Сканирование: Янко Слава (библиотека Fort / Da) yanko_slava@yahoo.com  | | http://yanko.lib.ru || зеркало: http://members.fortunecity.com/slavaaa/ya.html 
|| http://yankos.chat.ru/ya.html | Icq# 75088656 
update 05.01.04
 
Ирина Сандомирская
КНИГА О РОДИНЕ
Опыт анализа дискурсивных практик


WIENER SLAWISTISCHER ALMANACH
SONDERBAND 50
WIEN 2001
WIENER SLAWISTISCHER ALMANACH LINGUISTISCHE REIHE
HERAUSGEGEBEN VON TILMANN REUTHER SONDERBAND 50, WIEN 2001
REDAKTION UND ANFERTIGUNG DER DRUCKVORLAGE
Wolfgang Weitlaner
REDAKTIONSADRESSE
Institut fur Slavische Philologie, Universitat Munchen Geschwister-Scholl-Platz l, D-80539 Munchen Tel. +49/89/2180 2373, Fax +49/89/2180 6263
EIGENTUMER UND VERLEGER
Gesellschaft zur Forderung slawistischer Studien (Wien) Liechtensteinstra?e 45 A/10, А-1090 Wien Tel/Fax+43/1/31070 08
DRUCK
B. Zeuner, Buch- und Offsetdruck Peter-Muller Str. 43 D-80997 Munchen
FINANZIELLE UNTERSTUTZUNG
Die vorliegende Publikation wurde unterstutzt und finanziert durch den Schwedischen Forschungsrat fur Geistes- und Gesellschaftswissenschaften (HSFR) sowie Sodertorns hogskola, Schweden.
(c)      Gesellschaft zur Forderung slawistischer Studien Alle Rechte vorbehalten.
Umschlag: Olga Chemysheva, "[Luk] at this!", 1997
ISSN 0258-6819 ISBN

ПРЕДИСЛОВИЕ	3
ВВЕДЕНИЕ. Идеологическая конструкция как идиома культуры	4
Фигуративность и репрезентация идеологии	4
Признаки идиоматичности в идеологической конструкции	6
Цитирование и работа деятеля культуры	7
Belonging: культурно-языковое конструирование близости	9
Фразеология как след порядка культуры	10
Фразеология и критика языка	11
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Деконструкция Родины: фразеология как ключ к восстановлению нарратива	14
ГЛАВА ПЕРВАЯ. РАССКАЗЫ О РОДИНЕ	15
Любовь к родине	15
Перекати-поле	15
Возврат на малую родину - в деревню или маленький уездный городок	16
Идея родины - утраченной и возвращенной	16
Одиссей, блудный сын Итаки	16
Далекий замуж	17
Изгнанник родины	17
Долг перед Родиной	21
Сыновья (и дочери) Родины	21
"Родная история" и "родной язык": священные атрибуты Родины	22
Мирный труд	23
Защитник Родины	24
Солдатская мать	25
Родина как Отечество	25
Изменник Родины	27
Отлучение от Родины	27
"Не наш человек": путешественник - изменник - еврей	28
Величие Родины	29
Семья народов	29
Masculinum - Femininum	31
Счастливое детство	32
Отцы и деды	32
Жертвоприношение Авраама	34
ГЛАВА ВТОРАЯ "НАИВНОЕ ПИСЬМО" И "НАИВНАЯ" РОДИНА*	35
* * *	42
ЧАСТЬ ВТОРАЯ	44
Археология Родины: герменевтика "испорченного телефона	44
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. К АРХЕОЛОГИИ ПОЛИТИЧЕСКОГО ВООБРАЖЕНИЯ	47
Архитектура доктрины Отечества	49
Отечество как светская церковь	50
Алтарь Отечества и материнское жертвоприношение	52
История как Апокалипсис: тотальная мобилизация	53
Родное слово как политическая икона	55
* * *	56
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. ТЕХНОЛОГИЯ РОДИНЫ	56
Поэтическое / Политическое: внутренняя форма языка и борьба за "первоначалие"	56
Словарь как герменевтический институт	61
Цензура как герменевтический институт	63
Герменевтический климат эпохи: Слово против фраз	66
* * *	68
ЗАКЛЮЧЕНИЕ.	68
Регенерация Родины	68
* * *	71
ПРИМЕЧАНИЯ	74
Введение	74
Часть первая	76
Часть вторая	79
Заключение	82
SUMMARY AND ACKNOWLEDGMENTS	83
The book about the motherland: analyzing discursive practices	83
* * *	83


Моей Родине, Маше и Кате.
ОГЛАВЛЕНИЕ
Предисловие ............................................................................................7
Введение: Идеологическая конструкция как идиома культуры .................. 13
Фигуративность и репрезентация идеологии [15] Признаки идиоматичности в идеологической конструкции [22] Цитирование и работа деятеля культуры [25] Belonging: культурно-языковое конструирование близости [29] Фразеология как след порядка культуры [34] Фразеология и критика языка [38]
Часть первая
Деконструкция Родины: фразеология как ключ к восстановлению нарратива ..47
Глава первая: Рассказы о Родине ...............................................................53
Любовь к родине [53] Долг перед Родиной [72] Величие Родины [98] 
Глава вторая: "Наивное письмо" и "наивная" Родина .......................... 115
Перекати-поле [122] Сыновья Родины [126] Защитник Родины [131] Семья народов [134] Военная мощь Родины [136]
Часть вторая
Археология Родины: герменевтика "испорченного телефона" ................. 145
Глава третья: К археологии политического воображения..................... 157
Архитектура доктрины Отечества [163] Отечество как светская церковь [168] Алтарь Отечества и материнское жертвоприношение [175] История как Апокалипсис [177] Родное слово как политическая икона [184]
Глава четвертая: Технология Родины ..................................................... 189
Поэтическое / Политическое [189] Словарь как герменевтический институт [203] Цензура как герменевтический институт [212] Герменевтический климат эпохи [220]
Заключение
Регенерация Родины ................................................................................229
Примечания .............................................................................................249
Summary and Acknowledgments ...............................................................277
ПРЕДИСЛОВИЕ
Все: Ура!
Н. Кукольник
"Рука Всевышнего Отечество спасла", финал исторической драмы
Эта книга начиналась несколько раз и возникла из попытки создать словарные дефиниции для существительных Родина, Отечество, Отчизна, родина, отечество и отчизна. Семантический, прагматический и культурологический комментарий к этим статьям читатель теперь держит в руках, сам же словарь так и остался ненаписанным.
Этот комментарий вылился в анализ Родины как фигуры отечественной коммунальной автомифологии. Фразеология Родины - это фрагмент публичного языка и корпус дискурсивных практик. Мы рассматриваем свой объект в двух аспектах: синхронически, деконструируя Родину как дискурсивную машину, и диахронически, в плане культурной археологии ее фразеологии.
Дискурс о Родине, ее мифологемы и сакральные символы, ее ритуалы и культовые практики - это прямой результат того, что Вальтер Беньямин в 1934 году назвал "эстетизацией политики". Родина представляет собой идеал красивого и любимого сообщества - в отличие от идеала сообщества прозрачного и рационального, которым является гражданское общество. Демократия подразумевает порядок иерархических организаций, который обеспечивается скучными, протокольно расписанными бюрократическими операциями строго дифференцированных специалистов - парламентариев, присяжных заседателей, чиновников и пр. Драматизация, эстетизация демократического сообщества достигается в масс-медиа, которые способны выполнять свою роль всеобщего медиатора только при условии превращения докучной бюрократической процедуры в масс-культурный аттракцион. Наоборот, Родина - это гражданская религия, секуляризованный алтарь власти. Она не нуждается в эстетизирующей медиации, поскольку заключает момент драматического переживания в самой себе, в поэтическом мифе собственной конструкции и в поэтической красоте своей политической фразеологии.
Рассматривая Родину как продукт коллективного воображения, мы заметно расширяем границы того, что называют политическим языком. Мы не сводим последний лишь к языку господствующей политической партии
8
и ее органов принуждения. Мы видим признаки политического и в языке обыденного общения, в культуре повседневности. Родина гораздо глубже внедрена в коллективное тело своего субъекта, чем думают те, кто считают ее не более чем лозунгом. Смерть за Родину - это серьезное решение, жест сознательного экзистенциального выбора. Отрицать субъектность такого жеста по меньшей мере легкомысленно. Тем более важно понять поэзис Родины и содержащийся в Родине момент обольщения ее возвышенной красотой, момент работы воображения (а не, скажем, юридической нормы), момент обострения чувства причастности к переживанию коллективного идеологизированного тела, момент любви и желания.
Родина не случайно предстает в этой книге в бессвязных, отрывочных, незаконченных фразах. Политическая муза лепечет, подобно музе поэзии. Загадочно поэтическое Неизреченное, но не менее таинственно и политическое Невнятное. Неизреченное пародируется, травестируется Невнятным. Объект такой речи заведомо абсурден: здесь говорится то, что ясно без слов, что goes without saying. С точки зрения передачи информации, говорение о Родине абсолютно избыточно. Поэтому и дискурс о Родине весь состоит из избитых, плоских, заезженных общих мест. Это не есть язык для коммуникации и обмена идеями. В этой тусклости избитых метафор и захватанных слов живет невероятной силы мобилизующий, единящий политический потенциал. Язык Родины ничего не коммуницирует, а лишь выражает сам себя, являя нам Родину, но не аргументируя ее необходимость. Именно это построение языка как явления (иконы) Родины говорит о Родине как о сакральном источнике идентификации.
Способность языка Родины служить иконой идентификации, его мистифицированный и фасцинирующий характер находятся в остром противоречии с идеей обмена, которую воплощает в себе язык как средство коммуникации. Подобные дискурсивные образования формируются как сплошные, недоступные анализу и переводу блоки мифологизированных смыслов и никак не способствуют прозрачности на рынке символического обмена. Наоборот, они образуют плотные, непроницаемые тела, которые упорно сопротивляются интерпретации, толкованию, переводу. Это препятствия для коммуникации - стены, барьеры, железные занавесы. Их задача - создавать значимость внутри себя и отчуждать все, что циркулирует в кругообороте и обмене смыслов снаружи. Родина стремится поддерживать всеми силами миф о собственной уникальности. Сообщество людей под знаком Родины - это сообщество, которое празднует праздник собственной непереводимости.
* * *
9
Публикация этой книги стала возможной благодаря финансовой поддержке Шведского совета по исследованиям в области гуманитарных и общественных наук (HSFR). Это результат моей трехлетней работы в исследовательском проекте "Культуры в диалоге", деятельность которого поддерживается Фондом по развитию исследований Балтийского региона и Центральной Европы (Ostersjostiftelse) и Университетским колледжем Южного Стокгольма (Sodertorns Hogskola).
Прежде всего, мне хотелось бы выразить благодарность Ларсу Клебергу, руководителю проекта "Культуры в диалоге", за всю оказанную им поддержку, за понимание и сочувствие, которое он проявлял ко мне во время нашей совместной работы в проекте. Я надеюсь, что для Ларса, так же как и для меня самой, эта книга станет знаком долгой дружбы, которая началась много лет назад в Москве и получила продолжение в форме научного сотрудничества в Стокгольме.
Мне хотелось бы поблагодарить и других своих друзей - коллег по проекту "Культуры в диалоге": Иоанну Банкир, Уллу Биргегорд, Ларса Эрика Блюмквиста, Андерса Будегорда, Збигнева Крущинского, Кшиштофа Сталу, Нину Витошек и Санну Витт. Все вместе и каждый в отдельности они создавали чрезвычайно редкий и тем более ценный дух совместного творчества, окружая меня теплым дружеским кольцом профессиональной заинтересованности и человеческого участия. Кроме того, Ларе Эрик поделился со мной материалами из своей коллекции, часть из которых я использовала в этой книге.
Однако это исследование началось еще раньше в сотрудничестве с Вероникой Николаевной Телия (Москва) и Ежи Бартминским (Люблин) во время нашего совместного пребывания в Шведском коллегиуме по высшим исследованиям в области общественных наук (SCASSS, the Swedish Collegium for Advanced Studies in the Social Sciences, Уппсала). Чрезвычайно насыщенная интеллектуальная обстановка, созданная в Коллегиуме, а также щедрое гостеприимство, оказанное нам, создали уникальные возможности для академических занятий и дискуссий. Для меня, кроме того, общение с учеными, работавшими в Коллегиуме, оказалось первой и далеко не простой возможностью представить свою работу (которая до этого проходила в относительной географической и теоретической изоляции в Москве) на суд международного сообщества высококлассных специалистов по междисциплинарным исследованиям. Ту доброжелательную, но строгую критику, которую мне удалось получить в стенах Коллегиума, трудно переоценить. Особая благодарность - Бьорну Виттроку, Барбру Кляйн и Йорану Терборну, нашим добрым хозяевам. К несчастью, я уже не могу выразить свою признательность покойному Бу Густафссону, основа-
10
телю и почетному профессору этого института, за его внимание и дружеское отношение.
Мне хотелось бы также выразить благодарность Шведскому фонду по международному сотрудничеству в области научных исследований и высшего образования (STINT, Stiftelsen for internationalisering av hogre utbildning och forskning), предоставившему мне стипендию, благодаря которой я смогла посвятить год интенсивному чтению литературы и сбору материала, работая в Институте славистики Уппсальского университета. Хотелось бы от всего сердца поблагодарить Фиону Бьорлинг, Любомира Дюровича, Ларса Стеенсланда и Барбару Торнквист-Плеву из Лунда, Кристиана Гернера и Свена Густавссона из Уппсалы, Пера Арне Будина и Петера Альберга Йенсена из Стокгольма, а также всех коллег-славистов, которые делились со мной знаниями, соображениями и критическими замечаниями.
Большую роль в этой работе сыграло то, что я получила возможность воспользоваться Славистической библиотекой университета Хельсинки. Мне хотелось бы выразить сердечную благодарность заведующей библиотекой Ирине Лукка, чьи уникальные профессиональные качества, наряду с уникальными фондами библиотеки, создают возможности для чрезвычайно плодотворной работы. Моя особая благодарность и дружеские чувства адресуются Ефиму Курганову из университета Хельсинки, который поддержал меня ценными советами в отношении исторической части моего
исследования.
Как и любая работа, эта книга является продуктом многочисленных соавторств. Вторая глава написана в сотрудничестве с социальным антропологом Наталией Козловой (Москва), которой я обязана знакомством с основами современной социальной философии и интересом к исследованию практик повседневной жизни в советской культуре. Наталия невидимо присутствовала в этом исследовании на правах высокого стандарта академической компетенции и не менее высокого стандарта иронически-сочувственного отношения к миру.
Я должна отметить особо, что эта книга не появилась бы на свет без участия Вероники Николаевны Телия, моего учителя и многолетнего подателя безусловной поддержки, сочувственного понимания и бесконечно дорогой для меня дружбы. Благодаря ее "теоретическому материнству", я поняла, в чем заключается научный интерес, связанный с самой фигурой Родины, с ее языком и с той ролью, которую Родина играет в нашей жизни. Вероника Николаевна взяла на себя труд критического чтения первого варианта рукописи. Ее замечания помогли мне понять всю глубину и весь драматизм борьбы, которую русская память ведет против себя самой. Благодаря ее помощи, книга избавилась от первоначально имевшегося налета наивной прямолинейности. Мне хотелось бы, чтобы Вероника Николаевна
11
приняла эту книгу в залог любви, как сувенир на память о совместности, которая продолжается уже более пятнадцати лет.
Я хочу также выразить признательность и любовь Наташе Брагиной, Маше Ковшовой, Лене Опариной и Игорю Шаронову - коллегам, друзьям юности и зрелости, чье мнение для меня всегда было и остается показателем точности пути.
Я хочу поблагодарить своих дочерей, Машу и Катю, за терпение, понимание и разделение со мною этой долгой дороги. Маша Сандомирская, кроме того, оказала помощь в составлении библиографии.
Наконец, но далеко не в последнюю очередь, я должна отметить роль Вольфганга Вайтланера, редактора этого издания, который взял на себя нелегкую задачу внесения элегантного, полного достоинства порядка в продукт авторской противоречивой любви к Родине. Благодаря его деликатным, но настоятельным усилиям эта книга овеществилась и осуществилась.
ВВЕДЕНИЕ. Идеологическая конструкция как идиома культуры
Фигуративность и репрезентация идеологии
С чего начинается Родина? // С картинки в твоем букваре [...]
Слова этой популярной песни о Родине, как представляется, передают самое главное, что отличает Родину как идеологический конструкт. Это главное есть именно то, что она начинается с "картинки", т. е. с готовой, заданной, сконструированной без нашего личного участия и предстающей перед нами в качестве неоспоримой данности репрезентации. Вместе с "картинкой", таким образом, Родина "начинается" не с нашего личного опыта и не с непосредственного эмоционального переживания "родного", а с той общественной идеологии, которая за этой "картинкой" стоит и придает ей статус авторитетного образца.
Автор этих строк смутно помнит такую иллюстрацию из своего собственного букваря тридцатилетней давности: ясное небо, зеленый косогор, пара берез, речка вдалеке и подпись: "Наша Родина". В памяти живут и другие "картинки"-репрезентации Родины: плакат военного времени "Родина-мать зовет", монументальная скульптура Славы на Малаховом кургане в Волгограде, бесчисленные аллегории Родины в мозаиках, фресках и скульптурах московского метро, патриотические советские песни, стихи о Родине из школьных хрестоматий, текст торжественного обещания пионеров Советского Союза, напечатанный на задней обложке школьной тетрадки, фрагменты военного устава, организованные сверху патриотические акции, уличные плакаты к "красным датам" и многое, многое другое. Патриотическая пропаганда, которую советский идеологический режим направлял на меня и моих соотечественников, слилась с ландшафтом памяти: язык официальной доктрины все теснее сплетается с личными воспоминаниями, образуя нераздельное общее и целое символического пейзажа Родины.
В памяти моего поколения живет и другое употребление, усвоенное из школьного курса русской литературы: "люблю Россию я, но странною любовью", "прощай, немытая Россия, страна рабов, страна господ", "Куда несешься ты, Русь, дай ответ - не дает ответа" ... Хрестоматийные строки, затасканные общие места из школьных сочинений. Русская гражданская лирика и ее неразрешимая дилемма: патриотическая любовь-ненависть, любовь-отрицание. Почти анонимные цитаты, полу-пословицы, крылатые слова - "умом Россию не понять", "и дым отечества", "не через любовь к родине, но через любовь к истине", "я, конечно, презираю свое отечество с головы до ног", "патриотизм - последнее прибежище негодяев", "но люб-
16
лю эту грешную землю, оттого, что другой не видал" и многое другое, что составляет содержание интеллигентской эрудиции.
Из этих разрозненных, полузабытых, почти утративших авторство цитат, анонимных образов, стершихся и вытесненных воспоминаний, из школьной пионерско-космсомольской тоски, из обрывков песен и публицистических призывов, из лозунгов и анекдотов, из случайных воспоминаний детства и ностальгии взрослого возраста складывается образ Родины -набор отрывочных, казалось бы, мало связанных между собой словесных, зрительных, поведенческих текстов. Все эти тексты входят в фонд коллективных репрезентаций, тот общий алфавит или лексикон культуры, который объединяет между собой носителей современного русского языка и позволяет говорить о всех нас, сыновьях и дочерях Родины, как о сообществе "подписчиков" ее дискурса, сообществе агентов ее практик.
Родину с полным правом можно отнести если не к числу констант1 русской культуры, то к числу самых устойчивых конструкций культуры русской Современности. В этой работе мы рассматриваем Родину в двух аспектах: как риторическую машину, механика которой настроена на производство дискурсивных практик, и как на "культурно-историческую вещь" (В.В. Виноградов),2 как на артефакт культуры, который хранит в себе след исторического времени. Деконструкция механики Родины и археологическая реконструкция Родины - две большие темы, исследованию которых посвящена эта работа.
Риторика и фразеология Родины в русской культуре складывалась в диалоге противоборствующих идеологических дискурсов. Это