брать  сумму,
которую  я  заплатил  на  аукционе.  Я  уверен,  основную  часть  суммы  ему
предоставила местная община. Они все тут помешались на том, чтоб  все  стало
по-старому. А я, естественно, отказался. И напомнил ему,  что  в  купчей  не
предусмотрена возможность обратного выкупа. У  него  больше  нет  на  имение
никаких прав. Кажется, этого он до сих пор не уразумел.
   - Ты не должен был так над  ним  насмехаться,  Арне,  -  холодно  бросила
Моника.
   - Радость моя! Я всего лишь порекомендовал ему потратить свой капитал  на
что-то более полезное.  К  примеру,  на  приобретение  бритвенного  прибора.
Просто он был не расположен шутить, вот  и  все.  К  тому  же  он  попытался
закатить мне сцену по поводу своей собаки, невинно убиенной в этом  доме.  А
мне до сих пор никто не докладывал о его нежной любви к животным.
   - Кстати, о животных! - вмешался  я  и  поведал  присутствующим  о  новом
припадке страха у нашей лошади.
   - Ничего удивительного! - ответил Арне, кивнув и слегка усмехнувшись. - В
данном контексте все объясняется просто.  Этот  тип,  Дорум,  вымещает  свои
неприятности на любой живой твари. Мне говорили, что пес потому  от  него  и
удирал. Он измывался над лошадью так, что та просто плакала, а  ты,  Моника,
его жалеешь. Ей-Богу, дорогая, некстати! Лучше пожалей кобылу...
   Я снова позволил себе переменить тему:
   - Мне показалось, он твердо намерен нам отомстить.
   - Не знаю, как насчет вас, а мне он угрожал вполне недвусмысленно, хотя и
по-прежнему глупо.
   - А что он сказал? - поинтересовалась  Эбба.  Арне  внимательно  осмотрел
свои холеные ногти.
   - Он меня проклял и воззвал к призраку своего прадеда, затем он  сообщил,
что "Кребс" вернется, Йонас Корп сойдет на берег и проклятье настигнет меня.
Он сказал: не пройдет и месяца, как я буду мертвецом.
   Глава восьмая. КРЕСТОВЫЙ ПОХОД ОБЪЯВЛЕН
   Вечером мы с Танкредом разыскали шахматы и устроились  в  углу  гостиной,
дабы отвлечь свои растревоженные умы.
   Разыгрывался жесточайший гамбит, я пожертвовал слона и коня в безуспешных
атаках на поле f-7 и после шестнадцатого хода  оказался  в  весьма  скверном
положении. Танкред, обычно слегка бравирующий  легкомысленным  отношением  к
жизни, к шахматам относился до смешного серьезно и теперь крушил мою позицию
с чисто немецкой основательностью.
   - Насколько я успел заметить, ты положил глаз на Монику, - тихо сказал он
и продвинул вперед центральную пешку.
   От неожиданности я вздрогнул и схватился за первую попавшуюся фигуру, это
была ладья.
   - Что ты болтаешь? - прошипел  я,  оглядываясь.  В  комнате,  к  счастью,
никого не было. Я ткнул ладонью на клетку рядом и,  не  глядя  на  Танкреда,
произнес:
   - Ну, как ты можешь... об этом... Элегантным движением он  расправился  с
моей ладьей и спокойно продолжал:
   - Пусть я плохой психолог,  но  у  меня  есть  глаза,  и  я  считаю  тебя
достаточно близким человеком, чтобы дать тебе дружеский совет. Ты не слишком
силен  в  гамбитных  партиях.  По  всем  учебникам,  эта  партия  для   тебя
практически безнадежна.
   - Но разве ты и сам не видишь, что между нами... ничего не получилось?
   - Возможно. Во всяком случае, с ее стороны... Но не забудь про  него.  Он
считает иначе, Пауль. А  он,  как  ни  странно,  ужасный  ревнивец.  Да,  я,
кажется, забыл объявить тебе "шах".
   Тут я услышал какой-то шум в комнате над нами и спросил:
   - А кто сейчас в желтой комнате?
   - Карстен. Готовится к предстоящей ночевке.  Сегодня  его  очередь.  Твой
ход!
   - Сдаюсь, - сказал я. - И спасибо  на  добром  слове.  Давай  поднимемся,
посмотрим, что он там творит?
   - С удовольствием!
   В капитанской спальне нам открылось  странное  зрелище.  Йерн  передвинул
кровать в центр комнаты и теперь с увлеченностью  ребенка  разрисовывал  пол
вокруг кровати красным  мелом.  Он  начертил  две  огромные  концентрические
окружности, одна внутри другой, так что кровать оказалась примерно в центре.
На обе окружности накладывалась большущая, правильная  пятиконечная  звезда,
ее лучи немного выступали за пределы внешнего круга, а центром,  опять-таки,
оставалась кровать. То есть, в плане это выглядело так:

   Справившись с  основным  чертежом,  Карстен  принялся  выводить  какие-то
знаки, цифры и буквы в кольце, получившемся между  кругами.  Он  игнорировал
наше появление и продолжал свои занятия с самым серьезным, сосредоточенным и
важным видом.
   -  Вроде,  сегодня  и  не  было  очень  жарко?  Но,  видно,  наш  Карстен
необыкновенно чувствителен к  перегреву...  -  Танкред  скорчил  озабоченную
мину.
   - Ради всего святого, что ты делаешь? - поддержал его я. -  Не  надо  нас
так пугать!
   - Это пентакль, - холодно ответствовал Йерн.
   - Что... что?
   Положив  мел,  Йерн  поднялся.  Он  одарил  нас  снисходительной  улыбкой
специалиста, столкнувшегося с вопиющим невежеством.
   - Трудно было бы ожидать от людей, отрицающих элементарные истины,  чтобы
они сподобились уразуметь, что означает великое слово: "МАГИЯ".
   Карстен вытер ладони платком и отряхнулся. Мы покорно ожидали  дальнейших
разъяснений и удостоились следующей лекции:
   - Вы, разумеется, не знаете, что некоторые цифры, буквы и  геометрические
фигуры, расположенные в определенном порядке, обладают могучей силой. В наши
дни на геометрию принято смотреть  как  на  пошлый  инструментарий,  которым
пользуются в своих прозаических  целях  землемеры  и  инженерная  братия.  О
цифрах вы знаете только то, что ими оперируют в банке или  на  бирже.  А  уж
буквы и вовсе потеряли для вас всякий  смысл,  и  чтобы  в  этом  убедиться,
достаточно взять наугад любую статейку в  любой  газетенке.  Но  в  прежние,
более мудрые времена люди видели  глубже.  Они  знали:  определенные  слова,
комбинации  цифр  и  фигур  имеют  магические  свойства?   Ученые   древнего
Вавилона...
   -  Глубокоуважаемый  господин  профессор!  -  прервал  его   Танкред.   -
Пожалуйста,   опустите   вводную   часть!   Перелистните   страницу   вашего
достопочтенного манускрипта и скажите нам в двух  словах,  коротко  и  ясно,
чего ради ты изгадил тут пол красным мелом и ввел  в  дополнительный  расход
нашего хозяина, который  теперь  будет  вынужден  потратиться  на  уборщицу,
специально, чтобы это отскрести?
   Йерн опустился на  описанный  выше  стул  в  стиле  благородного  ампира,
скрестил на груди руки и горделиво вскинул голову:
   - А я уже вам сказал: это пентакль. Не смей на него наступать! -  крикнул
он Танкреду, который намеревался пересечь комнату, чтобы подойти к окну.
   Тот послушно обогнул луч звезды и уселся на подоконник, поглядывая  то  в
окно, то на нас. Я сел на стул у стены.
   - Пентакль, - объяснил Карстен,  -  своего  рода  магическое  укрепление,
преграда на пути всевозможных злых сил,  он  обеспечивает  защиту  ото  всех
темных духов, от всякой нечисти, которой кишат параллельные или нижние миры.
А точнее, почти ото всех. Это очень известный,  хорошо  проверенный,  верный
способ  самозащиты.  Маги  и  вообще  оккультисты  всегда  им  пользовались,
защищаясь, скажем, от привидений. Об этом написано во  многих  старых  и  не
очень старых книгах. И, хотите верьте, хотите -  нет,  а  этот  вот  внешний
контуру укрепленный мною соответствующим образом, представляет собой крепкую
стену, сквозь которую не может проникнуть ни одно демоническое существо.
   - Значит, под защитой этих "стен" ты сможешь  спокойно  лежать  в  теплой
постельке и  изучать  материал,  в  то  время  как  вокруг  будут  толпиться
пиратские капитаны, сатанинские пасторы и черные кошки?
   Но ирония Танкреда совершенно не трогала нашего лектора.  Он  отвечал  со
спокойной уверенностью:
   - Именно так. На это я и рассчитываю.
   * * *
   Моника явно меня избегала. Она, словно раковина, захлопнула свои створки,
и я тщетно пытался в течении вечера хотя  бы  поймать  ее  взгляд.  Впрочем,
после визита Дорума она совсем притихла и, кажется, не общалась  ни  с  кем,
кроме Эббы.
   Откровенно говоря, меня поразила наблюдательность Танкреда.  Я  никак  не
ожидал, что мои чувства заметны постороннему взгляду, а если уж Танкред  мог
читать во мне, словно  по  писанному,  то  Арне...  Я  старался  внимательно
присмотреться к нему, но ничего подозрительного не увидел, ровно ничего. Его
отношение ко мне никак не изменилось. Во всяком случае, внешне.
   Около десяти Эбба сказала, что  устала  и  хочет  спать.  Моника  тут  же
поднялась, и они отправились  наверх.  Мы  вчетвером  остались  внизу.  Пили
виски.
   После первой же порции в моем воображении вновь возникла Моника  в  белом
мокром платье, на рваных сетях.  В  душе  запела  виолончель...  Я  встал  и
прошелся к камину и обратно. Надо  было  держать  себя  в  руках.  Алкоголь,
как-известно, обладает способностью отключать сдерживающие центры.  А  я  не
хотел распускаться: пока не пройдет моя очередь - моя ночная вахта в  желтой
комнате - нельзя начинать никаких объяснений.
   Беседа не клеилась. Йерн скоро стал клевать носом. Наконец, он  зевнул  и
произнес:
   - Что-то  я  устал...  Ужасно  спать  хочется!  Пойду-ка  я  в  коечку...
Спокойной ночи всей честной компании... Да! Мне нужна ваша помощь.
   Он вытащил из нагрудного кармана маленький конверт и осторожно достал  из
него что-то невидимое: как оказалось - три  человеческих  волоса.  Затем  из
конверта было извлечено несколько полосок бумаги, с одной стороны на них был
слой клея.
   - Я попрошу вас, когда я запру дверь, сделать вот  что:  эти  три  волоса
надо приклеить бумажками так, чтоб они как бы опечатали дверь снаружи.  Один
под другим, с промежутком в один сантиметр. Понятно?
   Карстен  в  своих  чудачествах   становился   смешон.   Арне   иронически
усмехнулся, а я спросил:
   - А это-то зачем?
   - Не будь наивным, - ответил вместо него Танкред, -  Элементарная  магия.
Ученые древнего Вавилона всегда опечатывали  двери  человеческими  волосами,
правда, Карстен?  И  что  вам,  в  конце  концов,  не  нравится?  Мы  сможем
проверить, не удрал ли наш ученый  друг  со  своего  поста.  А  если  кто-то
Проникнет к нему через дверь, наша печать это покажет. Отличная идея.
   Короче, мы проводили Карстена наверх. Его так  разбирал  сон,  что  он  с
трудом разделся и рухнул в постель, как подкошенный, и  когда  мы  закончили
"опечатывать" дверь, из комнаты уже доносился громовой храп.
   * * *
   Той ночью меня опять мучил кошмарный сон. Сначала все было прекрасно, мне
снилось, что мы с Моникой снова одни на острове. Была ночь, на  море  полный
штиль,  вода  серебрилась  и  мерцала  в  ясном  лунном  свете.  Мы  сидели,
обнявшись, и шептали друг  другу  разные  слова.  Я  увидел  у  нее  на  шее
маленький золотой медальон на цепочке. Я открыл медальон, надеясь найти  там
свой портрет, но там почему-то было изображение вставшей на дыбы  лошади.  Я
спросил:
   - Почему у тебя в медальоне лошадь? В глазах у нее появился испуг.
   - Лошадь? - недоуменно  прошептала  Моника.  И  вдруг  раздалось  громкое
ржание, очень громкое, заполнившее собой  все  ночное  пространство.  Моника
тоже ужасно закричала. - Пауль! Смотри!  Как  это?!  Она  вцепилась  в  меня
обеими руками и кричала во весь голос. Я обернулся и увидел за своей  спиной
Пале.
   Его лицо в лунном свете блестело, как металлическое.
   - Я не помешал? - спросил он мягко, но голос его раздавался гулко, словно
в пещере. - Вы слышали лошадь? Необыкновенное  нервное  животное.  Взгляните
вон туда!
   - И он указал на море. Там по яркой морской глади  прямо  на  наш  остров
несло лошадиный труп. Морда коня с разинутой пастью торчала кверху,  оскалив
огромные зубы - отвратительное, ужасное зрелище!
   - Вам не кажется, что они как-то связаны  с  самим  сатаной?  -  гулко  и
страшно звучал голос Пале. - Почему в народных повериях у черта  обязательно
есть лошадиные копыта?..
   Я проснулся. Зажег  спичку  и  взглянул  на  часы:  половина  второго.  Я
попытался успокоиться и повернулся на другой бок. Но нет! Этот абсурдный сон
вспоминался во всех деталях. Тогда я попробовал сосредоточиться и  объяснить
себе, что это было. Ясно, мне  приснились  обрывки  того,  что  случилось  в
реальности за этот день, грубая  мешанина  кадров  из  кинопленки,  безумный
монтаж  эпизодов,  вырванных  из  естественного  контекста  и  приправленных
собственной фантазией. Кстати, я вспомнил: у Моники в самом деле был золотой
медальон, маленький медальон на цепочке. Кажется, я целовал его -  мои  губы
запомнили его лучше, чем глаза. Ну, и что, это значит?
   Беспокойство не покидало меня.  Я  дышал  тяжело  и  неровно.  Окно  было
распахнуто, и в комнате, в общем-то, хватало воздуха. Но спать решительно не
хотелось. Я встал, накинул халат, подошел  к  окну.  Была  тихая,  звездна",
очень спокойная и красивая ночь, кусты крыжовника под окном слегка  шуршали,
покачиваясь, как пожилые сплетницы.
   И тут -  как  продолжение  сна  -  послышалось  конское  ржание:  резкий,
звонкий, тревожный звук. "Вот, чертова скотина!"  -  мысленно  выругался  я.
Конюшня была видна из моего окна, я хорошо видел ее дверь и стену с  окошком
- там не было ни души. Может, старой лошадке тоже снятся кошмары? Во  всяком
случае, я подумал, что весь мой сон мог накрутиться на этот  реальный  звук.
Успокоенный, я вернулся в постель. Потом я  уснул  и  проспал  до  утра  без
всяких сновидений.
   Утром, когда я еще брился, вошел Танкред.
   - Пойдем взглянуть, как там наш  вавилонский  мудрец?  -  спросил  он.  Я
ополоснул лицо и отправился вместе с ним по коридору.
   Перед дверью  в  желтую  комнату  мы  остановились.  Танкред  внимательно
осмотрел три волоска.
   - Магическая печать в порядке, - констатировал он. -  Стало  быть,  ночью
дверь не открывали. Эй, Карстен! Ты там живой?
   Нам никто не ответил. Сердце мое от ужаса дернулось и заколотилось  прямо
в ушах: неужели Танкред нажал на ручку. Мы вошли.
   Йерн неподвижно лежал на спине, глаза его  были  закрыты,  Я  бросился  к
кровати и схватил его за плечо, он что-то буркнул, повернул голову  -  Слава
Богу! Мои ужасные подозрения не оправдались! Я слегка потряс его.
   Он приоткрыл глаза.
   - А, это вы!.. - проворчал он, с трудом шевеля языком. - Уже  утро?..  Вы
что?..
   Ни Танкред, ни я не ответили. Остолбенев, мы стояли рядом с кроватью,  не
отрывая изумленных глаз от пола. Потом я услышал, как Танкред произнес:
   - Ты все проспал, соня! Ты упустил главное событие в твоей жизни!  Протри
глаза и смотри, бестолочь!
   Йерн  уселся  и  посмотрел  на  пол.  "Он  не  мог  сдержать  изумленного
возгласа!" - как выразился бы сам Карстен Йерн, описывая эту сцену  в  своем
романе.
   На полу, вокруг кровати ясно виднелась цепочка следов, грязных следов  от
довольно больших подошв.
   Несколько раз огибали они начерченный красным пентакль и вели к окну. А у
окна стояли в полуметре друг  от  друга  тяжелые  сапоги  капитана  Корпа  -
носками к стене, будто там, у окна, широко расставив ноги,  стоял  невидимый
старый пират и смотрел на море.
   Танкред подошел к окну, внимательно осмотрел сапоги, сравнил  их  подошвы
со следами по полу. Разумеется, они в точности совпадали. Потом он  потрогал
пальцем кожу и лизнул свой палец.
   - Они совсем мокрые! - сообщил он. -  И  соленые.  Кажется,  эти  сапожки
самостоятельно прогулялись, хлебнули  морской  воды,  а  потом  вернулись  и
топали тут, вокруг тебя...
   - Однако обратите  внимание:  ни  одного  отпечатка  внутри  пентакля?  -
радостно провозгласил Карстен. - Он бродил вокруг, но не смог  войти  внутрь
пентакля. Он не смог пройти сквозь магическую стену! Вот  что  такое  старые
добрые заклинания! Эх, если бы вы что-нибудь понимали. Ах, я болван! Как  же
я мог проспать?! Нет, это непостижимо... Такое бывает раз в жизни  -  и  все
проспал!
   Мы подождали, пока он  оделся,  и  позвали  остальных.  В  очередной  раз
придирчиво осмотрели всю комнату, и снова безрезультатно. Арне потащил  меня
в соседнюю коморку:
   - Как ты думаешь, - спросил он тихо, - Йерн не мог  сам  это  подстроить?
Чтобы продемонстрировать нам  свои  "старые  добрые  заклинания"  в  деле?..
Своего рода - ложь во спасение?..
   - А как он мог это сделать? Наша "печать"  на  двери  была  в  целости  и
сохранности, я гарантирую. Окно тоже было закрыто...
   - Я как раз про окно и подумал. Если он вылез в окно  с  этими  сапогами,
окунул их там в море и забрался обратно? Закрыл за собой окно... Не  забудь,
он все-таки писатель! Голова у него работает...
   - Если бы он был акробатом, а не писателем! От окна до земли чуть  ли  не
шесть метров! Он что, умеет ходить по вертикальной стене?
   - А по канату?
   - Он что, - скалолаз? И где он, по-твоему, спрятал свои  канаты,  крючья,
что там еще? Арне вздохнул:
   -  Ну,  не  знаю...  Придется  мне  капитулировать.  Вступаю  в  Общество
парапсихологов. Завтра поеду и вступлю.
   За завтраком разгорелся жаркий спор, в котором, к сожалению, не  родилось
истины.  Танкред  и  Эбба  безуспешно  пытались  пробиться  сквозь  частокол
вопросов, их "кто, что, как и почему" повисали  в  воздухе.  Йерн  погряз  в
унылых  самобичеваниях  и  недоумении  по   поводу   своей   непростительной
сонливости, а я  от  души  обрадовался,  когда  Арне  сумел  положить  конец
переливанию из пустого в порожнее, предложив пойти купаться. Погода  с  утра
была превосходная, и морские ванны,  бесспорно,  пошли  бы  нам  на  пользу.
Предложение было встречено общими рукоплесканиями.
   Мы улеглись на согретое солнцем скальное плато и расслабились. В ласковом
лазурном  море  даже  рифы  не  производили  впечатления  чего-то  опасного,
угрожающего, они  сверкали  в  воде  как  косяк  селедок.  Природа  казалась
довольной и благостной,  словно  Господь  Бог  в  день  седьмой.  Прелестные
маленькие волны ласково лизали берег. Ночь  хитра  и  обманчива,  подумалось
мне, день - открыт, он правдив и искренен. Все эти ночные страхи  -  обычная
человеческая глупость, честное слово: глупо бояться природы,  нашей  доброй,
снисходительной матери... Нет, подставим-ка лучше живот теплому солнышку...
   - Сюда кто-то идет! - сказала Эбба.
   Я поднял голову. В самом деле, по скалистому берегу  широким  решительным
шагом шел человек. Без сомнения, он двигался к нам.
   Он был одет в черное, как на похоронах. На голове у него была широкополая
плоская шляпа, тоже черная - такие шляпы в восьмидесятых годах прошлого века
носили художники. На запястьях виднелись длинные  твердые  манжеты,  которые
ему  приходилось   периодически   поправлять,   что   придавало   комическую
неправильность  его  энергичному  маршу.  Когда  он  приблизился,   я   смог
разглядеть  его  лицо:  очень   узкое,   заканчивающееся   длинным,   острым
подбородком, с близко посаженными темными глазками под насупленными бровями.
Нос незнакомца торчал, словно птичий клюв - тоже острый и длинный, а бледные
узкие губы то казались прямым  карандашным  штрихом,  а  то  превращались  в
сморщенный забавный кружочек,  словно  край  воздушного  шарика,  схваченной
крепкой ниткой.
   - Что это за пугало? - хихикнула Эбба.
   - Местный Савонарола, спаситель Хайландета, - проговорил Арне,  поправляя
темные очки. - Пастор Флателанд. Ну, сейчас он задаст нам перцу!
   Пастор взобрался к нам на плато и выпрямился. Его тень накрыла лицо  Арне
и длинные ноги Танкреда.
   - Я слышал, что вы отказались вернуть  имение  за  ту  же  сумму  Эйвинду
Доруму? - заявил он, не здороваясь.
   Пастор явно старался говорить литературным норвежским языком, но  местный
выговор все же давал себя знать.
   - Совершенно верно,  -  сказал  Арне.  -  Состоявшаяся  сделка  не  имеет
обратной силы - золотое правило бизнеса.
   - Но я настоятельно...  прошу  вас  в  данном  случае  нарушить  правило.
Обращаясь к вам, я действую от лица... да, от лица всего населения.
   - Весьма сожалею, но вынужден вам отказать.
   - Вы по-прежнему уп