Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
с линзами. Марк часами протирал их носовым платком, дышал на них и
смотрел на свет: не осталось ли отпечатков пальцев или пылинок - лишь затем,
чтобы засунуть линзы обратно в сумку. Он всегда бродил где-то поблизости, и
то тут, то там слышалось щелканье затвора. Можно было внезапно обнаружить
его застывшим в какой-нибудь необычной позе, например, лежащим на спине
прямо у твоих ног. Тонкие губы, длинный нос, очень выразительные серые глаза
и длинные с проседью волосы делали Марка красивым и загадочным. То ли ему
было все до лампочки, то ли, наоборот; он воспринимал все ужасно серьезно, и
внешнее безразличие лишь скрывало огромную сосредоточенность - я никогда не
мог понять.
После трех пересадок мы наконец добрались до места. Было девять утра.
В этом глухом городе станция была пустынна, как и все остальное, и от
станции шла длинная липовая аллея. Кроны деревьев смыкались, образуя
сплошной зеленый свод. Прекрасная картина.
- Значит, вы вернулись? - сказал хозяин гостиницы. - Надолго останетесь?
У нас свадьба в конце недели. С пятницы все будет забито.
Я сказал, что мы останемся на два дня, и он дал нам двухместный номер.
Едва мы очутились в комнате, Марк занял позицию у окна и начал снимать
собор. Потом он спросил, не могли бы мы выйти и взглянуть на этот собор под
другим углом.
- Мы приехали не для того, чтобы фотографировать собор, - сказал я.
- Он очень красив.
- Таких не меньше пятисот во Франции.
- Расскажи, в чем тут дело, Серджио. - Он всегда называл меня "Серджио".
- Берни почти ничего не объяснил. Какая у тебя цель?
- Не знаю.
- Берни говорил что-то о девушке, которая живет одна в большом доме. И
это вся история?
- Более-менее.
- И что в ней особенного, в этой девушке?
- Очень хорошенькая.
- Во Франции пять миллионов хорошеньких девушек.
- Идея Берни, не моя, в том, что девушка, город и.., окружающая
обстановка - все это связано воедино.
- Некая картина Франции, так?
- Не совсем. В здешних краях есть волшебные источники, колдуны,
легенды...
- И ты хочешь, чтобы " снимал легенды?
- Три тысячи жителей, - прочитал я вслух, открыв путеводитель. - Средняя
высота сто семьдесят четыре фута. Отдельные холмы достигают пятисот девяти
футов. В ясную погоду можно видеть Пиренеи, которые находятся в сорока
восьми милях отсюда. Главный источник дохода сельское хозяйство. Фруктовые
сады. Сосновые леса. Незначительные остатки архитектуры римского
владычества. Развалины средневековых укреплений. Нормандские вторжения в
девятом и десятых веках. Испанское вторжение в шестнадцатом веке.
- И что дальше? - - Все.
- Но зачем конкретно ты приехал, Серджио? В чем твоя идея?
- Идея в том, что у здешних ящериц женские тела, а луна на самом деле из
зеленого сыра.
- Нет, серьезно.
- Я знаю не больше твоего.
- С чего же мы начнем?
- С начала. Берни интересует девушка.
- А тебя?
- Меня тоже.
Мы нашли ее во фруктовом саду - в клетчатой рубашке, бежевой юбке,
зеленом шифоновом шарфе. Птицы устроила вокруг нее адский шум. Тереза
срывала листья латука.
Она выпрямилась. Ее фигура отбрасывала колеблющуюся косую тень. Марк
начал снимать с выдержкой 1/28, но перешел на 1/135, когда мы подошли ближе.
- Что случилось? - спросила она, глядя на него. С Терезой - как я мог
забыть? - все было не так, как со всеми. Она не проявила ни малейшего
интереса к ответу на мой вопрос (Мой приятель хочет сделать несколько
снимков для газеты, кое-какая дополнительная информация, если не возражаешь.
Разве я не обещал, что мы скоро снова увидимся? Но ты, кажется, не очень
рада? Я, конечно был...) и, указав на плодовое дерево, объявила:
- У нас будут вишни в сентябре. Только тут она впервые взглянула на меня
и улыбнулась - Марк за моей спиной снимал уже при 1/250.
- Я ждала тебя, - сказала она. - Мне приснился сон прошлой ночью.
Она взяла меня под руку, и мы стали бродить по полянам.
"Этого не надо, - говорил мой взгляд Марку, - Вырежь сцену встречи
трагических любовников во втором акте, когда они гуляют, не подозревая, что
их ожидает скорая смерть".
Между тем Тереза рассказывала свой сон. В город прилетели птицы. Их вожак
разыскал мэра и сообщил, что они намерены расположиться на ночлег в сквере;
пусть каждый житель принесет веточку, щепку или кусок проволоки для
постройки гнезда. Птицы очень устали после дневного перелета и не могут
собирать все это сами в такой поздний час. И так далее.
- Тогда я выбрала самую лучшую ветку в саду и пошла к скверу. Но когда я
проходила мимо большого магазина, у меня возникла идея. Я зашла и спросила,
где у них игрушки для птиц.
Марк перестал снимать и шел рядом с нами. Я поймал его взгляд, словно
говоривший: "То ли еще будет".
- И все игрушки для птиц появились на витрине, - продолжала Тереза,
сорвав ветку с дерева. Я решил играть в ее игру.
- И на что были похожи эти игрушки для птиц?
- Всех форм и всех цветов, как их песни.
- Но причем тут мое возвращение?
- Подожди.
Она говорила серьезно, почти торжественно. Звуки ее голоса накатывались
волнами - и такими же волнами колыхалась рожь, через которую мы теперь шли,
стараясь не топтать колосьев.
- Когда я пришла к скверу, там уже было построено огромное гнездо - от
собора до гостиницы. Все птицы сидели внутри, и вдруг одна из них подлетела
ко мне. Она была такая большая, темная, очень красивая, и я дала ей игрушку.
- Как у тебя со стариком Фрейдом? - поинтересовался я.
- Подожди... После этого был какой-то провал. А потом я осталась в сквере
одна. Рассвело. Птицы уже улетели. И мне хотелось только попасть в гнездо. Я
знала, что это запрещено и даже приведет к несчастью, но не могла устоять. И
когда я оказалась в самой глубине гнезда, оно стало медленно-медленно
закрываться надо мной. Тогда я позвала на помощь ту птицу...
- Ту, которой вы дали игрушку? - вежливо осведомился Марк.
- Да.
- И он пришел, этот тип? - спросил я.
- Да. Ты пришел.
- У нее не все дома, - сказал Марк вечером за обедом. Как мы провели
день? Я ни о чем не думал... Огромные клочья чистого неба плыли над нашими
головами, когда мы гуляли под палящим солнцем. От ее тела исходил запах
теплого нетерпеливого животного. Мы остановились в прохладной тени у ручья.
Глубокая зелень листвы отражалась в глазах Терезы. Она присела на корень
дерева, в ней чувствовалась какая-то скрытая, бесцельно накопленная сила.
Когда мы пересекали небольшой перелесок, ее голая рука защищала меня от
веток, и я ловил эту руку, целовал кончики пальцев и задавал себе абсурдный
вопрос: виноват ли я в том, что мне так хорошо?
Когда я вернулся в сад в дремотной тишине полудня, ленча в программе не
было, - судя по всему, собиралась гроза. Марк с довольным видом начищал свои
фильтры, надеясь пополнить коллекцию живописных картин неба. Потом - Бог
знает, говорили мы о чем-то или нет - солнце опять вернулось на небо, а я не
заметил, как это произошло, и в саду засмеялись птицы. Позднее, когда
последний луч солнца медленно покинул лужайку, небо внезапно стало
темно-синим. Я уловил едва ощутимый запах оранжереи, - перегной, торф,
черви, копошившиеся среди гниющих листьев, - невдалеке прошел садовник Фу,
прижимая к груди целую охапку горшков с дрожавшими цветами. И лето словно
превратилось в зиму.
- Теперь я кое-что понял, - сказал Марк.
- Что именно?
- Почему ты вернулся, и почему я здесь. Я - алиби, не так ли?
- Я вернулся не по своей воле, Марк.
- Эта девочка хочет тебя. Она похожа на кошку во время течки. Знаешь, что
я собираюсь сделать завтра, Серджио? Пойду повидаюсь с этим целителем - и
прекрасно управлюсь сам. Чем плоха программа?
- А что предлагается мне?
- Тебе предлагается переспать с ней. И поскольку, я лишь молча водил
вилкой по тарелке, он спросил:
- Что-нибудь не так?
- Да.
- В чем дело, Серджио? Скажи мне. Это из-за Ким? Послушай, не мое дело
давать тебе советы, но.., сколько тебе лет, Серджио? Тридцать три? Тридцать
шесть? Ладно. Во всяком случае, я старше тебя. Послушай опытного человека: в
жизни тебе будут нужны только воспоминания. В конце концов, это
единственное-, что...
- Марк, - сказал я, подняв глаза, - она слишком много для меня значит.
- Что ты имеешь в виду?
- Не знаю.
- Ты как будто боишься...
- Оставь меня в покое.
Я бросил салфетку и отправился спать. Марк пришел много позже. Он был
пьян.
- Ты оказался прав, Серджио. Можно мне включить свет? Ты не спишь? Ты
оказался прав, здесь происходят странные вещи. Во-первых, послушай...
Он споткнулся о кровать и сел мне на ноги.
- Это местное песочное вино - настоящее чудо. У меня и правда все горло
как в песке. - Он почесал свое горло. - Послушай, детка, я обошел всю
местную знать и выпил и ними со всеми, но это только для того, чтобы помочь
тебе. Вот так. Погоди-ка минутку, мне надо выпить стакан воды, чтобы промыть
этот песок.
Он опять споткнулся об угол кровати, ухватился за раковину и стал пить
прямо из крана.
- Во-первых, дядюшка Бонафу был замешан в другом деле, более серьезном,
чем это, шесть лет назад. Я точно не понял, что там случилось. Два человека
погибли - расплата за старые долги, в чикагском стиле, понимаешь? Там было
какое-то наследство и так далее. "Убийство на расстоянии". Тебе это
неинтересно? Или интересно? Теперь девушка. - Он подошел к кровати и, сделав
мне козу, продолжал. - Ее родители погибли в автомобильной катастрофе. Это
официальная версия. Люди говорят - но чего они только не говорят, Серджио?
Есть две другие версии. Несчастный случай произошел, когда они ехали в
деревню... Серизоль. Смотри, как я точен. Машина налетела на платан и
разбилась в лепешку. И дедушка - ей тогда было восемнадцать находилась в
машине. Но осталась цела и невредима. Теперь слушай внимательно. Только
после седьмой бутылки они мне все это выложили. Ее мать страдала от
неизлечимой болезни... По одной версии, - ты следишь за мной? - ее отец,
двоюродный брат Бонафу, убил жену и представил ее смерть как...
- Марк, - сказал я, - ради Бога, заткнись и иди спать.
- Но это еще не все! Эти люди там, в долине, - все совершенно
ненормальные. Здесь как раз вплетается история садовника. Имею честь
сообщить тебе, что садовник мертв. По непроверенным данным. Стал призраком в
тысяча девятьсот сорок третьем, когда был совершен обряд освящения. Ты не
хочешь послушать историю о святилище? Одна из величайших страниц в истории
Сопротивления. Ты знаешь, сто такое святилище? Я не знал. Один старик
объяснил мне за стаканом вина. Святилище - это святые места. Посвящаются
обычно Богу. Любому богу. Но могут быть посвящены и дьяволу!
- Продолжим завтра утром, - объявил я, выключая свет.
Я слышал, как он раздевается в темноте и невнятно бормочет:
- Это очень удобно: посвящаешь святилище дьяволу, и, когда кто-то другой
входит туда без твоего разрешения, он падает замертво. Так и попались три
немца, лейтенант и двое рядовых. Значит, ты приехал за легендами, Серджио?
Отлично, мы попали куда надо. Это уж точно.
На следующий день жара стала невыносимой. В три часа разразилась гроза, и
мы укрылись в хижине. На этот раз Тереза не стала разжигать огонь. Она
только молча прижалась ко мне, и ее кристально ясные глаза стали
темно-зелеными. До этого были всякие расспросы: ее жизнь, детство, планы на
будущее, взгляды. Я рассказал о себе (служил в армии, в том числе восемь
месяцев в Алжире, женился и так далее). Мы говорили обо всем, что когда-то
чувствовали, любили, ненавидели, желали, или только думали, будто говорим,
потому что на самом деле не придавали значения словам - они лишь отвлекали
наши мысли от того, что неизбежно должно было произойти. И оно произошло.
Именно там, в хижине, когда первые капли дождя упали на крышу и листья
деревьев, мы поцеловались во второй раз. Первым был тот едва ощутимый трепет
ее губ. Потом моя рука осторожно скользнула за ворот ее зеленой блузки - в
то время, как она гладила мое лицо: два легких нежных пальца коснулись моего
лба, потом носа и губ. С усердием слепого я в мельчайших подробностях изучил
ее груди, прежде чем увидел их - жемчуг, сияющий в раковине - после того,
как внезапным движением она отвела назад плечи и, изогнув спину, помогла мне
сбросить ее блузку. Когда она разделась до пояса, я взял обе ее руки и
поднял над головой. Мои губы зарылись в волнующий клочок волос подмышкой,
затем, поднимаясь к шее, подобрали по пути каплю пота, пока вновь не слились
с ее губами. В эту минуту я понял - я почувствовал это впервые в жизни, -
что каждая частица наших тел предназначена и уже давно подготовилась к этой
церемонии.
Все время во Вселенной принадлежало нам. Бесконечное время простиралось
вокруг и струилось внутри нас. Внезапно резкий запах поднялся от ее лобка,
тотчас смешавшись с запахом гниющего сена. Когда моя рука быстро опустилась
к ее бедрам, я был приятно удивлен, обнаружив, что она уже расстегнула юбку.
Я спустил ее юбку вместе с трусиками. Это движение, которое часто
представляло для меня большие затруднения и неудобства, стало andante
amoroso второй части симфонии. Оставалось одно препятствие - как избавиться
от "моей одежды? Но охвативший меня жар расплавил ее, и она слетала сама,
словно пыль. Когда наши обнаженные тела соприкоснулись и пришел конец нашей
невыносимой разделенности, я спросил ее глаза в последний раз, и они
ответили мне спокойно, прежде чем закрыться. Потом ее губы шевельнулись:
- Уже так поздно, - произнесла она, и эти три слова превратились в едва
заметную зыбь в застывшем воздухе.
В тот вечер, укладывая в чемодан пижаму и туалетные принадлежности, я
сказал Марку:
- Помоги мне, придумай что-нибудь.
- Не беспокойся, Серджио. Можешь на меня положиться.
Марк также был удовлетворен проведенным днем. Он подружился с Бонафу,
который почему-то хотел сфотографироваться во всех мыслимых ракурсах.
- Он такой же комедиант, как и все остальные, - сказал Марк, - я даже
видел, как он пытался загипнотизировать паралитика. Но самое удивительное -
вот, смотри!
Он вытянул свою левую руку.
- Она у меня никогда полностью не распрямлялась что-то там в суставе,
какое-то затвердение связок. Он сразу заметил и предложил вправить. Взял мою
руку, тряхнул ее несколько раз и поставил какую-то припарку на локоть. Потом
положил обе руки мне на крестец... Крестец и локоть - вроде никакой связи,
но я сразу почувствовал во всем теле чудесное тепло. Как будто кровь
закипает. Очень приятно.
Марк упаковал свой небольшой чемоданчик и легко поднял его левой рукой.
- Видишь, раньше я так не мог. - Потом он осторожно уложил в черную сумку
свои фотопринадлежности. - Переезжаешь к ней?
- Да.
- Надолго собираешься остаться?
- На несколько дней. До конца недели.
- Но теоретически ты еще в отеле? Я имею в виду, если они захотят тебе
позвонить.
"Они". Мне понравилось множественное число. "Ими" могли быть только Берни
или Ким.
- Скажи "им", что они могут позвонить мне во время ленча. Я здесь буду
питаться. По крайней мере днем.
- Почему бы тебе не позвонить самому? Это гораздо проще.
- Не хватает смелости, Марк.
- И ты действительно считаешь, что таким образом получишь суперисторию?
- Это весьма обширная тема, - уклончиво ответил я. Ощущение радостной
легкости и свободы от какой-то ответственности не покидало меня с тех пор,
как я решил остаться (с тех пор, как она решила за меня).
- Но завтра - последний срок, Серджио. У меня как раз осталось время
проявить пленку.
- У них есть моя первая статья. Другая пойдет в следующий номер.
- Значит, это история в несколько серий?
- Кто знает. Мы заключили кровавый договор.
- Что?
- Мы смешали нашу кровь. Это значит, что теперь ничто не сможет нас
разлучить.
- Ты не шутишь?
- Нет. Посмотри.
Я показал ему след от укола, который был виден на кончике моего мизинца,
и рассказал, как Тереза взяла булавку, проколола сначала мой, а потом свой
палец, затем, бормоча какое-то заклинание, приложила их друг к другу и
немного повращала, чтобы кровь смешалась. Похоже, Марку не очень понравилась
эта затея, но он постарался не подать вида.
- Попрощайся за меня. Мне уже некогда ее навестить. Он закинул на плечо
свою сумку и взял чемоданчик.
- Чао, Серджио. Ты все-таки остерегайся.
- Остерегаться чего?
Он не ответил и стал спускаться по лестнице. Мы оплатили счет в холле. Я
сообщил Ларагэ, что мой друг уезжает, а я нашел комнату в городе. Если на
мое имя придут какие-то письма, пусть оставит их для меня, если же
кто-нибудь позвонит, пусть скажет, чтобы перезвонили в любой день во время
ленча. Это было в пятницу.
- Я буду в Париже в понедельник рано утром, - сказал я Марку, когда,
выйдя из гостиницы, мы пожали друг другу руку.
- Надеюсь, картинки получатся.
- Я тоже надеюсь.
Глава 6
- Какого черта ты там торчишь? Это было в среду, в половине второго.
Берни рычал в телефонную трубку.
- Ты мне нужен. Слыхал новости? Закрыли "Ля Каж".
- Что такое "Ля Каж"?
- Клуб в Сен-Жермен-де-Прэ. Полиция закрыла его, и знаешь почему? Тайная
проституция. Ты был прав. Ты часто бываешь прав - это мне всегда нравилось в
тебе.
Я еще не знал как себя вести.
- Что с тобой? Ты как будто не совсем проснулся. Мне нужна та история про
девок, и быстро. Мы должны опубликовать статью, прежде чем они закроют еще
какой-нибудь клуб. Сейчас самое время. Вержю (другой фотограф) не знает, что
делать. Он ждет тебя. Возьми машину напрокат, приезжай любым способом,
только скорее.
Он собирался повесить трубку, но я поймал его как раз вовремя.
- Как вышли картинки у Марка?
- Какие картинки?
- Нашей истории.
- Получилось не так интересно. Да и девушка не такая уж хорошенькая.
Кстати, я сократил твою статью. На первом месте теперь убийца детей. Но я
дам тебе первую страницу для девочек. Обещаю. И вообще, какого черта ты
делаешь в этой Богом забытой дыре? Может, тебя околдовали? Или..? В общем,
передаю трубку Ким, она стоит рядом со мной.
- Здравствуй, дорогой! У тебя все в порядке? В гостинице не было
настоящей телефонной будки. Я стоял в углу у двери, и то и дело кто-нибудь
проходил мимо меня в уборную и обратно.
- Все хорошо, дорогая. Берни совсем спятил. Он хочет пятьдесят страниц,
и, когда я обливаюсь потом, чтобы сделать их, он еще недоволен.
- Почему ты не позвонишь мне?
- Дорогая, здесь один телефон на все это захолустье, и размен...
- Я знаю. Ты скоро вернешься?
- Сегодня вечером. Завтра утром, в крайнем случае.
- Я очень скучаю без тебя.
- Я тоже очень скучаю, - произнося эти слова, я украдкой огляделся по
сторонам. Казалось, вся мебель в холле готова обрушиться и придавить меня.
- У тебя не очень убедительный тон, - усмехнулась она.
- Погода хорошая? Здесь ужасно. Осень. - я не знал, что еще сказать. -
Если мне удастся достать машину, я приеду в середине ночи и разбужу тебя.
- Да? - обрадовалась она. - Да!
Оплатив счет и покинув гостиницу, я ощущал такую же бодрость духа, как
муха в сетях паука. Одна часть моего "Я" приказывала совершить некоторые
действия, другая цеплялась за все, что угодно, - теплое солнце, осенние
паутинки. Или, например, за доктора Казаля, которог