Страницы: - 
1  - 
2  - 
3  - 
4  - 
5  - 
6  - 
7  - 
8  - 
9  - 
10  - 
11  - 
12  - 
13  - 
14  - 
15  - 
16  - 
17  - 
18  - 
19  - 
20  - 
21  - 
22  - 
23  - 
24  - 
25  - 
26  - 
27  - 
28  - 
29  - 
30  - 
31  - 
32  - 
33  - 
34  - 
35  - 
36  - 
37  - 
38  - 
39  - 
40  - 
41  - 
42  - 
43  - 
44  - 
45  - 
46  - 
47  - 
48  - 
49  - 
50  - 
51  - 
52  - 
53  - 
54  - 
55  - 
56  - 
57  - 
58  - 
59  - 
60  - 
61  - 
62  - 
ло ожидать.  Вероятно,
заблокированы все мосты, ведущие с 24-долларового острова. Можно съехать
с моста, но ведь со мной чудесная  Элизабет  Чалмерс. Все. Стоп, машина.
Сдавайся.
   - Kamerad,- произношу я и спрашиваю:- Кто вы? Ку-клукс-клан?
   Он пристально смотрит на меня, наконец, открывает рот:
   - Специальный агент Кримс из ФБР,- и показывает значок.
   Я ликую и радостно его обнимаю. Он вырывается и  спрашивает, в  своем
ли я уме. Мне все равно. Я целую Лиззи Чалмерс, и ее раскрытый  рот  под
моим шепчет:
    - Ни в чем не признавайся. Я вызову адвоката.
    Залитый светом кабинет на Фоли-сквер. Так же расставлены  стулья, так
же стоит стол. Мне часто доводилось  проходить  через  это.  Напротив  -
незапоминающийся человек с блеклыми глазами  из  утренней  подземки. Его
имя - С. И. Долан.
   Мы обмениваемся взглядами. Его говорит: я блефовал  сегодня.  Мой:  я
тоже. Мы уважаем друг друга. И начинается допрос с пристрастием.
    - Вас зовут Абрахам Мейсон Сторм?
    - По прозвищу Бейз.
    - Родились 25 декабря?
    - Рождественский ребенок.
    - 1929 года?
    - Дитя депрессии.
    - Я вижу, вам весело.
    - Юмор висельника, С. И. Долан. Отчаяние. Я знаю, что вы никогда ни в
чем не сможете меня обвинить, и оттого в отчаянии.
    - Очень смешно.
    - Очень грустно. Я хочу быть осужденным... Но это безнадежно.
    - Родной город Сан-Франциско?
    - Да.
    - Два года в Беркли. Четыре во флоте. Кончили Беркли, по статистике.
    - Стопроцентный американский парень.
    - Нынешнее занятие - финансист?
    - Да.
    - Конторы в Нью-Йорке, Риме, Париже, Лондоне?
    - И в Рио.
    - Имущества в акциях на три миллиона долларов?
    - Нет, нет, нет! - Яростно.- Три миллиона триста тридцать три  тысячи
триста тридцать три доллара тридцать три цента.
    - Три миллиона долларов,- настаивал Долан.- В круглых числах.
    - Круглых чисел нет, есть только формы.
    - Сторм, чего вы добиваетесь?
    - Осудите меня! - взмолился я.- Я хочу попасть на электрический стул,
покончить со всем этим.
    - О чем вы говорите?
    - Спрашивайте, я отвечу.
    - Что вы передаете из своей квартиры?
    - Из какой именно? Я передаю изо всех.
    - Нью-йоркской. Мы не можем расшифровать.
    - Шифра нет, лишь набор случайностей.
    - Что?
    - Спокойствие, Долан.
    - Спокойствие!
    - Об этом же меня спрашивали в Женеве, Берлине,  Лондоне,  Рио.  Поз-
вольте мне объяснить.
   - Слушаю вас.
   Я глубоко вздохнул. Это всегда так трудно.  Приходится  обращаться  к
метафорам. Время три часа ночи. Боже, сохрани мне английский.
    - Вы любите танцевать?
    - Какого черта?!.
    - Будьте терпеливы, я объясню. Вы любите танцевать?
   - Да.
    - В чем удовольствие от танца? Мужчина и женщина вместе составляют...
ритм, образец, форму. Двигаясь, ведя, следуя. Так?
    - Ну?
    - А парады... Вам нравятся парады?  Масса  людей, взаимодействуя, со-
ставляют единое целое.
    - Погодите, Сторм...
    - Выслушайте меня, Долан.  Я чувствителен к формам... больше,  чем  к
танцам или парадам, гораздо больше. Я чувствителен  к  формам, порядкам,
ритмам Вселенной... всего ее спектра... к электромагнитным волнам, груп-
пировкам людей, актам враждебности и радушия, к ненависти и добру... И я
обязан компенсировать. Всегда.
    - Компенсировать?
    - Если ребенок падает и ушибается, его целует мать. Это  компенсация.
Негодяй избивает животное, вы бьете его. Да? Если нищий  клянчит  у  вас
слишком много, вы испытываете раздражение.  Тоже  компенсация.  Умножьте
это на бесконечность и получите меня. Я должен целовать  и  бить. Вынуж-
ден. Заставлен. Я не знаю, как назвать  это  принуждение.  Вот  говорят:
экстрасенсорное восприятие, пси. А как назвать экстраформенное  восприя-
тие? Пи?
    - Пик? Какой пик?
    - Шестнадцатая буква греческого алфавита, обозначает отношение  длины
окружности к ее диаметру. 3,141592... Число бесконечно... бесконечно му-
чение для меня...
    - О чем вы говорите, черт побери?!
    - Я говорю о формах, о порядке во Вселенной. Я вынужден  поддерживать
и восстанавливать его. Иногда что-то требует от меня прекрасных и благо-
родных поступков; иногда я вынужден творить безумства: бормотать нелепи-
цу, срываться сломя голову неизвестно  куда,  совершать  преступления...
Потому что формы, которые я воспринимаю, требуют регулирования, выравни-
вания.
    - Какие преступления?
    - Я могу признаться, но это бесполезно. Формы не дадут мне погибнуть.
Люди отказываются присягать. Факты  не  подтверждаются. Улики  исчезают.
Вред превращается в пользу.
    - Сторм, клянусь, вы не в своем уме.
    - Возможно, но вы не сумеете запрятать меня в сумасшедший дом. До вас
уже пытались. Я сам хотел покончить с собой. Не вышло.
   - Так что же насчет передач?
   - Эфир переполнен излучениями. К ним я тоже восприимчив. Но они слиш-
ком запутанны, их не упорядочить. Приходится нейтрализовывать. Я передаю
на всех частотах.
   - Вы считаете себя сверхчеловеком?
   - Нет, никогда. Просто я тот, кого повстречал Простак Симон.
   - Не стройте из себя шута.
   - Я не строю. Неужели вы не помните считалку: "Простак Симон  вошел в
вагон, нашел батон. Но тут повстречался  ему  Пирожник. "Отдай батон!" -
воскликнул он". Я не Пи-рожник. Я - Пи-человек.
   Долан усмехнулся.
   - Мое полное имя Симон Игнациус Долан.
   - Простите, я не знал.
   Он посмотрел на меня, тяжело вздохнул, отбросил в сторону мое досье и
рухнул в кресло. Это сбило форму, и мне пришлось пересесть. Долан скосил
на меня глаза.
   - Пи-человек,- объяснил я.
   - Ну, хорошо,- сказал он.- Не можем вас задерживать.
   - Все пытаются,- заметил я,- никто не может.
   - Кто "все"?
   - Контрразведки, убежденные, что  я  шпион;  полиция,  интересующаяся
моими связями с самыми подозрительными лицами; опальные политики  в  на-
дежде, что я финансирую революцию; фанатики, возомнившие, что я их бога-
тый мессия... Все выслеживают меня, желая использовать. Никому не удает-
ся. Я часть чего-то гораздо большего.
   - Между нами, что это были за преступления? Я набрал воздуха.
   - Вот почему я не могу иметь друзей. Или девушку.  Иногда где-то дела
идут так плохо, что мне приходится делать пугающие жертвы, чтобы восста-
новить положение. Например, уничтожить  существо,  которое  люблю.  Я...
имел собаку, Лабрадора, настоящего друга. Нет... не хочу вспоминать. Па-
рень, с которым мы вместе служили  во  флоте... Девушка, которая  любила
меня... А я... Нет, не могу. Я проклят!  Некоторые формы, которые я дол-
жен регулировать, принадлежат не нашему миру, не нашему  ритму... ничего
подобного на Земле вы не почувствуете. 29/51... 108/303... Вы  удивлены?
Вы не знаете, что это может быть мучительно? Отбейте темп в 7/5.
   - Я не разбираюсь в музыке.
   - И не надо. Попробуйте за один и тот же  промежуток  времени  отбить
правой рукой пять раз, а левой - семь. Тогда поймете  сложность  и  ужас
наплывающих на меня форм. Откуда? Я не знаю. Эта  непознанная  Вселенная
слишком велика для понимания. Но я должен следовать ритму ее форм, регу-
лировать его своими действиями, чувствами, помыслами, а какая-то
              чудовищная                             сила
              меня                           подталкивает
              вперед                                    и
              и                              выворачивает
              назад                     н а и з н а н к у...
   - Теперь другую,- твердо произнесла Элизабет.- Подними.
   Я на кровати. Половина (0,5) в пижаме; другая  половина (0,5) борется
с веснушчатой девушкой. Я поднимаю. Пижама на  мне, и  уже  моя  очередь
краснеть. Меня воспитали гордым.
   - Оm mani padme hum,- сказал я.- Что означает: о сокровище в  лотосе.
Имея в виду тебя. Что произошло?
   - Мистер Долан сказал, что ты свободен,- объяснила она.- Мистер Люнд-
грен помог внести тебя в квартиру. Сколько ему дать?
   - Cinque lire. No. Parla Italiana, gentile Signorina?[13]
   - Мистер Долан мне все рассказал. Это снова твои формы?
   - Si[14].
   Я кивнул и стал ждать. После остановок на греческом  и  португальском
английский, наконец, возвращается.
   - Какого черта ты не уберешься отсюда, пока цела, Лиззи Чалмерс?
   - Я люблю тебя,- сказала она.- Забирайся в постель... и оставь  место
для меня.
   - Нет.
   - Да. Женишься на мне позже.
   - Где серебряная коробка?
   - В мусоропроводе.
   - Ты знаешь, что в ней было?
   - Это чудовищно-то, что ты сделал!  Чудовищно! - Дерзкое личико иска-
жено ужасом. Она плачет.- Что с ней теперь?
   - Чеки каждый месяц идут на ее банковский счет в Швейцарию. Я не хочу
знать. Сколько может выдержать сердце?
   - Кажется, мне предстоит это выяснить. Она выключила свет. В  темноте
зашуршало платье. Никогда раньше не слышал я музыки существа,  раздеваю-
щегося для меня... Я сделал последнюю попытку спасти ее.
   - Я люблю тебя,- сказал я.- Ты понимаешь, что это значит. Когда ситу-
ация потребует жертвы, я могу обойтись с тобой даже еще более жестоко...
   - Нет. Ты никогда не любил.
   Она поцеловала меня.
   - Любовь сама диктует законы.
   Ее губы были сухими и потрескавшимися, кожа ледяной. Она  боялась, но
сердце билось горячо и сильно.
   - Ничто не в силах разлучить нас. Поверь мне.
   - Я больше не знаю, во что верить. Мы принадлежим  Вселенной, лежащей
за пределами познания. Что если она слишком велика для любви?
   - Хорошо,- прошептала Лиззи.- Не будем собаками на сене. Если  любовь
мала и должна кончиться, пускай кончается. Пускай  такие  безделицы, как
любовь, и честь, и благородство, и смех, кончаются... Если  есть  что-то
большее за ними...
   - Но что может быть больше? Что может быть за ними?
   - Если мы слишком малы, чтобы выжить, откуда нам знать?
   Она придвинулась ко мне, холодея всем телом.  И  мы  сжались  вместе,
грудь к груди, согревая друг друга своей любовью, испуганные  существа в
изумительном мире вне познания... страшном, но все же ожжж иддд аю щщщщщ
еммм...
Комментарии.
 [1] Отступить, чтобы прыгнуть дальше (фр.).
 [2] Алло. Да, это я - синьор Сторм (ит.).
 [3] Говорить по-итальянски (ит.).
 [4] Пять минут (ит.).
 [5] С незавершенным делом (лат.).
 [6] Ну вот (фр.).
 [7] Первоапрельская шутка (фр.).
 [8] Перевод В. Генкина.
 [9] Прошу меня извинить - Мой английский изменился. Вы говорите
     по-немецки? (нем.).
[10] Тогда я подожду (нем.).
[11] Будьте стойкими (фр.).
[12] Я здесь, я здесь и останусь (фр.).
[13] Пять лир. Нет. Вы говорите по-итальянски, милая синьорина? (ит.).
[14] Да (ит.).
   Альфред Бестер
   Убийственный Фаренгейт
   Перевод В. Баканова
   Он не знает, кто из нас теперь я, но мы знаем одно:
нужно быть самим собой. Жить своей жизнью и умереть своей
смертью.
   Рисовые поля Парагона-3 простираются на сотни миль.
Огромная шахматная доска: синяя и бурая мозаика под
огненно-оранжевым небом. По вечерам, словно дым, наплывают
облака, шуршит и шепчет рис.
   В тот вечер, когда мы улетели с Парагона, длинной
цепочкой растянулись по полям люди. Они были напряжены,
молчаливы, вооружены; ряд угрюмых силуэтов под низким небом
У каждого на запястье мерцал видеоэкран. Переговаривались
они изредка, кратко, обращаясь сразу ко всем.
   - Здесь ничего.
   - Где "здесь"?
   - Поля Дженсона.
   - Вы слишком уклонились на запад.
   - Кто-нибудь проверял участок Гримсона?
   - Да. Ничего.
   - Она не могла зайти так далеко.
   - Ее могли отнести.
   - Думаете, она жива?
   Так, перебрасываясь фразами, мрачная линия медленно
передвигалась к багрово- дымному садящемуся солнцу. Шаг за
шагом, час за часом - цепочка мерцающих в темноте
бриллиантов.
   - Тут чисто.
   - Ничего здесь.
   - Ничего.
   - Участок Аллена?
   - Проверяем.
   - Может, мы ее пропустили?
   - У Аллена нет.
   - Черт побери! Мы должны найти ее!
   - Вот она. Сектор семь.
   Линия замерла. Бриллианты вмерзли в черную жару ночи.
   Экраны показывали маленькую фигурку, лежащую в грязной
луже. Рядом стоял столб с именем владельца участка:
"Вандальер". Мерцающие огоньки превратились в звездное
скопление - сотни мужчин собрались у крошечного тела
девочки. На ее горле виднелись отпечатки. Невинное лицо
было изуродовано, запекшаяся кровь твердой корочкой хрустела
на одежде.
   - Мертва по крайней мере часа три-четыре.
   Один мужчина нагнулся и указал на пальцы ребенка.
   Под ногтями были кусочки кожи и капельки яркой крови.
   - Почему кровь не засохла?
   - Странно.
   - Кровь не сворачивается у андроида.
   - У Вандальера есть андроид.
   - Она не могла быть убита андроидом.
   - У нее под ногтями кровь андроида.
   - Но андроиды не могут убивать. Они так устроены.
   - Значит, один андроид устроен неправильно.
   Термометр в тот день показывал 92,9° славного Фаренгейта.
   И вот мы на борту "Королевы Парагона", направляющейся на
Мегастер-5. Джеймс Вандальер и его андроид. Джеймс
Вандальер считал деньги и плакал. Вместе с ним в каюте
второго класса находился андроид, великолепное синтетическое
создание с классическими чертами лица и большими голубыми
глазами. На его лбу рдели буквы "СР" - это был один из
дорогих саморазвивающихся андроидов, стоящий пятьдесят семь
тысяч долларов по текущему курсу. Мы плакали, считали и
спокойно наблюдали.
   - Двенадцать, четырнадцать, шестнадцать сотен долларов, -
всхлипывал Вандальер. - И все! Шестнадцать сотен долларов!
Мой дом стоил десять тысяч, земля - пять. А еще мебель,
машины, самолет... Шестнадцать сотен долларов! Боже!
   Я вскочил из-за стола и повернулся к андроиду. Я взял
ремень и начал бить его. Он не шелохнулся.
   - Я должен напомнить вам, что стою пятьдесят семь тысяч,
- сказал андроид. - Я должен предупредить вас, что вы
подвергаете опасности ценное имущество.
   - Ты проклятая сумасшедшая машина! - закричал Вандальер.
- Что в тебя вселилось? Почему ты это сделал?
   Он продолжал бить андроида.
   - Я должен напомнить вам, - произнес андроид, - что каюты
второго класса не имеют звукоизоляции.
   Вандальер выронил ремень и так стоял, судорожно дыша,
глядя на существо, которым владел.
   - Почему ты убил ее? - спросил я.
   - Не знаю, - ответил я.
   - Началось все с пустяков. Мне следовало догадаться еще
тогда. Андроиды не могут портить и разрушать. Они не могут
наносить вред. Они...
   - У меня нет чувств.
   - Потом оскорбление действием... тот инженер на Ригеле.
С каждым разом все хуже. С каждым разом нам приходилось
убираться все быстрее. Теперь убийство. Что с тобой
случилось?
   - Не знаю. У меня нет цепи самоконтроля.
   - Мы скатываемся ниже и ниже. Взгляни на меня. В каюте
второго класса... Я! Джеймс Палсолог Вандальер! Мой отец
был богатейшим... А теперь - шестнадцать сотен долларов. И
ты. Будь ты проклят!
   Вандальер поднял ремень, затем выронил его и распластался
на койке. Наконец он взял себя в руки.
   - Инструкции.
   - Имя: Джеймс Валентин. На Парагоне провел один день,
пересаживаясь на корабль. Занятие: агент по сдаче внаем
частного андроида. Цель визита на Мегастер-5: постоянное
жительство.
   - Документы.
   Андроид достал из чемодана паспорт Вандальера, взял
ручку, чернила и сел за стол. Точными, верными движениями -
искусной рукой, умеющей писать, чертить, гравировать - он
методично подделывал документы Вандальера. Их владелец с
жалким видом наблюдал за мной.
   - О боже, - бормотал я. - Что мне делать? Если бы я мог
избавиться от тебя! Если бы только я унаследовал не тебя, а
папашину голову!
   Невысокая аморальная Даллас Брейди была ведущим ювелиром
Мегастера. Она взяла на работу саморазвивающегося андроида
и соблазнила его хозяина. Однажды ночью в своей постели она
внезапно спросила:
   - Твое имя Вандальер, да?
   - Да, - вырвалось у меня. - Нет! Валентин! Джеймс
Валентин.
   - Что произошло на Парагоне? - спросила Даллас Брейдх!.
- Я думала, андроиды не могут убивать или причинять вред.
   - Мое имя Валентин.
   - Доказать? Хочешь, вызову полицию?
   Она потянулась к телефону.
   - Ради бога, Даллас!
   Вандальер вскочил и вырвал у нее трубку. Она
рассмеялась, а он упал и заплакал от стыда и беспомощности.
   - Как ты узнала?
   - Все газеты полны этим. А Валентин - не так уж далеко
от Вандальера. Что случилось на Парагоне?
   - Он похитил девочку. Утащил ее в рисовые поля и убил.
   - Тебя разыскивают.
   - Мы скрываемся уже два года. За два года - семь планет.
За два года я потерял на сто тысяч долларов собственности.
   - Ты бы лучше выяснил, что с ним стряслось.
   - Как?! Прикажешь сказать: "Мой андроид превратился в
убийцу, почините его"?.. Сразу вызовут полицию! - Меня
начало трясти. - Кто мне будет зарабатывать деньги?
   - Работай сам.
   - А что я умею? Разве я могу сравниться со
специализированными роботами? Всю жизнь меня кормил отец.
Проклятье! Перед смертью он разорился и оставил мне одного
андроида.
   - Продай его и вложи эти пятьдесят тысяч в дело.
   - И получать три процента? Полторы тысячи в год? Нет,
Даллас.
   - Но ведь он свихнулся! Что ты будешь делать?
   - Ничего... молиться. А вот что ты собираешься делать?
   - Молчать. Но я ожидаю кое-что взамен.
   - Что?
   - Андроид должен работать на меня бесплатно.
   Сбережения Вандальера начали расти. Когда теплая весна
Мегастера перешла в жаркое лето, я стал вкладывать деньги в
землю и фермы. Еще несколько лет, и мои дела поправятся,
можно будет поселиться здесь постоянно.
   В первый жаркий день андроид запел. Он танцевал в
мастерской Даллас Брейди, нагреваемой солнцем и
электрической плавильной печью, и выводил старую мелодию,
популярную полвека назад:
       "Нет хуже врага, чем жара,
       Ее не возьмешь на "ура".
       Но надо стараться всегда
       Помнить, что все ерунда!
       И быть холодным и бесстрастным,
       Душка..."
   Он пел необычным, срывающимся голосом, а руки, заведенные
за Спину, дергались в какой-то странной румбе. Даллас
Брейди была удивлена.
   - Ты счастлив? - спросила она.
   - Я должен напомнить вам, что у меня нет чувств, -
ответил я. - Все ерунда! Холодным и бесстрастным, душка...
   Андроид схватил стальные клещи и сунул их в разверстую
пасть горнила, наклоняясь вперед к любимому жару.
   - Осторожней, болван! - воскликнула Даллас Брейди. -
Хочешь туда свалиться?
   - Все ерунда! Все ерунда! - пел я.
   Он вытащил из печи клещи с формой, повернулся, безумно
заорал и плеснул расплавленным золотом на голову Даллас
Брейди. Она вскрикнула и упала, волосы вспыхнули, платье
затлело, кожа обуглилась.
   Тогда я покинул мастерскую и пришел в отель к Джеймсу
Вандальеру. Рваная одежда андроида и судорожно дергающиеся
пальцы многое сказали его владельцу.
   Вандальер помчался в мастерскую Даллас Брейди, посмотрел
и зашатался. У меня едва хватило времени взять один чемодан
и девять сотен наличными. Он вылетел на "Королеве
Мегастера" в каюте третьего класса к взял меня с собой. Он
рыдал и считал свои деньги, и я снова бил андроида.
   А термометр в мастерской Даллас Брейди показывал 98,1°
прекрасного Фаренгейта.
   На Лире Альфа мы остановились в небольшом отеле близ
университета. Здесь Вандальер аккуратно снял мне верхний
слой кожи на лбу вместе с буквами "СР". Буквы снова
проявятся, но лишь через несколько месяцев, а за это время,
надеялся Вандальер, шумиха вокруг саморазвивающегося
андроида утихнет. Андроида взяли чернорабочим на завод при
университете. Вандальер - Джеймс Венайс жил на его
маленький заработок.
   Моими соседями были студенты, тоже испытывающие
трудности, но молодые и энергичные. Одна очаровательная
девушка по имени Ванда и ее жених Джед Старк сильно
интересовались андроидом-убийцей, слухами о котором
полнились газеты.
   - Мы изучили это дело, - сказали они однажды на случайной
вечеринке в комнате Вандальера. - Кажется, нам ясно, что
вызывает убийства. Мы собираемся писать реферат.
   - Н