несложные фразы и кое-что понимать, но предпочел
делать вид, что не знаю ни слова - так было удобнее. Говорить нам было, в
общем, не о чем. В России как-то привыкаешь, что еврейская физиономия -
обязательно признак если не ума, то хотя бы неординарности. А здесь с
хорошими жидовскими мордашками расхаживали совершенно заурядные личности.
   С тоской смотрел я на куртинки ковыля, покрывавшие склон горы, угол
которой сквозь окно заходил прямо в зал ресторана. Больше всего мне не
хватало вылазок на природу. Все чаще передо мной внезапно, как глюки,
возникали картинки северной весны, особенно мой любимый Дальний Восток:
серые волны, засыпанный сухим деревом галечный берег, синие сопки и
холодный, сочащийся влагой ветер с океана... Медитируя на ходу и напевая
увертюру к "Севильскому цирюльнику", бегал я от одного столика к другому,
путая заказы и забирая тарелки с только начатой едой вместо пустых.
   С Анечкой встречаться теперь было некогда: если и выдавался свободный
день, я тратил его на вылазку в Тель-Авив для очередного раунда войны с
бюрократией из-за паспорта. Но зато мы как-то незаметно подружились с Эти.
   Эти была из йеменских евреев - общины, больше тысячи лет жившей в горах
Южной Аравии в полной изоляции. Среди них попадаются типажи совершенно
сказочной красоты, а Эти была одной из лучших: роскошные волосы в мелких
завитках, огромные черные глаза, бархатистые, как южная ночь, мохнатые
ресницы, тонкие брови дугой... Росточка она была небольшого, но со
стройными ножками и тонкой талией, только попочка чуть-чуть тяжеловата.
Девушка казалась гурией из "Тысячи и одной ночи", но при этом прекрасно
владела английским и была довольно остроумной.
   За год до нашей встречи Эти победила на конкурсе "Мисс Эйлат", и теперь
считалась невестой сына мэра. Она работала через день (ее обязанности
заключались в том, чтобы сидеть у входа в ресторан и встречать гостей
обворожительной улыбкой), и парень обязательно заезжал за ней на черном
"ягуаре". Йеменские евреи - патриархальная публика, так что до свадьбы
девчонка не могла даже целоваться с женихом. А темперамент у нее был
южный, и не удивительно, что мой к ней интерес оказался взаимным. К тому
же я дал ей понять, что согласен на отношения, не распространяющиеся за
рамки рабочего дня.
   Проблема была в том, что заниматьтся любовью нам было негде. В первый
раз я сводил ее в вади за страусовой фермой, но там ей явно не
понравилось. Внутри отеля в каждом помещении, включая номера (что
незаконно), стояли потайные телекамеры, и охрана могла видеть, где что
происходит.
   Улучшив момент, я заглянул под крышку одной камеры и попытался
разобраться, как она устроена. Потом нашел резервный номер, дверь которого
забыли запереть, и быстро отключил у стоявшей там камеры воспринимающее
устройство. Теперь она всегда передавала последнюю из запечатленных
картинок - пустую комнату. И через день двухчасовой обеденный перерыв был
в нашем с Эти распоряжении.
   Никогда в жизни не видел такой заводной девчонки, как моя маленькая Эти.
   Достаточно было поцеловать ее в любое место между подбородком и
коленками, провести ладонью по спинке или просто дотронуться кончиком
языка до мочки уха, как она начинала чаще дышать и норовила прижаться ко
мне всем телом. Когда мы забегали в заветный номер и закрывали дверь
ножкой стула, я иногда пытался чуть помучить ее - не раздевать сразу, а
просто обнять и подразнить, потеревшись животами. Но как только наши
джинсы разок-другой цеплялись застежками, Эти не выдерживала и с легким
стоном принималась срывать с меня одежду. Тогда я быстро раздевал ее, клал
на кровать и впивался в губы горячим поцелуем. Мне приходилось почти
непрерывно целовать ее все два часа, чтобы она не могла кричать.
   Первые несколько дней мне никак не удавалось отделаться от ощущения,
что я трахаю какой-то библейский персонаж, но потом я привык к
экзотической внешности Эти и получал от общения с ней несказанное
удовольствие. К тому же традиционное воспитание никак не отразилось на ее
раскованности: делая минетик или приглашая меня в туалет (иногда мы не
могли дождаться обеда и заскакивали на минутку в уборную, чтобы, закрыв
рубашкой объектив камеры, торопливо и страстно трахнуться) она ни капельки
не смущалась.
   Бедной Анечке я теперь мог уделять совсем мало внимания. Мы встречались
от силы раз в неделю, и за эти несколько часов я, как ни старался, не мог
в достаточной степени насытить любовью ее молоденькое и горячее тело.
Правда, я обнаружил, что если щекотать ей языком вишенку, одновременно
одним пальцем поглаживая отверстие попки, а другим массируя изнутри норку,
то она бурно кончает раз за разом с интервалом в минуту-две. Пользуясь
этим недостойным методом, я мог всего за час довести ее до такого
изнеможения, что она лежала пластом, лишь мелко вздрагивая и еле слышно
постанывая. Но на неделю такой разрядки ей все равно не хватало.
   Вскоре мне доложили, что снова видели ее с Левой. Ну, ничего не
поделаешь. Я бы на ее месте не стал встречаться с парнем, который нанял
двух урок,чтобы ей изрезали бритвой лицо, но у Ани, как потом выяснилось,
были свои планы.
   Однажды утром ко мне подбежал Ари, наш надсмотрщик.
   - Тебя к телефону, - закричал он в волнении, - сам мистер Прикс! Я тут
работаю два года, но ни разу не имел чести разговаривать с самим мистером
Приксом!
   - Владимир? - раздался в трубке тонкий голос, явно принадлежавший
хитрой старой лисе. - Мне только что звонили из Управления Охраны Природы
и просили, чтобы мой шофер срочно отвез вас в Хай-Бар.
   Я вскочил в его блестящий, как мокрая канализационная труба,
восьмидверный "Монтгомери-800", и мы с включенной сиреной помчались на
север. В Хай-Баре меня встретил Рони Малка.
   - Хорошо, что ты приехал, Вови, - сказал он. - У африканской ослицы
трудные роды, Тони Ринг отказался делать операцию, а Бени говорит, что
займется ей, только если ты будешь ассистировать.
   Ослица с потерянным видом бродила по саванне, из-под хвоста у нее
торчало копытце жеребенка. На песке позади оставалась мокрая дорожка из
крови и зеленых околоплодных вод. Мы окружили ее, набросили на шею лассо,
а на голову конскую уздечку, связали передние ноги и притащили инструмент.
   - Боюсь, придется делать кесарево, - сказал Беня. - Ну-ка, давай
ощупаем живот.
   Мы положили с двух сторон ладони на брюхо ослицы, но тут она
поднатужилась, и жеребенок в долю секунды высунулся больше, чем
наполовину. Мы изо всех сил повисли на ней и еле успели заставить лечь,
чтобы он не упал с высоты ее роста.
   Малыш вывалился на песок и чихнул. Ослица вскочила, едва позволив нам
снять уздечку и обрезать путы на ногах, повернулась и принялась его
вылизывать, не обращая на нас никакого внимания.
   - Вот, что значит настоящие специалисты, - восхищенно произнес Рони
Малка, наблюдая, как осленок пытается встать на ножки. - Одно
прикосновение, и все...
   Шофер мистера Прикса был несказанно удивлен, когда всего через час я
вернулся в совершенно пьяном виде, на ходу досасывая шампанское из
горлышка бутылки, которую мне дали с собой. Он отвез меня на работу, и не
знаю, как я ухитрился за остаток дня никого не облить супом, пока порхал с
подносами между столами. Меня никто не осмелился ни о чем спросить, а
русские медведи сами болтать не любят.
   Наутро я обнаружил, что мой статус изменился. Собственно, меня и раньше
уважали.
   Первые несколько дней на новом месте я всегда хорошо работаю. Потом
перестаю, но сложившуюся репутацию уже не изменить. Теперь же начальство
прониклось ко мне таким почтением, что взамен быстро сбежавших израильтян
взяло двух русских студентов.
   К тому времени я уже был "старослужащим" и захватил самое теплое место
- при соковыжималке. Все наши клиенты очень любили свежий апельсиновый
сок, но для получения одного стакана надо пропустить через соковыжималку
пять-шесть апельсинов - это довольно долго. Поэтому ко мне всегда
выстраивалась очередь, и все официанты в ней готовы были вцепиться друг
другу в глотку - ведь только тот, кто принесет сок быстро, мог
рассчитывать на типы. Тем, кто был мне симпатичен или выказывал должное
почтение, я наливал сок из резервного кувшина, стоявшего под прилавком, а
тем, кто пытался спорить, разбавлял его водой или консервированным соком -
и то и другое сразу портило вкус. Довольно значительное количество
драгоценного напитка я потихоньку выпивал сам - когда еще будет такая
халява! А процент с типов был мне отныне обеспечен без всяких усилий с
моей стороны.
   Все шло хорошо. В отеле начался фестиваль классической музыки, и мы
работали под Бетховена и Моцарта. Я приучился дремать прямо в процессе
обработки апельсинов и даже стал немного высыпаться. Но на носу была
пасха, и начальство набрало еще людей, в том числе одного русского.
Представьте себе мое удивление, когда им оказался Алеша Подковкин по
кличке "Есенин" - рязанский парень, с которым я когда-то работал в
Каракалинском серпентарии, в Туркмении. Меня по молодости не брали в штат,
и я отдавал пойманных змей Алеше. Мне доставались деньги, а он
перевыполнял план. Более типичное русское лицо, чем у него, не во всякой
деревне отыщешь.
   - Леха! - заорал я, - привет, паршивец! Ты что тут делаешь?
   - Вовка! - обрадовался он, - и ты здеся! Я на жене приехал, а ты как
сюда попал?
 
   - Как-как... ну, приехал, получил гражданство...
   - Погоди-тка, - он изумленно уставился на меня своими голубыми глазами,
- так ты ч„, яврей?
   Я был искренне рад появлению старого друга, но с его приходом в
ресторан начались проблемы. И дело не в том, что Есенин прозвал меня из-за
соковыжималки "Буфетчицей Клавой". Теперь нас, "русских", было больше трех
(Диму-гомосека выгнали, и он вернулся к основной профессии - проституции).
Оказалась превышенной некая критическая масса, и работа кончилась: целыми
днями мы стояли где-нибудь в укромном уголке и болтали на разные темы.
Было ясно, что долго начальство не будет терпеть "русскую мафию".
   Эти ушла с работы. Дома у меня теперь были постоянные скандалы: Люба
бросила ресторан, перестала спать с Сашей и по протекции Димы-гомосека
устроилась на панель. В общем, "Принцесса" осточертела мне до крайности -
все-таки я отработал там больше месяца, до меня такое удавалось только Ли.
Все справки на паспорт я уже сдал и ожидал его получения со дня на день.
Но в пасхальную неделю нам шли надбавки, и было много сверхурочной работы,
поэтому я решил дотерпеть до конца марта, хотя кругом уже полным ходом
катилась весна и я рисковал пропустить самое интересное время в жизни
ближневосточной природы.
   Тут черт меня дернул поссориться с гостиничным раввином. Любое
заведение общепита в Израиле может потерять всех верующих клиентов, если
не заполучит свидетельство, что вся еда в нем кошерная. У нас контроль
осуществлял сутулый молодой парень из марокканских евреев. Раз в несколько
дней он заходил на кухню, наедался до отвала и уползал.
   В ходе богатой приключениями истории моего народа случилось так, что
его религия пошла по пути активного погружения в маразм. За столетия
средневековья все предписания Торы были доведены до абсурда. В частности,
фраза "не вари теленка в молоке матери его" сначала привела к запрету
варить любое мясо в молоке, а потом к требованию наличия раздельной посуды
для мясных и молочных продуктов.
   Я как-то привык к тому, что у нас бывают "мясные" и "молочные" обеды,
но беда была в том, что во время подготовки последних мне приходилось
вскрывать десятки молочных пакетов, а делать это можно было только острыми
мясными ножиками.
   Раввин заметил нарушение и попытался произвести, как сказал бы Беня,
"иерархическую садку".
   - Еще раз со мной заговоришь, - медленно и внятно сказал я (он плохо
знал английский), - расскажу твоему начальству, что ты в пьяном виде
готовил Пасху.
   Еврейская пасха - праздник годовщины исхода из Египта. В память о
тяготах вновь обретенной свободы в эти дни полагается есть только мацу,
испеченную из пресного теста. Раввины средневековья ввели правило, по
которому в эти дни в доме не должно быть ни крошки обычного хлеба - а в
условиях ресторана это требует мероприятий, по сравнению с которыми
дезактивация после утечки радиоактивной красной ртути кажется рядовым
смахиванием пыли тряпочкой. Наш раввин в этот самый ответственный для него
день года нализался как известное нечистое животное с пятачком, что теперь
дало мне возможность его подловить. Больше он со мной не общался, но то и
дело бросал украдкой полные ненависти взгляды.
   Что касается самого праздника, то связанные с ним обряды удивительно
красивы, особенно в исполнении йеменских и сефардийских семей. В
"Принцессе" я имел возможность наблюдать их в разных вариантах и получил
большое удовольствие.
   Прежде, чем совершить собственный исход, я должен был воспользоваться
тем обстоятельством, что набрал за первый месяц работы довольно приличную
сумму. Она была тем больше, что я разработал кое-какие операции с
пластиковой карточкой, которая позволяла автоматически регистрировать
время прихода и ухода с работы, и деньги мне шли за 28-30 часов в сутки.
Взяв справку о доходах, я пошел с Беней в банк и выступил в роли гаранта
его благонадежности. Беня взял ссуду (как говорят в Израиле, "залез в
минус"), и заказал в Тель-Авиве "форд". "В минусе" живут все в стране, но
размер долга, который вам позволит банк, зависит от вашей зарплаты,
репутации и наличия гарантов. Благодаря мне Беня смог увеличить свой
"минус" с тысячи долларов до трех.
   Потом я пошел с Давидом в другой банк и повторил ту же операцию, чтобы
дать ему возможность купить "Ниву".
   Больше в "Принцессе" меня ничего не задерживало. Выходить на работу
после 31 марта не было смысла, потому что за первое апреля зарплату я
получил бы только седьмого мая. Забрав в квартирке вещи, я укатил
последним автобусом в Хай-Бар, надеясь дождаться там седьмого апреля,
получить деньги за март, и с пришедшим к тому времени паспортом уплыть на
пароме Хайфа-Одесса.
   Ане я сказал, что уезжаю через пару дней. Кажется, мне удалось убедить
ее, что это она меня бросает. Впрочем, мы не особенно переживали из-за
расставания.
   Хорошо, когда все кончается само собой.
   От автобусной остановки до Бениного дома два километра. Я шел сквозь
теплую ночь, причудливые тени акаций лежали на песке, впереди светилась
искорка освещенного окна. Нет ничего на свете лучше свободы!

   Что ж, настала пора поднимать якоря.
   Мачты ждут парусов, чтоб запеть на ветру,
   В путь зовут меня снова другие моря, 
   И опять я вступаю все в ту же игру.
   Может быть, ты не вспомнишь меня никогда,
   Может, вспомнишь разок, но уже все равно:
   Нас разделит надолго Большая вода,
   Вновь увидеть тебя вряд ли мне суждено.
   Все могло быть иначе, но поздно теперь
   О несбывшемся нам говорить и гадать.
   В нашей жизни и так слишком много потерь,
   Что не стало твоим, будет легче отдать.
   Да, наверное, лучше, что сможешь сейчас
   Ты меня позабыть без печали и слез, 
   Словно не было встреч этих кратких у нас, 
   Словно я тебя в сердце своем не унес.
 
 
 
 
 
                          13. Богатый бездельник 
 
   Как начинается устав израильской армии?
    1. Запрещается отвечать вопросом на вопрос.

   Анекдот.
 
 
   Начались дни, полные сладостной лени, дружеских пьянок, прощальных
вылазок по окрестностям. Тепа и Шарик, два маленьких пушистых щеночка,
привезенных Бене из Тбилиси, сопровождали нас в прогулках. Весенний пролет
птиц превратился в совершенно феерическое зрелище. Над нами проносились
тысячные стаи аистов, журавлиные клинья, тучи мелких птиц. Кустарник
наполнился голосами кукушек.
   Возле Хай-Бара разбили походный лагерь birdwatcher'ы в полном составе,
прибывшие на День Тювика.
   Тювик - редкий маленький ястреб, гнездящийся на Дону и Северном
Кавказе. Все тювики, сколько их ни есть на свете, пролетают над Аравой за
один-два весенних дня, обычно одним громадным роем. Всем любителям птиц,
приезжающим в Эйлат, показывают фотографию во всю стену BW-центра,
запечатлевшую несколько тысяч парящих тювиков, и предлагают найти на ней
единственного ястреба-перепелятника.
   Мне лично на это понадобилось полминуты, а рекорд - десять секунд.
   Картина действительно замечательная - столько хищных птиц сразу не
увидишь нигде в мире. Когда суперстая тювиков величественно проплыла над
нашими головами, мы с Реувеном и ребятами даже дерябнули на радостях. Они
помчались в Эйлат - проявлять снятые широкоугольником фотографии и
подсчитывать на них ястребов, а мы с Беней принялись готовить джип к
заду-манной нами большой вылазке на север страны.
   Беня наконец показал мне Маринку - у него неплохой вкус. Для меня он
пригласил из Иерусалима молоденькую девчушку по имени Оленька.
   - Она только год назад приехала, совсем одна, без мамы, без папы, -
сказал он. - Славная девочка, а вынуждена жить со старым
козлом-израильтянином. Ты уж поласковее с ней, бедняжкой.
   Мне показалось, что девушка с такими данными могла бы найти кого-нибудь
получше, чем сорокалетний хозяин судоремонтного заводика, но ничего не
поделаешь:
   "русская" - значит, второй сорт, даже если у тебя фигурка манекенщицы и
лицо голливудской кинозвезды плюс свеженький диплом Физтеха. Мне не
пришлось специально стараться, чтобы быть с Оленькой поласковее. Она,
видимо, совсем забыла, чего можно ожидать от сверстника, поэтому
реагировала на мой сексуальный энтузиазм с радостным удивлением, несколько
меня смущавшим.
   Короче говоря, мы втиснулись в джип и помчались на север. Редкая
травка, пробившаяся кое-где по дну Аравы, успела выгореть на солнце.
Неужели я больше никогда не увижу эти чудесные края - гигантский разлом
земной коры, отделяющий Европу от Азии и двадцатый век от четырнадцатого,
царящего в арабском мире? Эти разноцветные горы, синеву Мертвого моря,
заманчивые каньоны, уходящие вглубь плато...
   Мы остановились в Эйн-Геди, под высоким водопадом, срывавшимся в
заросшую тропической зеленью скальную чашу. В пещере под водопадом
когда-то скрывался молодой Давид, тогда еще не царь, а через тысячу лет -
Бар-Кохба, руководитель восстания, вошедшего в историю как Вторая
Иудейская война. Он долго считался сказочным персонажем, вроде Ильи
Муромца или Робин Гуда, пока археологи не нашли в какой-то из пещер сумку
с его письмами. Их можно почитать в одном из иерусалимских музеев.
   Каждая гора, каждое вади в этих краях - место бесчисленных битв,
библейских сюжетов, партизанских войн и отчаянных подвигов. На скалистой
горе виднеются остатки Масады - зимнего дворца Ирода Великого, который в
Первую Иудейскую войну римский легион не мог взять в течение трех лет. В
конце концов римляне пригнали несколько тысяч рабов и заставили их
насыпать наклонный вал до самой вершины.
   Девятьсот защитников покончили с собой, предпочтя смерть рабству.
   А вот и черные норы в скалах над берегом - пещеры Хирбет Кумран. Там
были найдены знаменитые свитки Мертвого моря, доказавшие, что все идеи,
приписываемые Христу, имели хождение у сектантов еще во втором веке до
Рождества. К сожалению, их изучение быстро свернули, поскольку многие
свитки оказались в распоряжении христианских университетов.
   Иерихон - самый древний город на земле, во всяком случае, по
археологическим данным. Раскопки, остатки дворцов,спрятанные в ущельях
монастыри времен крестовых походов... Почему эти места, одни из самых
бесплодных и неприютных на свете, так упорно влекли к себе всех
завоевателей? Зачем им серые холмы, корявые деревья, редкая травка,
россыпи камней? И сколько еще войн ждет бедную маленькую Палестину,
ставшую излюбленной жертвой сразу трех мировых религий?
   Теперь мы ехали вверх по реке Иордан, окаймленной хилыми тугаями и
тростником.
   Аборигены провожали нас злыми взглядами - мы были на "территориях".
Изредка мы обгоняли автобусы с новоиспеченными баптистами, желавшими
принять крещен