трядили десять штук из  своего числа,  чтобы
убедиться в  том.  Оставшиеся на деревьях начали совещаться,  перекликаясь
резкими горловыми нотами. Десять отряженных воронов тотчас же увидели, что
крупная добыча еще не  безопасна;  но их привлекал мертвый ястреб,  и  они
стали приглядываться к  нему.  Человек держал его в судорожно сжатой руке.
Вороны  с  величайшей  осторожностью своей  породы  поворачивали  птицу  и
набросились наконец на  голую  шею;  вскоре  на  ней  появилось отверстие,
которое они  углубили своими острыми клювами,  и  через  несколько минут в
руке  Вамирэха осталась только голова пернатого хищника.  Вороны вцепились
разом в добычу и оттащили ее на несколько локтей.
     Шакалы сочли этот момент удобным для  себя;  их  бег,  сопровождаемый
воем и лаем,  казался проливным дождем, падающим на листья. Десять воронов
поднялись с  яростным  карканьем;  но  остальные целыми  сотнями  кинулись
сверху на  спины четвероногих хищников,  которые поспешили отступить перед
неожиданным нападением.  Черная стая осталась победительницей и  принялась
пожирать ястреба.
     Гиена  перестала  рыть  землю.   Голод,   все  сильнее  терзавший  ее
внутренности,  возбуждал в ней смелость. Она приближалась медленным шагом,
низко опустив заднюю часть тела,  как животное, привыкшее ползать, вытянув
голову  и  обнюхивая воздух,  испытывая с  каждой  минутой  все  больший и
больший страх.  На  расстоянии одного прыжка она остановилась,  соображая,
присматриваясь к горлу человека, подумывая о нападении.
     Но у нее не доставало смелости, и она в волнении скребла землю.
     Пока она колебалась,  возобновилась борьба между шакалами и воронами.
Шакалы сделали вылазку,  и  на  этот  раз  птицы  улетели,  предоставив им
остатки  ястреба.  Но  для  шакалов это  была  скудная добыча.  Стройные и
гибкие,  щуря  глаза  от  света,  они  осторожно  разгрызли  кости  птицы.
Разохотившись,  они помышляли о  крупной добыче.  Гиена не противилась им;
по-видимому,  обе  стороны даже  ободряли друг  друга.  Хохот и  завывание
смешивались с беготней, с прыжками и внушительным оскаливанием зубов.
     Ветви кустарников раздвинулись с силой; по лесу послышался треск, как
во время бури,  и показалась голова мамонта.  Прогалина понравилась ему, и
он стал раскачиваться всем своим громадным телом,  срывая хоботом травинки
с резвостью молодого животного; потом он улегся и задремал.
     Гиена   и   шакалы,   притаившиеся  внутри  невысоких  кустов  вблизи
прогалины, разом значительно подались назад; но они испугались не мамонта;
другое тяжелое, неуклюжее животное медленно пробиралось сквозь кустарник и
выступило на открытое место:  это был серый медведь.  Мамонт спокойно ждал
его  приближения.   Стопоходящее  животное  остановилось,   вглядываясь  в
хоботное.  Проснувшись в  своей берлоге близ реки,  медведь был  привлечен
воем  шакалов;  теперь  он  рассчитывал поживиться распростертым на  земле
человеком и  надеялся,  что миролюбивый мамонт не помешает ему.  В  первую
минуту его расчет казался верным: мамонт, по-видимому, удалялся; однако на
расстоянии десяти метров от человека он обратил на него внимание, повернул
хобот в  его сторону,  приблизился к  нему,  обнюхал и пристально осмотрел
его.  Тогда он издал угрожающий крик и направил клыки на хищника. Медведь,
охваченный слепой и упрямой яростью, зарычал и встал на дыбы; движение его
когтистых лап и широко разинутая пасть говорили о жажде мести. Мамонт ждал
противника, подняв хобот и выгибая могучим усилием гигантскую спину...
     Это были два мощных  зверя.  Мохнатые  лапы  медведя  были  вооружены
огромными когтями; клыки и мускулистые челюсти служили сильным оружием. Он
мог,  стоя на задних лапах,  схватить и задушить  противника.  Его  густая
волнистая  шерсть  не  мешала  ему  в борьбе с хищниками,  даже со львом и
леопардом;  вес его грузного  тела  оказывал  ему  пользу;  его  медленные
движения отличались ужасающей точностью.
     Но сила мамонта стояла выше всякого сравнения.  Его маленькие глаза в
противоположность глазам  медведя отличались зоркостью;  его  удивительный
хобот  превосходил ловкостью и  силой руку  человека;  его  загнутые клыки
длиной  до  десяти  локтей пробивали и  отбрасывали противника,  как  рога
зубра.  Все  тело  его,  поддерживаемое  четырьмя  столбообразными ногами,
покрытое пушистой рыжей шерстью и черноватой гривой,  казалось подвижным и
гибким. В лесах, травянистых степях, в горных ущельях - всюду победоносным
властелином  травоядных  являлся  этот  вымиравший  представитель хоботных
животных.
     Мамонт  первый вышел  из  выжидательного положения.  Издав  ужасающий
крик,  он бросился на своего близорукого, широколапого противника. Медведь
уцелел благодаря дереву:  он  успел  взобраться на  него  до  значительной
высоты.  Тогда  мамонт стал  расшатывать плечом толстый ствол;  медведь не
удержался и упал прямо на широкую спину мамонта, причем зубы его вонзились
мамонту в затылок,  а когти в хрящевую часть ушей. Но толстокожее животное
встряхнулось,  как будто выходя из воды,  и  в  то же время сильно ударило
врага хоботом; медведь свалился и покатился кубарем; мамонт подхватил его,
поднял на клыки и отбросил в чащу лиан.  Видя, что мамонт снова наступает,
медведь поднялся на ноги и убежал тяжелой поступью.
     Незлобивое травоядное примирилось с  этой развязкой и  собиралось уже
удалиться,  как  вдруг  медведь  вернулся  и,  необдуманно набросившись на
мамонта, жестоко укусил его за хобот. Раздался крик боли; мамонт пригнулся
к земле и потряс головой. Медведь потерял равновесие и, падая, попал между
клыками врага.  Мамонт,  придерживая его  хоботом,  вонзил в  него клыки и
принялся давить его толстыми, столбообразными ногами, пока тот не испустил
последнего дыхания.  Остервеневший мамонт  еще  несколько минут  продолжал
топтать мертвого врага,  потом отбросил труп далеко от прогалины.  Гиена и
шакалы могли теперь утолить голод.
     Удовлетворив свою месть,  толстокожее животное вернулось к  человеку.
Оно снова обнюхало его и,  остановившись на расстоянии пяти локтей, издало
протяжный  крик.  На  этот  крик  явилась  самка  с  детенышем.  Все  трое
разместились вокруг Вамирэха.
     Приближалась ночь.  Большая синяя  муха  доисторических времен искала
убежища под листьями;  рои насекомых неслись тучами к воде;  сверчки снова
затягивали свою переливистую песню,  муравьи таскали последние соломинки в
подземные  кладовые;  могильщики хлопотливо зарывали  труп  полевой  мыши;
голоса  птиц  замирали  в   ветвях;   вороны  давно  улетели.   Рассеянные
красноватые лучи запоздалым светом дрожали на тонких верхушках цветов; они
темнели  с  каждой  минутой,  освещая  местами  лишь  светлые песчинки;  и
величавые мамонты  спокойными взглядами улавливали эти  последние отблески
света,  тогда как  под  деревьями раздавался зловещий вой шакалов и  хохот
гиены, насытившихся мясом серого медведя.
     Глубокий мрак спустился наконец на землю и  окутал своим таинственным
покровом лес  и  реку;  светляки заблестели в  кустах;  ночные  бабочки  с
мягкими крыльями запорхали в  воздухе;  за  ними  пронеслась летучая мышь:
послышались вздохи совы  в  дупле  дуба,  и  раздались торжествующие крики
хищников.  Не один леопард,  не одна стая волков чуяли в  эту ночь спящего
человека,  но  никто  из  них  не  осмелился потревожить непобедимую семью
большого косматого мамонта с выпуклым лбом.
     Они оставались вблизи человека  вплоть  до  рассвета,  когда  Вамирэх
вышел  из  своего  долгого  оцепенения,  освежевший и окрепший,  как после
купанья в жаркий день.  Он поднялся на ноги и попробовал силу  мышц  своих
рук и груди;  тут только он заметил удаляющихся мамонтов.  Вид их напомнил
ему  о  приключении  предыдущего  утра,  и  он  произнес   вслед   громкое
приветствие,  не подозревая, чем он им обязан. Он понял это лишь несколько
позже,  наткнувшись в кустах на свежие  остатки  медведя  с  размозженными
костями, и сердце его наполнилось благодарностью.


                                   XII

                             Начальник отряда

     Прошло  пять  дней.  Медленно,  с  частыми  остановками  продвигались
кочевники  востока  в   своем  обратном  пути;   в  состоянии  их  раненых
мало-помалу  наступало заметное улучшение.  На  шестой  день  они  сделали
продолжительный привал и  надеялись увидеть лагерь своих  соплеменников до
окончания начинавшейся четверти луны.  Оправившись раньше других, вождь не
проронил ни одной жалобы.  Бодрый, крепкий старик переносил боль от удара,
почти размозжившего ему плечо,  как человек,  у которого местное страдание
не  отражается на  всем организме.  Ежедневно утром и  вечером он  обходил
раненых  воинов  и  перевязывал свои  и  чужие  раны,  употребляя простые,
известные ему средства, предупреждающие воспаление.
     Элем покорно следовала за  отрядом,  но  часто переносилась мыслями к
гиганту-кочевнику  с  энергичным  и  кротким  выражением  белого  лица,  с
широкими плечами и сильными мышцами;  она вспомнила вспышки его гнева, его
веселость,  выражение ума,  светившегося в голубых глазах,  его влечение к
искусству и к работе.
     Ее спутники уже начинали подозрительно относиться к похвалам, которые
она расточала Вамирэху в ответ на их расспросы.  Один лишь вождь задумчиво
и  спокойно  продолжал  расспрашивать  ее.   Он  жадно  ловил  подробности
относительно силы,  ловкости,  знаний и  искусства белокурого человека,  а
также  нравов  далекой  страны.  Враждебные  чувства  его  смягчились  как
преклонными  годами,  так  и  любопытством  узнать  заманчивую  тайну.  Он
сожалел,  что белокурый великан не попался в  плен:  быть может,  ему было
известно,  до каких пределов простирается лес, откуда течет река, где небо
соприкасается с землей...
     Обитатели востока,  кочевники и охотники,  умели уже извлекать пользу
из царства растений,  они превращали зерна в муку, из которой приготовляли
различные кушания.  Сбор травы на лугах давал им возможность прокармливать
стада  лошадей  и  быков,  содержавшихся в  неволе  в  огороженных местах;
полуукрощенные  животные  еще  не  поддавались  правильному  приручению  и
служили лишь для употребления в пищу.
     Все это,  а также и плодородие почвы, удерживало восточных кочевников
от  больших  передвижений,   доступных  западным.   В   их  лесах  обитали
разнообразные животные -  редкие  разновидности обезьян,  шакалов,  оленей
вместе с животными холодных степей:  мамонтом,  медведем,  гиеной, зубром,
туром и  мускусным быком.  С  наступлением холодов начиналось передвижение
обезьян,  шакалов, оленей в большие южные леса; летом совершалось обратное
переселение.
     В  травянистых степях  востока азиаты  вступили в  союз  с  собаками,
огромные стаи  которых бродили среди степей.  Стойкая и  понятливая собака
вместе  с  человеком вела  борьбу  против  крупных хищников,  помогала ему
охотиться за  туром и  лошадью,  пользуясь за  то  частью добычи.  Подобно
человеку,  собаки поняли преимущества общежития: у них были свои собрания,
своя храбрая армия, свои вожди, поседевшие под невзгодами времени...
     Среди  кочевых  племен  востока  старики занимали положение мудрецов.
Заглушая в  себе дикие инстинкты,  они стремились к  приобретению знаний и
старались  проникнуть в  тайны  природы,  отваживаясь даже  на  объяснение
лунных  фаз,  движения  звезд.  Благодаря им  восточники заключили союз  с
собаками; они же поощряли попытки приручения некоторых птиц, зверей: тура,
лошади,  медведя, кабана. Они знали все особенности нрава животных, знали,
что одни из них уступают силе, а другие предпочитают смерть угнетению. Они
отправлялись на большие расстояния, чтобы посетить племя Дождей, в котором
колдун Надда воспитывал пчел, или племя Луны, в котором молодой воин ездил
верхом на лошади, или племя Грома, где три медведя жили среди людей.
     При этих воспоминаниях вождь жителей востока еще более досадовал, что
ему не пришлось познакомиться с  Вамирэхом.  Он предпочитал жить в  мире с
этими белокурыми великанами, смелыми и искусными. Если бы обоим отдаленным
народам удалось вступить в  общение между собой,  они расширили бы область
владычества человека.  Тогда  можно было  бы  исследовать неведомые места:
отверстие великой бездны,  родину рогатых слонов,  ознакомиться с  водяным
зверем,  с  чудовищной змеей,  со всем,  о чем уже целые века передается в
легендах.
     Старик взял молодую девушку под свою защиту.  Он  не  только запретил
грубо относиться к ней,  но и разрешил ей полную свободу. Днем и ночью она
могла беспрепятственно ходить,  где ей хотелось, опережать своих спутников
или отставать от  них,  и  вождь так твердо обуздывал неудовольствие своих
воинов,  что они не смели противоречить ему.  Элем была очень признательна
доброму старику.
     Оставаясь  подолгу  одна,   она  смотрела  на   эту  реку,   на   эти
дружественные воды,  по  которым ее  несла  лодка пзанна в  течение долгих
недель.
     На седьмой день ей показалось,  что в утреннем тумане, среди камышей,
она видит лодку Вамирэха.  Это видение неясно промелькнуло вдали,  но Элем
была убеждена,  что действительно видела пзанна.  В  течение этого дня она
несколько  раз  отставала от  своих,  то  исчезая  среди  кустарников,  то
замедляя шаги на  высоком берегу реки.  Когда наступил час  ночного покоя,
она не  могла заснуть и  сквозь полузакрытые веки тревожно всматривалась в
ночную мглу.


                                   XIII

                           Вторичное похищение

     Ночью, в  то время,  когда воины спали,  старик наблюдал,  как в огне
костра стремительно терялась жизнь  древесных  ветвей.  Пламя,  как  будто
наполненное  множеством каких-то тонких цветных существ,  подпрыгивающих и
издающих треск,  окрашивается  нежно-голубым,  светло-желтым  и  пурпурным
оттенком,  оно прилегает к пеплу и, вздрагивая, бежит дальше; поднимаясь и
волнуясь,  оно проходит по сучьям,  исчезая там,  где начинается дым.  И в
пламени виднелись старику тысячи причудливых образов: гроты, леса, большие
светящиеся озера,  целый летучий мир,  то разгорающийся,  то потухающий от
каких-то   неведомых   дуновений,   -   мир,  то  исполненный  гневом,  то
смиряющийся,  то снова свирепеющий,  то укрощающийся, и все-таки страшный,
поглощающий целые леса и возникающий от руки ребенка.
     - Привет тебе,  огонь!  - произнес обитатель востока. - Ты прекраснее
волны,  враждебной тебе;  ты  приятен  земле,  которую  оплодотворяешь,  и
человеку, которого согреваешь своей лаской!
     Он погрузился в грезы...  Быть может,  он предчувствовал великое чудо
будущего -  эпоху обработки металлов. Он знал, что частицы земли или камня
расплавляются в  огне  и  что  в  пепле  находили иногда небольшие твердые
слитки.  Каждый,  на чью долю выпадали такие находки, хранил эти застывшие
капли металла. Они были различных цветов - желтые, серые, белые. Ударяя по
ним  камнем,  им  можно было придавать разнообразные формы и  сплющивать в
тонкие пластинки;  но хрупкие пластинки легко ломались и гнулись,  и тогда
никому еще не приходило в  голову видеть в  них соперников камня,  кости и
рога.
     - Огонь течет в наших жилах,  -  шептал старик, - вот почему из наших
уст исходит пар, как из костра, заливаемого водой.
     Эта  мысль наполнила его сладостным и  горделивым чувством;  душа его
как будто расширялась от созерцания ночи.  Свет костра затемнял звезды, но
на небосклоне, у реки, они сверкали во множестве.
     - Огонь луны и огонь звезд так же холоден, как и взор человека...
     Он умолк. Ночной шум леса доносился слабее. Где-то вдалеке рычал лев,
и  его  сильный голос как будто исходил из  бездны или звучал,  как горное
эхо,  -  столько в  нем было величия и  мощи.  Не  ощущалось ни  малейшего
дуновения ветра.  На  светлой поверхности реки обрисовывались темные массы
листвы; какая-то тревога чувствовалась во мраке.
     Трепет охватил старика, созерцавшего природу. Он приподнялся, и пламя
костра осветило всю его коренастую фигуру. Его беспокоила Элем, лежавшая с
широко раскрытыми глазами,  и  он  стал прислушиваться.  Из  глубины мрака
доносился  легкий  шорох,   как  от  ползущего  животного;  вслед  за  тем
послышался шум быстро колеблемой листвы,  и раздался короткий, сухой удар,
как будто камня о камень.
     - Вставайте!  -  крикнул  старик,  натягивая  лук  по  направлению  к
подозрительному месту.
     Но в эту минуту стрела вылетела из-за деревьев,  едва не задев головы
вождя,  и воины не успели еще подняться с земли, как Вамирэх одним прыжком
очутился вблизи  костра.  Старик  в  свою  очередь пустил стрелу,  но  она
исчезла слева от  пзанна.  Тот,  уже  подняв палицу,  готов был  сокрушить
своего  противника,  когда  Элем  с  умоляющим  видом  стала  между  ними.
Великан-охотник  быстрым движением обратился в  сторону,  где  еще  лежали
воины,  и  его взгляд ясно говорил,  что он  убьет первого,  кто осмелится
напасть на него.  Видя себя побежденными, обитатели востока не трогались с
места.  Старик-вождь без страха смотрел на  вторгшегося врага.  Он  знаком
велел своим подчиненным не трогаться с места.
     - Говори,  -  сказал он,  обращаясь к Вамирэху.  - Отдай предпочтение
справедливости перед насилием!
     Вамирэх понял,  что от него зависит назначать условия; он жестами дал
понять, что хочет взять Элем.
     - Иди! - сказал старец, обращаясь к молодой девушке. - Но зачем брать
силой дочь нашего племени?  -  прибавил он  Вамирэху.  -  Пусть твоя кровь
смешается с нашей,  пусть мир соединит сыновей света с человеком неведомых
стран.
     Элем с ласковыми словами взяла руку Вамирэха и подвела его к старику.
Он покорно следовал за ней,  покоренный торжественным  и  серьезным  тоном
обитателя востока; но в эту минуту за его спиной три остальных воина разом
встали на ноги,  испуская крики воодушевления.  Вамирэх принял это за злой
умысел  и,  схватив  Элем,  бросился  бежать.  На  некотором расстоянии он
остановился.
     - Лживый старик,  -  крикнул он, - твой голос напевает о мире, а твой
дух желает войны. Вамирэх презирает тебя.
     Натянув свой лук,  он  прицелился;  Элем снова помешала ему:  стрела,
уклонившись,  исчезла в ночном мраке. Когда противники Вамирэха схватились
за оружие,  он успел скрыться вместе с Элем. Опечаленный вождь не допустил
преследования.
     - Не бегите навстречу смерти...  Он не понял моих слов,  и ваши крики
испугали его.
     Новые  сучья были  брошены в  костер;  когда пламя ярко  разгорелось,
воины  снова улеглись,  огорченные несчастной случайностью,  тем,  что  их
простодушная радость,  не  понятая чужестранцем,  уничтожила мудрые  планы
вождя.


                                   XIV

                               Подкрепление

     Заря уже  загоралась над  лесом,  а  старый вождь все  еще не  принял
никакого решения.  Теперь уже нельзя было надеяться на  победу в  борьбе с
рыжеволосым врагом:  в  открытом  бою  перевес  останется на  его  стороне
благодаря превосходству его  силы;  его  осторожность сделает  бесполезной
всякую засаду.  Не  было  времени достать и  подкрепления у  своих племен.
Узнать,  где лежит страна неприятеля,  и потом, по возвращении, вести туда
целое  войско?  Но  разве не  могло бы  встретиться на  пути  какое-нибудь
неодолимое препятствие? Да и есть ли где-нибудь конец этому лесу?
     Долго длились его молитвы и  обряды;  в  этот день он искал ответа на
свои вопросы и  в  потухающем пламени костра,  и  в причудливых очертаниях
сучьев;  но  он  не  говорил ни слова:  мудрость восточных племен требует,
чтобы осторожный вождь действовал не сообразуясь с  прихотливыми желаниями
неопытной молодежи.  Он поднял с земли свое оружие, исследовал направление
тени и полет некоторых птиц и велел своим спутникам следовать за собой.
     Вскоре все  увидели,  что  идут  по  направлению к  югу.  Перед  ними
расстилалис