считает
нарушение Закона  "в душе" из-за непреодолимого "вожделения" в самом широком
смыслеэтого  слова?  Кстати,  Нагорная  проповедь   исходит  из  того,   что
"вожделение" можно преодолеть, как о том прежде было заявлено, в более узком
смысле, в последней заповеди Декалога: эта


     43 *Столько, сколько нужно (лат.). - Примеч. пер.

     заповедь запрещает охочую до чужого зависть, ибо она  разрушительна для
общины(44).  Как  бы  то  ни  было,  изложенная  Павлом  цель  божественного
Законодателя  сводится  к  тому,  чтобы  сделать   свой   собственный  Закон
неисполнимым.  Речь идет  о скрижалях Союза: им суждено разбиться, и  они на
самом деле разобьются в руках тех, для кого они были предназначены.
     Это воззрение Павла может претендовать на то, чтобы его рассматривали в
связи с его концепцией  (испытавшей  многообразные  влияния,  но  оставшейся
единой) теоцентрической  истории космоса и человека, которую читатель  Павла
вынужден  собирать из  рассеянных  в его  посланиях  положений,  сводя  их с
осторожностью  вместе, ибо Павел  нигде  (скорее  всего,  из  благоговейного
страха   перед   самим   предметом  своих   размышлений)   не  обобщил  свои
представления  с  полной  ясностью. Сам Павел понимал  свою  концепцию (Кол.
1:26)*  как  Богом  предопределенную,  сокрытую  от   веков  тайну,  которая
открылась в явлении Воскресшего (ср. Рим. 14:25). А ныне Павел возвещает эту
тайну со страхом и трепетом. Тайна эта была сокрыта в особенности от  тех (1
Кор. 2:6  и сл.),  кому отведены были в ней  главные роли: от духов, которых
Павел называет властями  века сего, а вождя  их,  при случае (2 Кор. 4:4), -
богом  века  сего, ибо,  если бы они узнали  эту  тайну,  "то не  распяли бы
Господа славы" (1 Кор. 2:8). И роли, отведенные им в этой тайне,  им суждено
было исполнить  так,  чтобы  они помогли ее полному  осуществлению  и способ
ствовали своему собственному устранению.
     Сей век находится в иных руках, не Божьих. Бог передал власть над миром
на  время, Им определенное,  духам природы  - "мировым  стихиям" (Гал. 4:2 и
сл.;  9),  чтобы  они - сами по  себе немощные  и  жалкие -  как  опекуны  и
управители пробудили  в творении,  "покорном"  их  "ничтожеству",  страстное
желание стать  свободными  детьми  Бога (Рим.  8:19 и  сл.). При  сотворении
человека Бог вложил ему  в "плоть" и  "члены"  (Рим. 7:18,  21 и сл.) "иной"
закон, идущий  наперекор равно  божественной  воле и человеческому  разуму -
явно тождественный ветхозаветному  "злому образу человеческого сердца" (Быт.
8:21; ср.  6:5). Человек  пал, совращенный  Сатаной,  представшим  в  облике
ангела  света (2 Кор.  11:14),  и теперь  Бог  позволил  человеку  предаться
"нечистым желаниям" и  "постыдным страстям" (Рим. 1:24, 26). И тогда человек
сам  поработил себя тем "силам и властям", от которых он воспринял "дух мира
сего"  (1 Кор. 2:12) и "дух  рабства" (Рим. 8:15). Важное и даже центральное
место в  том процессе, цель которого  составляет избавление человека и мира,
занимает   дарование   Израилю  Закона.   Но  Закон  был  дан   Израилю   не
непосредственно  Богом,  а  "установлен" через ангелов  (Гал. 3:19).  Ангелы
используют этот Закон (который сам по себе "свят" (Рим. 7:12), но "бессилен"
(8:3)  преодолеть  другой закон)  таким  образом,  чтобы  человек  добивался
оправдания собственными силами
     и тем самым полностью подпал под власть ангелов. Поэтому Закон, вопреки
своему  исходному  предназначению,  объявленному  Израилю (ср.  Гал.  3:11),
больше не  ведет человека к жизни и к  оправданию (Гал. 3:21), но влечет его
ко греху и гневу (Рим. 4:15). Запрет на вожделение  (Исх. 20:17 и сл.)  дает
греху возможность возбуждать порочные желания (Рим. 7:8). Человек теперь сам
не осознает, что он  делает (7:15), и оказывается "пленником" (7:23). Однако
своими действиями ангелы лишь  осуществляют замысел  Бога, который  позволил
"прийти  Закону",  чтобы   "возросло  прегрешение",  а  со   временем  могла
"изобиловать милость" (Рим. 5:20). Так что евреи оказались в заключении "под
стражей Закона", и Закон, которым, по  их мнению, они обладают как "образцом
знания и истины" (2:20),  бичует их, как  суровый  воспитатель (Гал.  3:23 и
сл.).  Закон  ведет "к  смерти",  а не  к  жизни,  гак как  "жало  смерти  -
преступление,  а  сила  преступления  -  Закон"  (1 Кор. 15:56). Но  все это
происходит  для  того, чтобы подготовить приход  Христа (Гал. 3:22).  Ибо  с
явлением  Христа,  которого Бог для  исполнения своего замысла "выдал" (Рим.
8:32) властителям  века  сего в  неузнаваемом  "образе  раба" (Флп.  2:7)  и
который  теперь  преодолевает  все  эти   силы  и  власти  (1  Кор.  15:24),
обезоруживает их (Кол. 2:15) и "передает" Богу владычество над миром (1 Кор.
15:24; здесь используется тот же глагол, который применяется для обозначения
"выдачи" человека силам зла, а Христа - "властителям"), освобождающая вера в
него   предлагается   евреям,  чей   Закон,  "долговое  обязательство",  был
пригвожден к кресту  Иисуса (Кол. 2:14). Разумеется, Иисус  принимает только
"остаток", известный пророкам, который "избрала милость" (Рим. 11:5), прочие
же "ожесточились" (11:7), ибо Бог  "кого хочет, того ожесточает"  (9:18), но
когда  эти  прочие  видят  спасение  язычников,  освобожденных  от  служения
природным духам ("мировым стихиям"), в них  пробуждается ревность (11:11), и
только когда они  вновь привьются к своей "хорошей маслине"  (11:24), только
тогда в мир придет вся полнота благословения.
     Очевиден гностический характер  существенных черт этой концепции Павла:
тварные,  производные  силы,  управляющие миром,  противодействуют  извечным
божественным  силам и  преследуют человеческую  душу;  порабощение  космоса,
сомнительность Закона, преодоление "властей" и освобождение человека,
     -  здесь  нет  нужды  пускаться в  разъяснения о происхождении подобных
взглядов. Все  это  относится  не к Божеству,  но к промежуточной  сущности,
поставленной  на  свое место  Божеством  или получившей  от Него возможность
действовать. Однако  за Богом, о котором  говорит Павел,  неотступно следуют
две  загадочные  тени,  связанные друг  с другом,  обе  - заимствованные  из
Ветхого Завета, но сгущенные и превратившиеся в нечто чудовищное: склонность
"ожесточать" и двууровневость в замысле дарования Закона, его  двуслойность.
Их-то мы и должны рассмотреть подробнее.


     44 См. мою книгу "Moses". S. 157 f; Werke. Bd. 2.
     * Современные исследователи в большинстве своем считают, что Послание к
Колоссянам не относятся к подлинным посланиям Павла.

     В повествовании  о  египетских  бедствиях всякий раз  после  того,  как
бедствие  отступает,  фараон  обыкновенно  "ожесточает"  свое  сердце,   или
"коснеет"  в  нем,  или  "скрепляет"  его.  Но прежде  чем  является седьмое
бедствие,  в  действие  вступает новый  фактор:  у склонного  теперь  искать
примирения египетского царя YHWH  раз за разом "ожесточает" или  "скрепляет"
сердце, как о том Он уже возвестил  Моисею из пылающего терновника, ибо YHWH
желает  явить свои  знаки  (Исх. 10:1) и  "показать Свою  славу  на фараоне"
(14:4,  17): "чтобы узнали Египтяне, что Я - YHWH" (что, в противоположность
их богам, значит: истинно Сущий и  Присутствующий; ср. 3:14). Количественное
изобилие повторяющихся бедствий  египетских(45), отмеренное редактором книги
Исход, как  это часто бывает, указывает на  теологическое  значение предмета
повествования.  Все   снова  и   снова  Бог   старается  привести  человека,
противящегося Ему, к  прозрению - вплоть до той поворотной точки,  когда сам
Бог начинает вооружать  сопротивляющееся сердце еще более упрямой силой  для
обновленного противостояния, ибо теперь  суть дела уже не в преодолении злой
воли человека, но в решенной его погибели: теперь Бог дарует грешнику особую
стойкость закосневать в грехе - и объявляет об этом  во всеуслышание, никого
не  оставляя в неведении.  Очевидно,  что  речь  здесь  идет  о  пограничной
ситуации  в самом  точном смысле этого слова, где  на  показательном примере
дается  знать, что  грех  - не  какое-нибудь  дело,  которое  человек  волен
прекратить,  когда  оно станет  внушать ему опасения,  но начатый  человеком
процесс, власть над которым в определенный момент у человека отнимается.
     После  этого  развернутого  изложения того,  как  Бог  "скрепляет"  или
"ожесточает" человеческое сердце, мы встречаем эту тему в Писании еще только
дважды,  и  оба  раза  -  в  Шестикнижии  (Втор.  2:30; Ис.  Нав. 11:20),  Я
сообщениях  о войнах  за  Ханаан:  племенам,  осужденным на  погибель  из-за
загадочных "беззаконий Амореев"  (Быт. 15:1 б)(46), именно  вследствие этого
приговора даруется стойкость вести борьбу до последнего. Нужно ясно отметить
и понять: речь здесь идет о непреодолимой греховности, которая присуща самой
религии этих племен.
     Однако в Писании  об ожесточении  говорится  еще один раз, правда, не о
том ожесточении, которое  вызвано или  должно  быть вызвано  непосредственно
Богом, но о том, которое как требование предъявлено пророку: на сей раз речь
идет не об ожесточении сердца, а о глухоте ушей, -  говорится тем не менее в
связи с "ожирением" (огрублением) сердца; это  место  мы находим  в рассказе
Исаии  о его видении в  Храме (6:10). Когда  мы сопоставляем этот  рассказ с
сообщениями  о  более  позднем  времени (гл. 8),  то оказывается,  что Исаии
повелевается посредством возвещения мессианской вести о спасении взрастить в
народе чувство неколебимой  уверенности  в своем спасении  и  таким  образом
способствовать закоснению народа в  грехе. Значит,  закоснеть в  грехе здесь
должен сам народ, избранный Богом, и как раз потому, что ему дается истинное
Слово  Бога.  Бог часто посылал народу  увещевания, чтобы образумить  его  и
возвратить к  Себе,  он  поражал  его бедами - и все  оказалось  напрасно. И
теперь  Бог, как он уже сообщил молодому  Исаии (1:14), устал от невыносимой
ноши.  Бог  уже  не  желает  возвращения  этих  людей,  он  даже  хочет  ему
воспрепятствовать:  обещанием спасения  во всех грядущих бедах  он стремится
вызвать  в  народе  ложную,  встающую  на  пути  возвращения убежденность  в
обеспеченности  своего спасения. Что  значат  для Исаии,  призванного  нести
весть о мессианском спасении, такой замысел и такое унизительное требование,
выражается в его решении (8:16-19) утаить пока от народа  весть о спасении и
вверить ее  одним только своим "ученикам", чтобы  "завязать" и  "запечатать"
эту  весть в них как  "свидетельство" и  "наставление" до  поры, когда в час
кризиса, "помраченности" (8:22) его призыв "К наставлению! К свидетельству!"
(8:20) станет актуальным, и тогда он сможет распечатать, развязать и открыть
эту весть(47).
     И вот с  этим  ужасающим повелением Бога Своему пророку в дело вступает
Павел. Однако он заставляет  волю Бога, направленную на ожесточение Израиля,
начать проявляться уже на самом Синае, т.  е. в тот момент, когда этот народ
становится  Израилем  и народом  Бога. Во имя  Своего  замысла  спасения Бог
ожесточает   все  поколения  Израиля  -  от  собравшихся  вокруг   Синая  до
столпившихся на Голгофе, - за исключением своих "избранных" (Рим 11:7).
     Павел приводит слова  Бога (Рим. 9:17), обращенные к  фараону, которого
он  ожесточил,  предваряя  их  (9:15)  словами,  обращенными  к Моисею (Исх.
33:19): "Я помилую того, кого помилую, и  пожалею того, кого пожалею".  Этим
подразумевается,  что милость не  позволяет указывать ей,  кто  ее  достоин.
Павел, однако, стремится  вычитать из этих слов  не такой  смысл, но: "Итак,
кого хочет,  милует; а  кого хочет, ожесточает" (Рим 9:18), что значит:  как
милосердие, так и ожесточение относятся всецело к сфере  Божественной  воли;
как  ничем не  объяснимо  для человеческого разума милосердие  Бога, так  же
необъяснимо для человека и ожесточение, которое  Он вызывает;  как нет нужды
"вызывать"   милость,  так  же  нет  нужды  "вызывать"   и  ожесточение.   В
ветхозаветном  понимании ожесточение вмешивалось в  экстремальную  жизненную
ситуацию, в ситуацию  крайнего,  предельного извращения отношений человека и
народа к  Богу, и превращало  это  извращенное отношение к Богу,  и без того
ужасающее,


     45 Семь раз говорится  об "очерствении" сердца фараона,  один раз -  об
"очерствении" сердец египтян и один раз - об "ожесточении" самого фараона.
     46  Ср.: Suber und Rosenzweig.  Die Schrift  und ihre Verdeutschung. S.
61,  где  указывается на  то,  что  здесь  подразумеваются  господствовавшие
сексуальные культы и ритуалы (Werke. Bd. 2).
     47 См.  также в  "Der  Glaube der Propheten" главу  "Die theopolitische
Stunde" (Werke. Bd. 2).

     в  неизбежную  гибельную  участь, а  блуждания народа -  в  безысходное
заблуждение. В понимании же Павла ожесточение вообще никак больше не связано
с интересами людей и поколений, которых оно поражает; ожесточение использует
их  в неких высших целях. В отличие от  ветхозаветного Бога, Бог  Павла и не
взглянет на людей,  к  которым обращается  с речами из облака  или,  точнее,
когда заставляет говорить Своих  ангелов.  И  все  же:  в том,  что касается
представления  о  средствах,  которыми  Бог   пользуется,  чтобы  ожесточать
Израиль, Павел получает решающий стимул от Ветхого Завета.
     Иезекииль,  пророк  безусловной  личной ответственности,  и  тем  самым
безусловной  реальной  свободы  человека  перед  лицом  Бога,  не  знает  об
ожесточении, приходящем  свыше. Дом Израиля  теперь ожесточен (2:4; 3:7), но
раньше он  не  был  ожесточен. Человек и народ, изначально  и без исключений
одаренные   способностью    к    принятию    нестесненного   и    совершенно
самостоятельного  решения,  направляются  Богом; направляются, однако,  не к
тому, в осуществлении чего Бог участвовал бы, влияя непосредственно (фараон)
или  опосредованно  (Исаия)  на решение  человека или  народа. Бог освободил
существо,  сотворенное Им, и не посягает на  его свободу, но тем самым Он  и
делает его  полностью ответственным перед Собой.  Чтобы  человек,  внимающий
Слову,  ясно представлял себе, что  это  и есть  действительность его жизни,
устанавливается содержание  предостережения,  меняющееся  в  соответствии  с
личностями и обстоятельствами, для выражения которого всякий раз призывается
пророк (3:17  и  сл.).  Молчаливое невмешательство  Бога, делающее возможной
человеческую  свободу, нельзя,  следовательно, понимать таким образом, будто
бы  Бог ввел свободу в  мир,  не  дав  наставления о правильном и  ошибочном
путях. Да,  Бог  дает избранному Им народу  наставления  в форме "уставов  и
постановлений" такого  рода,  чтобы  человек, их  исполняющий, благодаря  им
обретал жизнь  (Иез.  20:11;  ср. Лев.  18:5). Но  народ  отказывается  идти
указанным  ему путем,  отвергает наставление Бога  и  тем самым- жизнь (Иез.
20:13; 21),  хотя снова  и  снова он слышит предостережения.  Тогда Бог дает
людям "нехорошие  установления и правовые нормы(48)  посредством которых они
не получат жизнь", и делает  людей нечистыми из-за их даров, "ибо они  стали
проводить через огонь всякий первый плод утробы" (Иез. 20:25 и сл.). Так как
в  книге  Иезекииля  незадолго  перед  тем  (16:20)  и  вскоре   после  того
(23:37-39)(49) жертвоприношение детей вменяется народу в тягчайшую вину, то,
если бы Иезекииль объявил такую жертву заповеданной Богом, это  оказалось бы
в   острейшем   противоречии   с   учением   пророка   об   ответственности.
Следовательно,  заповедь о принесении  Богу "всякого  первого плода  утробы"
(Исх.  13:12)(50), известная только в период после  завоевания страны, может
быть понята  как "данная" народу в такой словесной форме потому, что  она не
исключает неверного  толкования и неверного  употребления  этой  заповеди: в
самой крайней нужде человек, ссылаясь одновременно на заповедь и  на обычай,
принятый  у  соседних  народов (2 Цар. 3:27), а к тому же, быть может,  и на
традицию, идущую от Авраама,  мог  полагать, что в состоянии смягчить сердце
Бога, если посредством  дозволенной замены -  простым  освящением и выкупом,
посредством  мнимого  исполнения заповеданной преданности  Богу, посредством
жертвы исполняет заповедь  (ср.  Мих. 6:7). Под "нехорошим" характером таких
установлении  подразумевается, таким образом, их скрытая двусмысленность,  а
значит, место, которое они оставляют для ложного истолкования: Бог выдвигает
требование,  которое Он сразу  же  и  смягчает, выражая его  в символической
форме, однако требование  это  отлито в  слове,  и человек волен воображать,
будто для удовлетворения его достаточно предусмотреть замену. Так непокорные
караются возможностью в высшей степени превратной покорности.
     Найденное у Иезекииля Павел встроил в свою концепцию мирового процесса,
перенося то, что  имело силу  в отношении отдельной заповеди, на всю область
Закона.   То,  что  было  действительным   для   нескольких  поколений,   он
распространил на  все поколения, вплоть  до своего  собственного.  И то, что
было  справедливо  как возможность,  он превратил  в необходимость,  -  ведь
Закон,  по  мнению  Павла,  неисполним,  потому  что, как он  думает,  Закон
стремится быть исполненным в целом ("во всем"),  и в  этом смысле неизбежное
неисполнение Закона подпадает проклятию. И  этот  столь  преображенный мотив
исполнения Закона переплелся  у  Павла с преображенным мотивом  ожесточения.
Чтобы ожесточить Израиль ради исполнения замысла спасения, - "пока не войдет
полное  число язычников" (Рим  11:25),- Бог, о  котором Павел говорит как  о
Боге Израиля, дал Израилю  закон  с намерением  (в  силу его неисполнимости)
ввергнуть Израиль в  катастрофу. Поистине всех Бог "заключил в непослушание,
чтобы всех помиловать"  (Рим 11:32):  как лишенных Закона  язычников,  так и
обладающих Законом евреев.
     Когда я размышляю об этом Боге Павла, я больше не узнаю Бога Иисуса, не
узнаю в этом мире Павла - мира Иисуса(51). Для


     48 По смыслу: делающиеся недобрыми.
     49   Такого  рода  повтор   нередко  встречается  в   Писании.   Я   бы
охарактеризовал  его  как  герменевтическое  обрамление, назначение которого
состоит в том, чтобы предотвращать ложное истолкование текста или даже прямо
указывать на его правильное толкование.  См., например, как Исх. 3:14 и  сл.
обрамлен текстами 3:12 и 4:12.
     50 Законченный оборот речи (с глаголом "принести") встречается только в
этих двух местах из Писания.
     51 Точка  зрения  Бультмана (Theologie des Neuen Testaments),  согласно
которой провозвестие Иисуса входит в контекст апокалиптической надежды, чьей
предпосылкой  является  "пессимистически-дуалистическое видение  сатанинской
раз вращенности всего  мироздания", кажется мне  недостаточно  обоснованной.
Единственные слова Иисуса, приводимые в подтверждение подобного мнения, - "Я
видел Сатану, упавшего  с неба, как молния" (Лк. 10:18), - соотносятся с Ис.
14:12,  а  не  с  Откр. 12:8  и  сл.  Здесь  перед  нами  пророческая,  а не
апокалиптическая  картина  мира. Вызывающее разлад и  развращенность начало,
изаерженное  из круга небесных сил, никогда  не  доминировало в  пророческом
образе  мироздания.  Подобно пророкам,  Иисус взирает на век  сей как на век
борьбы властей, а не как на век  правления зла. Царство Сатаны  существует в
мире (Лк.  11:18), но  мир  не тождествен этому царству. Именно поэтому тот,
кто призван победить Царство  Сатаны (Лк. 11:22; ср. 2 Сам 23:7,  речение  о
человеке, который  должен  прикоснуться к нечестивому,  белиалу,  и для того
"вооружается железом или деревом"), может быть избран из мира людей.

     Иисуса, у  которого все дело было  в  отдельной  человеческой душе  и в
каждой  отдельной человеческой душе,  Израиль  не был отвлеченной сущностью,
обладавшей такой-то и такой-то  отведенной ей функцией  в мировом плане,  но
Израиль не был для Иисуса и всего-навсего простой общностью евреев, живших в
его  время и  вы