и в холл отеля. Монстр вышел к гостям в любимом халате господина Чхэна - по черному полю желтые драконы, глотающие серебряные луны.
     - Все собрались? - он был мертвенно-бледен, но в его хриплом голосе по-прежнему неземная наглость. - Слушайте внимательно. Все вы пойдете со мной. Все вы будете смотреть, как я буду охотиться на людоеда. Гарантирую безопасность. Полную безопасность.
     Вопросы посыпались градом. Он ответил сразу на все:
     - Вы должны видеть собственными глазами, как я убью чемпиона людоедов. Чтобы не было домыслов со стороны тех, кто ничего не видел, но хочет обойти тех, кто видел. Обычное дело в вашей среде. Не так ли? Выступаем после утренней молитвы. Если хоть один не придет, никого не возьму. Все.
     Еще гудели голоса репортеров в отеле, а слуга уже отнес в храм Главному Эконому список всего необходимого для охотничьей экспедиции. В длинном перечне оружия, боеприпасов, провианта, одежды, обуви и так далее последним пунктом скромно значилось: "Пхунг - 1 шт."
     - Зачем ему понадобился Пхунг? - удивились монахи.
     - Надо дать, если просит, - сказал Верховный Хранитель Подвалов.
     - До утра надо поймать Пхунга и того... Чжанга... Пхунг, наверное, узнал, что Чхину родственники убьют, поэтому убежал из Подвалов. Он не смог очиститься от желаний, он же из Чужого Времени. Поэтому пусть Служба Княжеской Безопасности ждет его в доме этой женщины.
     Уже в сумерках мы с Чжангом пробирались в поселок, прильнувший к Западной стене монастыря. Странное дело, в окнах хижин не было .огней, а вокруг стояла такая тишина, что хотелось выть от тоски. И за монастырскими стенами - тоже тишина.
     - Чжанг, - сказал я, чтобы нарушить тишину. - Что-то случилось в этом мире, а мы не знаем. Засиделись в Подвалах.
     Мы прошли через весь поселок к противоположной окраине, где на отшибе стоял дом, милый моему сердцу. Башнеобразное высокое строение, сложенное умелыми руками монастырских мастеров, теперь показалось мне чужим и враждебным. Грузные валуны камнепада окружали гнездышко Чхины со всех сторон - будто закоченевшие чудища. Мелкий дождь колотил в деревянную крышу и грубые ставни на окнах. Мне показалось, что в щель одной из ставней пробивается свет. И на душе стало теплее. Повеяло жизнью в этом неуютном промокшем мирке.
     Пока мы размышляли, как добраться до окна, дверь башни скрипнула, и в полоске неяркого света на высоченном крыльце появилась женщина в грубой домотканой одежде.
     - Чухча! - прошептал взволнованно Чжанг. - Пхунг, мои глаза правильно увидели? Это чухча?
     - Все в порядке, - ответил я. - Чхина дома. Чжанг схватил меня за руку.
     - Чхина? Бывшая богиня?! О Пхунг, пойдем к какой-нибудь другой чухче.
     Мне пришлось убеждать его, что Чхина - добрая и милая женщина и что жестокие испытания в Подвалах лишь разучили ее смеяться.
     - Я тебе верю, - жалобно произнес Чжанг. - Я тебе во всем, во всем верю.
     Мы поднялись по крутым скользким ступеням, с которых так неудобно падать. Я открыл дверь. Кто-то схватил меня за волосы и рывком втащил через порог. Но мне удалось сбить кого-то с ног "задней подсечкой", а Чжанг, воспользовавшись свалкой, с шумом пересчитал все ступени. Убежал.
     - С ним был второй, - сказал грубый голос.
     - Патруль поймает, - ответил другой грубый голос.
     Я лежал, распластавшись на полу. Меня рассматривали при свете плошек. Чья-то нога упиралась мне в грудь, кто-то поворачивал мою голову загнутым носком сапога к свету.
     - Какой-то незнакомый. Из хиппи, что ли?
     - Я сразу поняла, - женский голос, - в темноте кто-то стоит.
     Я скосил глаза - женщина сидела на корточках, полногрудая, крупная, настоящая чухча в одежде Чхины, но не Чхина.
     - Чего смотришь? Признавайся во всем. - Она стучала пестиком в бронзовой старинной ступе. Резкие колокольные звуки, похоже, доставляли ей удовольствие. - Тебе есть в чем признаться.
     В доме было тепло, рубиновые огоньки плошек, благовонный запах курительных палочек - все это создавало неповторимый уют, о котором я вспоминал и в затхлых Подвалах, и в промокших джунглях. Но толстая нога на моей груди мешала положительным эмоциям.
     - Ты кто? - склонилось широкое лицо. Кончики усов были залихватски подкручены кверху. - Не даньчжин?
     - Где Чхина? - спросил я.
     - Я Пананг, ее муж, можешь все говорить мне, как ей. Или вон ему, он тоже муж, Баданг. И третий - тоже муж, Чачанг.
     Я разглядел еще две пары таких же усов. Мужья Чхины были одеты в парчовые, правда, сильно мятые и заношенные халаты придворного покроя - вверху узко, внизу широко, а почти под мышкой у каждого - обязательный клинок в нарядных ножнах.
     - Где Чхина? Что вы с ней сделали? - Я напрягся, пытаясь сбросить с себя ногу Пананга, но меня притиснули еще сильней.
     - Почему ты решил, что мы с ней что-то сделали?
     - Раньше вас и силой не затащить сюда... - прохрипел я, чувствуя, что ребра не выдержат.
     Женщина оставила в покое ступу с пестиком, велела подтащить меня к низкому столику. Потом деловито осмотрела мою руку, которую крепко держал, кажется, Пананг.
     - Под ногтями грязь, - сказала она с укоризной и начала неторопливо вталкивать швейную иглу под ноготь моего среднего пальца. У мистиков в цене именно указательные и средние пальцы.
     Темная капля крови поползла по металлу, женщина сдула ее и воткнула иглу поглубже. Потом внимательно посмотрела мне в глаза. Когда-то она была недурна собой - правильные черты лица, выразительный рисунок губ. Теперь это была потускневшая особа лет сорока-сорока пяти с выщипанными бровями и мастерски подведенными глазами. Нетрудно было понять, что она до сих пор украшала княжеский двор своим присутствием. И трое усатых мужей Чхины тоже украшали, судя по экипировке.
     - Зрачки почти не расширились, - сказала женщина. - Он где-то научился не чувствовать боли.
     Баданг (или Чачанг) склонился надо мной.
     - Где научился? У какого отшельника?
     В растянутых мочках его ушей висели крупные мужские серьги, поэтому, несмотря на грозную мину и гвардейские усы, придворный мужик казался мило-несуразным ребенком, напялившим на себя все, что блестит.
     Мне-то всего лишь нужно было назваться хиппи-бродягой, каких полно в Даньчжинии. Они толпами едут из Америки и Европы и разбредаются по священным горам в поисках космической энергии и нирваны. Они попрошайничают, воруют, умирают от голода, болезней, наркотиков или, обессиленные, попадают на зуб гиенам и красным волкам. Короче говоря, фигура обовшивевшего тощего анахорета с безумными или печальными глазами стала привычной для Даньчжинского Времени. Сами даньчжины относились к ним снисходительно, как к мухам или древесным клопам, убежденные в том, что никогда никому из них не достичь нирваны или хотя бы низших степеней совершенства. Так что моя ложь была бы очень правдоподобна и была бы мне защитой. По крайней мере, спасла бы меня от кары за уход из Подвалов, и прекратились бы, наверное, пытки.
     Я давно заметил, а сейчас остро почувствовал, что жизненная необходимость лгать - первый признак монстроопасной ситуации. Люди должны лгать, чтобы выжить, чтобы реализовать свои возможности, чтобы сделать свое дело. Но теперь я панически боялся лжи, самой мысли о лжи...
     Женщина рассердилась.
     - О боги! Почему ты молчишь? Мне так интересно узнать, кто ты! Может, ты тоже ее любовник? Может, и тебя она приворожила, как Пхунга? - Она вытащила иглу и бросила ее на стол. - Не хочешь говорить, не надо. Мы ее сейчас лечить будем. Она встанет, увидит тебя и скажет, кто ты такой. Ведь скажет, когда увидит?
     "Ненависть ненавистью не укрощают", - написано в изречениях бога. Но я-то уже достоверно знал, что он умел постоять и за себя, и за других, если сумел сохранить душу чистой.
     Я рванулся и опрокинул столик вместе со светильниками и иглами. В темноте мне удалось справиться лишь с одним из мужей Чхины - я преодолел сопротивление его рук и защемил ему сонную артерию... Когда женщина разожгла светильник, я, обессилев, барахтался под грузными телами двух потных братьев. Потом мое горло подперли двумя остриями церемониальных мечей - а мне-то поначалу они показались игрушечными! Я почувствовал жаркие струйки, потекшие по ключицам.
     - Свяжите пока его, - сказала женщина и принялась приводить в чувство третьего мужа. Она колола иглой в мочки его ушей, потом, сняв сапоги, в большую смуглую ступню. Наконец он очнулся. Я пытался увернуться от его кулаков и пинков, и он несколько раз от души врезал по каменной стене. Братья покатились со смеху, а женщина лишь улыбнулась.
     - Ну, хватит, - сказала она. - Порошок уже настоялся. Надо лечить.
     - Как будете лечить? - спросил я, сплевывая кровь.
     - Обыкновенно. - Женщина удивленно посмотрела на меня. - Порошком из трав. В нос натолкаем.
     Кажется, Пананг зажег второй светильник и пошел впереди женщины к дальнему углу, огороженному раздвижной стенкой из бамбука и бумаги. Там была спальня.
     - Что за травы? - спросил я Баданга (или Чачанга). Он дул на разбитые в кровь кулаки и лишь буркнул:
     - Лучше заткнись.
     Я слышал о даньчжинском наркотике из каких-то особенных "дурных" трав; он и мертвого способен поднять на ноги, но потом наступает полная потеря сил. Для больного или ослабленного организма это кончается, как правило, катастрофой.
     - Вы хотите ее убить? - сказал я. - Но она же ваша жена!
     - Была жена, - ответил тот, у которого кулаки были в порядке. - Умрет - будет не жена.
     За загородкой послышалось чихание, потом надрывный кашель. Я рванулся, но меня придавила нога в войлочной упаковке.
     - Какие сволочи! - хрипел я. - Раньше вы боялись! А теперь она больна... Вы шакалы, не люди... Вы беспомощную хотите убить.
     Полураздетую Чхину вытолкнули из загородки, она упала на колени. Потом посмотрела на ладони и начала брезгливо вытирать о себя. Похудевшая, бледная, она была еще прекрасней, чем прежде. Мои обостренные чувства захлебнулись в предчувствии непоправимой беды.
     - Чхина! - закричал я, но меня еще сильней придавила толстая нога.
     Мужчины оцепенело смотрели на Чхину, видно, проняла все же ее красота.
     - Она совсем вылечилась! - обеспокоенно сказала женщина. - Чего вы смотрите? Начинайте!
     Тот, что дул на кулаки, уже держал в зубах красный шелковый шнурок, закатывая рукава халата.
     Я изо всех сил рванулся, и путы на мне лопнули. Тотчас сильная боль в затылке ошеломила меня. Сначала я подумал - ударили чем-то по голове. Но и все, кроме Чхины, корчились на полу, взвывая от боли и сжимая головы ладонями.
     Я увидел лицо Чхины. Ее демонический взгляд испепелял ненавистью. Женщина, катаясь по полу, рвала на себе волосы. Теряя сознание, я выбежал из дома и тоже с шумом сосчитал все ступени до одной...
     В темноте я нашел лужу и окунул в нее голову, потом натирал прохладной грязью затылок. Мне казалось, я схожу с ума. Наконец боль ослабла, и я пошел вокруг дома, негромко выкрикивая:
     - Чжанг, где ты? Откликнись, это же я, Пхунг! Но он как сквозь землю провалился.
     Боль в затылке вовсе пропала, и я вернулся в дом. Чхина, опустошенная выбросом энергии, сидела на голом полу. Лицо осунулось, постарело. Она взглянула на меня потухшими глазами.
     - Я так ждала тебя...
     Трое мужчин и женщина распластались ниц у ее голых ступней - поза предельной покорности в даньчжинском мире. В этих затвердевших спинах я вдруг увидел те са мые глыбы, по которым шагал Небесный Учитель! И все мои мысли отшибло. Я с ужасом смотрел на них и видел жуткую пустыню, усеянную подобными глыбами от горизонта до горизонта. И немощного старичка с лицом гневного "проповедника из Сусхары", ступающего по ним.
     - Пхунг, - донеслось словно издали, - неужели ты их боишься?
     - Покорные спины - беда... - пробормотал я, приходя в себя.
     - Они же меня хотели убить. Меня...
     - Что ты хочешь сделать с ними?
     - Ты не знаешь, почему они хотели убить. Не потому, что я полюбила кого-то... Я мешаю этой женщине... Если я умру, то Пананг, Баданг и Чачанг станут ее мужьями. У нас не бывает разводов... Неужели... теперь ты не захочешь мне помочь?
     - Помочь?
     - Я хочу превратить их в овец. Или в собак. Я знаю заклинания.
     Нет, это был не бред, а всего лишь эпизод из жизни каменного века. Я успокоился. Мне предстояло убить этих людей, чтобы их души с помощью Чхины переселились в животных. Логика первобытного мышления. Что удивительно - она была мне приятной! Очень заманчиво знать, что в стойле есть баран или осел с душой ненавистного тебе негодяя. Или даже монстра!
     Я сел рядом с Чхиной, обнял ее за плечи, неуклюже поцеловал в сухие губы. Ее голая кожа обжигала холодом.
     - Ты не разлюбил меня, Пхунг? - Она посмотрела мне в глаза. - Какой-то ты другой... Может, мне надо умереть? Может, и тебе я мешаю? Ты скажи, не бойся... Я сделаю так, как ты хочешь...
     А с Чжангом произошло вот что. Скатившись с лестницы, он побежал, не соображая куда, и налетел на толпу людей, вооруженных до зубов. Его осветили электрическими фонарями.
     - О боги! - поразились люди. - Неужели Пхунг!
     - Я не Пхунг! - заверещал несчастный монах.
     - Он врет, - сказал старший. - Он должен быть Пхунгом. Я вижу правильным зрением: Пхунг!
     Вскоре избитый до неузнаваемости монах предстал перед Страшным человеком.
     - Надо признаться, Пхунг, - Шеф Службы Княжеской Безопасности мрачно смотрел на него. Сонная виверра на его плече дернулась и застонала, как человек. Чжанг в ужасе смотрел то на животное, то на шкафоподобного человека, они казались ему духами зла. Он упал на колени и заплакал.
     - Я не Пхунг! Спросите самого Пхунга! Он скажет, что я не Пхунг!
     - Хорошо. Давай спросим. Где он?
     - У чухчи по имени Чхина... в доме... там его кто-то схватил...
     - Кто схватил?
     - Может, злые духи...
     Пришло время снимать кожу с бродяги, чтобы признался во всем, - ведь не назвал своего имени, не сказал, откуда пришел и почему знает Пхунга. Но Страшный человек уловил острый блеск на грязной руке Чжанга.
     - Что это? Дай!
     Монах совершенно забыл об "инструменте"! Поспешно содрав его с пальца, положил на стол перед светильником. Страшный человек принялся разглядывать перстень, напряженно размышлял. И вдруг жутковато улыбнулся.
     - Мне надо много таких. Денег дам. Не веришь?
     Он отвязал от пояса мешочек из тонкой обезьяньей кожи, украшенный бисером, и высыпал перед Чжангом монеты и мятые купюры.
     - Все твое. Бери. Еще принесешь - еще дам. Чжанг в ужасе прошептал:
     - Не надо! Мне ничего не надо!
     Страшный человек догадался, что перед ним бессребреник, а таких он не понимал, поэтому считал опасными сумасшедшими. Казнить бы при попытке к бегству, но было ясно, что перстень из Подвалов. Этот тип, конечно же, знал дорогу к сокровищнице Тхэ-чхубанга!
     Страшный человек пригвоздил Чжанга к стене мрачным взглядом.
     - Разве ты не знаешь, что сказал Небесный Учитель о своем учении? Он сказал: пятьсот лет будет учение, потом появится другое.
     Монах поспешно кивнул. Изречение о пятисотлетнем периоде учения он знал, оно входило в элементарное знание для избранных.
     - Придворная религия - самая правильная религия, - продолжал Страшный человек прежним тоном. - Сила богов - в деньгах. При Небесном Учителе не было денег. Но он знал: через пятьсот лет будут. Поэтому сказал, что через пятьсот лет будет еще лучшее учение. При дворе Великого Даньчжина - самое лучшее.
     - Но как же с перерождением... - прошептал в страхе монах.
     - За деньги можно купить хорошее перерождение в будущей жизни.
     Взгляд Чжанга панически метался по комнате, боясь прикоснуться к мерцающей груде монет. Бежать! В родные Подвалы! Но как?! Страшный человек протянул длинную толстую руку и сдавил потную шею монаха.
     - Так тебе денег не надо? Халат, дом, чухчу не надо?
     - Чухчу надо... - прохрипел Чжанг, и хватка тут же ослабла.
     - Пойдем! - грозно сказал Страшный человек, поднимаясь с войлока. - Чухчу купишь. У тебя же деньги, сила богов!
     В комнатах коттеджа, отведенного фрейлинам, было весело и дымно. Репортеры набирались сил перед походом в джунгли. Билли Прайс азартно взбрыкивал и пронзительно ржал, везя на себе двух голых фрейлин. Другого скакуна изображал юный француз, похожий на очаровательную девушку, но с мушкетерскими усами. Его оседлала грузная растекшаяся старуха самого вульгарного вида. При виде этой картины Чжанг обомлел, но Страшный человек втолкнул его в комнату и представил:
     - Мой гость. Богатый. Отшельник с Сияющей Опоры. Отдохнуть хочет. Чухчу хочет. А я пошел. У меня еще дела.
     К утру Чжанг отведал многие прелести странного мира, он с удовольствием катал на себе не только женщин, но и мужчин. А когда до его слуха донеслись звуки гонгов и труб, зовущих на утреннюю молитву, он выбрался из объятий "настоящей чухчи" и пошел искать проточную воду для омовения. Его ноги подкашивались от слабости, в голове разгоралась похмельная боль.
     - Пхунг! - жалобно выкрикнул он в темноту. - Мне очень плохо! Я умираю, а тебя нет!
     Убийцы с понурым видом сидели у закопченной стены.
     - Чхина уйдет из Тхэ, - говорил я им, выдавливая черную кровь из-под ногтей, чтобы не было заражения. - Она как бы умрет для всех вас. Нужно было спросить ее, что она намерена делать, а не убивать.
     Чхина разожгла очаг, заполнив дымом комнату - пришлось открыть дверь, - поставила на огонь кувшин и кастрюли.
     - Ты хочешь сделать из них друзей? - вяло удивилась она. - У тебя не получится, Пхунг.
     Женщина боялась взглянуть на Чхину, поэтому смотрела на меня.
     - Разве она сможет нарушить... - шепотом спросила она, - закон ее жизни? Разве сможет уйти из Тхэ?
     - Я сделаю, как говорит Пхунг, - ответила за меня Чхина, убирая с лица пряди волос. - Ты посмотри на них! Они не могут поверить. Они меряют нас по себе. Нет, Пхунг, все-таки надо превратить их в овец.
     Женщина сникла, а Пананг ткнул кулаком ее в бок.
     - Проглоти язык, чухча. Опять начинаешь...
     В приоткрытую дверь из тьмы просунулась крупная носатая физиономия, повела настороженно глазами по сторонам и вдруг рявкнула:
     - Всем замереть! Не шевелиться! Кто здесь Пхунг?
     Я навалился на дверь плечом и прижал голову незнакомца.
     - Отпусти! - завопил тот.
     - Зачем тебе Пхунг? Быстро! Не то раздавлю!
     - Это наш знакомый! - сказал Пананг. - Очень хороший человек из Службы Княжеской Безопасности. Надо отпустить.
     Дверь сотрясалась от яростных ударов с той стороны. Чхина помогла мне, подперев ее бамбуковой жердью для сушки белья.
     - Всё скажу! - закричал "хороший человек" и торопливо выболтал и о монстре, и о репортерах, и том, что я понадобился тэурану для охоты на людоеда.
     - Они выпустили тэу? - поразилась Чхина.
     Дверь слетела с петель - и в дом буквально влетели вооруженные люди, опрокинув стол, задавив телами очаг. Я схватил Чхину за руку, и мы могли бы, наверное, убежать - по крайней мере, нас пришлось бы искать и искать среди строений вымершего поселка, - но Пананг, Баданг и Чачанг навалились на нас в темноте.
     Связанный, я лежал возле очага, глотая дым, и слышал голос Чхины.
     - Мне бы немного сил... Во мне совсем ничего не осталось, Пхунг... Ты прости меня... В другой жизни я тебя обязательно разыщу.
     - Подождите, - сказал я. - Не трогайте ее.
     - Но она не сможет сама уйти из Тхэ, - голос женщины-убийцы, теперь он был полон жизни. - Без тебя не сможет, Пхунг.
     - Я ей скажу, как уйти, и она уйдет.
     Они посовещались.
     - Ну, скажи.
     Чхину подтолкнули ко мне, и она обняла меня за шею, прижалась холодной щекой к моей щеке.
     - Я тебя сильно люблю, Пхунг. Мне совсем не страшно...
     Женщина натужно рассмеялась.
     - Какие нежности!
     Я зашептал на ухо Чхине:
     - Беги в город. Найди любое посольство и скажи, что террорист захватил группу журналистов из разных стран. Пусть спасают.
     - И тебя спасут, Пхунг?