьте адрес, завтра пришлем.

   * * *
   Пришел он в Шкиду вечером.
   В классе улиган, погасив огонь, сидели все  у  топившейся  печки;  отсвет
пламени прыгал по стенам и закоптелому  после  пожара  потолку...  Из  печки
красным жаром жгло щеки и колени сидевших...
   Он вошел в класс, незаметно подошел к печке и спросил:
   - Греетесь, товарищи?
   Обернулись, увидели: человек молодой, невысокий, волосы назад зачесаны, в
руках парусиновый портфель.
   - Греемся.
   - Так... А я к вам читать политграмоту пришел... Инструктором от райкома.
   Не кричали "ура" теперь шкидцы, знали - обманчива политграмота бывает...
   - Садитесь, - сказал Янкель, освободив место на кривобоком табурете.
   - Спасибо, - ответил инструктор. - Усядемся вместе.
   Сел, погрел руки.
   - Газеты читаете?
   - Редко. Случайно попадет - прочтем, а выписывать - бюджет не позволяет.
   - Все-таки в курсе дел хоть немножко? О четвертом съезде молодежи читали?
   - Читали немного.
   - Так. А о приглашении  на  Генуэзскую  конференцию  делегации  от  нашей
республики?
   - Читали.
   - Ну а как ваше мнение: стоит посылать?
   Разговорились этак незаметно, разгорячились ребята  -  отвечают,  спорят,
расспрашивают... Не заметили, как время ко сну подошло...
   Уходя, инструктор сказал:
   - Я у вас и воспитателем буду, заведующий попросил.
   Вот теперь закричали "ура" улигане, искренне и дружно.
   А потом уже в спальне, раздеваясь, делились впечатлениями...
   - Вот это - парень! Не Богородица, а настоящий политграмщик.
   Мечта шкидская осуществилась - политграмоту долгожданную получили.

   УЧЕТ
   Десять часов учебы. - Новогодний банкет. -  Шампанское-морс,  -  Спичи  и
тосты. - Конференция издательств. - Учет. - Оригинальный репортаж. - Гулять!
   В этом году зима выдалась поздняя. Долго стояла мокрая осень,  брызгалась
грязью,  отбивалась,  но  все  же  не  устояла  -  сдалась.  По   первопутку
неисправимые обыватели тащили по домам рождественские  елки.  Елочные  ветки
куриным следом рассыпались по белому снегу; казалось, что  в  городе  умерло
много людей и их хоронили.
   На рождество осень дала последний бой - была оттепель. В сочельник, канун
рождества, колокола гудели не по-зимнему, громыхали разухабистым плясом.  Не
верилось, что декабрь на исходе, казалось, что пасха - апрель или май.
   А двадцать пятого декабря, на рождество, ртуть в  Реомюре  опустилась  на
десять  черточек  вниз,  ночью  метелью  занесло  трамвайные  пути  и  улицы
побелели.
   В Шкиде рождества не справляли, но зиму встретили по-ребячьи радостно. Во
дворе малыши, бужане и волыняне,  играли  в  снежки,  лепили  бабу.  И  даже
улигане, "гаванские чиновники", как звала их уборщица Аннушка, даже  улигане
не усидели в классе и вырвались на воздух, чтобы залепить  друг  другу  лицо
холодным и приятным с непривычки снегом.
   Вечером за ужином Викниксор говорил речь:
   - Наступила зима, а вместе с нею и новый учебный год. С  завтрашнего  дня
мы кончаем вакационный период учебы  и  переходим  к  настоящим  занятиям  С
завтрашнего дня ежедневно будет по десять уроков. С  десяти  часов  утра  до
обеда - четыре, после обеда отдых, потом опять четыре урока до ужина и после
ужина два урока.
   Лентяи вздохнули, четвертое же отделение рвалось к учебе и было радо.
   Викниксор походил, заложив руки  за  спину,  по  столовой,  собрался  уже
уходить, потом, вспомнив, вернулся.
   - Да. Первого января у нас учет...
   Это сообщение вызвало всеобщие радостные возгласы.
   "Учетом" в Шкиде называлась устраиваемая несколько раз  в  году  проверка
знаний, полученных в классе.
   Обычно к учету готовились заблаговременно. Преподаватели каждого предмета
давали ученикам задания, по этим  заданиям  составлялись  диаграммы,  схемы,
конспекты,  устраивались  подготовительные   учеты-репетиции.   Но   спешное
зазубривание курса не практиковалось, и вообще подготовка к учету не  носила
характера  разучиваемого  спектакля.  Просто  как   следует   готовились   к
торжеству,
   То же самое было и на этот раз.
   Уже на следующее утро, составив  план  выступлений  по  своим  предметам,
воспитатели ознакомили с ним учеников.
   Шкида крякнула, поплевала на руки и засела за работу.
   В четвертом отделении ребята с разрешения Викниксора сидели в  классе  до
двенадцати часов.
   Японец, Цыган и Кобчик по заданию Эланлюм переписывали готическим шрифтом
на цветных картонах  переведенный  ими  коллективно  отрывок  из  г„тевского
"Фауста".
   Янкель делал плакаты  для  украшения  зала  в  день  торжества.  Воробей,
Горбушка и еще несколько человек ему помогали.
   Пантелеев писал конспект на тему "Законы  Дракона"  по  древней  истории,
Кальмот и Дзе - о Фермопильской битве, о Фемистокле и Аристиде.
   Саша Пыльников разрабатывал  диаграмму  творчества  М.  Ю.  Лермонтова  в
период с 1837  по  1840  год  и  писал  о  байроновском  направлении  в  его
творчестве. Тихиков и Старолинский рисовали географические, экономические  и
политические карты РСФСР.
   Все были заняты.
   Подготовка тянулась целую недолю.

   * * *
   Новый год, по неокрепшей традиции, встречали торжественно всей школой.
   В большой спальне днем были убраны койки, поставлены  столы  и  скамейки.
Вечером в одиннадцать с полови-пой  часов  все  отделения  под  руководством
классных надзирателей поднялись наверх в спальню.
   На  столах,  покрытых  белыми  скатертями,  уже  стояли  яства:  яблочная
шарлотка, бутерброды с колбасой и клюквенный морс,  которым  изобретательный
Викниксор заменил новогоднее шампанское.
   Отделения разместились за четырьмя столами. Дежурные разлили  по  кружкам
"шампанское-морс" и уселись сами. Скромное угощение казалось  изголодавшимся
шкидцам настоящим пиром.
   Викниксор в  своей  речи  отметил  успехи  за  год  и  пожелал,  чтобы  к
следующему  году  школа   смогла   выпустить   первый   кадр   исправившихся
воспитанников.
   Обыкновенно к ораторским способностям Викниксора шкидцы относились  сухо,
сейчас же растрогались и долго кричали "ура".
   Затем выступили с ответными  тостами  воспитанники.  От  улиган  говорили
Японец и Янкель.
   Когда первое возбуждение улеглось, выступил  новый  халдей,  политграмщик
Кондуктор. Настоящее  имя  его  было  Сергей  Семенович  Васин.  Кондуктором
прозвали его за костюм - полушубок цвета  хаки,  какие  носили  в  то  время
кондукторы городских железных дорог.
   Кондуктор встал, откашлялся и сказал:
   - Товарищи, я здесь в школе работаю недавно, я плохо знаю ее. Но вс„-таки
я уже почувствовал главное. Я понял, что школа исправила, перевела на другие
рельсы многих индивидуумов.  Мое  пожелание,  чтобы  в  будущем  году  школа
Достоевского смогла организовать у себя ячейку комсомола  из  воспитанников,
уже исправившихся, нашедших дорогу.
   Этот спич, произнесенный  наскоро  и  несвязно,  был  встречен  буквально
громом аплодисментов и ревом "ура".
   В час ночи банкет закрылся. Вмиг были убраны столы, расставлены  кровати,
и шкидцы стали укладываться спать. Японец пригласил па свою постель  Янкеля,
Пантелеева и Пыльникова.
   - Мне нужно с вами поговорить, - сказал он.
   - Вали.
   - Завтра учет, - начал  Японец.  -  Мы  должны  выпустить  учетный  номер
какого-либо издания.
   В четвертом отделении в то время выходило четыре печатных органа: журналы
"Вперед", "Вестник техники", "Зеркало" и газета "Будни".
   - Согласны, ребята, что экстренный номер нужен?
   - Согласны, - ответил Янкель. - Я предлагаю выпустить однодневку сообща.
   - Идея! - воскликнул Пантелеев.
   - Никому и обидно не будет,  -  подтвердил  Сашка  Пыльников,  соредактор
"Будней".
   Решили  выпустить  газету  "Шкид".  Ответственным  редактором   назначили
Янкеля, секретарские и репортерские обязанности взял на себя Пантелеев.

   * * *
   Утром занятий в классах не было. Вся школа под руководством Косталмеда  и
Кондуктора работала над украшением здания к торжеству. Из столовой и  спален
стаскивали в Белый зал скамейки, украшали зеленью портики сцены; зеленью  же
увили портреты вождей революции, развешенные по  стенам,  громадный  портрет
Достоевского и герб школы - желтый подсолнух  с  инициалами  "ШД"  в  центре
круга.  Вдоль  стен  расставили  классные  доски,  оклеенные  диаграммами  и
плакатами, на длинных пюпит-рах раскладывались рукописи, журналы, тетради  и
другие экспонаты учета.
   В двенадцать часов прозвенел звонок на обед. Обедали торопливо, без  бузы
и обычных скандалов. Когда  кончили  обед,  в  столовую  вошел  Викниксор  и
скомандовал: "Встать!"
   Ребята поднялись. В столовую торопливыми шагами вошла  пожилая  невысокая
женщина, закутанная в серую пуховую шаль.
   - Лилина, - шепотом пронеслось по скамьям.
   - Здорово, ребята! - поздоровалась заведующая губоно. - Садитесь. Хлеб да
соль.
   - Спасибо! - ответил хор голосов.
   Ребята уселись. Лилина  походила  по  столовой,  потом