, являясь фантазмами, актуализируются в процессе формирования относительной депривации, выступая эффективными конструктами социального действия, коммуникации-поиска в хаотическом социальном пространстве. "Наталкиваясь" в ходе коммуникации друг на друга, пересекаясь, возможные миры-идеалы порождают некий третий мир ("мировую линию"21), на мгновение обеспечивающую возможность социального контакта и организации интеракции. Такая мировая линия, возникшая как случайное пересечение идеалов, названа нами виртуальной стратой. Виртуальные страты нельзя обнаружить ни в исходных, ни в итоговых состояниях: их там действительно уже или еще нет; они есть только в момент контакта. Но без признания факта их существования невозможно понять, каким образом исходное состояние сменяется итоговым, почему не оправдываются прогнозы, как существует случайное в обществе. 
        Важнейшей особенностью виртуальных страт является то, что определенная доля статусных ожиданий может быть отложена без немедленного возникновения депривации. Ее компенсирует ценность обретенного контакта. Эта отложенность тоже получает свой код и транслируется по сетям социальной коммуникации. Последнее обстоятельство позволяет нам построить типологию виртуальных страт, исходя из характера транслируемого сигнала. В ее основание положены характер и происхождение социальных репрезентаций, а также уровень относительной депривации.
        В хаотическом смысловом универсуме сохраняются и дрейфуют по несогласованным траекториям изолированные и сегментированные смыслы, связь между которыми утрачена или существенно ослаблена ("осадки" - Б.Вандерфельд). На эти осадки - не связанные с конкретной реалией смыслы, но репрезентирующие для агента социальную реальность, как раз и ориентируется участник поисковой коммуникации; ничем другим он не располагает. В процессе выработки стратегии поисковой коммуникации он ориентируется либо на отдельный смысл, сегмент (ориентация на утраченное прошлое - ностальгическое сознание), либо на их композицию, воспринимаемую им как проект (ориентация на неосуществленное будущее - проектное сознание). 
        По второму основанию - уровню относительной депривации, возникающему в процессе игры с избранными номинациями смысла, дифференцируется также два типа: с высоким и низким уровнем депривации. Дополнительная дифференциация достраивается показателями:
- "доминантная/субдоминантная позиция участника коммуникации";
- "ориентация на протестные действия, изменение социальной реальности/самосовершенствование";
- "степень удовлетворенности докризисной реальностью".
        
Типология стратегий поиска своей страты
        
        Содержательная проработка формальных показателей позволила выделить три идеальных типа и восемь подтипов коммуникативных стратегий22. 
        В рамках "осадочного" типа с высоким уровнем относительной депривации выделяются следующие подтипы: 
        1. "Реставратор" - агент с достаточно высоким докризисным статусом, ориентированный на активный поиск сторонников; для него характерна короткая и весьма избирательная социальная память; он легко забывает о былых трудностях ("все так жили"), но хорошо помнят, что "раньше был порядок" и "все делали свое дело"; отдает предпочтение иррациональным, ритуально-имитационным, подчеркнуто демонстративным формам поисковой коммуникации; импульсы к самостоянию здесь оказываются минимальными, важно реставрировать "справедливое прошлое", возродить былую систему соотнесения; 
        2. "Сторонник" - агенты с весьма различным, но устраивающим их, докризисным статусом и высоким уровнем относительно депривации, обладающие субдоминантной позицией; целью поиска ставит "найти нормальных людей", которые подтвердили бы его прежний статус и социальную идентичность; здесь возможно вхождение в контакт как с "реставратором", так и с представителями "проектных" стратегий, способных подтвердить его прежнее положение или дать новый устраивающий социальный статус; 
        3. "Улитка" - представитель второй подгруппы, не сумевший установить контакт ни по одной из ценностей, репрезентирующих его подуниверсум; избегает всех форм социальной активности, пассивен, пессимистичен ("все равно обманут"), крайний вариант поведения - самоубийство. 
        В "проектном" типе коммуникации выделяется большее количество подгрупп, но ряд из них совпадает с "осадочными". 
        1. "Вождь" - носитель высокого уровня относительной депривации и активной (доминантной) коммуникативной стратегии; его проект нуждается не в сторонниках, а в "верующих", безоговорочно реализующих этот проект; личное стремление к самостоянию ("Я - сильный человек. Могу отвечать за себя и других".) не предполагает наличия у такового последователей; на короткий период способен организовать достаточно большую социальную группу как с носителями проектных, так и осадочных стратегий, но жесткость проекта не позволяет этой группе перерасти в стабильное образование; как правило, он - лидер малой неформальной группы или маргинальной политической партии. 
        2. "Политик" - в отличие от Вождя не заботится об авторстве и чистоте проекта; для него важнее данный проект осуществить и осуществить именно в качестве лидера; здесь движение к самостоянию и открытому обществу оказывается наиболее значительным; контакт возможен с представителем любого типа с субдоминантной позицией, даже не вполне разделяющим его смыслы ("Важно само дело, а не их убеждения"; "Моя задача - их всех собрать и объединить".).
        3. "Замкнутый" - носитель проектной стратегии, с высоким уровнем относительной депривации и субдоминантной позицией; невозможность осуществления проекта приводит его к отрицанию различных форм публичности, преобладанию витальных ценностей над социальными и трансцендентальными (последние выступают как отложенные ценности); его коммуникативные стратегии во многом совпадают со стратегиями "Улитки" (численно группа приближается к 16 %); в случае, если "путь" для осуществления проекта находится, коммуникация осуществляется по типу "сторонника", но с "проектной" стратегией.
        Значительно более гомогенна, хотя и меньше по численности, группа с низким уровнем относительной депривации. Не существенно - осадочна или проектна цель. Она уже достигнута. Дифференцирует здесь только показатель доминантной или субдоминантной стратегии поведения, примерно соответствующей оппозиции: хозяин - управляющий. 
        
*     *     *
        Между носителями этих коммуникативных стратегий и складываются виртуальные страты. Содержание сигналов, запускаемых ими в коммуникативные сети, транслируемый ими образ социальной реальности ранжируется по степени близости к сверхценности, репрезентирующей социальный универсум. Если по параметру сверхценности контакт установить не удалось, то в коммуникативную игру вводятся дополнительные ценности, а сверхценность откладывается. 
        В процессе такой коммуникации-поиска индивид находит или не находит "резонирующее сознание" Другого. Если не находит, то уходит в себя, отвергая всякую активность. Если же находит то устанавливается контакт и создается виртуальная страта, содержащая в себе не только "образ контакта", возникающий в ходе столкновения смысловых подуниверсумов, но и некоторый образ отношения к другим социальным группам, виртуальный социум. Виртуальный социум образуется как на мгновение возникающее напряжение между всей совокупностью виртуальных страт. В следующий момент он может распасться, если ценность обретенного контакта окажется ниже отложенных ценностей. Тогда поиск продолжится. При этом степень рефлексивности будет возрастать от контакта к контакту. Но контакт может оказаться и более стабильным, и тогда образуется виртуально-стабильная страта. Случайная точка обретения контакта становится в виртуально-стабильной страте основой для построения ценностной шкалы, превращается в сверхценность будущей страты. В тот момент, когда конструирование такой шкалы завершается, страта переходит в стабильную форму. Но прежде ей необходимо утвердить образ "моей страты" в глазах других лиц, других страт. 
        В децентрированном символическом пространстве центром будущей социальной структуры может стать любая страта. Для этого ей достаточно создать притягательный образ социального целого, обещающий максимальному количеству акторов наивысший из мыслимых социальных статусов. При этом важнее, чтобы обретение статуса не было реальным, а выглядело таковым. Социальным конструированием здесь руководит главным образом эстетический критерий: побеждает не более рациональная или справдливая, а более красивая модель. Рациональность и справедливость возникают постфакум. Для того, чтобы стать притягательной для других страт, модель подвергается существенной деформации, включает в себя массу компромиссов. Она может оказаться достаточно далека от первоначальной, но утвердившись она становится основанием нового здравого смысла. Здравый смысл, возникший в результате компромиссов, имеет значительные шансы предопределить движение к открытости. Но возможен и другой вариант: виртуально-стабильная страта оказывается достаточно и агрессивной, чтобы самой деформировать ценностные шкалы окружающих страт. Здесь движение к задержанному обществу становится неизбежным. Но и в первом, и во втором случае кризис будет завершен и начнется совсем другая история.
        
        
А.Н.Демин
        
САМООРГАНИЗАЦИЯ ПРИ ПОТЕРЕ РАБОТЫ И ФОРМЫ ЕЕ ПОДДЕРЖКИ
        
   О
дна из особенностей современной российской жизни, отмечаемая многими гуманитариями, состоит в том, что общественные движущие силы в последние годы все больше перемещаются на уровень конкретного индивида, на уровень индивидуального сознания и действия; в структурировании общества все большую роль играют личностные факторы. Естественно, представители разных наук отмечают разные аспекты данного сдвига, но его общая направленность не вызывает у них сомнений. 
        Экономисты и социологи все чаще высказывают мнения о значении субъективных факторов в структурировании рынка труда, в частности, указывается на важную роль сознания, индивидуальных мнений, оценок, ожиданий как работников, так и работодателей1. Многие люди до сих пор не могут привыкнуть к тому, что рабочие места по щучьему велению не создаются, а порождаются человеческой активностью, находчивостью и креативностью на разных уровнях социального регулирования. В этой связи важным представляется анализ того, как конкретные люди решают свои проблемы на современном рынке труда, как они организуют свое поведение и свое жизненное пространство. 
        Данный интерес стимулируется несколькими обстоятельствами.
        Во-первых, современный российский рынок труда мы можем уподобить, используя идеи современной теории систем2, сложной развивающейся системе, в которой имеется не только актуальная, но и потенциальная структура, характеризующаяся наличием ряде альтернатив. Какая из них станет реальностью, зависит от многих факторов, в том числе от самих участников рынка труда.
        В нынешней ситуации все большее значение приобретает способность последних к саморегуляции и самоорганизации. В методологическом плане это закономерно приводит к стремлению исследователей искать ответы на социальные вызовы в самом человеке. Не случайно, анализируя возможные сценарии динамики занятости и безработицы в ближайшие годы, специалисты приходят к выводу, что наряду с макроэкономическими факторами будет возрастать значение собственно политики на рынке труда, ключевой задачей которой должно стать повышение и поддержание высокой способности к занятости рабочей силы3.
        Во-вторых, негативный опыт осуществления социальных программ свидетельствует о необходимости учитывать особенности индивидуального поведения в соответствующих проектах. Как полагают американские социальные психологи Л.Росс и Р.Нисбетт, ненадежность масштабных начинаний в социальной сфере в немалой степени определяется игнорированием так называемых "тонких особенностей ситуации", непосредственно связанных с индивидуальными реакциями людей на происходящее4. В отечественной практике регулирования рынка труда немало примеров неэффективных решений. Например, из года в год принимаются решения о квотировании рабочих мест для молодежи; решения эти в своей нынешней форме не могут быть реализованы, поскольку не учитывают особенности сознания молодежи, в частности, ее притязания и стратегии выхода на рынок труда. Еще более наглядный пример связан с пособиями по безработице. Хорошо известно, что Закон о занятости в той части, которая регламентирует их начисление и выплату, является предметом постоянной критики специалистов, поскольку во многих случаях стимулирует пассивность безработных, толкая их на рентные отношения с государством. Данный закон не учитывает многоуровневую структуру материальных притязаний человека, регулятивный эффект которой весьма различен в ситуациях работы и безработицы5. 
        В-третьих, саморегуляция отдельного человека определенным образом связана с самоорганизацией групп, общностей, социума в целом, представляет собой один из уровней самоорганизации. Мнения людей о самих себе, их планы и действия включаются в представления, регулирующие деятельность социальных систем. Это является своего рода онтологическим принципом, лежащим в основе существования любой системы, связанной с человеческим мышлением и деятельностью. В таких системах, как известно, всегда есть элемент внутренней неопределенности, поскольку будущее зависит от решений, которые еще только предстоит сделать6, а значит, мы не сможем обойтись без учета индивидуальных представлений и действий при изучении процессов социального развития. При этом важно учитывать взаимную детерминированность процессов самоорганизации, протекающих на уровнях индивида, группы, социума. 
        Индивидуальное поведение организуется не само по себе, а с учетом имеющихся социальных ресурсов, на пересечении интересов других людей. В то же время социальные ресурсы обнаруживают себя через действия конкретных людей. Группа организуется не сама по себе, а в контексте межгрупповых связей. Последние, в свою очередь, конструируются, развиваются конкретными группами. И так далее. 
        
Цель исследования и его эмпирическая база
        
        Самоорганизация является имманентным свойством человека, которое актуализируется в сложных, кризисных обстоятельствах. При этом особое значение приобретают рефлексивность и субъектность. От их развития, как показывают многочисленные исследования7, в немалой степени зависит успешность адаптации индивида к меняющимся обстоятельствам жизни. 
        То, что мы наблюдаем в индивидуальной адаптации, может быть соотнесено с поведением групп различного типа (от первичных контактных до властных структур), их ценностями, практикой реального существования и т.п. и в этом смысле стать предметом поддержки или, наоборот, блокирования. Но для этого нужно проследить, как индивидуальные механизмы самоорганизации могут быть сняты в различных формах групповой и "надгрупповой" самоорганизации. Задача объемная и вряд ли решаемая в рамках одной статьи, но отдельные ее части уже сейчас доступны для обсуждения. 
        Под этим углом зрения я буду анализировать группу безработных, полагая, что их поведение как нельзя лучше подходит для выявления индивидуальных форм самоорганизации на рынке труда. Потеря или отсутствие работы является жизненной трудностью, требующей мобилизации адаптационных ресурсов. Люди по-разному осмысливают новые для себя обстоятельства и свои индивидуальные возможности, в результате чего они выбирают те или иные формы поведения, в одних случаях способствующие преодолению трудностей, а в других - уводящие в состояние глубокой дезадаптации. 
         Эмпирической базой для дальнейших рассуждений послужили результаты цикла исследований, проведенных в Краснодарском крае и в других регионах в 1996-1998 гг.8 Их объектом были разные группы незанятого населения (67 человек от 18 до 54 лет разного уровня образования и срока безработицы). Проведены фокус-группы, нарративные и полуструктурированные интервью.
        Обращение к безработным обусловлено не только новизной данной группы в социальной структуре нашего общества, но и спецификой их статуса, который может быть определен как маргинальный. По мнению некоторых авторов, именно в маргинальных "точках" происходит формирование новых социальных качеств, обнаруживается характер социальных процессов, их направленность и смысл9. 
        Рабочая аналитическая модель исследования выглядит следующим образом: жизненная трудность - стресс (состояние дезорганизации10) - желание преодолеть трудность - самоорганизация - преодоление жизненной трудности. 
        Процессы самоорганизации могут быть квалифицированы с точки зрения конструктивности. Критерием конструктивности является направленность на позитивное в социальном (достижение приемлемого социального статуса) и психологическом (удовлетворенность, оптимистичность, уверенность в себе) аспектах преодоление жизненной трудности, возникшей в связи с потерей или отсутствием работы. Именно такая категория процессов самоорганизации интересовала меня больше всего, поскольку она позволяет целенаправленно искать и проектировать активные формы социальной политики.
        Акцент на конструктивной самоорганизации позволяет задать важный теоретический контекст исследуемой проблеме. Речь идет о так называемом совладающем поведении (сoping behaviour). Рассмотрим его несколько более подробно.

Совладающее поведение
        
        Проблематика совладающего поведения, будучи тесно связанной с вопросами психосоциальной устойчивости, только сравнительно недавно стала перемещаться из периферийных областей социальных и поведенческих наук в центральные11. Если в 1960-е гг. ей посвящалось относительно немного работ, то сейчас совладание стало популярным термином и его применяют при описании проблем в учебной и профессиональной деятельности, семейной жизни, в области анализа сбережений, борьбы с зависимостями, консультационном взаимодействии и т.д. 
        В изучении совладания можно отметить несколько тенденций.
        Оформившись в рамках адаптационного подхода, оно сначала связывалось с экстремальными ситуациями, когда обычного приспособления оказывалось недостаточно и требовались дополнительные энергетические траты со стороны субъекта. Затем coping распространилось на описание поведения в поворотные жизненные моменты, то есть в связи со значимыми жизненными событиями. Наконец, данное понятие стало использоваться при описании поведения людей в повседневной действительности (например, в условиях хронических неприятностей)12. С позиций сегодняшнего дня такая эволюция может трактоваться как открытие особого среза в жизнедеятельности любого человека и этот срез становится полноценным объектом научного интереса. С другой стороны, совладание, перемещается в плоскость предметов, интересующих социологию и психологию повседневности.
        Большое внимание к так называемым промежуточным переменным в процессах возникновения и порождения стресса. С этого сюжета начинал свои исследования один из классиков изучения совладания Р.Лазарус, обозначивший роль когнитивных факторов в развитии стрессовых состояний. Он выделил следующие стадии преодоления: первичная оценка (фиксация трудности), вторичная оценка (оценка своих возможностей, в том числе возможностей своего окружения), третичная оценка (переоценка своих действий, выбор новых альтернатив и построение новых планов)13. Наряду с когнитивными конструктами здесь широко изучаются личностные свойства, а также особенности самих ситуаций. 
        Заметен постепенный переход от изучения факторов риска к контекстуальным моделям, в которых большое значение придается текущим конфигурациям обстоятельств и их влиянию на совладающее поведение. С.Фолкмен, обобщая результаты ряда работ, выделяет два возможных направления в анализе контекстуальных аспктов совладания: через генерируемые многими стрессовыми событиями общие задачи (например, определить значение ситуации лич