тарых  легенд.  Будем  надеяться,  что  он  скоро
выдохнется!
   - Я не имею понятия, о чем они говорят между собой,  -  снова  заговорила
Лиззи, но теперь чуть спокойнее. - Я никогда не слушаю, и  потом,  они  ведь
закрывают дверь. Они там сидят очень подолгу. А вы знаете, я ведь ни разу не
слышала чтобы он что-то сказал! Пока я не уйду  из  комнаты,  он  вообще  не
раскрывает рта. Ах, нет, однажды  я  все-таки  слышала  его  голос  -  через
стену... В самый первый раз, когда он к нам явился...
   - А что он сказал? - спросили одновременно мы с Моникой.
   - Какой-то пустяк... Но я почему-то ужасно перепугалась! Он  сказал...  Я
услышала только обрывок фразы: "СОЙТИ НА БЕРЕГ"...  У  него  такой  хриплый,
пришептывающий голос. Мне почему-то стало так плохо, так тяжело, что я  ушла
из столовой, заперлась у себя в комнате и легла. Я решила, что  я  заболела.
Представляете, такая глупость! И вот он приходит - два раза в  педелю,  -  и
каждый раз, каждый раз мне так плохо...
   - Лиззи, скажи нам, а как у тебя сейчас с мужем? - ласково спросил  Йерн,
обняв ее за плечи. - Между вами все хорошо?
   - Все хорошо, все просто прекрасно! - сказала она и  выпрямилась,  теперь
она говорила, как примерная ученица. - Благодаря моему мужу,  благодаря  его
помощи я стала самостоятельным человеком. Я... Но мне кажется,  он  от  меня
что-то скрывает. Это трудно объяснить,  наверное,  он  считает,  что  я  еще
слишком молода, чтобы понять его мысли... Но мне неприятно знать, что он мне
не доверяет. Он что-то от меня прячет...
   Лиззи опустошила бокал. Мое любопытство  было  крайне  возбуждено,  но  я
колебался: удобно ли  ее  расспрашивать?  Танкред  тоже  молчал,  он  глядел
заинтересованно и явно ждал продолжения. И Лиззи стала рассказывать:
   - У нас в доме, наверху, есть небольшая комната, в которую я ни  разу  не
входила. Муж сказал, что там совершенно прогнили половицы, можно ступить  на
гнилую доску, и все обрушится. В общем, он запретил  мне  туда  входить.  Но
странно, что сам он туда ходит и, главное,  всегда  запирает  дверь.  А  мне
почему-то нельзя туда даже  заглянуть.  Я  его  очень  уважаю,  я  прекрасно
понимаю: кто он - и кто я... И я стесняюсь его  расспрашивать.  Он  говорит:
"Из всех женских пороков самый невыносимый -  это  любопытство"...  Карстен,
можно мне еще немножко вина?
   Карстен наполнил ее бокал, она сделала еще  глоток,  и  мне  бросилось  в
глаза, какие у нее тонкие, худые и бледные руки. Если бы я был художником, я
бы взял эти руки как образ  человеческой  слабости.  Исполненный  жалости  и
сочувствия, я отвел глаза. Она продолжала:
   - Дело в том, что он ходит туда ночью. И этого  я  тоже  не  понимаю,  но
боюсь спрашивать... Я как-то не спала -  я  вообще  очень  плохо  сплю  -  и
впервые услышала... У нас спальни рядом, и я услышала, что  муж  поднялся  и
куда-то пошел. Ключи звякали. Было  около  двух  часов.  Муж  пошел  наверх,
открывал дверь ключом, значит:  это  была  именно  та  дверь.  Остальные  не
заперты... И потом очень долго было тихо. Я лежала и думала: может,  ему  не
спится и он решил поработать, почитать, просто подумать в тишине? Но  почему
не в кабинете? Ну, пусть - просто так,  ничего...  В  кабинете  он  работает
днем, а сейчас ему захотелось побыть  именно  там.  Мне  совсем  расхотелось
спать, я ждала очень долго, часов в  пять  я  уснула.  Утром  я  хотела  его
спросить, но подумала: как-то неловко... Не дай Бог, он решит,  будто  я  за
ним шпионила. Он такой внимательный, заботливый -  а  я  отвечу  ему  черной
неблагодарностью? Пусть поступает, как считает нужным, а я не должна  совать
нос, как... Но мне  все  равно  очень  больно  и  обидно.  Тем  более,  что,
оказывается, он довольно часто там сидит по ночам. И ни разу мне  ни  словом
не обмолвился - а меня это просто терзает...
   Лиззи сделала еще глоток. Она раскраснелась  и  замечательно  похорошела.
Видно, ей было полезно поделиться своей тайной заботой. Она  вздохнула  и  с
улыбкой произнесла:
   - Какая же я эгоистка! Простите меня, пожалуйста... Все мои  проблемы  не
стоят выеденного яйца, и вообще,  я  так  разоткровенничалась...  Это  очень
нехорошо с моей стороны. Карстен, я кажется опьянела!..
   * * *
   Через час мы собрались уходить, а Лиззи осталась. Карстен был трогательно
нежен и, думаю, ей хотелось поговорить с ним наедине.
   - Кажется, наш писатель весьма заинтересован рассказами милой малютки,  -
снисходительно улыбаясь, заметил Танкред по дороге домой. - По-видимому,  он
надеется на интересный материал. Этот Пале, должно  быть,  и  впрямь  редкий
зверь. На месте Йерна я назвал бы рассказ "Тайна старого чердака".
   Эбба взглянула на Монику, и обе женщины расхохотались.
   - Танкред! - воскликнула  Эбба.  -  Какой  же  ты  все-таки  милый!  Нет,
дорогой, новое произведение нашего писателя будет называться "Треугольник" I
   А Моника добавила:
   - И это будет не рассказ, а роман!
   Надо признать, для меня  это  дамское  наблюдение  оказалось  не  меньшей
неожиданностью, чем для Танкреда. Мы переглянулись, пожали  плечами  и,  как
мне кажется, подумали об  одном  и  том  же:  "Ах,  эти  женщины!  Вечно  им
мерещится любовь..." Через некоторое время Танкред сказал:
   - Наверное, я плохой психолог, но не в том суть... По правде говоря,  мне
бы очень хотелось познакомиться с господином  Пале.  Его  ночные  бдения  на
чердаке выглядят весьма интригующе.
   - Возможно, он предается там юношескому  пороку,  -  проговорила  Эбба  с
серьезным видом.
   - Да! И держит там самую большую порнографическую библиотеку Норвегии!  -
весело поддержала Моника, - Я же говорю: он противный!
   Танкред сорвал травинку и, пожевав ее, выбросил:
   - Нет, этот таинственный иностранец меня определенно интересует. Бог  его
знает, не связан ли он каким-то образом с тем, что происходит  в  "пиратском
гнезде"? Арне купил дом в феврале, а Пале появился весной... Да,  непременно
нужно  как-то  проникнуть  на  этот  чердачок.  Непременно!  Но   как?   Вот
премудрость, которая не снилась гамлетовским мудрецам...
   * * *
   Вечером мы все собрались в гостиной. Йерн пришел к нам,  отвечая  визитом
на визит, и Арне возвратился из Лиллезунда. После ужина мы решили сыграть  в
карты. Остановились на покере. Хозяин дома принес  виски  и  содовую,  и  мы
углубились в благородную азартную игру.
   О лимите не договаривались, но поначалу  ставки  были  маленькие,  и  все
играли осторожно. Потом Арне попытался  пару  раз  вздуть  ставки,  но,  как
выяснилось, он блефовал. Выигрывал Йерн, он сгребал свои выигрыши  с  важной
ухмылкой всезнайки.
   Арне продолжал проигрывать. Ему постоянно не везло, но он не бросал игры.
И блефовал все грубее и заметнее. "Забавно, - подумалось мне, - как он  слаб
в покере. Я бы скорее предположил обратное..."
   Снова сдали карты. На этот раз у меня было два  короля.  Я  прикупил  три
карты и получил еще короля.
   - Сколько тебе карт, Арне?
   - Ни одной.
   Арне глядел на нас сфинксом. Боже, неужели он думает нас убедить, будто у
него эдак сразу "стрит" или "флеш"? Знаем мы эти штучки! Я сказал, что готов
открыть карты, предложив десять крон. Эта партия должна была стать моей.
   - Ставлю на пятьдесят больше, - твердо сказал Арне и подвинул через  стол
кучу жетонов. Остальные спасовали.
   - Ты у нас человек богатый,  -  сказал  я.  -  Что  тебе  стоит  потерять
пару-другую зелененьких... Еще пятьдесят, господин директор!
   - И еще сто.
   Его ответ последовал незамедлительно. Кучка жетонов на столе превратилась
в пирамиду Хеопса.
   - Я хочу посмотреть! - категорически потребовал я. - Я абсолютно  уверен:
двух "двоек" у тебя нет! Если опять блефуешь, я тебя заранее прощаю.  Можешь
тогда не "вскрываться". Капитулируй, мой дорогой, и  получишь  пять  крон  в
утешение!
   Исполненным достоинства жестом Арне выложил на  стол  четыре  карты.  Это
были валет, девятка, восьмерка и семерка бубен.
   - Удвоим? - спросил он.
   Я посмотрел ему в глаза. По-моему, он судорожно пытался сохранить хорошую
мину, как неуклюжий "медвежатник"  пытается  изображать  элегантного  Арсена
Люпена, когда его застукали перед  вскрытым  сейфом.  Подобные  предложения,
кстати, почти всегда свидетельствуют о слабости игрока.
   - Удвоим! - заявил я. - Ну, Арне, теперь держись! Выкладывай последнюю. У
меня три короля.
   С широчайшей ласковой улыбкой он выложил на стол десятку треф.
   Да!  Это  был  блистательный  разгром!  Мастерски  проведенный   удар   -
психологически подготовленный и подогретый целой серией  обманных  маневров.
Директор компании "Мексикан Ойл лимитед", без сомнения, умел играть в покер.
А мне, дураку, надо  впредь  серьезнее  относиться  к  безобидной  игре  для
малолеток. За несколько минут я проиграл сумму, которую  средний  норвежский
служащий получает за два месяца работы.
   Арне собрал карты.
   - Ну что ж, - сказал он, - а теперь предлагаю новую игру! Новую  азартную
игру! И ставкой будут не деньги, а... нервы!
   - Арне, это нечестно! - возразил я. - Ты меня разорил и отказываешь мне в
реванше...
   - Насчет своих финансов можешь не волноваться! - Арне взял новую  бутылку
виски, налил всем и сделал большой,  полновесный  глоток,  -  Твой  проигрыш
будем считать скромным авансом, а остальное за мной, в день получки...  Нет,
сейчас мы с вами сыграем  в  другую  игру.  Только  вот  нашим  дамам  я,  к
сожалению, вынужден заявить: на сей раз мы играем без вас.  Я  не  противник
эмансипации, как вы знаете, но есть еще на нашей старушке-Земле белые пятна,
есть еще заповедные уголки, где мужчины остаются  мужчинами  и  где  ценится
воинская доблесть!.. Пью за Джека Лондона!
   Он выражался высокопарно - верный знак того, что алкоголь прибрал  его  к
рукам. В подобном шекспировском настроении он обычно приступал к сценическим
эффектам. Я насторожился. Выдерживая актерскую паузу, Арне встал и подошел к
камину; камин, кстати, был  облицован  чудесными  голландскими  изразцами  с
изображением маленьких ветряных мельниц.
   - Ну, скажи толком, что за игра? - не вытерпела Эбба. - И почему это нам,
девочкам, нельзя в нее играть?
   Арне повернулся к нам лицом, теперь он оперся спиной о каминную  полку  и
засунул руки в карманы:
   - Вам, девочкам, нельзя потому, что это опасно. Тут надо  иметь  стальные
мускулы и железные нервы... Нас  четверо  здоровых  мужиков,  наши  нервы  и
мускулы, по-моему, в полном  порядке.  И  вот,  я  предлагаю:  пусть  каждый
получит свой шанс разобраться, что же происходит в этом доме. Нам  известно,
что призрак предпочитает желтую комнату. Предлагаю: пусть каждый проведет  в
этой комнате одну ночь. Поодиночке.
   - Зачем поодиночке? - воскликнул я. - Можно устроиться там  всем  вместе!
Это же было бы...
   - Безопаснее, да? Разумеется, друг мой Пауль, разумеется. Однако вряд  ли
мы тогда что-нибудь увидим. Насколько я знаю, привидения  не  любят  больших
сборищ. Они боятся, что кто-то, смеху ради,  пощупает  саван  или  сунет  им
палец в глаз, да мало ли что? Короче, я считаю: лишь действуя поодиночке, мы
действительно имеем шанс схватить врага за хвост.  Ну  и  к  тому  же  чисто
спортивный интерес. Я ведь сказал: предлагаю игру, состязание нервов!
   - По-моему, идея превосходная! - поддержал его Йерн. - Пора уже подойти к
делу серьезно. И вам, материалистам, пора бы сокрушить  ваши  железобетонные
устои.
   - Ты полагаешь, Арне, мы должны вступить в схватку с пиратским  капитаном
безоружными? - спросил Танкред. - Вооружив, так сказать,  сердце  мужеством?
Или ты намерен экипировать нас святым распятием?
   - Нет, я думаю, небольшой  "браунинг"  окажется  уместнее.  У  меня  есть
пистолет. Можно его положить на тумбочку или под подушку. Годится? Ну,  что,
играем? Тогда, господа, предлагаю определить очередность.
   Но тут запротестовала Эбба:
   - Нет, я совершенно не  понимаю,  почему  вы  тогда  исключаете  меня?  Я
стреляю не хуже вас, у меня призы по стрельбе из пистолета, и уж  во  всяком
случае я не боюсь никаких пиратов! Я категорически настаиваю...
   - А я категорически запрещаю, - прервал ее Арне. Он снова уселся за  стол
и стасовал карты. - Это будет чисто мужская игра.
   Он разложил карты веером и сказал:
   - Будем тащить по одной. Самые сильные - пики, потом пойдут бубны,  черви
и соответственно... Кто вытащит самую слабую карту, ночует  сегодня.  И  так
далее. Пауль, начинай!
   Видно, я был здорово  навеселе:  затея  показалась  мне  очень  забавной.
Просто уму непостижимо, как можно расхрабриться в подпитии. Самый  трусливый
червяк после  тройного  виски  становится  Цезарем  и  готов  перейти  любой
Рубикон.
   И все же я  ощутил  несомненную  радость,  удостоверившись,  что  вытащил
короля пик. Арне перевернул карту. Это была двойка треф.
   - Ну, ниже некуда! - вздохнул он. - Стало  быть,  право  первой  ночи  за
мной.
   Йерну досталась четверка бубен, а Танкреду - валет той же масти,  и  Арне
подытожил результат:
   - Иными словами, я справляю новоселье  сегодня,  Йерн  ставит  оккультные
эксперименты завтра, Каппелен-Йенсен послезавтра изучает  оставленные  всеми
нами следы, а Рикерт завершает экспедицию.  Таким  образом,  Пауль,  завещаю
тебе устроить нам пышные похороны, если каждый из нас, в свою очередь, будет
найден в постели испустившим дух от страха.
   После продолжительного молчания - а она промолчала  почти  весь  вечер  -
вдруг вмешалась Моника, и голос ее прозвучал встревоженно и трезво:
   -  Ваша  затея  мне  совершенно  не  нравится.  Эти  детские  игры  могут
закончиться весьма плачевно.  Никто  не  поручится.  -  Значит,  два  голоса
"против" и четыре - "за"! - перебил ее Арне. Наш план принят, господа.
   Танкред его поддержал:
   - Я полностью солидарен с нашим гостеприимным хозяином.  У  нас,  как  во
всех европейских парламентах, голоса оппозиции в расчет не принимаются.  Нас
ждет увлекательная игра и я надеюсь,  за  эти  четыре  ночи  мы  значительно
продвинемся к разрешению задачи.
   - Вы продвинетесь, - кивнул Йерн, - и к решению задачи, и к  сумасшедшему
дому.
   Глава седьмая. ДРУГАЯ ИГРА - ПОД ДОЖДЕМ
   На другое утро, когда я примерно в половине десятого  спустился  вниз,  в
гостиной царила милая атмосфера подготовки к завтраку. Эбба  и  Моника,  обе
хорошенькие и деловитые, накрывали  на  стол,  утренние  лучи  августовского
солнца ласкали ломти холодной телятины, скользили по масляным спинкам сардин
и зажигали золотистые огоньки в вазочке с  абрикосовым  конфитюром.  Танкред
устроился в кресле у камина со старым номером какой-то американской газеты в
руках.
   - Бог в помощь! - произнес я. - Как я вижу, наш хозяин еще  не  появился.
Кто-нибудь скажет мне: он еще жив?
   - О да, дорогой, - ответила Эбба. - Я собственными ушами слышала, как  он
возится в своей комнате ужасов. Он там заперся. Я постучала,  спросила,  как
дела? Он сказал, скоро придет.  Значит,  он  жив.  Правда,  голосок  у  него
немножко сиплый.
   - Пить надо  меньше,  -  проговорила  Моника,  -  и  курить  тоже.  И  не
выдумывать всякой ерунды. А  вообще,  он  у  нас  очень  заботится  о  своей
внешности, не меньше парижских кокоток. И ни за что не покажется  на  людях,
пока его физиономия не обработана лавандой... А вот и он!
   Дверь распахнулась и появился Арне. Надо  сказать,  он  выглядел  ужасно:
глаза ввалились, в лице ни кровинки - куда подевался вчерашний загар? И весь
он был какой-то деревянный.
   Я спросил:
   - Ну, как ты? Что-нибудь случилось? Или ты нездоров?
   Он покачал головой:
   - Да нет, ничего особенного. Просто всю ночь не мог  заснуть.  Совершенно
нечего рассказывать. Я голодный как волк. Давайте завтракать.
   За столом все молчали. Арне сидел мрачный, с  непроницаемым  и  застывшим
лицом. Он двигался машинально и глядел прямо перед собой,  постукивая  ножом
по яичной скорлупе, угодил пару раз по  подставке,  но,  кажется,  этого  не
заметил. Я старался на него не смотреть. Молчание становилось тягостным.
   К счастью, его нарушил Танкред:
   - Иными словами, первая ночь не  принесла  ничего,  кроме  разочарований.
Никаких явлений, никаких звуков? Я уж не говорю о том, что никаких  сенсаций
для газет?
   - Ничего подобного. Ничем не могу тебя  порадовать.  Абсолютно  спокойная
ночь.  Все  Тихо,  как  в  могиле.  Пожалуй,  ты   знаешь,   именно   тишина
раздражает... Кажется, ты оглох... И потом, очень было душно -  наверное,  к
дождю.*
   По-моему, Арне вовсе не так уж хотелось есть: он одолел яйцо, вяло сжевал
два маленьких бутерброда и, не допив кофе, вытер салфеткой рот.
   - Я прошу прощения, - произнес  он,  -  мне  придется  снова  съездить  в
Лиллезунд. Надо связаться с архитектором и подрядчиком... Дела!  Я  понимаю,
хороший хозяин не должен бросать гостей на произвол судьбы, но  -  увы!  Так
что развлекайтесь пока самостоятельно. До скорого!
   Эбба с Моникой отправились после завтрака  погулять,  а  мы  с  Танкредом
уселись перед домом на солнышке  покурить.  Он  снова  раскрыл  американскую
газету.
   - Что ты там раскопал? - поинтересовался я:
   - Очень любопытная газетенка. Датирована двадцать девятым марта.  Видимо,
Арне прихватил ее с  собой  из  Осло  еще  тогда.  Очень  и  очень  занятная
газета... На, посмотри.
   Сперва я не понял, что  уж  там  такого  любопытного.  На  первой  полосе
громоздились крикливые американские заголовки про убийцу  из  Оклахомы,  про
нацистских бандитов в Германии, про последние заявления  генерала  Франко  и
про то, что президент Карденас заморозил иностранные нефтяные  инвестиции  в
своей стране.
   - Ну, и что? - спросил  я.  -  Все  как  обычно.  Не  понимаю,  что  тебя
заинтересовало?
   - Посмотри четвертую страницу,  внизу.  Я  открыл  четвертую  страницу  и
обнаружил большую заметку под следующим заголовком:

   "КРУПНЕЙШИЙ НОРВЕЖСКИЙ БИЗНЕСМЕН КУПИЛ ДОМ С ПРИВИДЕНИЯМИ!"

   Давалась весьма лестная характеристика Арне и  его  положения  в  деловых
кругах, далее шла  краткая  версия  легенды  о  старом  пирате  и,  наконец,
описание планов Краг-Андерсена о переустройстве "пиратского гнезда" с  целью
его превращения в фешенебельный морской курорт для избранных.
   - Фантастика! - вырвалось  у  меня.  -  Черт  побери!  Но  каким  образом
маленькая деревенская новость вдруг попадает в крупную американскую газету?
   - Чудачок! Такими вот "сенсациями" питаются газеты всего мира. И не  надо
забывать, что наш Арне и впрямь "крупнейший норвежский  бизнесмен".  У  него
есть хорошие связи во всех больших странах, и, разумеется, у него есть  свои
связи и в прессе.
   - Но к чему такая спешка? Ведь еще ничего не готово...
   - Ах, мой милый! Видно, ты недооцениваешь страсть нашего друга  к  славе.
Положение обязывает... Да и  по  сути  это,  наверное,  прелюдия  к  будущей
крупной рекламной кампании. Но сейчас меня особенно интересует одна  вещь...
А вот и наши дамы! Мне нужно на почтамт. Эбба, пойдешь со мной?
   - Постой; ты же хотел что-то  сказать!  Они  уходили,  а  я  оставался  в
недоумении.
   - После, Пауль, чуть позже! Мне нужно позвонить в Осло.
   Моника подошла ко мне. На ней  было  белоснежное  платье.  Впервые  после
приезда на Хайландет мы с ней оказались вдвоем.
   - Ну, что мы будем делать? - спросила она, улыбаясь, -  Давай  покатаемся
на лодке.
   - Погода, по-моему, портится, - возразил я. - Взгляни-ка вон туда...
   На горизонте над морем появились темные мохнатые тучи.
   - Ну и что? Боишься промокнуть? -  в  ее  словах  мне  послышался  вызов,
который чуть вспыхнул и  снова  погас,  потому  что  она  попросила:  -  Ну,
пожалуйста, Пауль, поедем! Мне очень хочется!
   Мы спустились вниз к сходням, взяли старую моторку и отчалили. Я сидел  у
руля, а Моника, свесившись через борт лодки, опустила руку в зеленую воду. В
этом белом наряде, с опущенной рукой, она походила на большого,  прекрасного
лебедя из  сказки  Андерсена.  Ветер  играл  ее  мягкими  светло-каштанов