Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
не заинтересовался и продолжал листать дальше. А, вот,
наконец-то! "... Он вонзил булавку в сердце теленка". Теплее. Я отложил эту
вырезку, чтобы сделать с нее фотокопию, а заодно и ту, где рассказывалось,
как туристы нашли сову с перерезанным горлом, завернутую в окровавленную
ночную рубашку. Идем дальше. "... Неведомая сила сорвала ее с постели..,
ужас приковал ноги к полу.., электрические лампочки взрывались, когда она
проходила мимо.., часы останавливались..." Мне потребовалось часа два, чтобы
перерыть эту гору хлама, состряпанного второсортными репортерами. И вдруг я
прочел: "Магия - это природный дар, передающийся по наследству от отца к
сыну". От отца к сыну. От отца к дочери. Яблоко от яблони не далеко падает.
Ищи дальше, будь внимателен... Ага, вот как будто что-то научное: "Когда
рука приближается к конденсатору, состоящему из двух серебряных пластин,
разделенных тонким слоем слюды, излучение этой руки - любой человеческой
руки - путем ионизации превращает слюду в проводник.
На зеркале гальванометра проецируется яркая точка, которая движется в
зависимости от электропроводности слюды. Таким образом можно измерять
энергию, излучаемую данным субъектом". Ланглэ, доктор медицины и психиатр,
профессор Академии прикладных наук. Пролистав Ланглэ, я опять погрузился в
варварство. "В полнолуние, - ну, ну, слыхали, - он очертил круг и перерезал
глотки трем петухам... Сосед умер на рассвете". Наконец ободряющее солнце
статистики воссияло над этим адским шабашем. Статистику можно найти где
угодно, и всегда она врет, но в тоже время придает вещам некую видимость
правдоподобия. Во Франции 50000 лозоискателей, 40000 религиозных целителей.
Подсчитано, что 250000 человек... А, вот: "Миллион французов и француженок
занимаются черной и белой магией". Мне просто повезло, я имел всего один
шанс из 50. "Серж, ты сошел с ума, - сказал я себе. - Ты сам превосходный
объект для заклинаний. Не надо вареных жаб, заклятых свечей, гадючьей крови,
чистотела или взываний к Вельзевулу: только один взгляд, острый, как алмаз,
пронзает твое ледяное сердце, и оно тает, и все в нем вновь оживает".
- Что ищешь? - спросил Канава.
Он только что появился в архиве, двигаясь словно космонавт в состоянии
невесомости или марионетка, у которой оборваны несколько нитей. В зубах у
него торчала итальянская сигара.
- Я - жертва колдовства.
- А я - жертва недосыпания, - заявил он. - Почему другие спят нормально?
Можешь мне дать вразумительный ответ? Почему я должен всем этим заниматься в
нашей газете?
Он получил у Джульетты большой квадратный ящик с этикеткой "Дворы Европы"
и сел рядом со мной.
- Еще вопрос, Серж. Почему эта сучка испанская принцесса пошла и сделала
аборт? В семь утра Берни позвонил мне и вел себя так, будто его подключили к
высоковольтной линии. По мои данным, прошлой ночью в Мадриде эта глупая
шлюха была доставлена в клинику. Выскоблили - и все дела. Это мне один
приятель сообщил. Заголовок пойдет такой "Принцесса и судьба испанского
трона". Как тебе? Или лучше: Альфонсо XIII, гемофилия и так далее. Будет ли
продолжена линия Монтоя и Кортес и Фабьенезе и моя задница? Тебе наплевать?
Мне тоже. К черту, - сказал он, закрывая папку. - Я и так знаю об этих делах
достаточно. Профессиональная честность - вот от чего я умру!
Он опять раскурил свою сигару, которая то и дело гасла, и взглянул на
меня:
- А что ты тут разыскиваешь?
- Убийство при помощи магии.
- Посмотри раздел про хиппи из Лос-Анжелеса.
- Никакой связи.
- Послушай большого брата. Это было ритуальное преступление. Не
единственное. И не последнее. Сходи к Великому Экзорцисту в епархии
Парижского епископа.
Теперь я слушал внимательно - он подал мне идею.
- Что еще?
- На улице Сен-Жак есть специальные книжные лавки. Там можно найти
переиздания старых книг по колдовству. Красный Дракон, Альберт Малый,
Альберт Великий и прочая братия.
- Ты веришь во всю эту чепуху?
- Я не верю ни во что. Я даю информацию.
- Как ты думаешь, если сделать фигуру из воска и волос, можно ли с ее
помощью воздействовать на человека, которому принадлежат волосы?
- Это и есть твоя история?
- Возможно.
- Я работал с подобным делом. Два типа поссорились и стали
перебрасываться заклинаниями - как в теннисе.
- Кто же выиграл?
- Газета. Мы продали в ту неделю 800000.
- И что с ними потом стало?
- Ничего. Один всегда носил при себе амулет - утащил с кладбища гвоздь от
гроба. А второй знал формулу.
- Какую формулу?
- Для освобождения от заклятий.
Он начал быстро креститься, бормоча: "Ласгарот, Афонидос, Пабатин, Врат,
Кодион, Ламакрон, Фонд, Арпагон, Аламор, Бурсагасис, Вениар Сарабани".
- Серьезно?
- Вполне. Мой гений состоит из отсутствия терпенья и чудесной памяти.
- Мишель, ты знаешь всех в Париже. Кто настоящий специалист во всех этих
вещах? Должен быть кто-то один. Я не имею в виду всех этих шарлатанов.
- Я сказал тебе: Великий Экзорцист в епархии епископа. Он настоящий
джокер. И у него в рукаве полно таких историй, от которых могло бы скиснуть
церковное вино.
- Нет, я имею в виду оккультиста, настоящего оккультиста.
- Думаешь, это у них написано на визитной карточке? Сходи к Поуэлу или
Бержье.
- Это популяризаторы. А мне нужен тот, кто действительно знает, о чем
говорит. Практик.
- Сходи к Нострадамусу, - сказал он, вставая, - или к Калиостро. Сходи к
дьяволу. Сходи к Берни.
- Мишель, пожалуйста"
- Он все равно не примет тебя.
- Кто?
- Аллио. Живет в Париже, бульвар Бомарше. Я дам тебе телефон, если
хочешь, но он не встречается с журналистами.
- Он принимает клиентов?
- Нет.
- Он действительно знает свое дело?
- Он единственный, кто его знает. Канава повернулся ко мне.
- Помнишь дело Бельсерона? Того типа, который убил троих детей и заявил,
что вступил в сговор с дьяволом? Аллио давал показания как эксперт. Он спас
ему жизнь.
- Именно он мне и нужен, - сказал я.
Эксперт. Мне нравилось, как это звучит. "Эксперт", - повторил я про себя.
Если повезет, я спасу жизнь Ким.
Он согласился принять меня в пятницу вечером. История с книгой не прошла.
(Люди говорят об этом много чепухи. И очень много чепухи публикуется. Моя
книга будет попыткой изучить вопрос совершенно объективно. Но я не могу
написать ее, не встретившись с вами.) Душещипательная история тоже не прошла
(Невинный человек может быть осужден...) Ни один из моих трюков не сработал.
Но в конце концов то, чего не смогла сделать ложь, сделала правда, когда я
позвонил в третий раз.
- Опять вы? Еще не отказались от своей затеи?
- Но это может быть вопрос жизни и смерти.
- Тогда вам лучше прийти.
- Когда?
- Ну.., сейчас, конечно.
У Аллио были широкие пальцы, которыми он то и дело совершал круговые
движения, словно поглаживал воображаемые хрустальные сферы, подвешенные на
невидимых нитях. У него была наголо обритая голова и лицо того типа, который
обычно называют интересным: изборожденное морщинами, но добродушное. Он
покачал свой маятник над фотографией Ким, над картой в том месте, где я
красным кружком обвел Тузун. Потом перешел к фотографиям Терезы, сделанным
Феррером. Маятник отклонился в противоположном направлении.
- Меня бы очень удивило, если бы та девушка оказалась ведьмой, - заявил
Аллио. Одну из фотографий он осмотрел более тщательно:
- Она красива.
- Да, - сказал я, - очень.
- Вы говорите, она всегда носит на себе что-то зеленое?
- Всегда.
- И все вещи у нее в доме расположены косо?
- Меня всегда удивляло, как они не падают.
- Вы читали какие-нибудь книги, прежде чем прийти ко мне?
- Я читал вашу и еще несколько.
- И вы не обнаружили те признаки, которые упоминаются в этих книгах?
- Да, думаю, что так.
- Вы - жертва собственного воображения.
- Но...
- Подождите... Вы на 95 процентов жертва своего воображения. И на 5
процентов вы правы.
- А маятник, - вспомнил я, - почему он отклонился в противоположную
сторону? Аллио пожал плечами.
- Тот маленький конверт с фотографией и прядью волос, возможно, и не был
у вас похищен, не так ли?
- Возможно.
- Может быть, вы просто потеряли его в амбаре? Или он выпал, когда вы
открывали бумажник.
- Вполне возможно.
Он положил фотографию и долго смотрел на меня, не говоря ни слова.
- Вы любите ее?
- Какое это имеет значение? - спросил я, после того как оправился от
изумления.
- Большое.
Аллио встал и прошелся по комнате. Я наблюдал за ним. И хотя он не
произнес ни слова, я знал, что он имеет в виду: вся эта история лишь плод
моих иллюзий.
- Но моя жена действительно больна.
- Болезни бывают от многих причин. Как зовут эту девушку?
- Тереза.
- Тереза... - повторил он. - На таком расстоянии магическое воздействие
маловероятно. Видите ли, города рассеивают вредоносные излучения, потому что
сами полны ими, и в результате радиус действия оказывается мал. Если
только... - и он продолжал, словно сам не верил в свои слова, - если не
произошел контакт между вашей женой и Терезой... Я имею в виду помимо вас.
- Нет, это исключено.
- Не могла ли Тереза завладеть каким-нибудь предметом, принадлежавшим
вашей жене? Я задумался.
- Нет. Если только она не похитила волосы.
- Хорошо. А могла какая-нибудь вещь Терезы прикоснуться к вашей жене?
- Что вы имеете в виду?
- Допустим - я не знаку, - допустим, она написала вам.
- Она никогда мне не писала.
- Но, может, вашей жене? Она могла просто послать ей.., пустой конверт. -
Внезапно он повысил голос:
- Запечатанный конверт!
- Зачем?
- Воск - лучший проводник человеческих флюидов. И если устроить так,
чтобы жертва коснулась воска, на котором запечатлен образ...
- Какой образ?
- Изображение... Что случилось?
Я вскочил, не в силах оставаться на месте.
- Можно еще раз прийти к вам?
- Приходите, когда хотите, - ему пришлось опять повысить голос, потому
что я был уже на лестнице.
Я вернулся в центр Парижа. "Пробка на бульваре Дидро и улице Риволи,
избегайте больших бульваров", - объявил звонкий девичий голос по радио в
машине. Я был слишком взволнован, чтобы придумать какой-то иной путь и
надолго застрял в массе автомобилей, которые, подобно моим мыслям,
продвигались вперед судорожными рывками с длительными остановками.
Когда наконец я добрался до офиса Ким - ее стол был одним из четырех в
комнате - там сидело четверо посетителей. Двое молодых мужчин держали на
коленях раскрытые папки и, перелистывая страницы, возбужденно разговаривали
по-английски.
Я сделал ей знак выйти - и немедленно. Моя мимика не терпела никаких
возражений. Когда Ким вышла, я шагал туда-сюда перед дверью лифта.
- Что случилось, Серж? Что с тобой? У меня самый разгар приема.
Я положил руки ей на плечи:
- Мне нужна твоя помощь. Пожалуйста, постарайся вспомнить.
- Что вспомнить?
- Примерно полтора месяца назад. Вскоре после того, как я вернулся из
Тузуна. Постарайся вспомнить одно утро.. Постой, я знаю, это было, когда ты
осталась в постели на следующий день после уикенда у Сторков.
- Ну и что?
- Я как обычно пошел и собрал почту.
Мои слова сопровождались энергичными жестами. Я наклонился, словно
собирая письма с пола, как это происходило каждое утро в течение последних
четырех лет. Когда звонила консьержка - примерно в четверть десятого, - я
обычно был в ванной. Потом с полотенцем на шее я шел собирать письма,
просунутые под дверь, и, возвращаясь, быстро просматривал их. Большинство
писем было для меня, а остальные я передавал Ким, которая еще лежала в
постели.
- Ну? - повторила она.
- Там был один конверт. Большой коричневый конверт для тебя, раза в два
больше обычного.
Она смотрела на меня открыв рот, пытаясь понять к чему я клоню.
- Да, - сказала она.
- Ты припоминаешь что-нибудь?
- Нет, но продолжай.
- На обороте конверта было пять печатей из красного воска. Одна в
середине и по одной в каждом углу. Это меня особенно волнует.
- Почему?
- Ким, пожалуйста, постарайся вспомнить. Ведь это довольно необычно
получать конверты с печатями.
- Не знаю. Что тут такого важного, дорогой?
- Сейчас не время об этом, - я почувствовал раздражение. - Мы никогда не
получали таких конвертов.
- Нет, получали. Помнишь, как прошлой зимой Франсуа Патрис устроил свою
средневековую вечеринку? Приглашения были в виде пергаментных свитков с
восковой печатью и лентой.
- Я говорю не о прошлой зиме. Я...
- Я получаю тонны документов. Все пресс-атташе в Париже посылают мне свои
материалы, надеясь, что я помещу их в газете.
- Что с тобой, Серж? Серж, послушай, у меня важная встреча. Это
представители Брюстера, крупного лондонского дизайнера, и мне совершенно
необходимо получить информацию для следующего номера. Он выходит во вторник.
Я поймал ее за локоть.
- Одну секунду. Ты разломила руками, не так ли?
- Ну ладно, - похоже, она смирилась с мои допросом. - Я сломала печати,
что из этого?
- И ты не помнишь, что было внутри?
- Мы пошли по второму кругу, - сказала она. - Да, я помню.
- Что?
- Приглашение на приватный просмотр.
- Какой приватный просмотр?
- Не знаю. Я просто предположила. Это мне начинает надоедать.
- Что, если там не было ничего?
- Дорогой, ты, наверное, не в себе, ты просто действительно сошел с ума!
- Ты не поинтересовалась, откуда оно?
- Почему ты задаешь такие вопросы, Серж? Послушай... - искра иронии
зажглась в ее глазах. - Будь у меня любовник, он не стал бы писать любовные
письма, запечатанные воском. Почему ты спрашиваешь об этом?
- О черт!... Ладно, не обращай внимания. - И я нажал кнопку лифта. -
Возвращайся к своим англичанам. Извини меня. Я...
Мне хотелось сочинить хоть какое-то объяснение.
- Я должен был получить из провинции один важный документ для статьи. Мне
показалось, что я по ошибке дал его тебе, и... Ладно, извини, забудь об
этом.
- Мы сегодня идем в кино, дорогой?
- Нет, - сказал я, - мы обедаем дома.
- Ты заедешь за мной?
- Не улыбайся, - попросил я, заходя в лифт, - ради Бога не улыбайся.
Она наклонилась, когда лифт начал опускаться.
- Прими валидол, дорогой. Я просто... < Вернувшись к остановке, я долго
не мог найти билет. Пришлось выгрузить все содержимое карманов на скамью.
Наконец он нашелся, и через 20 минут я прибыл в офис. Мой ум был расслаблен,
как после долгой беспробудной пьянки.
Невозмутимый Феррер возился со своими диапозитивами.
- Иди сюда, Серж, - позвал он и вручил мне увеличительное стекло. - Вот,
посмотри.
Насколько я мог видеть, это были фотографии облаков.
- Большая гроза 15 октября. Я ездил в Брест по поводу той истории о
пропавшем адвокате. Но больше всего меня интересовал Сен-Мишель. Смотри...
Гора Сен-Мишель выступала из тумана и волн облаков, из пустоты и моего
кошмара, словно застывшая в небе каменная молитва. (Может, ей могла бы
помочь вера в Бога?) - Но Берни этим не интересуется, - продолжал Феррер. -
Хочу послать в "Имаж де Франс". Как ты думаешь, стоит?
- Я тоже не интересуюсь.
- Что случилось, Серж?
- Чем ты сейчас интересуется Берни? - спросил я. Вопрос казался мне
чрезвычайно важным. Я обратился к Фернанду, составителю макета:
- У тебя случайно нет вечерней газеты?
- Только что принесли последний номер, - сказал он, протянув мне "Франс
Суар".
Я начал читать колонку за колонкой и на третьей странице нашел то, что
хотел, - это была настоящая удача. Сложив газету, я бросился к стеклянной
кабинке, в которой обитала Сюзанна, секретарша Берни.
- Шеф один?
- Можешь зайти.
Берни правил рукопись. Это занятие всегда выводило его из себя. "Все
приходится делать самому".
- Ты видел это'? - спросил я, бросая перед ним заметку. Она называлась
"Героин опять убивает". История о подростке, покончившем с собой на пляже у
Перпиньяка. Довольно заурядная история, но я знал - и делал ставку именно на
это, - что тема "Юность и наркотики" была у нас самой ходовой последние три
недели.
- Парню было всего восемнадцать, - продолжал я.
- Я знаю.
- У него, наверное, были отец, мать, девушка. Как он дошел до такого
состояния?
- А мне что прикажешь делать с этим?
- Ты удивляешь меня, Андрэ. У тебя есть дети?
- Да, - сказал он, даже не поднимая головы, - сын, 15 лет.
- Несмышленый, легкомысленный и такой беззащитный. Все вечера с
мечтательным видом что-то наигрывает на гитаре.
- Что ты пытаешься подсунуть мне? - спросил Берни, наконец взглянув на
меня. - Мой сын играет на гитаре, но в остальном он шалопай, как и все
остальные.
- Может, у него есть дневники?
- Что?
- Почему эти мальчишки убивают себя? Должна быть причина. Тут дело не в
водородной бомбе и не в "потребительском обществе". Андре, этот парень из
Перпиньяка интересует меня больше, чем все события в английской королевской
семье (статья, которую правил Берни, называлась "Маргарет и К"). Он для меня
важнее тех, что разгуливают по Луне.
- Переходи к делу, - перебил Берни с явным раздражением. - Чего ты
хочешь?
- Я хочу написать очерк об этом юнце, опросить всех, кто его знал, его
учителей, родителей, друзей. Мне хотелось бы знать, что он читал, о чем
мечтал, я хочу сделать то, чего до сих пор не делал никто, - понять. Хочу
найти истину. Полный портрет. И я хочу показать читателям: это может
случиться и с вашим сыном.
Кажется в глазах Берни появилась заинтересованность.
- И сколько времени тебе понадобиться?
- Дней десять, может, две недели. Он вытаращил глаза. Не давая ему
опомниться, я пустил в ход тяжелую артиллерию.
- Уверен, ребята из "Кулис дю Монд" уже в'Перпиньяке. Но они проторчат
там сутки и получат лишь то, что мы читали сотни раз. Черт возьми, Андре,
давай посыплем немного соли на рану. Давай возьмем под защиту этих юнцов., В
конце концов, это наш долг. Мы - единственная газета, которая может тут
что-то сделать.
Я знал, что мой завершающий выпад достигнет цели.
- Две недели? О чем ты говоришь? Ты мне нужен здесь. Я собирался послать
тебя в...
- Думаешь, я делаю это для забавы? Или ради выгоды?
- Тогда зачем?
- Андре... - я сделал очень серьезное лицо, - Однажды человек вроде меня
говорит себе: "Неужели ты собираешься провести всю оставшуюся жизнь
занимаясь чепухой?"
- Я говорю себе так с девяти утра и до девяти вечера, - возразил он. - И
не теряю от этого сон. Постарайся уложиться в пять - шесть дней.
- Постараюсь, но обещать не могу, - Я снял телефонную трубку и подал ему.
- Позвони в расчетный отдел, пусть мне дадут аванс.
- Когда ты хочешь поехать?
- Вчера.
Вечером, когда я собирал вещи, Ким спросила:
- Твоя поездка имеет отношение к тем бумагам, про которые ты говорил
утром?
- Некоторая связь есть, - уклончиво ответил я.
Глава 9
Маленький городок пробуждался от мирного сна к едва ли менее покойному
дню. Так было со времен средневековья, и, наверное, так будет всегда.
Проехав всю ночь, я остановился возле фонтана, присел на край каменного
бассейна и, как бы совершая очистительный ритуал, ополоснул холодной водой
лицо и шею.
Я наблюдал за скрипучей телегой, поднимавшейся на холм Св. Михаила. Два
огромных быка под ярмом смирно покачивали головами и помахивали хвостами,
отгоняя мух. В