ежал с ней рядом, любуясь своим обнаженным трофеем. Смуглого убийцу занимал вопрос, не было ли ее временное забытье лишь попыткой обмануть его, чтобы избежать дальнейшей работы.
     Впрочем, на самом деле это его не очень волновало, так как он получил более чем достаточное вознаграждение. Испытывая некоторое пресыщение, ассасин отвернулся от своей добычи и сел на кровати.
     На его родине женщины являются собственностью. Слабыми созданиями. Инструментом наслаждения. Товаром, который обменивают на скот. И там они знают свое место. Здесь же, в Европе, женщины прикидываются сильными и независимыми. Эти их жалкие потуги одновременно смешили его и возбуждали. Убийца получал особое наслаждение в те моменты, когда гордячки оказывались в полной физической зависимости от него.
     Несмотря на ощущение полного физического удовлетворения, ассасин начал испытывать другое желание. Прошлой ночью он убил человека. Не только убил, но и изуродовал труп. Убийство действовало на него так, как на других действует героин... Каждая новая порция приносит лишь временное облегчение, порождая тягу к очередной, все увеличивающейся дозе. Чувство приятного удовлетворения исчезло, и на смену ему снова пришло желание.
     Он внимательно посмотрел на спящую рядом с ним женщину и провел ладонью по светлой шее. Сознание того, что он в один миг может лишить ее жизни, приводило его в состояние возбуждения. Кому нужна жизнь этого ничтожного существа? Кто она такая? Недочеловек. Инструмент наслаждения. Мощные пальцы убийцы сжали нежное горло, и он уловил биение ее пульса. Однако тут же, подавив желание, убрал руку. Дело прежде всего. Личные желания должны уступать место служению более высоким целям. Встав с постели, ассасин еще раз восхитился величием того дела, которое ему предстояло свершить. Он все еще не мог до конца осознать степень влияния человека, скрывающегося под именем Янус, и могущества древнего братства, которое тот возглавлял. Каким-то непостижимым образом им удалось узнать о его ненависти и... его непревзойденном искусстве. Как именно это стало им известно, для него навсегда останется тайной. Их корни проросли через весь земной шар.
     И вот теперь они удостоили его высшей чести. Он станет их руками и их голосом. Их мстителем и их посланником - тем, кого его соплеменники именуют Малик-аль-Хак. Ангел Истины.

Глава 19

     Войдя в лабораторию Ветра, Лэнгдон перенесся из нашего времени в далекое будущее. Абсолютно белое внутри помещение, заставленное компьютерами и специальным электронным оборудованием, походило на операционную какого-нибудь футуристического госпиталя. Интересно, какие тайны хранила эта лаборатория, думал американец, если для их сохранности пришлось создавать запоры, открыть которые можно лишь с помощью глаза?..
     Колер первым делом внимательно оглядел помещение, но в нем, естественно, никого не оказалось. Что касалось Виттории, то та двигалась как-то неуверенно... Так, словно лаборатория в отсутствие отца стала для нее чужой.
     Лэнгдон сразу обратил внимание на невысокие массивные колонны, чем-то напоминающие Стонхендж  в миниатюре. Этих колонн из полированной стали было около десятка, и они образовывали в центре комнаты небольшой круг. Но еще больше эти трехфутовые сооружения напоминали постаменты, на которых в музеях выкладывают драгоценные камни. Однако сейчас на них лежали отнюдь не драгоценности. На каждой из колонн покоился толстостенный прозрачный сосуд, формой и размером напоминающий теннисный мяч. Судя по их виду, сосуды были пусты.
     Колер с удивлением посмотрел на них и, видимо, решив поговорить об этом потом, сказал, обращаясь к Виттории:
     - Взгляните хорошенько. Ничего не украдено?
     - Украдено? Каким образом? Сканер сетчатки может впустить только нас.
     - Все-таки посмотрите.
     Виттория вздохнула и некоторое время разглядывала комнату. Затем пожала плечами и сказала:
     - Лаборатория в том состоянии, в котором ее обычно оставляет отец. В состоянии упорядоченного хаоса.
     Лэнгдон понимал, что Колер взвешивает все возможные варианты своего дальнейшего поведения, размышляя о том, в какой степени можно оказывать давление на Витторию и... как много следует ей сказать. Видимо, решив оставить девушку на время в покое, он выехал в центр комнаты, обозрел скопление таинственных пустых сосудов и после продолжительной паузы произнес:
     - Секреты... это та роскошь, которую мы себе больше позволить не можем.
     Виттория неохотно кивнула, выражая свое согласие, и на ее лице отразилась та буря эмоций, которые она испытывала. Эмоций и воспоминаний.
     "Дай ей хотя бы минуту!.." - подумал Лэнгдон.
     Как бы набираясь сил для того, чтобы открыть страшную тайну, Виттория опустила ресницы и вздохнула полной грудью. Затем, не открывая глаз, она сделала еще один глубокий вздох. И еще...
     Лэнгдона охватило беспокойство. С ней все в порядке? Он покосился на Колера. Тот сидел совершенно спокойно, поскольку ему, очевидно, не раз приходилось бывать свидетелем этого ритуала. Прежде чем Виттория открыла глаза, прошло не менее десяти секунд.
     С ней произошла такая метаморфоза, что Лэнгдон просто не поверил своим глазам. Виттория Ветра совершенно преобразилась. Уголки ее пухлых губ опустились, плечи обвисли, взгляд стал мягким. Казалось, девушка настроила свой организм на то, чтобы смириться со сложившимся положением. Страдания и личную боль ей каким-то образом удалось спрятать в глубине сердца.
     - С чего начать? - спросила она совершенно спокойно.
     - Начните с самого начала, - сказал Колер. - Расскажите нам об эксперименте своего отца.
     - Отец всю свою жизнь мечтал о том, чтобы примирить науку и религию, - начала Виттория. - Он хотел доказать, что наука и религия вполне совместимы и являют собой всего лишь два различных пути познания единой истины... - Девушка замолчала, как бы не веря тому, что собиралась сказать в следующий момент: - И вот недавно... он нашел способ это сделать.
     Колер молчал.
     - Отец задумал провести эксперимент, который, как он надеялся, сможет разрешить одно из самых острых противоречий между наукой и религией.
     Интересно, какое противоречие она имеет в виду, подумал Лэнгдон. Истории известно огромное их множество.
     - Отец имел в виду проблему креационизма - проблему вечного спора о том, как возникла наша Вселенная.
     Вот это да, подумал Лэнгдон. Значит, речь идет ни много ни мало о том самом споре!
     - В Библии, естественно, сказано, что наш мир был сотворен Богом, - продолжала Виттория. - "И сказал Бог: да будет свет. И стал свет". Итак, все, что мы видим перед собой, возникло из бесконечной пустоты и тьмы. Но к сожалению, один из фундаментальных законов физики гласит, что материя не может быть создана из ничего.
     Лэнгдону доводилось читать об этом тупике. Идея о том, что Бог смог создать "нечто из ничего", полностью противоречила общепризнанным законам современной физики и потому отвергалась ученым миром. Акт Творения с точки зрения науки представлялся полнейшим абсурдом.
     - Мистер Лэнгдон, - сказала Виттория, повернувшись к американцу, - полагаю, что вы знакомы с теорией Большого взрыва?
     - Более или менее, - пожал плечами Лэнгдон.
     Так называемый Большой взрыв, насколько ему было известно, являлся признанной наукой моделью возникновения Вселенной. До конца он этого не понимал, но знал, что, согласно теории, находившееся в сверхплотном состоянии и сконцентрированное в одной точке вещество в результате гигантского взрыва начало расширяться, формируя Вселенную. Или что-то в этом роде.
     - Когда в 1927 году католическая церковь впервые предложила теорию Большого взрыва...
     - Простите, - прервал ее Лэнгдон, - неужели вы хотите сказать, что идея Большого взрыва первоначально принадлежала церкви?
     Витторию его вопрос, казалось, несказанно изумил.
     - Ну конечно, - ответила она. - Ее в 1927 году выдвинул католический монах по имени Жорж Лемэтр.
     - Но я всегда считал, - неуверенно произнес Лэнгдон, - что эту теорию разработал гарвардский астроном Эдвин Хаббл ...
     - Еще один пример американского научного высокомерия, - бросив на Лэнгдона суровый взгляд, вмешался Колер. - Хаббл опубликовал свои рассуждения в 1929 году, то есть на два года позже Лемэтра.
     "Я читал о телескопе Хаббла, сэр, а о телескопе Лемэтра почему-то никто не пишет", - подумал Лэнгдон, но вслух этого не сказал.
     - Мистер Колер прав, - продолжала Виттория. - Первоначально идея принадлежала Лемэтру. Хаббл всего лишь подтвердил ее, собрав доказательства того, что Большой взрыв теоретически возможен.
     Интересно, упоминают ли этого Лемэтра фанатичные поклонники Хаббла с факультета астрономии Гарвардского университета, когда читают лекции своим студентам, подумал Лэнгдон. Вслух он этот вопрос, правда, задавать не стал, ограничившись неопределенным:
     - О...
     - Когда Лемэтр впервые предложил свою теорию, - продолжала Виттория, - ученые мужи объявили ее полной нелепицей. Материя, сказали они, не может возникнуть из ничего. Поэтому, когда Хаббл потряс мир, научно доказав возможность Большого взрыва, церковь возвестила о своей победе и о том, что это является свидетельством истинности Священного Писания.
     Лэнгдон кивнул. Теперь он очень внимательно слушал рассуждения девушки.
     - Ученым, естественно, пришлось не по вкусу то, что церковь использовала их открытия для пропаганды религии, и они тут же облекли теорию Большого взрыва в математическую форму, устранив из нее тем самым все религиозное звучание. Это позволило объявить им Большой взрыв своей собственностью. Но к несчастью для науки, все их уравнения даже в наше время страдают одним пороком, на который не устает указывать церковь.
     - Так называемая сингулярность, - проворчал Колер. Он произнес это слово так, словно оно отравляло все его существование.
     - Вот именно - сингулярность! - подхватила Виттория. - Точный момент творения. Нулевое время. Даже сейчас... - Виттория взглянула на Лэнгдона. - Даже сейчас наука не способна сказать что-либо внятное в связи с первым моментом возникновения Вселенной. Наши уравнения весьма убедительно объясняют ранние фазы ее развития, но по мере удаления во времени и приближения к "нулевой точке" математические построения вдруг рассыпаются и теряют всякий смысл.
     - Верно, - раздраженно произнес Колер. - И церковь • использует эти недостатки как аргумент в пользу чудесного Божественного вмешательства. Впрочем, мы несколько отошли от темы. Продолжайте...
     - Я хочу сказать, - с отрешенным выражением лица произнесла Виттория, - что отец всегда верил в Божественную природу Большого взрыва. Несмотря на то что наука пока не способна определить точный момент Божественного акта, отец был убежден, что когда-нибудь она его установит. - Печально показав на напечатанные на лазерном принтере слова, висевшие над рабочим столом Леонардо Ветра, девушка добавила: - Когда я начинала сомневаться, папа всегда тыкал меня носом в это высказывание.
     Лэнгдон прочитал текст:

     НАУКА И РЕЛИГИЯ НИКОГДА НЕ ПРОТИВОСТОЯЛИ ДРУГ ДРУГУ. ПРОСТО НАУКА ОЧЕНЬ МОЛОДА, ЧТОБЫ ПОНЯТЬ ЭТО

     - Папа хотел поднять науку на более высокий уровень, - сказала Виттория. - На тот уровень, когда научные знания подтверждали бы существование Бога. - Она меланхолично пригладила ладонью свои длинные волосы и добавила: - Отец затеял то, до чего пока не додумался ни один ученый. Он решил сделать нечто такое, для чего до настоящего времени даже не существовало технических решений. - Виттория замолчала, видимо, не зная, как произнести следующие слова. Наконец, после продолжительной паузы, девушка сказала: - Папа задумал эксперимент, призванный доказать возможность акта Творения.
     Доказать акт Творения? Да будет свет? Материя из ничего? Лэнгдон не мог представить себе ничего подобного.
     - Прости, но я тебя не понял, - произнес Колер, сверля девушку взглядом.
     - Отец создал Вселенную... буквально из ничего.
     - Что?! - вскинул голову Колер.
     - Пожалуй, правильнее будет сказать - он воссоздал Большой взрыв.
     Колер едва не вскочил на ноги из своего инвалидного кресла. А Лэнгдон запутался окончательно.
     Создал Вселенную? Воссоздал Большой взрыв?
     - Все это, естественно, сделано не в столь грандиозном масштабе, - сказала Виттория (теперь она говорила гораздо быстрее). - Процесс оказался на удивление простым. Папа разогнал в ускорителе два тончайших луча частиц. Разгон осуществлялся в противоположных направлениях. Когда два луча с невообразимой скоростью столкнулись, произошло их взаимопроникновение, и вся энергия сконцентрировалась в одной точке. Папе удалось получить чрезвычайно высокие показатели плотности энергии.
     Девушка начала рассказывать о физическом характере потоков, и с каждым ее словом глаза директора округлялись все больше и больше.
     Лэнгдон изо всех сил пытался не потерять нить рассказа.
     Итак, думал он, Леонардо Ветра смог создать модель энергетической точки, которая дала начало нашей Вселенной.
     - Результат эксперимента без преувеличения можно назвать чудом, - продолжала Виттория. - Его опубликование буквально потрясет основы основ современной физической науки... - Теперь она говорила медленно, словно желая подчеркнуть грандиозное значение открытия. - И в этой энергетической точке внутри ускорителя буквально из ничего начали возникать частицы материи.
     Колер никак не отреагировал на это сообщение. Он просто молча смотрел на девушку.
     - Материи, - повторила Виттория. - Вещества, родившегося из ниоткуда. Мы стали свидетелями невероятного фейерверка на субатомном уровне. На наших глазах рождалась миниатюрная Вселенная. Папа доказал, что материя может быть создана из ничего. Но это не все! Его эксперимент продемонстрировал, что Большой взрыв и акт Творения объясняются присутствием колоссального источника энергии.
     - Или, иными словами, Бога?
     - Бога, Будды, Силы, Иеговы, сингулярности, единичной точки... Называйте это как угодно, но результат останется тем же. Наука и религия утверждают одну и ту же истину: источником творения является чистая энергия.
     Колер наконец заговорил, и голос его звучал печально:
     - Виттория, твой рассказ оставил меня в полной растерянности. Неужели ты и вправду хочешь сказать, что Леонардо смог создать вещество... из ничего?
     - Да. И вот доказательство, - ответила Виттория, указывая на пустые сосуды. - В каждом из этих шаров находится образчик сотворенной им материи.
     Колер откашлялся и покатился к сосудам. Он двигался осторожно, так, как двигаются инстинктивно ощущающие опасность дикие животные.
     - Видимо, я что-то недопонял, - сказал директор. - Почему я должен верить тому, что сосуды содержат частицы материи, созданные твоим отцом? Это вещество могло быть взято откуда угодно.
     - Нет, - уверенно ответила Виттория. - Откуда угодно взять это вещество невозможно. Данные частицы уникальны. Подобного вида материи на Земле не существует... Отсюда следует вывод, что она была создана искусственно.
     - Как прикажешь понимать твои слова? - с суровым видом произнес Колер. - Во Вселенной существует лишь один вид материи... - начал было руководитель ЦЕРНа, но тут же остановился.
     - А вот и нет! - с победоносным видом объявила Виттория. - Вы же сами на своих лекциях говорили нам, что существует два вида материи. И это - научный факт. Мистер Лэнгдон, - произнесла девушка, - что говорит Библия об акте Творения? Что создал Бог?
     Лэнгдон не понимал, какое отношение этот вопрос имеет к происходящему, но все же, ощущая некоторую неловкость, ответил:
     - Хм... Бог создал свет и тьму... небо и землю... рай и ад...
     - Именно, - прервала его Виттория. - Он создал противоположности. Полную симметрию. Абсолютное равновесие. - Вновь повернувшись к Колеру, девушка сказала: - Директор, наука утверждает то же, что и религия: все, что создал Большой взрыв, он создавал в виде двух противоположностей. И я хочу подчеркнуть слово "все".
     - Все, включая саму материю, - прошептал, словно самому себе, Колер.
     - Именно, - кивнула Виттория. - И в ходе эксперимента моего отца возникли два вида материи.
     Лэнгдон вообще перестал понимать то, о чем говорили Колер и Виттория. Неужели, думал он, Леонардо Ветра изобрел нечто противоположное материи?
     - Субстанция, о которой ты говоришь, существует лишь в иных областях Вселенной, - сердито сказал директор. - На Земле ее определенно нет. Возможно, ее нет и во всей нашей галактике!
     - Верно, - согласилась Виттория. - И это доказывает, что находящиеся в сосудах частицы были созданы в ходе эксперимента.
     - Не хочешь ли ты сказать, что эти шары содержат в себе образцы антивещества? - спросил Колер, и лицо его стало похоже на каменную маску.
     - Да. Я хочу сказать именно это, - ответила Виттория, бросив торжествующий взгляд на пустые с виду сосуды. - Директор, перед вами первые в мире образцы антиматерии. Или антивещества, если хотите.

Глава 20

     Второй этап, думал ассасин, шагая по темному тоннелю.
     Убийца понимал, что факел в его руке - вещь в принципе излишняя. Он был нужен лишь для того, чтобы произвести впечатление. Во всем нужен эффект. Страх, как хорошо знал ассасин, был его союзником. Страх калечит сильнее, чем любое оружие.
     В тоннеле не было зеркала, чтобы полюбоваться собой. Но судя по сгорбленной тени, которую отбрасывала его скрытая широким одеянием фигура, мимикрия была полной. Маскировка являлась важнейшей частью плана... Кроме того, она еще раз подчеркивала всю безнравственность заговора. Даже в самых дерзких своих мечтах он не представлял, что сыграет в нем столь важную роль.
     Еще две недели назад он посчитал бы, что выполнить ожидающую его в конце пути задачу невозможно. Она показалась бы ему самоубийственной. Это было почти то же самое, что войти обнаженным в клетку со львом. Но Янус сумел лишить смысла само понятие невозможного.
     За последние две недели Янус посвятил его во множество тайн... Тоннель, кстати, был одной из них - древний, но вполне пригодный для прохода подземный коридор.
     С каждым шагом приближаясь к врагам, ассасин не переставал думать о том, насколько трудной может оказаться его задача. Янус обещал, что сделать все будет проще простого, поскольку некто, находящийся в здании, проведет всю подготовительную работу. Некто, находящийся в здании. Невероятно! Чем больше он думал о своей миссии, тем сильнее становилась его вера в то, что она окажется простой, как детская забава.
     Wahad... tintain... thalatha... arbaa, думал он и мысленно произносил эти слова по-арабски, приближаясь к концу тоннеля. Один... два... три... четыре.

Глава 21

     - Думаю, вы слышали об антивеществе, мистер Лэнгдон? - спросила Виттория. Ее смуглая кожа резко контрастировала с белизной лаборатории.
     Лэнгдон поднял на нее глаза. Он вдруг ощутил себя полным тупицей.
     - Да... В некотором роде.
     - Вы, видимо, смотрите по телевизору сериал "Звездный путь", - с едва заметной усмешкой сказала девушка.
     - Моим студентами он очень нравится... - начал он, покраснев, однако тут же взял себя в руки и серьезно продолжил: - Антивещество служит главным топливом для двигателей звездного крейсера "Энтерпрайз". Не так ли?
     - Хорошая научная фантастика уходит корнями в настоящую науку, - утвердительно кивнув, ответила Виттория.
     - Значит, антивещество действительно существует?!
     - Да, как природное явление. Все имеет свою противоположность. Протоны и электроны, кварки и антикварки. На субатомном уровне существует своего рода космическая симметрия. Антивещество по отношению к веществу то же самое, что инь и ян в китайской философии. Женское и мужское начало. Они поддерживают состояние физического равновесия, и это можно выразить математическим уравнением.
     Лэнгдон сразу вспомнил о дуализме Галилея.
     - Ученым еще с 1918 года известно, что Большой взрыв породил два вида вещества, - сказала Виттория. - Один - тот, который мы имеем здесь,