лабительного намешал?
Кстати, мед с пивом ничуть не хуже подействуют...

     Не удержавшись, Кащей хихикнул от приятности воспоминаний,
но тут же взяв себя в руки взмолился:

     - Да это я по дружбе, Гапончик! Ты ж мне как брат родной!

     - Как брат?! -  покачал  головой Гапон. - А  не  ты ли мне
говорил,  что  правильно  свет  мой  -  Алена Соловьинишна -  к
Муромцу  убегла,  что,  мол,  зачем  ей  такой  как  я  заморыш
дебильный?

     - Заморыш, Гапончик, это значит гость заморский, важный, и
не дебильный вовсе я говорил, а дебелый - рослый да здоровый.

     - Не знаю такого слова, - нахмурился Гапон.

     - Словарь Даля почитай!  -  посоветовал Кащей. - И вообще,
шутил я!

     - Ясненько.  Освободить  я  тебя   освобожу.   Дай  только
придумаю, чего за это просить с тебя, да как сделать,  чтобы ты
от обещаний своих не отрекся.

     С этими словами Гапон  уселся  на стоящую поотдаль плаху и
тяжело задумался.

     - Предложеньице есть, - первым нарушил тишину Кащей минуты
через три.

     - Выкладывай, обмозгуем.

     - Думаю, нет тебе  ничего  милее, как стать князем русским
заместо Владимира, а княжной чтоб  -  Соловьинишна  была. Это я
тебе запросто устрою. А во-вторых, как  сделать,  чтоб  я  свое
обещание выполнил. Нужно взять с меня честное кащеево слово...

     - О-ха-ха!  О-хо-хо!  -  схватился  за живот Гапон.  -  По
первой-то части я с тобой согласен: князем быть,  это хорошо. А
вот с честным словом твоим, это ты загнул, загнул...

     - Ты  что  же,  тать,  не веришь мне?! -  грозно  вскричал
Кащей, вспылив, но  тут же и  осекся. - Ладно,  будем  считать,
первая часть принята за основу. Давай про вторую думать.

     Они вновь  надолго  замолчали.  Первым  опять  взял  слово
Кащей:

     - Ничего нам не придумать. Как ни  поверни,  все  равно  я
тебя обхитрить смогу. Так что или поверить тебе придется мне на
слово, или уж не знаю что...

     - Погодь-погодь...  -  перебил  его  Гапон.  -  Есть  одна
мыслишка! Дай додумать, не мешай...

     Кащей нетерпеливо побренчал цепями, но произнести еще хоть
слово не решился. А Гапон  принялся  излагать  свою  гениальную
идею:

     - В цепи тебя Иван со своими басурманами заковал, так?

     - Ну, так...

     - Оттого  они   это   сделать   смогли,  что  прибор  твой
колдовской отключили, верно?

     "Он  слишком  много  знает",  -  подумал  Кащей,  а  вслух
согласился:

     - Верно.

     - Почему  ты,   несмотря  на  всю  силу  свою  колдовскую,
освободиться не можешь? Потому, что руки закованы, а тебе кроме
заклинаний еще и пассы специальные надо делать. Так?

     - Так, - неохотно признал Кащей.

     - От  прибора  нить  волшебная  тянется к дубу,  где  яйцо
хрустальное  хранится.  Если ниточку эту обрезать, то ты  снова
силу свою потеряешь!




     - Только попробуй!!! - вз®ярился Кащей.

     - Не  боись,  не  буду.  Мне это самому невыгодно.  Так  я
поступлю:  освобожу  тебе одну руку, пилку дам.  А  сам  возьму
ножницы, да  с нитью той  рядышком сяду. Ежели ты супротив меня
коварство какое измыслишь, вмиг ту  нить  перережу,  и снова ты
силу потеряешь.

     - Не перережешь! - злобно сверкая глазами  заявил Кащей. -
Ты тогда и сам другим человеком станешь.

     - А мне терять нечего, - захихикал Гапон, - я и с прибором
человек маленький - попик Гапончик, советник  княжий да кащеев.
И без прибора -  литературный  критик, тому обучающий, чего сам
делать не умею. Так что обрежу, будь спокоен.

     Кащей сник, а Гапон, схватив  пилку,  перепилил  оковы  на
правой руке, отдал инструмент и опрометью выскочил из камеры.

     Освободившись  (для   скорости  Кащей  пилил  не  цепи,  а
собственные  конечности,  тут  же вырастающие заново),  чародей
выбежал из  дворца. Гапон сидел на  поляне, в одной  руке держа
кабель  транслятора,  а  в  другой - ножницы. Мелко  трясясь  и
хихикая, Гапон крикнул:

     - Эй, Кащей, сделай-ка мне сюда  еды  побольше,  а то ведь
проголодаюсь!

     - Я те что, холоп дворовый? - огрызнулся Кащей.

     - Ну, как хочешь, - закивал головой Гапон. - Режу!

     - Тьфу ты, навязался  на мою голову, - проворчал в сердцах
Кащей, затем  что-то  прошептал  и  взмахнул  руками. С громким
хлопком и бирюзовой вспышкой возле Гапона  возникли три корзины
- с фруктами, пирогами и бутылями.

     - И колбаски, колбаски еще, - крикнул Гапон, - да получше.

     Ударив его по  затылку,  с неба свалилась палка сервелата.
Глаза Гапона расширились:

     - Ты  так больше  не  шути, Кащеюшка, -  крикнул  он. -  Я
ниточку-то чуть было  уже не перерезал. Лучше делом займись. На
все для  тебя три дня  даю, как  положено. А потом  - пеняй  на
себя. Ну-ка расскажи, как обещание свое выполнить думаешь?

     - А вот  это уж - фиг тебе,  - отрезал  Кащей. - Сказал  -
сделаю. Как - не твоя забота.

     Со словами этими он повернулся к Гапону спиной и воротился
в замок. Уселся на трон и задумался. Выполнять обещанное Гапону
он не собирался, это само собой. Другая мысль глодала его - как
весь мир уничтожить? Не так-то это легко, если учесть, что сила
его  действует  только в пределах острова. Да  и  тут  ДЗР-овцы
снуют... Кащей  скривился  от  неприятного  воспоминания  и для
успокоения взял нелюбимый фрукт - банан.

     Но  мысль  о   ДЗР-овцах   не  отступала,  и  вдруг  Кащей
почувствовал, что она же может ему чем-то и помочь. Департамент
реальность защищает, он  же  хочет ее уничтожить. Значит, нужно
выяснить, что реальности угрожает, и этим воспользоваться...

     На мгновение Кащея посетила неприятная мысль:  "А сам-то я
не исчезну  вместе с реальностью?"  Но он без труда отогнал ее.
"Нет, быть того не может. Я ж бессмертный." Этномагическое поле
действовало на умственные способности своеобразным образом.

     Тут-то и  припомнилась  Кащею  похвальба Смолянина: о том,
как они спасли мир, вернув в свое время каких-то пацанов...

     "Вот! - мысленно  вскрикнул  Кащей. - Выкрасть отроков, да
упрятать понадежнее!" От  волнения он засунул  в рот так  и  не
очищенный банан и принялся  жевать  его, не обращая внимания на
кожуру.

     "Как выкрасть? - Принялся он бегать  туда-сюда по тронному
залу. - Где схоронить?  Здесь?  Нет, тут ДЗР-овцы уже побывали,
могут снова  пробиться! Убить? Нет, лучше чего-нибудь посмешнее
придумать..."

     Выскочив в дверь, он сбежал по каменной лестнице, метнулся
в подземелье.  Двери  камер  были  распахнуты настежь, пленники
отпущены: значит,  и  это  помещение  ненадежно.  Вернувшись  в
тронный зал,



     он наткнулся на другую дверь: туда,  став  Кащеем,  он  за
ненадобностью не  заходил  никогда.  На  двери,  шевеля губами,
Кащей  прочел:  "Библиотека"  и  с  трудом  вспомнил,  что  оно
означает.  Из  всех  книг  Кащей уважал лишь  свои  собственные
былинки, высмеивающие князя Владимира, богатырей да боянов.

     За дверью  обнаружился ряд запыленных стеллажей с книгами.
Они занимали  все  обширное  помещение,  оставляя  место только
письменному столу и старому шкафу в углу. И тут Кащей аж присел
от удовольствия:  вот прикол-то! Он спрячет драгоценных отроков
в книгу! Пусть их там попробуют найти! Вперив взгляд в платяной
шкаф, Кащей забормотал волшебную тарабарщину и взмахнул руками.
Грохнуло, вспыхнуло,  и  шкаф  отныне  превратился в магический
прибор, переправляющий любого желающего  в  вымышленный книжный
мир. А  в какой -  зависит -  вот прикол-то! -  от того,  какую
книжку под шкаф заместо сломанной ножки подсунешь.

     Он  схватил  для проверки  какой-то  том,  сунул  его  под
просевший угол, открыл  дверцу  и забрался внутрь. Посидел пару
секунд,  размышляя,   как   же   действует  его  волшебство,  и
решительно полез обратно.

     ...И оказался на залитом солнцем берегу океана!

     Кащей  огляделся. Его  окружала  непроглядная  тропическая
чаща. Ни  одной березки или клена - сплошные  пальмы и инжир. И
никаких следов  человека... Тут Кащей испугался. Ведь, согласно
произнесенному им  заклинанию, чтобы вернуться назад, он должен
был войти в любой шкаф того вымышленного мира, в который попал!
Магическая интуиция подсказывала  ему,  что если создать в этом
мире шкаф при помощи колдовства, действовать надлежащим образом
он не будет.  Шкаф  должен быть  местный,  плоть от плоти  этой
книжки!

     - А вдруг этот  остров - необитаем?  - с дрожью  в  голосе
спросил себя Кащей. И сам же задал встречный вопрос:

     - Совершенно необитаем?

     - То есть абсолютно!

     По спине злодея прошла дрожь. Он храбро возразил сам себе:

     - Я шкаф тогда сооружу!

     - Без топора не выйдет.

     - А я топор в лесу найду! - по-детски схитрил Кащей.

     - Найдешь топор  - и что же? Ты размахнешься  по сосне - а
стукнешь по ноге!

     "Заговариваюсь, -  подумал  Кащей.  - Откуда здесь сосны?"
Однако замечание внутреннего  голоса  насчет ноги и топора было
так обидно, что он завопил:

     - Но почему?!!

     - Да потому, что никогда и ничего не делал в жизни сам!

     Да, это было  верно. И, прекратив спор, Кащей уныло побрел
вдоль берега. Что же делать? Как вернуться и угробить весь мир?
И вдруг...

     - Обитаем! Обитаем! - завопил Кащей, чуть было не запрыгав
от радости. На узкой полоске  мокрого  пляжа  он обнаружил след
босой  ноги  и, радостно  приплясывая,  прошептал:  -  Я  готов
целовать песок, по которому ты ходил... Только кто?

     И тут  невдалеке  послышались  гортанные  крики  и  грохот
барабанов. Кащей,  приплясывая  еще  веселее, двинулся на звук.
Но, приблизившись и выглянув из-за валуна, он остудил свой пыл.
Эти до шкафов еще не додумались...

     На  берег  были  вытащены  огромные пироги, а  их  хозяева
развели  на  берегу  костер  и   что-то   стряпали   на   огне,
пританцовывая: видимо, стряпня являлась ритуалом.

     Вдруг несколько человек отделились от остальных и побежали
к  лодкам,  а еще через минуту  они  уже тащили к костру  двоих
своих соплеменников, на ходу освобождая  их  от  пут. Одного из
них  ударили   по  голове  дубинкой,  не  особенно  церемонясь,
распороли живот и при



     нялись потрошить.  Дикари так увлеклись этим занятием, что
не  сразу  заметили,  как  второй  вдруг  ринулся  вперед  и  с
невероятной быстротой пустился бежать по песчаному берегу. Трое
человек устремились за ним в погоню.

     - Уйдет,  уйдет   ведь!  -  Симпатии  Кащея,  конечно  же,
оказались на  стороне  людоедов.  Не  рискуя  приближаться, он,
однако, всей душой был с ними.

     На  пути  убежавшего  встала  небольшая  бухточка,  беглец
ринулся  в воду и  в  два  счета  переплыл ее.  Двое  из  троих
преследователей сделали  то  же  самое.  Их  потенциальный обед
скрылся   в   чаще,   и   тут  Кащей  увидел,   как   навстречу
преследователям  выскочил  одетый  в  лохматые  шкуры  человек.
Первого  этот  новый  персонаж  уложил  прикладом,  во  второго
выстрелил в упор. Затем вернулся в заросли.

     Кащей прокрался поближе,  и сквозь кусты увидел, что так и
не  с®еденный  дикарь  и  одетый в шкуры  человек,  обменявшись
какими-то знаками, вместе двинулись вглубь чащи.

     Пригибаясь, Кащей проследовал за ними и вышел к частоколу.
Пакостить на чужой  территории  было для Кащея делом привычным,
поэтому перебрался он без труда.

     Из-за стены дощатой хижины  доносился  хриплый неуверенный
голос: "Это хлеб. Это молоко. Пей,  пожалуйста.  Пей.  Пей  же,
придурок!" Обогнув хижину, Кащей остановился как вкопанный. Вот
он! Наконец-то!  За  изгородью  чинно  прохаживались похожие на
куриц птахи, а в дальнем углу  загона  прилепился  к  частоколу
собранный из  бамбуковых  плетенок шкаф! Кащей, не задумываясь,
перелез    через    забор,     пробежал    мимо    взволнованно
раскудахтавшихся птиц,  приоткрыл  створку  и увидел внутри три
плетеные  же  полки. На  них  лежали  мелкие  коричневые  яйца.
Видимо, так оберегал  их  хозяин от местных тушканчиков. Кащей,
согнувшись в три погибели, втиснулся под  нижнюю полку, вытянув
руку, затворил дверцу... И  вскоре  выпал из шкафа в библиотеке
своего замка.

     Поднявшись и исполнив от радости пару хореографических па,
он  вытащил  из-под шкафа книгу и по  слогам  прочел  название:
"Даниэль Дефо. Робинзон Крузо."

     "Вот так занесло! - подумал он, - впредь буду осторожнее."

     Похвастаться очередным волшебным достижением не терпелось,
и он побежал к Гапону.

     Поп выслушал его, не выпуская из рук ножницы  и кабель, от
чего сердце  Кащея  холодело,  энтузиазма  не  проявил, спросил
только:

     - Ты, Кащей, просто свихнулся  от  переживаний. Помешался.
На  шкафах.  Как твое  изобретение  поможет  мне  стать  князем
русским?!

     - А-а!  -  с обидой  махнул  Кащей рукой,  -  что с  тобой
толковать! -  Но,  увидев,  как  хищно  поп пощелкал ножницами,
добавил: -  Поможет, поможет, не  боись! - и помчался обратно в
замок, бормоча: - Теперь только детишек выкрасть осталось...

     Задача осложнялась  тем,  что  отправиться  за  пацанами в
прошлое Кащей не  мог:  там, в отсутствии этномагического поля,
он потерял бы  свое  нынешнее обличье, магические способности и
злодейский характер. А все это ему очень любо было.

     Выход нашелся быстро. Кащей решил сделать во времени дыру,
(что это такое, он и сам  не понимал, но знал, что справится) и
уговорить пацанов в эту дыру шагнуть.

     Привычно   взмахнув  руками,   Кащей   произнес   зловещие
заклинания. На  потолке библиотеки зазвенела люстра, стеллажи с
книгами зашатались, а посреди помещения возникло дрожащее пятно
света...

     Кащей  подошел  поближе  и  вгляделся в него.  Глазам  его
открылась  небольшая  комнатка,  с  продавленным  диваном,   на
котором сидели два мальчика с разинутыми от удивления ртами..




        Глава третья, в которой Стас берет инициативу в свои руки, но это не очень-то помогает.

     (Рассказывает Костя).


     Когда я пришел из школы, Стас сидел на  диване, и, высунув
от натуги язык, писал в  клетчатой  тетрадке,  подложив под нее
учебник  природоведения.  Услышав,  как   хлопнула   дверь,  он
торопливо спрятал тетрадку  в самое надежное место - под диван.
Вот глупый, не понимает, что в зеркале, висящем в прихожей, все
прекрасно видно. Интересно, что он такое секретное пишет?

     Бросив  портфель  в  угол,  я   посмотрел   на   Стаса   и
поинтересовался:

     - Что на обед?

     - Варенье с  батоном, - хмуро  ответил Стас. - На второе -
чай.

     - Лентяй! - возмутился я. - Сегодня твоя очередь готовить!

     - Не хочешь варенье - зажарю  яйца,  -  согласился Стас. -
Как ты вчера.

     - Хочу варенье, - быстро передумал  я.  И  мы  отправились
обедать.

     ...Шли  третьи  сутки  нашего  автономного  существования.
Запасы пищи подошли к концу вчера, деньги - на день раньше.

     - Это  ты  виноват,  что  у  нас  только  хлеб  и  варенье
остались, - намазывая очередной бутерброд, обвинил я Стаса.

     - Я думал, ты  не очень расстроишься, если я позову друзей
перекусить после футбольного матча, - смущенно ответил брат.

     - Одного-двоих  -  это  еще  куда ни шло, -  рассуждал  я,
давясь   ненавистным    бутербродом.    -    Но   целая   орава
проголодавшихся пятиклассников - это офигеть можно!

     - Надо было  спасать  положение,  -  оправдывался  Стас. -
Мороженные пельмени - идеальное решение!

     Бутерброд  определенно   не   лез  в  горло,  а  торопливо
спрятанная Стасом тетрадь не давала  покоя.  Стихи  он, что ли,
писать начал?

     - Делай яичницу, - велел я, откладывая истекающий вареньем
хлеб. Стас вздохнул, открыл холодильник,  и  стал  доставать  с
плетеных  полок   мелкие   грязные  яйца,  брезгливо  держа  их
кончиками пальцев. А я тихонечко пошел в зал, запустил руку под
диван, вытащил тетрадь и принялся читать...

     "Вы про  меня ничего не  знаете, если не читали книжки под
названием "Сегодня, мама!", но это не беда. Эту книжку написали
сразу  два  писателя, наверное, в одиночку не  решились,  и,  в
общем,  не  очень наврали.  Кое-что  присочинили,  но  в  общем
рассказали  все как  было.  Это ничего. Я  еще  не видал  таких
людей, чтобы совсем  не врали, кроме разве Кубатая и Смолянина,
да  еще   сфинксов,  но  они  не   люди.  Про  Кубатая   -  это
генерал-герой, - про Смолянина и сфинксов рассказывается в этой
самой книжке, и  там почти все правда, только кое-где приврано.
А еще эти писатели решили, что если в книжке два главных героя,
то  одного  надо  все  время  ставить  в  смешные  положения  и
показывать каким-то недотепой.  Не  знаю, как они выбирали, над
кем будут издеваться, может спички тянули,  только издевались в
основном  надо  мной.  А  мой  старший  братец Костя все  время
оказывался таким умным и  находчивым,  что прежде чем я дочитал
до конца, я две книжки порвал на кусочки.

     Только в этой истории  никакого  такого вранья не будет. И
ничего  смешного  тоже,  я  уж постараюсь. Это  будет  зловещая
книжка.  Так  что если кто-то хочет посмеяться,  то  пусть  эту
книгу не  читает, а идет  в магазин, покупает себе колбасу, ест
ее  и  молчит. А  я  буду писать  серьезно  и трогательно,  как
знаменитый детский писатель Игорь Петрович Решилов.

     Недавно наши  родители  уехали  в  Антверпен,  на конгресс
археологов-борцов  за  палеоконтакт.  Мы   с   Костей  немножко
надеялись, что они  и нас возьмут.  Но этого не  получилось  по
финансовым соображе



     ниям, так папа  признался.  Про наши приключения в будущем
никто  не  знает, а  вот  родители  недавно  откопали  какую-то
древнюю железяку и сразу стали знаменитыми. Вот их и пригласили
на халяву.

     Папа очень не хотел  оставлять  нас одних, он считает, что
если дети остаются одни дома,  то  с  ними непременно случаются
какие-нибудь неприятности. Но мама,  конечно,  его переспорила.
Она-то помнит, как достойно я проявил себя в Древнем Египте.

     Так что мы  родителей за границу отпустили. Папа ведь даже
в прошлом  не  был, а уж на Венере и мама не бывала. У них было
тяжелое  детство,  у   мамы   -  рабовладельческое,  у  папы  -
пионерское. Пусть отдохнут. Нам оставили в морозильнике котлеты
и  пельмени  на неделю, деньги на  молоко  и хлеб - в  пределах
разумного, как сказал папа, и попросили соседку -  тетю Клаву -
за нами присматривать. Ничего интересного пока  не случилось, и
я боюсь, что..."

     На этом  месте,  похоже,  мое  появление  прервало Стасово
творчество. Я спрятал тетрадь и покачал головой. Ну и Стас! Вот
это да!  Писателем решил заделаться! С  чего бы это?  Может ему
витаминов не  хватает? Или от  того, что я его футбольным мячом
по голове стукнул? Бедняга...

     - Я  сготовил  яичницу, -  хмуро  сообщил  Стас,  входя  в
комнату и  подозрительно  меня  оглядывая.  -  Только она... не
очень. Будешь есть?

     - Буду, Стасик,  -  оставив  его  в  полном остолбенении я
вышел на кухню. Есть яичницу, приготовленную писателем, мне еще
не  доводилось,  и я  мужественно  приступил  к  обеду.  Ничего
особенного,  скажу  вам.  Яичница  как  яичница,  подгорелая  и
несоленая.

     Потом  я  вернулся  в   зал,   сел  рядом  с  притихшим  и
настороженным   Стасом,   и   мы    немножко    поговорили   на
древнеегипетском. Это чтобы  не  утратить навыка, и еще потому,
что мы  по маме скучали,  хоть и  не хотели друг  другу в  этом
признаваться.

     - Большая железная  птица,  в  которую  сели  папа и мама,
перенесла их над широкой-широкой рекой, -  грустно сказал Стас.
В древнеегипетском нет слов "самолет"  и  "океан",  так что ему
приходилось выкручиваться.

     - И молодая рабыня-прислужница прошла по большой  железной
птице и накормила их ножками маленькой  домашней  птицы,  -  со
вздохом подтвердил я. Слово "курица" я забыл, а может и не знал
никогда. - И мудрые погонщики железной птицы перегнали ее через
большую-большую  реку...