Жозеф РОНИ-СТАРШИЙ

                                 ВАМИРЭХ

                         (Человек каменного века)

                                 Повесть


                                    I

                              Ночная борьба

     Это было в эпоху каменного века.
     На равнинах Европы мамонты уж начинали вымирать;  переселение крупных
хищников в теплые,  а северного оленя в холодные страны уже заканчивалось;
зубр,  тур,  большерогий олень паслись в лесах и степях. Века прошли с тех
пор, как гигантский медведь угас в глубине пещер.
     В те времена рослые длинноголовые люди заселяли Европу от Балтийского
моря до Средиземного и  от востока до запада.  Они жили в  пещерах и  вели
кочевую  жизнь,  хотя  у  них  уже  начинали  развиваться промышленность и
искусство.  Хрупким каменным резцом они  делали рисунки,  в  которых можно
было уловить стремление подражать природе.
     Это было на юго-востоке,  весной, в конце ночи. В пепельном полусвете
обширной долины разносились голоса хищных зверей; в промежутках, когда они
умолкали,  заявляла о своей жизни река, напевая мелодию волн. На эту песню
шепотом отзывались ольхи и тополя.
     На берегу реки,  у выступа одинокой скалы,  вблизи пещеры,  служившей
жилищем  человеку,  появился темный  силуэт.  Он  стоял  недвижно,  молча,
внимательно прислушиваясь, взглядывая по временам на утреннюю звезду.
     Его могучее тело дышало здоровьем; ночной ветерок ласкал его лицо; он
без  страха наслаждался звуками и  тишиной девственной природы,  с  гордым
сознанием своей силы.
     Под  утренней звездой обозначался бледный свет.  Появился диск  луны;
лучи ее облили светом реку и  деревья.  Тогда выделилась и  высокая фигура
охотника с  накинутым на  плечи мехом тура.  Его бледное широкое лицо было
разрисовано суриком.  Дротик  с  роговым наконечником свешивался у  пояса;
правая рука сжимала громадную дубовую палицу.
     Лунный  свет  придал  мягкость  пейзажу;  неясный  трепет  слышался в
природе.  Шептавшие  серебристые листья  тополей  замелькали,  как  крылья
бабочек,  предметы задвигались,  борясь  с  сумраком тени.  Голоса  зверей
звучали глуше;  борьба  между  крупными хищниками стала  как  будто  менее
ожесточенной в глубине соседнего леса.
     Охотник,  утомившись своей  неподвижностью,  направился вдоль  берега
реки легким, осторожным шагом человека, привыкшего к преследованию добычи.
Пройдя тысячи полторы локтей,  он остановился, прислушиваясь, держа дротик
на  уровне головы.  На  опушке кленовой рощи показался большой десятирогий
олень.
     Охотник колебался;  вероятно,  его  племя  было  в  изобилии снабжено
мясом: он не захотел преследовать оленя и молча смотрел вслед удалявшемуся
зверю,  любуясь его длинными,  тонкими ногами, запрокинутой назад головой,
красивыми очертаниями тела, освещенного красноватым отблеском зари.
     - Ло! Ло! - вырвался у него сочувственный оклик.
     Инстинкт подсказывал   ему   близость  хищного  зверя,  какого-нибудь
могучего животного кошачьей породы,  преследующего добычу.  Действительно,
через  несколько  мгновений  из-за  скалы пещерных людей выскочил леопард,
несшийся громадными прыжками.  Человек,  держа наготове дротик  и  палицу,
ждал  с  напряженным  вниманием,  с  возбужденными  нервами,  жадно вдыхая
воздух...  Но леопард пронесся,  как пена на реке,  и вскоре исчез  вдали.
Тонкий  слух  охотника  еще  несколько  минут  улавливал его бег по мягкой
земле.
     - Ло!   Ло!   -   повторил  он,   слегка  взволнованный,  не  изменяя
величественного, вызывающего положения.
     Время проходило;  луна выступала яснее;  мелкие животные шевелились в
прибрежном кустарнике;  среди  водяных  растений квакали исполинские жабы.
Человек наслаждался простой радостью жить среди раздолья вод,  среди смены
света  и  теней.   Потом  он  опять  отступил,  вслушиваясь,  всматриваясь
привычным взглядом в ночной полумрак, угадывая его опасности.
     - Э?! - вопросительно пробормотал он, прячась в тень кустарника.
     Неясный топот  сперва послышался в  отдалении,  потом  стал  ближе  и
отчетливее. На равнину снова выскочил олень, он мчался столь же быстро, но
в его беге было меньше уверенности;  он был весь в поту, дышал отрывисто и
громко.  В пятидесяти шагах за ним,  почти настигая его, виднелся леопард,
гибкий, изящный, без всяких признаков утомления.
     Человек был  удивлен и  недоволен этой  легкой  победой хищника;  его
охватил воинственный порыв,  ему вдруг захотелось вмешаться в борьбу, но в
ней  внезапно явилось  нечто  новое,  ужасающее.  Там,  внизу,  на  опушке
кленовой рощи,  вся освещенная лунным светом, обозначалась крупная фигура.
По глухому рычанию, по скачкам в двадцать локтей, по тяжелой гриве человек
узнал  льва.  Несчастный  олень,  обезумевший от  страха,  сделал  крутой,
неловкий поворот и очутился в острых когтях леопарда.
     После короткой ожесточенной схватки и  отчаянного предсмертного вопля
олень пал мертвым к  ногам победителя,  но леопард в свою очередь замер от
ужаса;  к  месту  битвы  медленно  приближался лев.  Шагах  в  тридцати он
остановился с  глухим ворчанием.  Леопард колебался:  жадность и  трусость
боролись в нем;  он подумал даже,  не отважиться ли на борьбу со львом. Но
голос властелина снова,  еще  громче,  как сигнал к  атаке,  прозвучал над
долиной,  и леопард отступил.  Низко склонив голову перед победителем,  он
медленно удалялся, ворча от бессильной ярости и унижения.
     Лев уже разрывал оленя,  пожирая огромными кусками отбитую добычу, не
обращая  внимания на  побежденного,  который  продолжал отступление,  дико
озираясь в полумраке своими золотисто-изумрудными глазами.  Соседство льва
пробудило в  охотнике осторожность;  он  еще  тщательнее укрылся  в  своем
лиственном убежище, но без страха, готовый ко всему, что бы ни произошло.
     После  нескольких минут жадной еды  зверь остановился;  беспокойство,
испуг отразились во всей его позе,  во вздрагивании его гривы, в трепетном
внимании.  Вдруг,  уже  не  сомневаясь более,  он  быстро  схватил  оленя,
перекинул его на  спину и  бросился бежать.  Он уже пробежал несколько сот
локтей, когда из кленовой рощи, почти на том же месте, где незадолго перед
тем  был он  сам,  показалось чудовищное животное.  Среднее по  виду между
львом и тигром,  но несомненно крупнее,  оно казалось олицетворением силы.
Страх пронизал человека до мозга костей.
     Постояв несколько секунд,  животное пустилось в погоню.  Оно неслось,
как ураган,  преследуя льва,  направлявшегося в западную сторону;  леопард
неподвижно следил за этой сценой.
     Оба силуэта,  все уменьшаясь,  наконец исчезли. Человек уже подумывал
выйти из своего убежища, потому что леопард не внушал ему никакого страха,
как  вдруг лев  появился снова:  очевидно,  он  встретился с  каким-нибудь
препятствием вроде оврага или озера.
     Охотник усмехнулся; его забавляло, что животное не умело рассчитывать
своего  бегства;  но  он  спрятался  еще  глубже,  потому  что  оба  врага
направлялись  почти  прямо  на  него.   Обремененный  ношей  и  утомленный
напрасными усилиями скрыться от  преследователя,  лев  уступал в  быстроте
чудовищу. Положение охотника становилось опасным. Он оглядел местность: до
ближайшего тополя было не меньше двухсот локтей;  кроме того, пещерный лев
(так  звалось  чудовище)  умел  лазить  по  деревьям;  до  скалы  пещерных
обитателей расстояние было вдесятеро больше.  Охотник предпочел дожидаться
развязки на месте.
     Колебание его было непродолжительно.  Через несколько секунд животные
уже были около кустов,  за  которыми он скрывался.  Увидя,  что дапьнейшее
бегство бесполезно,  лев бросил оленя и  стал ждать.  Эта обстановка,  это
затишье  напоминало недавнюю  минуту,  когда  добыча  была  еще  в  когтях
леопарда.  Кругом все было тихо;  наступал час,  возвещающий рассвет, час,
когда ночные животные удаляются на покой, а дневные начинают пробуждаться.
     Стоял  предрассветный полумрак;  вершины  деревьев утопали в  бледной
мгле;  трава  трепетала каждым  листиком под  легким  дуновением западного
ветра; повсюду было смутно, неопределенно, как будто нечто таилось во всей
природе - в лесу, и в заводях, и в шелковистых тучках, тянувшихся по небу.
     С  вышины  на  землю  смотрели звездные светильники,  уже  начинавшие
угасать.
     На  возвышении в  лучах месяца выделялась фигура пещерного чудовища с
высоким горделивым профилем,  с гривой,  ниспадающей на пятнистую шкуру, с
плоским лбом и выдающимися челюстями.  Ниже виднелся лев,  запыхавшийся, с
часто  поднимающейся грудью,  с  тяжелой лапой  на  олене;  он  чувствовал
нерешительность перед  колоссом,  как  недавно леопард перед ним;  ужас  и
злоба светились в его зрачках.  В полумраке,  участвуя душой в этой драме,
прятался человек.
     Раздалось глухое рычание;  чудовище, тряхнув гривой, стало спускаться
с возвышения.  Лев отступил,  оскалив зубы,  и на минуту бросил добычу; но
вдруг,  с  отчаянием,  с  чувством  оскорбленной гордости,  он  вернулся с
рычанием еще  более громким и  опять вцепился в  оленя.  Это  было  знаком
принятия вызова.  Несмотря на  свою необычайную силу,  гигант не отозвался
тотчас же.  Неподвижно,  весь сжавшись, он рассматривал льва, оценивая его
силу и ловкость.  Лев, с гордостью своей породы, стоял выпрямившись: ветер
раздувал  его   гриву.   Нападающий  зарычал  еще  раз,   лев  громогласно
откликнулся... и противники очутились на расстоянии одного прыжка.
     - Ло! Ло! - прошептал охотник.
     Пещерный лев перескочил это пространство и поднял громадную лапу; она
встретилась с  когтями врага.  Несколько мгновений рыжие и  пятнистые лапы
оставались поднятыми  одна  против  другой  в  последнем  ожидании.  Потом
последовало  нападение;   челюсти  врагов  сцепились,   гривы   смешались,
послышалось яростное рычание,  показалась кровь... Сперва отступил лев под
жестким натиском.  Но  он  оправился,  поперечным прыжком напал  на  врага
сбоку,   и  борьба  приняла  нерешительный  характер,  так  как  нападение
пещерника было отражено...
     Но вот ужасный удар свалил льва на землю, и пещерник, мгновенно насев
на него,  принялся раздирать ему внутренности. Лев был побежден. Далеко по
окрестности разносилось эхо  его предсмертных рычаний,  все более и  более
хриплых,  более слабых,  переходящих во вздохи, в стоны. Наконец затихли и
они...
     Пещерник,  не  уверенный в  смерти противника,  продолжал терзать его
труп. Наконец, успокоенный, он отбросил льва презрительным толчком и, хотя
его плечи и грудь были покрыты широкими ранами, громким рычанием возвестил
победу свою и новый вызов врагам; которые могли еще таиться в полумраке...
День  нарождался:  серебристая полоска пробивалась внизу  горизонта,  луна
бледнела,  точно испаряясь. Облизав свои раны, пещерник почувствовал голод
и направился к отвоеванному трупу оленя. Он был утомлен, логовище его было
далеко,  и  он  искал убежища в  тени,  где  мог  бы  спокойно насытиться.
Близость кустов, за которыми скрывался охотник, привлекала его внимание, и
он решил унести туда свою добычу.
     Очарованный величием битвы,  человек все еще  любовался  победителем,
когда вдруг заметил, что тот направляется прямо на него. Дрожь физического
страха пробежала по его телу, но он не потерял присутствие духа. Он думал,
что после битвы чудовище,  нуждаясь в покое и подкреплении,  не потревожит
человека в его убежище. Но он далеко не был уверен в этом; ему вспомнились
рассказы  стариков  в  досужие  вечера  о  ненависти  огромного  хищника к
человеку.  Обреченный на  постепенное  вымирание,  он  как  бы  инстинктом
чувствовал,  кто был виновником исчезновения его рода, и каждый раз, когда
встречался с человеком с глазу на глаз, вымещал на нем свою злобу.
     Эти  воспоминания  проносились  в  голове  охотника;   он  соображал,
оставаться ли  в  случае нападения в  своем приюте или  выйти на  открытую
луговину.  Правда,  кусты ослабляли наступление,  но зато на равнине легче
действовать дротиком и палицей.  Ему недолго пришлось колебаться: пещерник
уже  раздвигал ветви  кустарника.  Тогда  охотник,  разом  приняв решение,
выскочил  из-за  кустов  под  прямым  углом  к  отверстию,  через  которое
направлялось  чудовище.   Услышав   шум   раздвигаемых  ветвей,   животное
встревожилось,  обошло кустарник,  увидело человеческую фигуру и зарычало.
При  этой угрозе вся  нерешительность охотника исчезла:  он  поднял копье,
напряг мышцы и прицелился. Оружие заколебалось и впилось в горло хищника.
     - Эо! эо! - крикнул охотник, потрясая высоко поднятой палицей.
     Крепкий,  красивый,  могучий герой  эпохи  неустанной борьбы замер  в
ожидании со светящимся взглядом.  Пещерный лев приближался,  съежившись, и
вдруг сделал прыжок. Человек с удивительной ловкостью отклонился в сторону
и  пропустил  мимо  себя  чудовище:  в  следующую минуту,  когда  животное
повернулось к нему, он сам перешел в наступление, и его палица опустилась,
как гигантский молот; хребет зверя затрещал. Раздался короткий, сдавленный
рев  и  шум  падения;   затем  наступило  безмолвие,  и  человек  повторил
воинственный, победный крик: эо! эо!
     Но  он  все  еще  держался  настороже,   боясь  нового  нападения,  и
разглядывал зверя, его большие, широко раскрытые глаза, его когти длиной в
пол-локтя,  гигантские мышцы,  разинутую пасть,  окрашенную кровью льва  и
оленя,  все его могучее тело со светлым брюхом и  черной с желтыми пятнами
спиной...  Страшный пещерник лежал мертвый;  ему  уже  не  придется больше
наполнять ужасом ночной мрак!  Человек ощущал в  душе  чувство блаженства:
его  волновала сладкая гордость;  он  точно  вырос  в  собственных глазах.
Радостный и  возбужденный,  смотрел он,  как  на  востоке яркими  красками
разгоралась утренняя заря.
     Первые пурпурные полосы показались на  горизонте,  и  повеял утренний
ветерок.  Дневные  животные одно  за  другим  начали  просыпаться;  птицы,
обращаясь к  востоку,  воспевали свою  радость.  Укутанная в  легкую дымку
тумана,   река  сперва  казалась  тусклой,  как  олово;  но  туман  быстро
рассеялся,  и  на  зеркальной поверхности ее  уже  отражались разноцветные
облака,  и  заиграл целый  мир  красок и  форм.  Вершины больших тополей и
крошечные стебельки травы затрепетали, охваченные той же волной жизни. Над
дальним  лесом  появилось  светило;   лучи   его   разлились  по   долине,
перерезываемые тонкими  бесконечными тенями  деревьев.  И  человек простер
руки  в  смутном восторге.  Он  еще  не  умел молиться,  но  уже  сознавал
могущество   солнечных   лучей   и   скоротечность   своего   собственного
существования. Потом он засмеялся и опять испустил торжественный крик:
     - Эо! эо! эо!..
     На краю пещеры появились люди.


                                    II

                              Племя пзаннов

     В  час  утренней улыбки природы у  края пещеры потухли головни костра
после ранней трапезы.  Погребальное дерево вышиной до ста локтей поднимало
свои ветви, увешанные беловатыми скелетами почивших пещерных людей. Слабые
порывы  ветра  по  временам как  будто  пробуждали протяжные,  размеренные
вздохи в воздушной усыпальнице.  Старик,  присев на корточки,  вглядывался
дальнозоркими глазами в  черепа,  мелькавшие в  тени ветвей,  и  вспоминал
историю того или  другого прославленного охотника,  товарища своей юности,
похищенного смертью.
     Племя пзаннов наслаждалось весенним утром.  Дети бегали и  прыгали по
луговине до  самого  берега  реки;  между  ивами  сидела полунагая молодая
женщина  и  приводила  в  порядок  рыжеватые волны  своих  волос;  мужчины
неторопливо обсуждали планы охоты и работ; почти все они обладали могучими
мышцами,  длинными энергичными головами воителей. Воины растирали в сосуде
из  кремня красный сурик вместе с  мозгом туров;  тоненькими кисточками из
растительных  волокон  они  расписывали  себе  лицо  и  грудь  неуклюжими,
перекрещивающимися линиями,  грубыми воспроизведениями форм, встречающихся
в   природе.   Некоторые   обвешивали  себе   колени,   лоб,   шею,   ноги
драгоценностями -  подвесками  из  клыков,  просверленных у  самого  корня
(зубов льва,  волка,  медведя,  зубра, оленя), рыбьими позвонками, разными
камешками и раковинами.
     Племя  пзаннов  поднялось  уже  на  ту  ступень  человечности,  когда
появляется любовь к  труду и  художественности.  Это были охотники,  но не
хищники;  у  них  еще  не  было никакой определенной религии,  но  они уже
сознавали,  что,  кроме  видимого ими  мира,  существует какой-то  другой,
таинственный, непонятный. Племя пзаннов принадлежало к расе длинноголовых,
населявших в то время Европу.  Они мирно жили отдельными общинами, не зная
унизительного  рабства  и  отличаясь  суровым  величием,  благородством  и
добротой.  Они занимали обширные области,  в изобилии доставлявшие пищу, и
благодаря этому среди них  не  могло зародиться инстинктов насильственного
присвоения или низкой хитрости.  Вожди племени, без принудительной власти,
свободно избираемые,  управлявшие только силой своей опытности и мудрости,
не притесняли подчиненных.
     После утренней трапезы и  украшения себя началась работа женщин и тех
из мужчин, которые не участвовали в охоте этого дня.
     Одни тонкой иглой с ушком сшивали меха, в которых предварительно были
проделаны маленькие отверстия каменным шилом.  Другие  обрабатывали свежие
кожи лощилами и скребками.  Третьи отделывали каменные топоры, ножи, пилы,
резцы.  Обтесывание  камней  легкими  ударами,  требовавшее необыкновенной
ловкости и терпения,  позволяло лишь медленно изготовлять лезвия и острия;
благодаря   постоянному  обращению   с   материалом  и   проницательности,
приобретенной долгим  навыком,  мастер  почти  всегда  угадывал,  в  каком
направлении выгоднее может быть направлен удар.
     Другие исполняли еще более тонкую работу:  они вырезывали из  кости и
рога шила,  остроги и удочки; эти орудия были настолько тонки и точны, что
человечество могло усовершенствоваться в изготовлении их лишь тогда, когда
вместо каменных вещей стали выделывать металлические.
     Образчиком остроумной изобретательности могла  служить игла:  обломку
кости  придавали округлую форму  посредством кремня с  зазубринами,  затем
поверхность  ее  отшлифовывали тонкими  песчинками  и  ушко  просверливали
вращающимся острием;  эта работа производилась крайне медленно, под вечным
страхом сломать хрупкое орудие.
     Группа охотников собралась между  тем  у  входа  в  пещеру.  Один  из
юношей,  отличавшийся дальнозоркостью,  влез на самую высокую скалу, чтобы
оглядеть  окрестность.   Налево  за   рекой   горизонт  замыкался  мягкими
неопределенными тускло-фиолетовыми контурами  леса.  Прямо  перед  глазами
расстилались долины,  пологие котловины,  степи с  едва заметными плоскими
холмами.  Сзади  высилась  горная  местность  с  вершинами,  потонувшими в
бледном  отблеске  облаков.   Повсюду  виднелись  животные,  бродившие  по
равнине:  охотник различил табун лошадей и  стадо туров.  Он  прокричал об
этом громким голосом своим товарищам,  указывая рукой место охоты. Услышав
сказанное  им,   все  отправились  за  оружием  и  через  несколько  минут
вернулись,  вооруженные луками,  острогами, дротиками, палицами. Когда все
были готовы двинуться в путь, старик-вождь оглянулся и крикнул:
     - Вамирэх!
     В  ответ на  этот  зов  на  пороге пещеры появился молодой победитель
пещерного льва.  Он  колебался между  желанием продолжать начатое накануне
изготовление плаща  из  шкуры  убитого  животного и  желанием  примкнуть к
охотникам.   Молодость,  призыв  пробудившейся  от  сна  долины,  возгласы
товарищей взяли верх.  Он вернулся в пещеру и показался вскоре вооруженный
луком  и  палицей.  Тогда все  двинулись по  направлению к  северу.  Мысль
дикарей,  возбужденная движением и  впечатлениями прекрасного утра,