яевами.
     С этим все было ясно. Загадка состояла в другом. Почему Марио воспользовался лестницей, когда мог просто выйти через калитку? Странно, конечно, но, возможно, такое поведение кастеляна - лишь мера предосторожности, решил Панталеоне и тем удовлетворился.
     Тем более что ситуация в саду резко изменилась. Марио, пройдя полпути, неожиданно повернул к террасам, на свет фонаря Рафаэля.
     Панталеоне обеспокоился. Кастелян, увидев, что мальчик ищет золотой флакончик в одиночестве, мог разгадать истинные намерения Панталеоне. И он последовал за Марио. Когда же тот поднялся на вторую террасу, свернул направо, к тому месту, где погасил фонарь.
     И уже оттуда с криком: "Рафаэль! Рафаэль!" - побежал следом за Марио. громко топая сапогами.
     Увидел как замер до того покачивающийся на ходу фонарь кастеляна. С третьей террасы Рафаэль со своим фонарем двинулся на крик.
     - Я его нашел! - добавил Панталеоне. И действительно нашел, в том кармане, в который сам же и положил его. - Нашел! Нашел! - с триумфом повторял он, словно Колумб, открывший Америку.
     У ступенек, ведущих на вторую террасу, Панталеоне остановился, подождал, пока подойдут Рафаэль и Марио,
     - Вы его нашли? - голос Рафаэля переполняла печаль.
     Панталеоне поднял болтающийся на золотой цепочке флакончик.
     - Вот он! Но не грусти. За труды я дам тебе дукат. Так что в накладе ты не останешься.
     - Вы искали его в темноте? - спросил Марио, и Панталеоне уловил нотку подозрительности в его голосе,
     - Болван! - он воинственно выпятил подбородок. - Как я мог найти его в темноте? От радости я слишком резко тряхнул фонарь, вот он и погас,
     Марио пристально смотрел на него.
     - Странно. По пути сюда я не заметил фонаря.
     - Я был за изгородью. Возможно, она заслоняла свет, - коротко ответил Панталеоне, понимая, что, пустившись в пространные объяснения, может лишь усилить подозрения кастеляна.
     Они последовали в дом. Рафаэль не скрывал своего разочарования: пять, нет четыре дуката уплыли из-под носа. Марио подозрительно косился на Панталеоне. Последний улыбался во весь рот, не скрывая своего счастья, вспоминал, как мать надела талисман ему на шею, какие при этом говорила слова, против каких напастей талисман оберегал его, ложь слетала с его языка с такой же легкостью, как сбегает с холма весенний ручеек.
     Но тем не менее, желая Марио покойной ночи, по суровому выражению лица кастеляна Панталеоне понял, что тот не верит ни единому его слову.
     И улегшись в кровать, долго думал, к чему это может привести. Вновь вернулись мысли о непонятном поведении кастеляна, о том, как он доставит мессера Маттео Орсини пред светлые очи Чезаре Борджа.

Глава 5

     Приняв решение, мессер Панталеоне приступил к его претворению в жизнь.
     Наутро он отправился в предместье Пьевано, впервые после приезда в замок. Благо, нашелся и подходящий предлог: необходимость зашить сапог, разорвавшийся прошлой ночью в ходе поисков утерянного талисмана (голенище он предусмотрительно вспорол кинжалом),
     Первым делом Панталеоне проследовал к сапожнику, в мастерской которого и пробыл, пока тот чинил разорванный сапог. От сапожника он заглянул в "Остерия дель Торо", вроде бы для того чтобы пропустить стаканчик вина, а на самом деле - чтобы отдать приказ своим солдатам. Приказ, естественно, был выполнен, и в сгустившихся сумерках солдаты, по одному и парами, пересекли подвесной мост и собрались в пустынном дворе замка. Последний, как мы знаем, не охранялся, так что вторжение прошло незамеченным.
     Убедившись, что все войско в сборе, мессер Панталеоне, при оружии, в сапогах со шпорами, в плаще и со шляпой в руках, словно отправляющийся в дальнюю дорогу, широким шагом вошел в тот самый зал, где неделей раньше его встретили с таким радушием. Как и тогда, он застал графа Альмерико за чтением какого-то манускрипта в компании мадонны Фульвии.
     Они повернулись к нему, удивленные столь разительной переменой в мессере Панталеоне. И действительно, теперь он более походил не на гостя, но завоевателя, пришедшего, чтобы указать прежним хозяевам их нынешнее место. Панталеоне не стал их томить, сразу объяснив что к чему.
     - Мой господин, - обратился он к старому графу, - мне велено выполнить одно поручение, и десять крепких солдат внизу готовы оказать мне всяческое содействие, если возникнет такая необходимость. Или вы сами выдадите мне вашего племянника Маттео Орсини, который здесь прячется?
     Они уставились на Панталеоне. Слова его поразили их, словно громом. Первой пришла в себя мадонна Фульвия. Брови ее сошлись у переносицы, глаза грозно сверкнули.
     - Зачем вам понадобился Маттео?
     - Его хочет видеть Чезаре Борджа, - последовал ответ. Теперь уже не было нужды скрывать, кто он такой. - Я послан сюда, чтобы арестовать Маттео по указанию герцога.
     Вновь в зале повисла тяжелая тишина, в четыре глаза смотрели граф и его дочь на мессера Панталеоне. Но вот Альмерико закрыл книгу, и на губах его заиграла презрительная улыбка. Но заговорила опять мадонна Фульвия.
     - Значит, все это время вы держали нас за идиотов. Лгали нам. Ваша физическая слабость, погоня, от которой вы спасались... Все это вы выдумали? - по голосу чувствовалось, что она до сих пор не может в это поверить.
     - Цель оправдывает средства, - грубо ответил он. И хотя ни стыда, ни угрызений совести он не испытывал, под их презрительными взглядами ему было не по себе. - И хватит смотреть на меня. Перейдем к делу. Пошлите за предателем, которого вы прячете у себя.
     Мадонна Фульвия гордо выпрямилась.
     - Мой Бог! - воскликнула она. - Иуда, жалкий шпион! И я сидела с тобой за одним столом. Мы принимали тебя, как равного, - голос ее переполняли ужас и отвращение. - Мерзкая тварь! Вот для чего пришел ты к нам? Вот...
     Пальцы старого графа коснулись ее руки, и она замолчала, повинуясь его невысказанной просьбе. Граф следовал своему учителю-стоику даже в такой трагической ситуации. Не зря же он столько лет посвятил изучению мудрости древних.
     - Успокойся, дитя. Уважение к себе не позволяет обращаться в подобном тоне даже к таким ничтожествам, как этот человек, - сказал граф ровным, спокойным голосом. - Что тебе до его предательства и бесстыдства? Может ли это причинить тебе урон? Если качества эти кому-то и навредят, то лишь их обладателю.
     Но мадонна Фульвия не согласилась с великим Сенекой.
     - Да, он может навредить мне. И Маттео.
     - Но так ли уж страшна для человека смерть? - задал Альмерико риторический вопрос. - Маттео уже мертв, хотя еще живет. А этот бедолага живет, хотя уже умер.
     - Не пора ли перейти от разговоров к делу? - Панталеоне надоели философские рассуждения о жизни и смерти. - Вы сами пошлете за Маттео Орсини или мне просить моих людей привести его из того уединенного павильона, в котором он прячется? Сопротивление бесполезно, затяжка времени ни к чему не приведет. Мои солдаты перекрыли все проходы, и никто не выйдет из замка и не войдет в него без моего разрешения.
     Он увидел, как изменились лица графа и его дочери. Глаза девушки широко раскрылись, как подумал Панталеоне, от страха, старик же коротко рассмеялся.
     - Мессер, раз вы так хорошо информированы, завершите ваш труд без нашего участия.
     Панталеоне глянул на него, потом пожал плечами.
     - Как скажете, - и, повернувшись на каблуках, шагнул к двери.
     - Нет, нет! - остановил его вскрик мадонны Фульвии. - Подождите, мессер! Подождите!
     Панталеоне остановился, обернулся. Одну руку она прижимала к груди, словно успокаивая гулко бьющееся сердце, другую протягивала к нему.
     - Позвольте мне переговорить с отцом наедине... и мы примем решение, - выдохнула она.
     - Решение? - брови Панталеоне удивленно взлетели вверх. - А что тут решать?
     В волнении она заломила руки.
     - Мы... возможно, мы найдем, что вам предложить.
     - Предложить? - Панталеоне нахмурился. Неужели они хотят подкупить его? - Клянусь Богом... - с жаром начал он, но не договорил. Ибо врожденная алчность не дала ему докончить фразу. В конце концов, почему бы не выслушать их предложение. Может, оно его и устроит. Только дурак пренебрегает личной выгодой. Ведь о том, что Маттео в Пьевано, известно только ему. Но и предложенная цена должна быть достаточно высокой, чтобы компенсировать не только тысячу дукатов герцога, но и его уязвленное тщеславие, ибо придется прилюдно признаваться в том, что он не сумел справиться с поручением герцога.
     Истолковав молчание Панталеоне, как колебания, мадонна Фульвия усилила натиск.
     - Едва ли вы что-либо потеряете, даровав нам эти несколько минут. Разве вы не сказали, что замок занят вашими людьми? Что никто не сможет ни выйти, ни войти без вашего разрешения?
     Панталеоне поклонился.
     - Я согласен. Я обожду в приемной, - и вышел из зала, бряцая шпорами.
     Оставшись одни, отец и дочь долго смотрели друг на друга.
     - Зачем ты помешала ему? - прервал затянувшееся молчание старый граф. - Надеюсь, не потому, что пожалела такого мерзавца?
     Ее губы презрительно изогнулись.
     - Как ты мог даже подумать об этом?
     - Другого объяснения я не нахожу.
     - Если б мы позволили ему пойти за Маттео, подумай, что бы он сделал. Солдаты перевернули бы замок вверх дном, но нашли бы его.
     - А что сейчас изменилось? Он все равно отдаст такой приказ. Как нам ему помешать?
     Монна Фульвия наклонилась к отцу.
     - Ради чего ты так долго изучал человеческую природу, если не можешь найти ответа на свой вопрос?
     Альмерико сжался в кресле, ибо дочь его попала в точку: в критической ситуации философия древних оказалась бесполезной. А вот юная Фульвия, похоже, знала, что нужно делать.
     - Разве ты не знаешь, разве об этом не написано на какой-то из этих страниц, что предавший раз будет предавать снова и снова. Разве ты не видишь, сколь низок этот человек, предавший того, кто протянул ему руку помощи, дал кусок хлеба? И, уж конечно, он предаст своего хозяина, если увидит в этом собственную выгоду.
     - Ты хочешь сказать, что мы должны подкупить его?
     Фульвия коротко рассмеялась.
     - Мы должны сделать вид, что хотим подкупить его, - она прижала руки к вискам. - Знаешь, меня осенило. Словно с глаз слетела пелена и я увидела, какие перед нами открыты возможности. В мои руки вложено оружие, которым я смогу поразить нашего заклятого врага и отомстить за всех убиенных Орсини.
     - Дитя мое, ты бредишь. Как сможет слабая девушка...
     - Слабая - нет. Но сильная женщина из рода Орсини сможет. Слушай, - она наклонилась ближе и зашептала отцу на ухо сложившийся в ее голове план.
     Альмерико слушал, сжавшись в комок, на лице его отражалось изумление.
     - Боже ты мой! - ахнул он, когда Фульвия замолчала. - Боже ты мой! Как в такой ангельской головке мог зародиться столь чудовищный замысел? За все эти годы я не смог узнать тебя, Фульвия. Я-то держал тебя за дитя, а ты... - ему не хватило слов, так что осталось лишь всплеснуть руками. Стоик в нем уступил место родителю.
     В тревоге за нее, своего единственного ребенка, он попытался отговорить Фульвию. Но та не уступала. Спорила с отцом, доказывая, что это единственный способ разделаться и с Панталеоне, и с его хозяином, герцогом Валентино. Она убеждала старого графа, что не будет покоя ни ей, ни ему, ни кому-либо из Орсини, если он удержит ее и не позволит реализовать разработанный ею план. Она напомнила ему, что, пока Чезаре Борджа жив, ни один Орсини не сможет считать себя в безопасности. А напоследок привела самый главный аргумент: мол, по ее убеждению, сам Господь Бог вдохновил ее, ибо как иначе слабейшая из Орсини могла даже подумать о том, что она должна отомстить за погибших сородичей, дабы не оборвался их род на земле.
     И в итоге ее порыв передался старому графу, и он, все еще терзаемый страхом за дочь, согласился не препятствовать ей.
     - Оставь мне Чезаре Борджа и его лакея, - хищно улыбнулась Фульвия, - а сам помолись за их души.
     С тем она поцеловала отца и вышла к начавшему терять терпение Панталеоне.
     Тот сидел в кресле с высокой спинкой у стола, на котором стоял серебряный канделябр с зажженными свечами. При ее появлении Панталеоне поднялся, отметив бледность лица мадонны Фульвии и ее крайнее волнение. Красота же, стройность фигуры, гордая посадка головы, наоборот, остались им незамеченными.
     Мадонна Фульвия оперлась руками о стол, чуть наклонилась вперед, не сводя глаз с Панталеоне.
     Как мы уже заметили, ему нельзя было отказать в хитрости и проницательности, но на этот раз он столкнулся с противником, который превосходил Панталеоне именно в этих, сильных его сторонах.
     Мадонна Фульвия видела его насквозь, а потому знала, куда надобно наносить решающий удар.
     - Посмотрите на меня внимательно, мессер Панталеоне, - голос ее звучал ровно, хотя сердце буквально выпрыгивало из груди.
     Он подчинился, гадая, к чему она клонит.
     - Скажите мне, красива ли я? Стройная ли у меня фигура?
     Панталеоне поклонился, губы его изогнулись в саркастической улыбке.
     - Красива, как ангел, мадонна. Вы могли бы затмить сестру герцога, монну Лукрецию. Но какое отношение...
     - Короче, мессер, вы находите меня желанной?
     От этого вопроса у Панталеоне перехватило дыхание. С ответом он нашелся быстро, но саркастическая улыбка исчезла бесследно. Сердце его забилось сильнее, с глаз словно спала пелена, и в одно мгновение он разглядел в монне Фульвии тысячу достоинств, которых не замечал ранее.
     - Желанной, как рай, - он опустил глаза.
     - Прошу заметить, что к моим несомненным достоинствам можно отнести не только красоту. Я принесу будущему супругу и хорошее приданое.
     - Вполне естественно, что такой бриллиант должен иметь дорогую оправу, - он уже начал понимать, куда может привести этот разговор, и кровь еще быстрее побежала по его жилам.
     - За мной дают десять тысяч дукатов, - пояснила монна Фульвия.
     От одного упоминания о такой сумме голова Панталеоне пошла кругом.
     - Десять тысяч дукатов? - замирающим от восторга голосом повторил он.
     - Их получит тот, кто женится на мне, - еще раз подчеркнула монна Фульвия. - Хотите стать моим мужем?
     - Хочу ли... - Панталеоне не договорил. Нет, нет. Такое просто немыслимо. Вопрос девушки потряс его. Он уставился на нее, а лицо его побледнело, несмотря на загар.
     - Разумеется, при одном условии, - продолжила она. - Вы должны прекратить поиски Маттео и сообщить вашему господину, что найти его не удалось.
     - Разумеется, разумеется, - пробормотал он, пытаясь прийти в себя и понять, что стоит за ее предложением. Она же нареченная Маттео. Она любила Маттео. И однако... А может, любовь и толкнула ее на самопожертвование? Он слышал, что такие случаи бывали, но полагал, что это выдумки. Она отдавала себя в обмен на жизнь любимого. Заставить себя поверить в такое он не мог. Похоже, его хотели провести на мякине. Он насторожился, весь подобрался, внезапно почуяв опасность. Она лишь заманивала его в ловушку. И Панталеоне пренебрежительно рассмеялся, показывая, что разгадал ее планы.
     Но последующими словами мадонна Фульвия развеяла его подозрения.
     - Подумайте сами. Я понимаю ваши опасения, но учтите, что мы дорожим нашей честью, и если я поклянусь, что Маттео не пошевелит и пальцем, пока нас не обвенчают, значит, так оно и будет. Да и потом, что он может сделать, когда замок наводнен вашими солдатами? Пусть они останутся здесь на ночь. Если вы согласны на мое условие, завтра утром мы поедем в Читта делла Пьеве, и я стану вашей женой.
     Медленно он облизал губы, глаза его сузились, с жадностью оглядывая ее. И все же он сомневался в честности ее намерений. Не мог поверить, что ему так повезло.
     - Почему в Читта делла Пьеве? Почему не здесь?
     - Потому что я должна удостовериться в том, что вы выполните свою часть сделки. Кастель делла Пьеве - ближайший отсюда городок. Однако находится он достаточно далеко, чтобы Маттео успел ускакать.
     - Я понимаю, - кивнул Панталеоне.
     - И вы согласны?
     Их взгляды встретились. Душа Панталеоне пела от восторга. Огромное состояние скатилось к нему в руки, состояние и жена... да еще какая жена! С каждым мгновением монна Фульвия становилась для него все краше. Не напрасно предупреждал герцога фра Серафино, говоря, что в руках женщины Панталеоне станет податлив, как воск.
     Так есть ли смысл держаться за Валентино, чтобы получить за Маттео одну десятую того, что обещала ему женитьба на мадонне Фульвии? Как мы видим, он даже не предпринял попытки устоять перед искушением. И даже не вспомнил о молодой женщине из Болоньи, звали ее Леокадия, хозяйке винного магазина в Лавено, которая родила ему сына и на которой он обещал жениться. Но все это произошло до того, как он получил чин кондотьера и завоевал доверие и уважение Чезаре Борджа. Но зыбкая удача наемника не шла ни в какое сравнение с тем, что ему предлагала эта юная особа. И если он колебался, то лишь потому, что не мог поверить своему счастью. И, пребывая в крайнем возбуждении, он стал туго соображать. Мой Бог, как же она любит Маттео, подумал он, но мысль эта не задержалась у него в голове, уступив место другой, более приятной. А может, может, он...
     Как же он не подумал об этом раньше. А ведь объяснение ее странного поведения лежит перед глазами, на самой поверхности. Спасая Маттео, она выполняет свой долг и одновременно возводит барьер между собой и кавалером, к которому охладела.
     Именно тщеславие убедило его, что он должен хватать жар-птицу за хвост.
     - Согласен? - прервал он затянувшееся молчание. - Согласен? Ангелы Господни! Я же не деревянный истукан и не слепой идиот! Как я могу отказаться? И готов немедленно поставить печать на наш договор, - Панталеоне раскинул руки и, бросившись к мадонне Фульвии, словно коршун на голубку, сжал ее в объятиях.
     Она окаменела от ужаса и отвращения, а Панталеоне, ничего не замечая, шептал ей на ухо нежности, обещая в будущем стать ее преданным рабом, готовым выполнить любой ее каприз.
     Наконец ей удалось освободиться от его цепких рук. Щеки ее горели румянцем, душу переполнял стыд.
     У двери она оглянулась и, заметив подозрение в его взгляде, заставила себя радостно рассмеяться.
     - До завтра! - она махнула Панталеоне рукой и исчезла за дверью.

Глава 6

     Пусть и не без колебаний, Панталеоне, как истинный авантюрист, решил поймать журавля в небе, не удовлетворившись той синицей, что уже была у него в руках. А потому расставил на ночь посты, чтобы его добыча не упорхнула до того, как он и мадонна Фульвия отправятся в церковь, и улегся в кровать. И в грезах, навеянных десятью тысячами дукатов, будущее рисовалось ему только в розовых тонах.
     Для него, как и для любого другого человека во все времена, во всех странах и на всех континентах, дукаты определяли степень порядочности. Человек может заложить свою честь, поступиться гордостью и продать свою бессмертную душу, если взамен ему предлагается кругленькая сумма, да еще в звонкой монете. Такому жизненному принципу следовал Панталеоне. И если вы не из тех, кто меряет себя дукатами, пожалейте хоть немного этого человека, готового на все ради получения прибыли. За тысячу дукатов, предложенных Панталеоне герцогом, он согласился стать Иудой, За десять тысяч без колебания предал своего господина. И, что самое ужасное, полагал при этом, что поступает мудро. Потому-то я и прошу читателя пожалеть мессера Панталеоне. Жалость ваша придется ему очень кстати. Если бы он осознавал свою низость, мы бы посчитали его обычным злодеем. Но куда там! Низость приносила ему прибыль, а потому он почитал себя умницей и молодцом. Разумеется, он был сыном своего времени, но ему подобные существовали всегда и везде.
     И пока он предавался сладким грезам, мадонна Фульвия готовилась уничтожить своих недругов. Она написала записку, короткую, но энергичную, призванную разбудить любопытство герцога, дабы отреагировал он, как она бы хотела