то мельче рубим.
Мне-то все равно, а гости с детишками придут, у них так рот не откроется.
   Не успели мы закончить, как со стороны Эйлата показался десяток машин -
чуть ли не вся русская интеллигенция города. Пока Беня завершал
приготовления, я повел гостей показывать зоопарк. Поскольку среди них были
симпатичные девушки, я, естественно, не отказал себе в удовольствии
вытащить из террариума одну змейку - самую безобидную.
   Почему-то в этот раз она была не в духе и легонько тюкнула меня в
палец, чего со стрелой-змеей практически никогда не бывает. Автоматически
впившись в палец, чтобы высосать яд, которого там не было, я долго пытался
засунуть шуструю змейку в ящик одной рукой, пока мне не пришел на помощь
маленький мальчик Сережа, сын Володи, учителя английского. В награду за
смелость я дал ему подержать в руках ручную песчанку и опрометчиво обещал
показать в бинокль кратеры на луне.
   Любознательные дети всегда вызывают у меня симпатию - наверное, потому,
что напоминают меня самого в их возрасте.
   Наконец мы заняли места за столом, и Беня выкатил тележку с пирамидой
больших ящиков. В ящиках были картонные коробки, в каких у нас продают
соки, а в коробках - чудесное, чистое, как березовый сок, вино с холмов
Галилеи. Мы было принялись за мясо в горшочках, но тут костер вдруг
треснул и выбросил высокий сноп искр в сгустившуюся темноту ночи. На
мгновение все замолчали, и тут из соседнего каньона до нас донесся
протяжный волчий вой. Его подхватила парочка, сидевшая у нас в вольере, а
следом вся широкая долина Арава наполнилась песнями перекликавшихся волков.
   - Еще пара из Иордании пришла, - показал пальцем на восток Беня,
естественно, знавший всех местных волков. - Будут у тебя тут без меня
приключения.
   Он не успел обьяснить мне, какие именно. Застольная беседа
возобновилась. Меня Беня назначил тамадой, так что отвлекаться было
некогда, хотя очень хотелось:
   мне понравилась девочка, сидевшая напротив - длинноногая, с роскошными
иссиня-черными волосами и яркими, как черный оникс, веселыми глазами.
Окружающие звали ее Анкой. Произнеся очередное вступление к тосту и
неожиданным "аллаверды!" предоставив слово поперхнувшемуся Давиду, я
заговорил было с ней, но тут мальчик Сережа потянул меня за рукав. На шее
у него болтался Бенин бинокль.
   - Пойдем смотреть луну, - сказал он, показывая на красную миску,
всплывшую из-за иорданских гор.
   - Еще рано, - отмахнулся я и повернулся к Ане. - Вы давно здесь...
   - Тост! - закричали все хором, и мне снова пришлось, взяв бокал,
толкать речь.
   Наконец гости наелись, напились и перешли к анекдотам, так что я мог
считать свои обязанности тамады выполненными. Автомеханик Боря, Анин отец,
начал анекдот:
   - Эйлатское радио спрашивают: зачем после бегства из Египта Моисей
сорок лет водил евреев по пустыне?
   - Пойдем, поговорим, шепнул я Ане и утащил ее в темноту, но не слишком
быстро, чтобы успеть услышать Борин ответ:
   - Он искал место, где нет нефти!
   Мы долго бродили, беседуя, по залитым лунным светом дорожкам, а звери
провожали нас светящимися точками глаз. Аня поежилась, и я обнял ее, а
потом поцеловал. Мы прижались друг к другу, я уже хотел было снять с нее
рубашку, завязанную узлом на загорелом животике, но тут меня снова
потянули за рукав.
   - Посмотрим луну? - спросил Сережа.
   - Сначала проводите меня обратно, - опомнилась Анка и решительно ушла
на свет Бениных окон.
   Я был уверен, что через десять минут все равно утащу ее под акацию,
поэтому, проводив девушку, спокойно показал Сережке кратеры (луна,
собственно, была настолько яркой, что кратер Тихо удавалось разглядеть
невооруженным глазом). Но когда я вернулся к столу, гости уже
рассаживались по машинам.
   Если бы я знал тогда, сколько времени и сил мне потребуется, чтобы все
же развязать этот узел, боюсь, одному моему знакомому мальчишке здорово
надрали бы уши.
   - Ты знаешь, сколько ей лет? - спросил Беня, когда все разъехались. -
Шестнадцать.
   - Ну и что? - не понял я. - Она уже вполне...
   - Да кто ж спорит? Лучшие ножки в Южном Израиле! Девочка - картинка!
Будь я помоложе, сам бы в лепешку расшибся ради такой нимфеточки! Только
дело вот в чем: она несовершеннолетняя. От трех до пяти лет с правом
досрочного освобождения, но не раньше отбытия половины срока.
   - Ты хочешь сказать, - похолодел я, - что меня могут вынудить жениться?
- Анечка была само очарование, веселая и непосредственная, но жениться на
школьнице - это уж слишком.
   - Фиг тебе! - усмехнулся Беня. - По местным законам женитьба не
освобождает от уголовной ответственности за совращение.
   Тут меня заело. Я вообще легко завожусь, когда сталкиваюсь с подобным
идиотизмом.
   - Она будет моей, - сказал я, - а все остальное...
   Я говорил еще минут пять, и по мере того, как Беня знакомился с моим
словарным запасом, в его глазах росло уважение.
   - Ладно, студент, - величественно произнес он, - быть тебе аспирантом.
   На практике, однако, он стал звать меня Гумбертом, в честь героя
"Лолиты".
   Далеко за полночь я проводил его к автобусу, сел на велосипед и
зигзагом покатил домой. Вдруг до меня дошло, что у меня не осталось
координат никого из Бениных друзей, и до его возвращения Анку я не увижу.
От мысли, что я остаюсь без ее компании на целую неделю, настроение снова
испортилось.
   Но тут над Аравой раскатилось густое басовое рычание. Это наша самка
леопарда оповещала всех интересующихся, что весны не так уж долго ждать.
Минут пять ее угрюмое "рррум...рррум..рррум..." волнами накатывалось из
тьмы, и еще столько же времени гуляло эхо в лабиринтах каньонов. И она, и
я замерли, прислушавшись, но дождались лишь еле слышного отклика от
молодой самки, жившей в долине Тимны, в семи километрах к югу. Насколько
мне было известно, ближайший самец жил впятеро дальше, на севере, и вряд
ли слышал призыв.
   - И ты тут одна, бедняга, - вздохнул я и покатил домой под усыпанным
разноцветными звездами южным небом. В конце концов, все было не так уж
плохо.
   Меня окружала волшебная саванна, битком набитая интересными
обитателями. Впереди было много теплых ночей и гарантированно солнечных
дней. А утром, когда я открою глаза, в окне будет видно горы.
 
 
   Троя

   Я б Елену Прекрасную тоже украл - 
   Что мне Троя с Элладой!
   Пусть ребята тусуются - я свое взял,
   Иль чужое, раз надо.
   Пусть мой город в отместку врагами сожжен,
   В рабство гонят сограждан, 
   Зато Ленка красивей всех греческих жен, 
   Остальное - неважно.
   Говорите, что я эгоист и свинья?
   Вон мой труп под стеною.
   Цену счастья минутного выплатил я
   Смертью, горем, войною.
   Гражданином почетным страны дураков
   Буду я, это точно, 
   Зато старец слепой через пару веков 
   Обессмертит бессрочно.
   А потомок в забитом трамвае прочтет,
   Как мы жили когда-то, 
   И, вздохнув, в безопасный свой офис пойдет 
   За пайком и зарплатой.
 
 
 
 
 
                           5. Научный сотрудник 
 
   Чиля-коршуна прочь прогоняет ночь, 
   Вылетает Манг-нетопырь, 
   А пастух скорей гонит скот с полей:
   Волк - хозяин ночной тропы.
   В этот темный час кто сильнее нас,
   Против Стаи кто устоит?
   В лесах и болотах всем доброй охоты,
   Кто Джунглей Закон хранит!
 
   Р. Киплинг. Вечерняя песня волчьей стаи 
 
 
   Утро принесло мне много приятных сюрпризов.
   Во-первых, вокруг дома снова появились следы каракала. Я решил, что
буду в течение нескольких вечеров выкладывать на крыльцо мороженых цыплят
из наших запасов, и, если зверь станет приходить регулярно, устрою
засидку. Во-вторых, меня назначили научным сотрудником. Правда, зарплата
была такая, что к весне мне едва хватило бы на обратную дорогу и пару
месяцев жизни в Москве. В-третьих, Шломи взял отпуск, и заниматься с
Ивтахом крупными хищниками поручили мне. И в-четвертых, Тони сообщил, что
к нам приезжает из Франции профессиональный фотоохотник и я должен буду
показать ему интересные места Южного Израиля.
   - Ага, - сказал Ивтах, когда мы покатили тачку с мясом к вольерам
хищников, - ты все меня критиковал, что я не умею в клетки заходить.
Посмотрим, как это у тебя получится.
   Первым, к кому мы зашли, был похожий на живую игрушку фенек - белая
сахарская лисичка с огромными ушами и любопытными черными глазками. С ним
я сразу подружился. Затем мы угостили цыплятами, яйцами и мясом других лис
- рыжих, песчаных и афганских, степных и барханных кошек, а дальше
начались крупные звери - каракалы, волки и гиены.
   Я, конечно, понимал, что ни один зверь не посмеет поднять лапу на
такого квалифицированного биолога, как я, но все же в первый раз
чувствовал себя несколько неуверенно. Оказалось, впрочем, что каракалы
шипят и бросаются на сетку из-за цыплят, а не из-за нас с Ивтахом (который
в клетки старался не заходить, но винить его за это было нельзя - он еще
не оправился после недавнего нападения волчицы, щенят которой он хотел
посмотреть). Сейчас наши маленькие пустынные волки и не помышляли о
подобной наглости, а испуганно бегали вдоль противоположной от меня стены
вольера.
   Я никогда не считал полосатую гиену опасным животным, хотя знал, что
они иногда воруют детей в деревнях. Но у хай-барской парочки была громкая
боевая слава.
   Едва я вошел, они принялись делать вид, что не обращают на меня
внимания, греясь на солнце. Когда их только что привезли в зоопарк, Рони
Малка, бывший тогда директором, решил, что они вправду добродушные, и
зашел в вольер без палки.
   Стоило ему повернуться к ним спиной, как гиена прыгнула ему на плечи, и
Рони спасло только то, что проезжавший мимо Шломи направил джип на сетку.
Сетка выдержала, но гиены испугались грохота, так что Рони успел выскочить
наружу.
   Шломи вызвал по рации военный вертолет, и Рони довезли в Эйлат прежде,
чем он истек кровью.
   Тони Ринг, став директором, запретил заходить к гиенам по одному, но
про его приказ скоро забыли, и следующую жертву - канадского волонтера -
гиены в самом прямом смысле разорвали на куски. Был страшный скандал, и
бедных полосатиков едва не пристрелили. Третьим их трофеем чуть было не
стал Беня. Он убирал вольер и на миг дал им повод подумать, что не смотрит
краем глаза в их сторону. Что было дальше, он сам не помнил, но Ивтах
рассказал, что Беня просто быстрыми шагами взошел на пятиметровую
вертикальную сетку и спрыгнул с той стороны.
   Гиены все с таким же безмятежным видом подставляли солнцу толстенькие
животики, но меня им было не провести - я уже видел, с какой молниеносной
быстротой они ловят обманувшихся их неподвижностью птиц, залетевших в
вольеру. Впрочем, их челюсти, приспособленные к разгрызанию крупных
костей, кого угодно навели бы на размышления. Держа лопату наперевес так,
чтобы они ее все время видели, я быстро убрал вольер, кинул им мясо и
вышел к радостно поздравившему меня Ивтаху.
   Последние два вольера занимала старая самка леопарда с перебитым пулей
хвостом.
   За пять лет ее жизни в зоопарке ни один человек не рискнул зайти к ней
- переманивали мясом в соседнюю клетку, чтобы почистить эту. В Эйн-Геди,
откуда она была родом, ее помнят до сих пор, а ее детишки и сейчас не дают
скучать тамошним жителям.
   В других странах каракалы, полосатые гиены и леопарды сохранились
только в самых глухих уголках. Но в Израиле благодаря прекрасной охране
природы они довольно обычны и обитают даже на густонаселенном севере. К
сожалению, и самое хорошее дело можно довести до абсурда, в чем мне вскоре
пришлось убедиться.
   Когда мы с Ивтахом вернулись к конторе, весь коллектив в молчании стоял
над трупом молодого аддакса.
   - Волки, - пояснил мне Давид. - Они подкапываются под ограду и
забираются в заповедник, как на продуктовый склад. Они сюда и из Египта
приходят отъесться, и из Иордании.
   - Привяжем поисковую фару к винтовке... - начал было я.
   - Ты что, с ума сошел? Положим тушу на место, а рядом поставим капкан.
   - Да ну, лучше сразу, чтоб не мучился.
   - Ты не понял. Капкан резиновый. Тони отвезет волка на север страны и
там выпустит.
   - Но это всего четыреста километров! Он через неделю будет опять здесь!
   - Через три-четыре дня.
   - И что тогда?
   - Зарежет кого-нибудь, поставим возле туши капкан.
   - И долго это будет продолжаться?
   - Пока рекорд - пять раз. У нас в прошлом году половину газелей съели,
кулана и почти всех аддаксят. Ничего не поделаешь: Управление оформляет
разрешение на отстрел минимум восемь месяцев.
   - Но если отстреливать по паре в год, остальные уже не сунутся!
   - Что ты мне объясняешь? Мы с Беней уже все начальство обошли. Не
доходит, хоть убей. Ну, не переживай. У нас праздник: ослица забеременела.
   - Ух ты! Вот Беня обрадуется! Надо отметить.
   Вечером мы с Шломи заделали дырку в заборе, положили на место труп
аддакса и поставили рядом несколько капканов.
   Когда наши охотники ставят капкан на волка, они окуривают его дымом,
заметают свои следы, не притрагиваются к приманке, надевают чистую одежду
без запаха...
   Здесь мы просто положили капканы на песок. Ближний Восток густо населен
людьми уже много тысяч лет, и звери научились относиться к человеку
несколько презрительно, как бродячие собаки. Не случайно многие животные
были одомашнены именно в этих краях.
   Ранним-ранним утром, еще в темноте, мы вернулись. Табунки антилоп
провожали нас россыпями глаз, ярко светящихся в свете фар. Зайцы и
песчаные лисы разбегались с дороги. В капкане сидел здоровенный
серо-желтый волк. Мы набросили на него старое одеяло, скрутили, отвезли в
контору, поставили метку на ухо, и Тони укатил на север с волком на заднем
сидении.
   Наутро прибыл Этьен, французкий фотоохотник. Он оказался белобрысым
парнишкой лет двадцати, с огромным чемоданом фототехники в багажнике
взятой напрокат машины. Он поселился в моем балке и проводил дни в
саванне, наблюдая за ориксами. У них начался гон, а Этьену его
фотоагентство заказало снимки дерущихся самцов. Парень, надо сказать,
обладал редким терпением. Ровно три дня провел он в раскаленной солнцем
машине среди сонно пасущихся антилоп, без малейшего успеха. Вечером он
возвращался в совершенно обалдевшем состоянии, но и не думал отступать.
   - Рано еще, - сказал я. - Поснимай пока прочую фауну.
   Еще два дня он снимал разных обитателей Хай-Бара, а также жанровые
сценки:
   крутой биолог Владимир Л. Динец наблюдает за вверенными ему зверями;
известные ветеринары Владимир и Тони достают консервную банку из желудка
проглотившего ее страуса; отважный натуралист Вови ловит убежавшую эфу.
Вскоре сюжеты кончились, а ориксы только-только принялись стучать рогами,
лениво пробуя силы.
   - Поехали пока на Мертвое Море, - предложил я, - а там и настоящий гон
начнется.
 
   - Отличная идея, - воскликнул Этьен, вытряхивая из домашней тапочки
моего соседа - колючую мышку-акомиса. А что у нас сегодня на ужин?
   Мы открыли холодильник и с ужасом уставились на пустые полки. Вдруг
меня осенило:
   - Омлет!
   - Omlette? Ты не говорил, что знаешь французский...
   - Я и не знаю, но это будет суперомлет! Пойдем искать страусиные яйца!
   Мы с полчаса колесили по саванне, но яиц, как нарочно, не попадалось.
То, что кладка у них обычно в мае, совершенно улетучилось у меня из
памяти. Вдруг прямо у дороги мы увидели десяток яиц размером с
дыньку-"колхозницу". Папаши, который обязан охранять кладку, нигде не было
видно.
   Мы триумфально притащили домой яйцо и долго пытались разбить его.
Наконец скорлупа треснула, но внутри оказался какой-то серый порошок.
Пришлось ехать в киббуц за йогуртами.
   Наутро, мучимый совестью, я подошел к Аиле, отвечавшей за страусов.
   - Аила, сказал я, - тут такое дело... Мы нечаянно одно страусиное яйцо
разбили - там, у дороги...
   - А, эти, - рассмеялась она, - ничего страшного! Мы их еще весной там
положили, чтобы туристам показывать.
   Мы молча сели в машину и уехали вверх по Араве.
   Израильские дороги отличного качества - дух захватывает, когда мчишься
через саванну по идеально ровной ленте шоссе. Правда, чтобы водители не
спали за рулем, через каждые 25 километров поперек дороги идет низенький
бортик, перед которым надо притормаживать. Их высоту кто-то не рассчитал,
так что машины иногда улетают с них в кювет.
   Розовая гладь рассола в обрамлении белоснежных берегов, величественные
горы, зеленые пятнышки оазисов... Уж на что гнилое место Мертвое Море, но
и в нем есть своя прелесть. Этьен впервые был в этих краях и тратил метры
пленки, снимая скалы, корявые деревца, соляные "грибы" на отмелях, высокую
колонну из каменной соли под горой Содом (якобы жена Лота, которая не
послушалась мужа, обернулась, когда он уводил ее из приговоренного богом
города, и от ужаса превратилась в соляной столб...)
   Весь день мы бродили по узким каньонам Эйн-Геди, среди журчащих
ручейков, водопадов, пещер, полуручных нубийских козерогов и скачущих по
веткам даманов.
   Над узкой полоской деревьев вздымались чудовищной высоты стены ущелий,
совершенно лишенные растительности.
   - А что там, наверху? - спросил Этьен.
   - Иудейская пустыня. Там ничего не растет, но водятся птички-каменки и
скорпионы.
   - А куда ведет каньон?
   - Никуда. Он постепенно становится все более мелким, а в верховьях это
просто овраг. Начинается он возле Хеврона.
   Я все это отлично знал, потому что в свой первый приезд в Израиль
неделю работал у бедуина, жившего в верхней части каньона. Я очищал его
маленькое поле от камней, а он платил мне вполне приличные деньги - десять
долларов за тонну булыжников. Айша, его очаровательная восемнадцатилетняя
внучка, мне тоже немного доплачивала, но старый добрый Хасан ибн Али ни о
чем не догадывался, да и не интересовался - нравы у бедуинов куда
свободней, чем у оседлых арабов-палестинцев.
   Когда я в последний вечер спускался от шатра Хасана к шоссе, то в
сумерках познакомился с одной из дочерей старой самки леопарда, жившей у
нас в Хай Баре.
   Я вышел на скальную террасу, с которой стекал маленький водопадик, и
внизу увидел спокойно стоящего зверя. Израильские леопарды маленькие, но
изумительно красивые - почти белые в густых мелких черных колечках.
Пантера заметила меня, оглядела ясными желтыми глазищами - она и сейчас
как живая в моей памяти - и продолжала пить из ручья, а потом
величественно зашагала в скалы. Через месяц ее убили. Она гуляла по крышам
машин на туристской стоянке, а мимо проходил солдат, недавно приехавший из
Советского Союза. По известным причинам военные здесь всегда ходят с
заряженным оружием.
   Мы с Этьеном два дня лазили по безводным, но очень красивым каньонам
южнее Эйн Геди, а потом объездили все три махтеша. Так называют огромные
впадины в плато Негев, похожие на кратеры. Особенно хорош Малый Махтеш, с
километр в диаметре и такой же глубины. Геологи там в буквальном смысле
лезут на стены от восторга.
   Израильтяне считают, что больше нигде в мире таких "колодцев" нет, но
те, кто был в котловине ‚р-ойлан-дуз в Туркмении, поймут, о чем идет речь.
   В одном из махтешей, кстати, прижились завезенные из Хай-Бара куланы -
первый настоящий успех Центра. Беня мечтал выпустить в другой диких ослов,
но для этого их должно было стать хотя бы голов двадцать...
   Когда мы вернулись в Хай Бар, то первые, кого мы увидели, были Шломи и
хорошо нам знакомый волк, который теперь мог похвастаться уже двумя ушными
метками. Он даже не сбил лапы, словно вернулся автостопом. Под навесом
лежал новорожденный ориксенок с вспоротым брюхом.
   Стиснув зубы, Тони Ринг забросил волка в кузов и укатил на север. Я
подозревал, что шеф просто убьет зверя где-нибудь в пустынном месте, но,
как выяснилось, недооценил его честность.
   Ночи становились холоднее, а по утрам на севере удавалось разглядеть
далекие облака. Старая леопардиха по-прежнему нарушала ночную тьму
страстными призывами.
   Цыплята, которых я выкладывал на крыльцо для каракалов, к утру
благополучно исчезали. Я загорел