ова монаха. - Ага. Он сказал, что у тебя слишком пухлые губы, а потому в руках женщины ты становишься податливым, как воск. Он знает жизнь, этот фра Серафино. Монастырь - лучшее место для раздумий о нашем бытии. Как ты мог ей поверить? Но будь покоен. Обещания свои она выполнит, хотя и рассчитывала обмануть тебя. Она прижмет тебя к своей белой груди, тебя и ту заразу, что ты несешь в себе.
     - О Господи! - ахнула монна Фульвия. - Неужели вы обручите меня со смертью?
     - Неужели вы находите смерть более отвратительной, чем Панталеоне? - удивился герцог. - Но рассудите сами, я не делаю вам ничего такого, чего бы не сделали мне вы, - и с предельной осторожностью он начал снимать перчатку из толстой буйволиной кожи, в которой держал футляр с несущим смерть письмом. - Однако, если вам представляется о невозможным сдержать данное вами слово, а для вашего рода это скорее правило, чем исключение, я могу указать вам выход из этой довольно-таки щекотливой ситуации.
     Во взгляде ее, обращенном на герцога, не было надежды на спасение.
     - Вы смеетесь надо мной!
     - Отнюдь. Выход есть. Откажитесь от заключенного с ним договора, то есть от обязательства стать его женой.
     - Отказаться? Но как?
     - Просто. Выдав мне Маттео Орсини. Передав его мне этим днем или, в крайнем случае, вечером, и вам не придется идти с Панталеоне под венец.
     Она поняла дьявольскую сущность стоящего перед ней человека. Увидела, как далек он от мелочной мстительности. Она была лишь пешкой в его игре, и использовал он ее лишь с тем чтобы достигнуть поставленной цели - схватить Маттео Орсини. И угрожал обручением с завтрашним покойником лишь для того, чтобы сломить ее волю, вырвать у нее согласие на предательство ценой собственного спасения.
     - Передать его вам? - тут пришла ее очередь улыбаться.
     - Конечно. И вам нет нужды объяснять мне, где он прячется. Я не прошу вас предавать его, дабы не ранить нежную душу, свойственную всем Орсини, - голос его сочился сарказмом. - Вам надо лишь послать ему письмо, в котором вы расскажете, к чему привело ваше стремление вручить мне отравленное послание. И все. Если он мужчина, то должен приехать ко мне, чтобы предложить свою жизнь взамен вашей. И пусть приедет до полуночи, не то... - герцог пожал плечами, мотнул головой в сторону убитого горем Панталеоне, - вам придется выполнить условия договора. Заплатить цену, назначенную вами за его спасение. И я сам устрою вам свадебный пир.
     Монна Фульвия бросила на него полный ненависти взгляд. Страх в ней исчез без следа. Ибо она поняла, что еще не все потеряно, что даже в этом отчаянном положении она может ответить ударом на удар.
     - Пусть будет так, ваша светлость. Вы не оставляете мне выбора, - говорила он едва слышно, чуть ли не шепотом. - Желание ваше будет исполнено. Я пошлю за ним моего слугу.
     Герцог ответил долгим взглядом, сначала раздумчивым, потом - презрительным. Затем повернулся к придворным.
     - Поехали, господа. Здесь нам больше нечего делать, - но перед тем как тронуть с места лошадь, наклонился к делла Вольпе, стоявшему у стремени, и отдал короткий приказ.
     Уезжал Чезаре Борджа с презрением в сердце. Все эти Орсини одинаковые. В замыслах - смельчаки, в их исполнении - трусы. Голова - их сильная сторона, да вот сердце подводит. Потому-то они и терпят поражение в открытом бою.

Глава 8

     Застыв в седле, мадонна Фульвия провожала герцога взглядом, пока он и его свита не скрылись за поворотом одной из улиц, отходящих от площади. Но и потом она не пошевельнулась. Занятая своими мыслями, она не замечала собравшейся толпы зевак, которые, однако, не решались приблизиться, не желая составить компанию Панталеоне.
     К действительности ее вернул паж, одетый в черное, с вышитым на камзоле красным быком. Подойдя, он взялся за поводья лошади мадонны Фульвии. В то же мгновение к ней обратился делла Вольпе, уважительным тоном, но с презрением во взгляде.
     - Мадонна, я прошу вас проследовать с нами. По приказу моего господина вас примут со всем радушием.
     Она посмотрела на него, хотела резко ответить, но что-то в выражении лица бывалого воина остановило ее. Во-первых, она увидела, что он честен, во-вторых, презирает ее за принятое решение. А потому отвела глаза.
     - Показывайте дорогу, мессер. Надеюсь, вы не будете возражать, если со мной поедет и мой слуга, - она указала на молчаливого Марио.
     - Разумеется, нет. Он же повезет ваше письмо Маттео. Вперед, Джазоне, - скомандовал он, и паж повел ее лошадь к муниципальному дворцу, в котором повелел держать монну Фульвию герцог.
     О Панталеоне монна Фульвия более не вспоминала. Он был всего лишь пешкой в ее игре, точно такой же, как оказалась она сама в игре Чезаре Борджа. Он сыграл свою роль, хотя и не совсем так, как она предполагала. А принятое ею решение гарантировало, что более их пути не пересекутся.
     Без особого интереса монна Фульвия отметила, что Панталеоне взяли под охрану шестеро арбалетчиков. Приказ этот они выполнили нехотя, ибо тот, кого они держали на прицеле, мог убить их, не шевельнув и пальцем. Окружив Панталеоне, но не приближаясь к нему, с пальцем на спусковом крючке, они повели его прочь из города.
     Когда же Панталеоне покинул площадь, мужчина в ливрее с гербом Борджа, держа в руке горящий факел, приблизился к лежащему на земле письму монны Фульвии. С расстояния в пару ярдов бросил на него факел. Письмо сгорело дотла, но жители Читта делла Пьеве еще долго обходили это место стороной.
     Тем временем монну Фульвию отвели во дворец, предоставив в ее распоряжение длинный, с низким потолком, довольно-таки мрачный знал, ибо городок Читта делла Пьеве был небольшой, а потому его дворцы не блистали такой роскошью, как во Флоренции, Урбино или Милане.
     Один часовой встал у двери, второй шагал под окнами, но в самом зале никто не ограничивал ее свободу. Естественно, пустили туда и Марио, чтобы, получив соответствующие инструкции, он мог отправиться за Маттео Орсини.
     Оставшись наедине со своей хозяйкой, хрупкой девчушкой, которую он знал с колыбели, старый слуга совсем расклеился. От его суровости не осталось и следа, по изрытым оспинами щекам потекли слезы.
     - Мадонна моя! Мадонна! - рыдая, он протянул к ней руки, чтобы принять ее в свои объятия и хоть как-то утешить.
     - Я вас предупреждал. Говорил, что вы взвалили на себя непосильную ношу, умолял вас поручить все мне. Что для меня жизнь? Я - старик. Смерть моя близка, а потому несколько дней не имели никакого значения. Но вы... О Господи!
     - Успокойся, Марио! - мягко ответила она. - Успокойся.
     - Успокоиться? - воскликнул он. - Какой уж тут покой, если вам суждено выбирать между предательством и смертью. Боже, и какой смертью! Будь у меня с собой арбалет, я бы пронзил стрелой сердце этого злодея, когда он вершил вашу судьбу. Негодяй, чудовище!
     - Негодяй, но такой красивый! - она понизила голос. - Марио, - стрельнула глазками в сторону двери и увлекла слугу подальше от нее.
     Заинтригованный, Марио подчинился. И далее она заговорила шепотом.
     - Выход у нас все-таки есть. Письмо ты с собой не повезешь, ибо тебе оно не понадобится. Слушай внимательно.
     Когда же монна Фульвия закончила, старый слуга уставился на нее с отпавшей челюстью. Не сразу пришел он в себя от изумления, затем закрыл рот и тут же принялся отговаривать Фульвию от намеченного плана, ибо полагал, что ни к чему хорошему он не приведет.
     Но Фульфия стояла на своем, а когда поток красноречия Марио иссяк, твердо заявила, что решение принято, ибо она уверена в успехе, несмотря на то, что авантюра с письмом не удалась. И прежде чем отослать Марио, вновь повторила все инструкции, дабы тот ничего не перепутал.
     - А мой господин? Что я скажу моему господину? - ухватился слуга за последнюю соломинку.
     - Как можно меньше. И главное, ничего из того, что может его взволновать.
     - Значит, мне придется лгать?
     - Да, если в этом возникнет необходимость, для его же блага.
     Наконец Марио отбыл, и остаток дня мадонна Фульвия провела в полном одиночестве, если не считать прихода двух пажей герцога, принесших еду и вино в золотых сосудах.
     Она выпила немного вина, но от еды отказалась, хотя ничего не ела с самого утра. От волнения кусок не лез в горло.
     Время она коротала, сидя у окна, и под вечер увидела герцога, вернувшегося со своей свитой. А когда сгустились сумерки, те же пажи от имени герцога пригласили ее на ужин. Монна Фульвия отказалась, но пажи проявили настойчивость.
     - Таково желание его светлости, - уведомил ее один из пажей, и по тону ясно чувствовалось, что желания Чезаре Борджа не подлежат обсуждению, а выполняются.
     Мадонна Фульвия уже поняла, что дальнейшие отговорки не помогут. Кроме того, ее присутствие за столом герцога могло помочь осуществлению задуманного плана, а потому она поднялась и со вздохом последовала за пажами. В коридоре ее ожидали еще два пажа, с факелами в руках. Они пошли первыми, освещая дорогу. Вторая пара пажей замыкала маленькую процессию. В таком порядке они и прибыли в зал приемов, заполненный разодетыми дамами и кавалерами. И мадонне Фульвии в простеньком дорожном платье сразу стало не по себе среди окружившего ее великолепия.
     Сам герцог, высокий, стройный, в костюме из темно-желтого шелка, расшитом серебром, подошел к лестнице и почтительно, словно принцессе, поклонился ей. Взял ее за руку и повел сквозь толпу к дверям в соседний зал с длинными столами, накрытыми к ужину, стоявшими на небольшом возвышении, образуя букву "П".
     Герцог усадил ее посередине короткого стола, того, что стоял под прямым углом к двум остальным, сел радом, затем расселись и остальные. Создавалось впечатление, что все только и ожидали ее появления, чтобы приступить к ужину. Герцог не упустил случая лишний раз поиздеваться над ней, и у мадонны Фульвии от обиды защемило сердце. Но внешне она ничем не проявила своих чувств. С побледневшим лицом сидела она между герцогом и толстопузым Капелло, послом Венецианской Республики, храбро выдерживая любопытные взгляды придворных.
     Зал, в котором подали ужин, обычно пустой и безликий, как сарай, под умелыми руками слуг Борджа полностью преобразился и теперь не уступал роскошью самому Ватикану. Со стен свисали дорогие гобелены, каменный пол устилали византийские ковры, столы покрывали расшитые скатерти, на них стояла золотая и серебряная посуда, сверкали хрустальные чаши. В золотых же подсвечниках горели свечи, воск которых был щедро сдобрен восточными благовониями. Добавьте к этому шелковые и бархатные камзолы мужчин, золотую и серебряную парчу, усыпанные бриллиантами сеточки на волосах, отлично вышколенных, в великолепных ливреях слуг, снующих пажей, и вы поймете, что испытывала мадонна Фульвия, привыкшая к уединению Пьевано.
     На галерее над дверью музыканты настраивали лютни, теорбы, виолы.
     - Я надеюсь, мадонна, - наклонился к ней герцог, - что мы собрались не на свадебный пир.
     Мадонна Фульвия посмотрела на него, и по ее телу пробежала дрожь.
     - У меня разорвется сердце, - продолжал Борджа тем же чарующим, обволакивающим голосом, - если такую красавицу придется отдать в объятья смерти. А потому я молю Бога, чтобы Маттео Орсини не заставил себя ждать,
     - А другой причины у вас нет? - резко ответила она, возмущенная столь откровенным лицемерием.
     Герцог обаятельно улыбнулся.
     - Признаюсь, что есть, но я всего лишь человек, а потому обожаю красоту, так что причина, которую я вам назвал, куда существеннее для меня. Я молюсь о приходе Маттео Орсини ради вашего спасения.
     - Он придет. Можете не сомневаться, - заверила его мадонна Фульвия.
     - Должен прийти, если полагает себя мужчиной, - согласился герцог и перевел разговор на более прозаическую тему. - Вы ни к чему не притронулись, - укорил он мадонну Фульвию.
     - Кусок не лезет в горло, - честно призналась она.
     - Ну тогда хоть глоток вина, - и подал знак слуге с золотым кувшином сладкого паглийского вина. Но, увидев, как мадонна Фульвия замотала головой, герцог остановил его. - Подожди, - и подозвал пажа. - Чашу из агата для мадонны Фульвии, - паж, поклонившись, бросился выполнять приказ.
     Губы девушки пренебрежительно изогнулись.
     - К чему такие предосторожности, - ибо чаши из агата разлетались вдребезги, если в них попадал яд. - Я уверена, что вы меня не отравите, да и не боюсь яда.
     - Это мне известно, - покивал герцог. - А кроме того, вы сегодня показали нам, что знаете, как его применять.
     От спокойных слов герцога мадонну Фульвию бросило в жар. Лицо залила краска, сменившаяся затем мертвенной бледностью. Наверное, только тут она осознала, что жаловаться ей не на что. Она же - отравительница, пойманная на месте преступления, а потому вполне заслужила ту суровость, с которой, несмотря на внешнюю вежливость, обходился с ней Борджа.
     Вернулся паж, поставил перед ней чашу. Виночерпий по кивку герцога наполнил ее до краев, и под взглядом Борджа мадонна Фульвия выпила вино, дабы успокоить расшалившиеся нервы.
     Но блюда, которые ставили перед ней, оставались нетронутыми. Не реагировала она и на шутки герцога. Взгляд ее не отрывался от дверей в конце зала. Текли минуты, а с ними росло и ее нетерпение. Почему же они не приходят, чтобы положить конец этому рвущему ее душу спектаклю?
     Пажи принесли серебряные тазы, ведро с водой, полотенца. Дамы и кавалеры ополоснули руки, и тут же, без предупреждения, но, несомненно, следуя отданному заранее приказу герцога, двери, которые сверлил взгляд мадонны Фульвии, распахнулись, и меж двух вооруженных солдат возник ее посыльный, верный Марио, уставший, в заляпанной грязью одежде.
     Оживленный разговор за столами стих, все смотрели, как Марио, сопровождаемый солдатами, идет меж столов. Вот он остановился перед герцогом, но обратился не к нему, а к своей госпоже:
     - Мадонна, ваше указание выполнено. Я привез мессера Маттео.
     Наступившую тишину разорвал смех Чезаре.
     - Святой Боже! Разве его нужно было привозить?
     - Да, мой господин.
     Взгляд герцога скользнул по придворным.
     - Вы слышали, - он возвысил голос. - Сами видите, сколько высокомерия в этих Орсини. Орсини не может прийти сам, его должны привезти, чтобы его возлюбленная избежала уготованной ей судьбы. - Ведите его сюда, - распорядился он.
     Но Марио не спешил повиноваться. И смотрел он не на герцога, но на мадонну, ожидая ее подтверждения. И лишь когда она кивнула, повернулся и направился к выходу.
     Двери за ним закрылись, и вновь в зале повисла тишина. Все с замиранием сердца ждали развязки захватывающей драмы. Даже музыканты на галерее, и те оставили свои инструменты.
     Чезаре откинулся на высокую спинку золоченого кресла, пальцы его играли прядями темно-русой бороды, взгляд сузившихся глаз не отрывался от мадонны Фульвии. Поведение ее он находил-таки странным. И никак не мог дать тому разумного объяснения.
     Девушка словно окаменела. Глаза ее широко раскрылись. И если бы не поднимающаяся и опускающаяся грудь, она вполне могла бы сойти за статую.
     За дверью послышался шум. Затем чей-то возмущенный крик: "Я вас не пущу. Нельзя вносить... "
     И голос Марио, решительный, не терпящий возражений:
     - Разве вы не слышали, что герцог приказал доставить к нему Маттео Орсини? Он здесь, и я должен выполнить приказ его светлости. Прочь с дороги.
     Тут заговорили несколько человек сразу, все на повышенных тонах, так что сидящие в зале не могли разобрать ни слова.
     Чезаре Борджа рывком поднялся, его глаза сверкнули.
     - В чем дело? Почему я должен ждать, черт побери! Открыть двери немедленно!
     Слуги гурьбой бросились выполнять приказ, и не успел герцог сесть, как двери распахнулись. За ними стеной стояли солдаты, скрывая собой все остальное.
     Один из них повернулся к герцогу.
     - Мой господин...
     Сказать что-то еще он не успел. Кулак Борджа с грохотом опустился на стол.
     - Я же сказал, прочь с дороги! Дайте ему войти. Мгновенно солдаты расступились, и между ними возник
     Марио. На пороге он задержался, мрачно оглядел зал, затем шагнул вперед. Но присутствующие смотрели не на него, а на тех, кто последовал за ним.
     Четверо монахов в черных погребальных рясах, с накинутыми на головы клобуками, с масками на лицах лишь с прорезями для глаз, внесли черный гроб.
     Они преодолели полпути к столу герцога, прежде чем придворные пришли в себя от ужаса. С громкими криками все, в том числе и Чезаре Борджа, вскочили. Во всеобщем замешательстве никто и не заметил, что монна Фульвия покинула свое место рядом с герцогом.
     Носильщики остановились и осторожно поставили гроб на пол. Марио отступил в сторону, чтобы не мешать Чезаре Борджа лицезреть гроб.
     - Что это? - со злостью воспросил его светлость. - Что за шутку решились вы сыграть со мной? - последнее относилось уже к мадонне Фульвии, но, повернувшись, герцог обнаружил, что ее кресло опустело. Глаза его загорелись мрачным огнем, он поискал ее взглядом и нашел радом с гробом.
     - Это не шутка, ваша светлость, - говорила она с гордо поднятой головой, на губах играла улыбка. - Как ваша верная подданная, я не могла ослушаться вашего приказа. Вы потребовали, чтобы к вам доставили Маттео Орсини. В этом случае вы обещали освободить меня от обещания выйти замуж за этого мерзавца Панталеоне дельи Уберти. Я полагаюсь на ваше слово, мой господин. Я выполнила то, о чем вы просили. Маттео Орсини здесь, - и она указала на гроб.
     Глаза герцога обратились в щелочки.
     - Здесь? Мертвый?
     Не отвечая, она сдернула черное покрывало, открыв сам гроб. Затем вновь посмотрела на Борджа.
     - Прикажите вашим слугам поднять крышку и убедитесь в этом сами. Я обещаю, что более он не окажет вам никакого сопротивления.
     Глядя на герцога, монна Фульвия не без удовлетворения отметила, что ей удалось стереть с его лица эту ненавистную насмешливую улыбку. Нахмурившись, герцог пепелил ее взглядом, которого не мог выдержать ни один мужчина в Италии. Руки его сжались в кулаки с такой силой, что побелели костяшки пальцев.
     Остальные придворные давно уже отпрянули от столов, подальше от этого ужасного гроба. Они, как, разумеется, и Чезаре, помнили об утреннем происшествии, о письме, зараженном оспой, и о том, как оно было заражено. А потому многие из них начали осознавать, что может произойти в следующее мгновение.
     И в звенящей тишине герцог задал вопрос, мучивший всех:
     - От чего он умер?
     Ответ последовал незамедлительно:
     - Он умер от оспы. Вчера. Откройте крышку и возьмите его.
     Последняя ее фраза потерялась в шуме и грохоте. Обезумевшие от страха придворные ринулись к окнам. Зазвенели разбивающиеся стекла, с руганью и тычками мужчины и женщины повыскакивали в сад. Их не остановило даже присутствие герцога. Страх перед жуткой болезнью оказался сильнее. Да герцог и не пытался остановить их.
     Несколько минут спустя лишь ветер гулял по пустому залу. Лишь один Чезаре Борджа не сдвинулся с места, не поддался панике. Так он и стоял, не сводя глаз с женщины, посмевшей принести ему источающий заразу труп.
     - Так что? - продолжала мадонна Фульвия. - Хватит у вас смелости еще раз встретиться лицом к лицу с Маттео Орсини? Или теперь, когда он мертв, ее у вас поубавилось?
     - Живого я его не боялся, - вырвалось у герцога.
     - Тогда не испугаетесь и мертвого, - и монна Фульвия повернулась к кастеляну. - Марио, ты переболел этой болезнью, так что опасность заразиться тебе не грозит. Открой крышку. Пусть Маттео ударит после смерти.
     На том Чезаре Борджа и сломался. Его охватила паника. Позднее он признавался, что в то мгновение он впервые испытал страх, он, столько раз смотревший смерти в глаза на поле брани.
     - Матерь Божья! - взревел он, вскочил, бросился к ближайшему окну, выскочил в сад. Тут же послышался его громкий голос, требующий коня. Ему ответили возбужденные крики придворных.
     Не прошло и десяти минут, как вся компа