врать. И еще понял, что здесь врать нельзя.

     -- Не  отдам. Это подарок.  Пока я  жив или ты  жив --  не
отдам.

     -- Вот так, -- удовлетворенно сказал Керт. -- Не бойся. Мы
спасем тебя, даже если Крыло убьет твое тело.  Ничего не бойся,
я снова твой Старший.

     Он подошел к Лэну вплотную и положил руку ему на  плечо. И
Лэн не отодвинулся, не отшатнулся!

     -- Ничего у вас не выйдет, -- прошептал я.

     Лэн повернулся ко мне, жалобно начал:

     -- Данька...

     И замолчал.

     -- Ты не можешь видеть его так, как видим мы, -- задумчиво
сказал Керт.  -- Иначе понял бы  раньше. Он взрослый,  наглый и
беспощадный.  Ты  никогда  не  стал  бы  его  Младшим,  если бы
видел...  Вот  если  Данька  сам  станет  Летящим, если его  не
придется убивать...  Все  изменится.  Возможно,  мы  все станем
друзьями -- как это называют люди.

     -- Мы не станем Летящими! И не погибнем! -- Я снова взялся
за рукоять Настоящего меча.

     -- Если не станешь -- то погибнешь. -- Ивон развел руками,
и меня обдало холодным ветром.

     -- Нас же трое, -- добавил Керт.

     -- Против тебя одного, -- тихо закончил Лэн.

     Вот так.

     Я  отступил  назад,  к  стене, к зеркалам,  откуда  тянуло
холодом.

     Еще не  все потеряно. Нет, я не пойду  на Лэна с Настоящим
мечом в руках. В конце концов у меня есть ключ.

     Весь вопрос  в том, кто из двоих? Ивон  или Керт? Тот, кто
отнял у меня человеческие глаза, или тот, кто отнял друга?

     Или мне не нужны ни ключ, ни меч? Если не прав был я?

     ...Дома, пылающие в Черном огне...

     ...Плачущий Шоки...

     ...Керт, который никогда уже не увидит Света...

     А стоит ли его видеть?

     -- Данька, -- голос Лэна был жалобным, молящим. -- Пойдем.
Это не страшно! Даже я уже не боюсь...

     --  А  ты  и не был  никогда  трусом,  --  сказал я своему
Младшему. -- Ты просто не умел прятать страх, как другие. Мы же
все боимся. Даже Керт с Ивоном боятся -- против кого  я поверну
Настоящий меч.

     Клинок зашелестел,  выползая  из  кожаных  ножен.  Он  был
совсем обычным:  не сиял колдовским огнем  и не рвался  из рук,
стремясь убить врага.

     Это был просто Настоящий меч, и лица Керта с Ивоном  -- те
лица, что были над Тьмой, побелели.

     Свободной рукой  я  достал  из  внутреннего  кармана Крыла
Ключ. Поймал взгляд Лэна и покачал головой.

     -- Да не  собираюсь  я его ломать, Лэн.  Пусть  он будет у
меня в руке -- до конца. Это твой подарок -- а мне редко делали
подарки друзья. Потому что друзей не было.

     --  Зачем  тебе  этот  Свет,  Данька?!  --  крикнул  Ивон.
Выдержка оставила его.

     -- Не знаю, -- честно ответил я. -- Так уж получилось, что
я не люблю  темноту.  Может, у Света и  есть  только один путь,
зато видно и все  остальные. Да ты не бойся, Ивон. И  ты, Керт,
зря пятишься. Настоящий меч не для вас. Я нашел врага.

     Они разом посмотрели на Лэна. А он не отрываясь смотрел на
меня.  Мой  Младший был совсем рядом, я  дотянулся  бы  острием
меча, даже не сходя с места...

     Повернувшись к Лэну спиной, я посмотрел в зеркало. На себя
самого --  взрослого и недоумевающего. Почему  я до сих  пор не
сломал ключ, не убил Ивона Настоящим мечом?

     -- Так получилось, -- сказал я своему отражению. -- Нельзя
делать то, что противно, и оправдываться, что в душе взрослый.

     Клинок ударил по зеркалу, и оно  взорвалось тысячью тонких
осколков, на каждом из которых дрожало, умирая, мое собственное
лицо.

     Больно. Очень больно.

     Словно тысяча иголок со всех сторон вонзилась в тело.

     Багровое пламя  факелов  на  миг померкло. Раздался тонкий
звон -- и еще одно зеркало лопнуло. Странно -- в  нем  я уже не
отражался. Ни таким как есть, ни взрослым. А  потом, словно все
зеркала были связаны  между  собой, их стекла стали взрываться,
рассыпаясь серебристыми искрами.

     Пол был  усеян стеклом, и в  зале стало куда  темнее. Зато
исчез холод, идущий от стен.

     -- Как ты понял? --  Взгляд  Ивона  был скорее удивленным,
чем испуганным. -- Но неважно. Меча нет. Ты проиграл.

     Да, меча не было. Он исчез так естественно и быстро, что я
не сразу заметил, что рука пуста. Боль еще оставалась, медленно
уходя с кожи  в  глубь  тела, и я неловко  потянулся  к  поясу,
вытягивая второй меч -- старый меч работы Крошки Туака.

     -- Не  поможет, -- сказал Керт.  -- Нас трое.  Мы сильнее.
Бросай меч.

     У них больше не было нужды говорить как люди.

     Держа меч перед собой обеими руками,  я  ждал.  Керт  стал
заходить  ко  мне справа, Ивон слева. Потом медленно,  неохотно
достал меч Лэн и двинулся вслед за Ивоном.

     Изо всех  сил я напрягал  Настоящее зрение -- но понять их
замысла не мог. Может  быть,  потому, что клинки Летящих пылали
черным светом, слепящим глаза.

     --  Нас  больше. -- Ивон улыбнулся, как-то машинально,  по
привычке. -- Ты проиграл.

     -- Нас поровну, это вы  проиграли,  --  неожиданно  сказал
Лэн.

     И ударил Ивона, который начал разворачиваться к нему.

     Меч  Лэна  был самым обычным мечом, он  и  воткнул-то  его
неглубоко, от силы сантиметров на десять. Но Летящим достаточно
и небольшой раны. Ивон еще кричал -- воющим  голосом, когда его
тело начало каменеть.

     Вот только Керт  был совсем рядом.  Он прыгнул к  Лэну,  и
клинок из слепящей тьмы вонзился в грудь моего Младшего.

     --  Ты  всегда  был  романтичен. Слишком. -- Керт  не  был
глупым бандитом из дешевого боевика и  сказал  эту  фразу,  уже
повернувшись ко  мне, ловя мое движение.  И я замер,  глядя как
Лэн оседает  на усыпанный стеклом пол,  а из груди  его тянется
видимая лишь  Настоящим  взглядом дымчатая полоса. Мечи Летящих
забирали  что-то  у  своих  жертв...  Вот  только на этот  раз,
похоже, Керту достался лишь Мрак.

     Нападать было глупо, но я не мог стоять, подлавливая Керта
на неосторожном  выпаде,  когда  рядом  умирал  Лэн. Я метнулся
вперед, ударил...

     И меч  Керта перерубил меч Туака  у самой рукояти.  Не зря
оружейник говорил  о  плохой  стали...  Еще  через секунду Керт
ударил  меня  --  не мечом, а ногой, и я упал на пол, отлетев к
самой стене.

     Странно -- я не боялся. Керт подходил ко мне, и прорвавшие
ботинки когти на  его  ногах царапали  пол.  В руку мне  больно
вонзился осколок зеркала. Спина ныла  от  удара.  Моей  второй,
взрослой, сущности уже не было. А я не боялся.

     Может быть, я и сам по себе уже взрослый?

     Рука Керта сгребла воротник Крыла, приподняла меня:

     -- Все, Данька.

     -- Ты хорошо рисовал, Керт, --  выдавил  я,  жадно  глотая
воздух.

     -- Я и сейчас рисую. Хорошо рисую.

     -- Жалко, что я не увижу.

     Осколок зеркала  по-прежнему  был  в  моей  руке -- тонкая
стеклянная игла. И эту иглу я аккуратно вонзил Керту в живот.

     Руки  Керта  разжались.  Он  уронил  и  меня, и меч.  Стал
медленно, почему-то клацая зубами, вытягивать осколок из тела.

     У меня было  лишь несколько секунд. Я нагнулся, хватая меч
Керта. И вскрикнул от боли в обожженной руке.

     Мечи Летящих не для  меня.  Наверное, во мне слишком много
Света...

     Носком ботинка я пнул меч, и  тот  послушно  скользнул  по
полу,  зазвенел,  скатываясь  по  крутым  ступенькам   винтовой
лестницы. Потом  звон смолк --  как-то сразу, видно, меч упал в
проем. Но есть и еще один клинок...

     -- Затягиваешь,  --  сказал  Керт,  наступая  ногой на меч
Лэна. Видимо, он тоже не  мог  воспользоваться  чужим  оружием,
мечом Крылатых. -- Но я сильнее.

     Конечно,  сильнее.  Мне  все-таки  четырнадцать...  А  ему
двадцать. И в нем сила Тьмы, он на своей территории.

     --  Если  бы не  Лэн...  -- Керт  скосил  глаза на  своего
бывшего  Младшего.  -- Ты бы умер  в  горах. Обидно. Зря я  его
отпустил. Паршивец.

     Очень спокойно, равнодушно он пнул Лэна в бок.

     Лэну, разумеется, теперь все равно...

     Мне -- нет.

     В этот удар я вложил все силы, что еще оставались в Крыле.
И всю точность, которую мог  дать  Настоящий  взгляд. Я толкнул
Керта на Потаенную дверь.

     Не знаю, чего я хотел. Чтобы Керт расшибся о камень или...

     Керт пролетел  метра  три,  прежде  чем  ударился спиной о
Дверь. И она распахнулась -- легко, словно ее  открывали по сто
раз на  дню -- настежь, прямо в яркий  солнечный свет, в толпу,
спешащую по людной улице незнакомого города...

     Летящий не издал ни звука.  Он  боролся  молча -- выбросил
вперед руки,  и  из  пальцев  выдвинулись,  цепляясь за дверной
косяк, тонкие длинные  когти.  Керт смотрел на меня, балансируя
на  грани  миров, а  за  спиной его  шли  люди. Шли  совершенно
спокойно, не оглядываясь.

     Может  быть,  они его и не  видели.  Но вот на Керта  свет
солнца действовал. Он еще пытался втянуться обратно в дверь, но
руки  его  уже каменели, и черная перепонка крыльев  осып#алась
невесомой угольной  пылью  --  на  идущих  людей, на освещенный
порог, на Потаенную дверь.

     И вряд ли это пройдет бесследно...

     С легким хлопком тело Керта взорвалось, рассыпалось прахом
-- и  лишь теперь люди внизу шарахнулись в  разные стороны. И в
тот же миг стена вокруг Потаенной двери не выдержала. Солнечный
свет раз®ел ее, как струя пара -- кусок льда. Каменная кладка с
грохотом обрушилась наружу, и наступила тьма.

     Потаенная дверь исчезла.

     Я подбежал к проему, из которого плескало холодным ветром.
Камни еще  падали вниз -- до земли было  метров двести. То, что
осталось от Керта, провалилось в мой мир.

     В глубине  души я чувствовал, что мог бы  убить его и сам.
Взять меч Лэна, ударить в тот миг, когда Керт пытался забраться
обратно. Но хорошо, что этого делать не пришлось.  Потому что я
не должен был его убивать своей рукой... не хотел бы.

     Здорово он все-таки рисовал.

     Я  отошел от  стены,  вернулся к Лэну,  сел  рядом и  стал
неумело  щупать  пульс. Стоило глянуть один раз  на  его  рану,
чтобы бросить это занятие.

     Но я все равно искал удары сердца, которое уже не билось.

        7. Я теряю друга

     Я так и сидел  возле  обвалившейся стены, держа на коленях
ножны Настоящего меча и глядя  на  неподвижного  Лэна, когда ко
мне подбежал Солнечный котенок.

     -- Я знал, что ты не ошибешься, -- только и сказал он.

     -- Ты все знаешь наперед, -- без всякой злобы ответил я.

     -- Нет, Данька! Я не думал, что... что Лэн.

     Он подошел к Лэну, потрогал ему лицо лапкой. Потом потерся
мордочкой о щеку. И где-то в пустоте, которая была внутри меня,
вспыхнула маленькая теплая звездочка.

     --  Котенок,  ты  же  теперь сильнее! Ты вырос!  Ты  почти
Настоящий волшебник, оживи его!

     -- Мне мешает "почти", -- пробормотал Котенок и подошел ко
мне. Минуту мы смотрели друг на друга, потом я сказал:

     -- Все нормально,  да?  Последняя Потаенная дверь на Землю
разрушена,  Солнца  здесь по-прежнему нет, мой друг погиб.  Все
хорошо.

     С   гор   доносились  порывы   холодного   ветра,   словно
обрадовавшегося  случаю  побывать  внутри  неприступной  прежде
башни. У ветра был запах гари, сладкой гари сгорающих людей.

     "Мы  жили, --  вспомнил  я слова Шоки.  --  Мы привыкли  к
равновесию, а ты хочешь его разрушить".

     -- Равновесие Тьмы должно быть разрушено,  -- хмуро сказал
Котенок. И я понял, что теперь он может читать мои мысли.

     -- По-твоему, Тьма ушла? --  спросил  я  и бережно положил
ножны Настоящего меча  на пол. Мне они больше не понадобятся...
никогда.  Потом  я встал,  подошел  к Лэну,  сел  рядом и  стал
аккуратно разгибать  жесткие,  холодные пальцы, сжатые в кулак.
Так, чтобы мертвый Лэн не дрался и после смерти.

     -- Что ты делаешь? -- поинтересовался Котенок.

     -- Прощаюсь, -- отрезал я и закрыл глаза. Расплакаться мне
только не хватало.

     --  Данька,  но  мы  победили! Не переживай так,  Лэна  не
вернешь...

     -- Победили? А где солнце?

     -- Солнцем буду я.

     -- Что? -- Я захохотал, не открывая глаз. -- Ты? Карманным
солнышком?

     --  Нет,  довольно большим,  --  без  тени  иронии  сказал
Котенок. -- Данька, здесь, в  подвале,  сотни  тонн  Солнечного
камня. Я выпью  его  свет, я стану огромным,  как  эта башня, и
буду светиться очень ярко.

     Я еще ничего не мог понять.

     -- И надолго тебе хватит этого света?

     -- Ненадолго,  на пару суток.  Но ты же помнишь, любовь --
это  тоже  Настоящий  свет.  В этом мире миллионы  Крылатых,  у
которых теперь не осталось ничего  --  только  вера, что солнце
вернется в их мир. Они будут любить меня, и этой любви... этого
света мне хватит, чтобы светить им.

     -- А если разлюбят? Если забудут, что такое  Тьма... и что
такое Свет?

     --  Тогда  я умру, -- просто сказал  Котенок.  --  Честное
слово, мне этого не хочется.

     -- Лэну тоже не хотелось.

     Котенок замолчал.

     -- И  что, ты теперь  полетишь на место их старого Солнца?
-- спросил я.

     --  Нет,  что   ты,  Данька.  Я  для  этого  буду  слишком
маленький. Я стану летать вокруг этого мира. Стану неправильным
солнцем... но это хоть что-то.

     -- Ты молодец,  -- сказал я.  -- Ты хорошо  все  придумал.
Иди, питайся.

     Где-то над  нами  прошелестели  крылья.  Я  даже не поднял
голову, чтобы посмотреть, Крылатый это или  Летящий. Разницы, в
общем-то, нет.

     -- Чего  ты  хочешь  больше  всего,  Данька? -- неожиданно
спросил Котенок.

     -- Домой.

     -- Я смогу тебе помочь.

     -- Да? -- Я посмотрел на Котенка. -- И как же?

     -- Когда  я стану солнцем,  я ничего не забуду, Данька. Но
мне будет уже не до того, чтобы помочь тебе. Это будет казаться
мне слишком мелким, маленьким. Извини.

     -- Да ладно уж. -- Я невольно усмехнулся.  И вспомнил, как
Котенок лежал у меня в  руках,  умирая от голода. Каким он  был
маленьким, несчастным. И как я плакал, не зная, как его спасти.

     --  У  меня  будет  только  один  миг, -- серьезно  сказал
Котенок. Если он и прочитал мои мысли, то никак этого не выдал.
--  Миг, когда  я  уже буду Настоящим  волшебником,  но еще  не
забуду нашу дружбу. И смогу исполнить любое твое желание.

     -- Можно, я скажу его? -- тихо-тихо попросил я.

     -- Дань, это не  поможет.  Я исполню Настоящее желание. Не
то, чего ты попросишь, а то, чего ты хочешь.

     Я вновь  посмотрел на Лэна.  Тьма стерлась с его лица. Оно
было  прежним  --  бледным,  спокойным,  добрым.  Лэн  бы  меня
простил. Только я -- не он.

     -- А чего я хочу, Котенок?

     -- Многого, -- поколебавшись, сказал Котенок. -- Чтобы Лэн
ожил, чтобы Настоящий меч вновь был с тобой, чтобы я не уходил,
чтобы  солнце  появилось. Но домой, кажется, ты хочешь  сильнее
всего.

     -- Тогда иди,  -- сказал я.  И Котенок, словно  ждал  этих
слов, побежал вниз  по винтовой лестнице. Минуту я слышал топот
его лапок, потом он стих.

     Вот и  все. Я погладил Лэна по холодной  руке. Я больше не
боюсь друзей, даже мертвых. Друзья или предают, или умирают, но
в любом  случае  они  перестают  быть  друзьями. Лэн, например,
умер. Котенок -- наоборот.

     Я   подошел   к  проломленной   стене,   посмотрел   вниз.
Полкилометра, не меньше. Можно взять Лэна на руки, спланировать
вниз и там дожидаться, пока башня рухнет и из-под нее взлетит в
небо бывший Котенок. Потом  я  окажусь дома... а здесь Крылатые
будут славить солнышко,  с почестями похоронят Лэна, а про меня
сочинят красивую легенду. Что  я  погиб в бою... или, наоборот,
предал Свет, решил  стать  Летящим, был  убит  Лэном, но и  его
убил...

     Нет, не буду  я удирать из  башни. И Лэн  пусть  останется
здесь. Когда башня рухнет, она станет ему памятник.

     Я долго стоял у пролома,  глядя  то вниз, то на горы,  где
временами полыхал  Черный  огонь. Крылатым трудно... но ничего.
Сейчас в небе появится  солнце,  и Летящие в панике разлетятся.
Или окаменеют в полете и осыплются на горы черным песком.

     Потом башня зашаталась,  и  я понял, что Солнечный котенок
начал превращаться в Солнце. И еще вдруг понял,  что не окажусь
внезапно  посреди   своей  комнаты.  Просто  в  стене  появится
Потаенная дверь.

     И мне стало легко. Потому  что  с  Настоящим  волшебником,
который знает твои тайные желания, не поспоришь, и обмануть его
не получится. Зато от его подарка можно отказаться. Если хватит
смелости.

     А я не боюсь.

     Со стен падали камни; факелы, горящие черным светом, тухли
один за другим,  словно  откуда-то подул невидимый и неощутимый
для меня ураган. Башня дрожала, по  мраморному полу разбегались
косые трещины. С долгим гулом рухнула вниз винтовая лестница, и
я слышал, как у земли  грохочет  обвал, в то время как  верхние
пролеты еще падают сквозь башню.

     Я сел возле  мертвого Лэна и  положил руку ему  на  плечо.
Тихо сказал:

     -- Не бойся, я тебя не брошу. Ты же меня не предал.

     Снизу накатывал грохот. Я видел, как задрожала Тьма вокруг
-- снизу,  из-под  черной  выжженной земли, начинал пробиваться
Свет. Пелена туч  в небе вспыхнула, сгорая -- вспыхнула обычным
красным пламенем,  и  мир  мгновенно  превратился  из темного в
кроваво-красный.   Башня   начала    крениться   --   медленно,
неотвратимо.

     --  Ты  не  забыл  про  меня,  Котенок? --  закричал  я  в
умирающую Тьму. -- Можешь забыть! Я не открою Потаенную дверь!

     И  в  этот  миг   сквозь   пол  ударил  белый  луч.  Камни
вспенились,  исчезая,  но   когда   луч  коснулся  меня,  я  не
почувствовал  боли.  Только тепло, вливающееся в тело. Вот  он,
Настоящий свет...

     Словно сто  Солнечных  котят  прижались  ко  мне, согревая
своим теплом.

     Я  не  думал  о том, что  делать.  Я  словно  бы знал это.
Медленно, чтобы не расплескать ни капельки Света, я  лег на пол
рядом с Лэном. Положил одну руку ему на лицо, а другую на грудь
-- туда, куда вонзился меч Тьмы. И почувствовал, как Свет течет
сквозь меня --  в  Лэна. А башня все  кренилась  и кренилась, а
рана под моими пальцами затягивалась так медленно...

     -- Ты чего обнимаешься? -- слабо спросил Лэн;  в грохоте я
едва  услышал его. Но  я  ждал  еще  пару секунд,  пока  он  не
зашевелился, а последние капли Света не вошли в него.

     И вот тогда я вскочил и закричал, уверенный, что все равно
уже поздно...

     -- Бежим, Лэн!

     Я пихнул его  к пролому в  стене, это было  совсем  легко,
потому  что  башня   наклонилась   на  сорок  пять  градусов  и
продолжала заваливаться.  Прыгнул  следом  и,  увидев,  что Лэн
заколебался, не понимая, что происходит, пнул его пониже спины.
Потом прыгнул сам, в падении расправляя Крыло.

     Башня словно ждала этого мига. Верхние  этажи оторвались и
плавно полетели вниз,  еще  в воздухе разваливаясь на отдельные
глыбы камня. Потом  башня переломилась посередине -- там, где я
выбил кусок стены. Я видел, как чуть ниже  меня расправил Крыло
Лэн -- на  фоне светящейся, вспучивающейся земли его силуэт был
четким, словно нарисованным. А каменный дождь валился на нас, и
я понял, что увернуться невозможно.

     Только в этот миг земля под  нами  расступилась,  и  вверх
поплыло Солнце.

     Оно совсем  не  напоминало  Котенка.  Обычное солнце... ну
маленькое, километра два  в диаметре, и слишком уж пушистое. Мы
падали прямо в него.

     Черные камни, из  которых  была сложена башня, вспыхнули и
рассыпались в пыль. А мы прошли сквозь Солнце, как две пылинки,
пролетевшие сквозь исполинский солнечный зайчик.

     Я почувствовал тепло -- и только. Ну... еще, словно что-то
шершавое   знакомо   лизнуло  меня  в  щеку.  Но,  может,   мне
показалось.

     Мы  опустились  на  землю  километрах  в  трех  от  башни.
Впрочем,  башни  уже не было. Только облако  пыли,  повисшее  в
воздухе. А в небе горело солнце, понимающееся в зенит. Пока еще
слишком  большое,  н