имания, не давать возможности с дворовыми  мальчишками  общаться.  У  него
были во дворе друзья, два брата Ковшовы, и вот он с ними  лазил,  прыгал  по
крышам гаражей, сараев. Володиному отцу это очень не нравилось. Папа у  него
был крутого нрава. Но так нам и не удалось Володю от этих Ковшовых отучить.
   Отец был очень серьезный, внушительный, вид сердитый. Я  когда  в  первый
раз к ним пришла, то даже испугалась -  какой,  думаю,  строгий  человек.  А
потом оказалось, что в душе очень добрый. Но  никаких  поцелуйчиков.  У  них
вообще в доме не было сюсюканья.
   Вот я к ним тогда пришла и говорю  отцу:  "Сын-то  ваш  не  занимается  в
полную силу". А он: "Ну что же делать? Убить, что ли?" Я говорю: "Надо с ним
побеседовать. Давайте им займемся вместе - вы дома, а я в  школе.  Он  может
учиться без троек, схватывает  все  на  лету".  В  общем,  договорились.  Но
повлиять на него особо не смогли.
   Володя резко изменился сам уже в шестом классе. Он, видимо, поставил себе
эту цель; наверное, понял,  что  надо  в  жизни  чего-то  добиваться.  Начал
учиться без троек, и это ему легко давалось.
   Тогда же его наконец приняли в пионеры. Это было в Саблине. Торжественно.
Мы пошли на экскурсию в домик Ленина. Около  домика  и  принимали.  И  сразу
после этого он стал председателем совета отряда.
 
   - Что же, вас даже в пионеры только в шестом классе приняли?  Неужели  до
тех пор все было так плохо?
   - Конечно, я же хулиган был, а не пионер.
   - Кокетничаете?
   - Обижаете. Я на самом деле был шпаной.
 
   ВЕРА ДМИТРИЕВНА ГУРЕВИЧ:
   Большинство ребят тогда увлекались танцами. Вечера бывали в школе, у  нас
был клуб "Кристалл", мы там спектакль поставили... Но Володя во всем этом не
любил принимать участие. Папа очень  хотел,  чтобы  он  играл  на  баяне,  и
заставлял его в начальных классах ходить заниматься. Но сам Володя не хотел.
Зато на гитаре тренькал с удовольствием.  Высоцкого  в  основном  пели,  все
песни из "Вертикали", про звезды, про Сережку с Малой Бронной.
   А вообще он не очень любил компании. Он предпочитал спорт.
   Борьбой стал заниматься, чтобы уметь постоять за себя. Занимался где-то у
Финляндского вокзала.  Четыре  раза  в  неделю  ходил,  и  добился  неплохих
успехов. Любил это свое самбо. И в соревнованиях стал  принимать  участие  -
они часто выезжали в другие города.
   "ДЗЮДО - ЭТО НЕ СПОРТ"
   Спортом я начал заниматься лет в  десять-одиннадцать.  Как  только  стало
ясно, что одного драчливого характера не хватает, чтобы быть первым во дворе
и в школе, я решил пойти в секцию бокса. Но долго там  не  продержался:  мне
очень быстро сломали нос. Боль была страшная - невозможно  было  дотронуться
до кончика носа. Но к врачу я не  пошел,  хотя  вокруг  говорили,  что  надо
операцию делать. Я спросил: "Зачем? Так срастется". Действительно, срослось.
Но охота заниматься боксом у меня после этого пропала.
   И тогда  я  решил  заниматься  самбо.  Борьба  в  то  время  вообще  была
популярна. Я пришел в секцию недалеко от дома и начал  заниматься.  Это  был
простенький зал, принадлежавший спортивному обществу "Труд". Там у меня  был
очень хороший тренер - Анатолий Семенович Рахлин. Он всю жизнь отдал  своему
делу, до сих пор тренирует девчонок и мальчишек.
   Тренер сыграл в моей жизни, наверное, решающую роль. Если бы  спортом  не
стал заниматься, неизвестно, как  бы  все  дальше  сложилось.  Это  Анатолий
Семенович меня на самом деле из двора вытащил.  Ведь  обстановка  там  была,
надо честно сказать, не очень.
   И вот сначала я занимался самбо, а потом уже пошло дзюдо.  Тренер  принял
решение, что теперь будет дзюдо, и вся наша группа тогда сменила вид борьбы.
   Дзюдо - это ведь не просто спорт, это философия. Это уважение к  старшим,
к противнику, там нет слабых. В дзюдо все, начиная от ритуала  и  заканчивая
какими-то мелочами, несет в себе воспитательный момент. Вот вышли на  ковер,
поклонились друг другу... А могли и по-другому - вместо "поклонились"  сразу
противнику в лоб дать.
   С теми людьми, с которыми я занимался тогда, до сих пор дружу.
 
   - Покуривали?
   - Нет. Может быть,  пробовал  пару  раз,  но  не  курил.  А  когда  начал
заниматься спортом, я это просто исключил. Тренировались сначала через день,
а потом каждый день, и времени уже ни  на  что  не  оставалось.  Уже  начали
появляться  другие  приоритеты,  приходилось  самоутверждаться   в   спорте,
добиваться чего-то,  появились  другие  цели.  Это,  конечно,  очень  сильно
подействовало.
   - А карате вы не пробовали заниматься? Ведь это был в то время популярный
и где-то запрещенный спорт.
   - К карате да и ко всем остальным неконтактным видам спорта мы относились
как к разминке, как к балету. Спорт только тогда спорт, когда это связано  с
потом, с кровью, с тяжелой работой.
   Даже когда  начался  активный  интерес  к  карате,  школы  всякие  начали
возникать на коммерческой основе, мы рассматривали это как  дело,  связанное
только с зарабатыванием денег.
   Мы-то никаких денег за занятия не платили - все были из бедных  семей.  А
карате с самого начала было платным, поэтому каратисты считали  себя  первым
сортом.
   Однажды мы пришли  на  тренировку  вместе  со  старшим  тренером  "Труда"
Леонидом Ионовичем. Смотрим, на ковре каратисты занимаются,  хотя  уже  наше
время наступило. Леня подошел к их тренеру и сказал ему об этом. Тот даже не
посмотрел в его сторону - мол, иди отсюда. Тогда Леня, не говоря  ни  слова,
перевернул его, придушил слегка, убрал с ковра, потому что тот был  уже  без
сознания, и повернулся к нам: "Заходите, располагайтесь". Вот так мы сначала
относились к карате.
   - Родители поощряли ваши занятия?
   - Они сначала наоборот считали, что  я  набираюсь  какого-то  негативного
опыта, который будет использован  во  дворе  и  неизвестно  чем  закончится.
Поэтому посматривали на меня с подозрением.
   Потом, когда  они  познакомились  с  тренером  и  он  стал  домой  к  нам
приходить, их отношение изменилось. А уж когда пошли первые успехи, родители
поняли, что это серьезно и полезно.
   - Начали выигрывать?
   - Да, годика через два.
 
   ВЕРА ДМИТРИЕВНА ГУРЕВИЧ:
   Я вела его с пятого по восьмой класс. А потом  мы  еще  решали,  в  какую
школу ему идти после 8-го класса. У меня этот класс пошел в основном в 197-ю
школу, на улице Петра Лаврова. Только он и Слава Яковлев  выбрали  школу  со
специализированным химическим уклоном. Думаю, Слава его уговорил.
   Я тогда удивилась. А он говорит: "Поучимся, посмотрим..." Он  никогда  не
был нараспашку. В той  школе  он  тоже  учился  прилично.  У  него  классная
руководительница была Минна Моисеевна Юдицкая. Тоже немецкий язык вела. И я,
как ни странно, гораздо чаще, чем раньше, стала бывать в их доме -  помогала
ему с немецким. Мне хотелось, чтобы он хорошо говорил.
   И  он   мне   тоже   помогал.   Я   работала,   помимо   школы,   еще   в
архитектурно-строительном техникуме, на  вечернем.  И  как-то  муж  уехал  в
командировку. А у меня маленькие дочки. И я  сказала:  "Володя,  выручай,  я
вернусь поздно,  девчонки  могут  испугаться,  если  проснутся".  Он  пришел
посмотреть за ними и даже заночевал.
   Я считаю, что он  добрый  человек.  Но  измены,  подлости  человечьей  не
простит никогда и никому. Мне так кажется.
   В той школе, как я поняла, Володе  не  очень  нравилось.  Пожалуй,  кроме
уроков литературы. Вел их  учитель  Кочергин.  Делал  он  это  действительно
своеобразно и интересно. Давал необычные  темы  для  сочинений.  Одна  тема,
точно помню, меня  очень  поразила.  Необычная  по  тем  временам.  "Есть  у
революции начало, нет у революции конца". Так  это  же,  миленькие  мои,  на
трактат тянет!
   Сразу после школы Володя объявил родителям, что пойдет  на  юрфак.  Я  не
знаю, что повлияло на его выбор. Почему юрфак? Мы сперва-то думали,  что  он
пойдет в технический институт.
   И Лена Грязнова поступила в Технологический институт. А ведь их  с  Леной
многое связывало. Она чуть не в шестом классе появилась в их доме.  Хотя  он
вообще-то  не  особенно   интересовался   девочками.   Девочки   им   больше
интересовались.
   Так вот, он вдруг неожиданно для всех заявляет:  "Я  в  университет  буду
поступать". Я говорю: "Как?" Он: "Этот вопрос я решу сам".
   "ИНИЦИАТИВНИКОВ НЕ БЕРЕМ!"
   Еще до того как  окончил  школу,  у  меня  возникло  желание  работать  в
разведке, хотя это и казалось недостижимым, как полет на Марс. Книжки читал,
фильмы смотрел. Правда, вскоре захотелось  стать  моряком.  Но  потом  опять
разведчиком. А в самом начале очень хотелось быть летчиком.
   В  Ленинграде  есть  Академия  гражданской  авиации  -  я  туда   всерьез
собирался. Литературу читал, какой-то журнал даже выписывал. Но потом  книги
и фильмы типа "Щит и меч" сделали свое дело. Больше всего меня поражало, как
малыми силами, буквально силами одного человека, можно достичь того, чего не
могли сделать целые армии. Один разведчик решал судьбы тысяч людей. Так,  во
всяком случае, я это понимал.
   И уже никакая Академия гражданской авиации меня больше не интересовала. Я
свой выбор сделал.
   Правда, родители это поняли не сразу. К ним пришел мой тренер и  говорит:
"Есть конкретное предложение. Володя как  спортсмен  может  практически  без
экзаменов поступить в институт".
   Они, конечно, обрадовались и стали меня уговаривать. Тренер вообще не мог
понять, почему я сопротивляюсь. "Стопроцентное поступление! В ту же Академию
гражданской авиации, - говорил он  родителям.  -  А  если  он  провалится  в
университет, то пойдет в армию".
   Ситуация у меня оказалась сложной. Отец очень властный человек был. Но  я
просто намертво стоял на своем. Сказал, что решил окончательно.
   Потом к ним еще один мой тренер  подключился,  из  общества  "Труд",  тот
самый Леонид Ионович. Хитрый мужик. "Ну что, -  говорит,  -  поступаешь?"  Я
говорю:  "Да".  Он:  "Куда?"  Хотя,  конечно,  все  знал.   Я   говорю:   "В
университет". Он: "Это хорошо, молодец, а на какой факультет?" Я говорю: "На
юридический". Он как заорет: "Что,  людей  ловить?  Ты  что?  Ты  же  ментом
будешь, ты понял?" Я обиделся: "Я ментом не буду!" То есть  он  целый  театр
устроил.
   Год  они  меня  душили  ежедневно.  Что  вообще-то  усилило  мое  желание
поступить на юридический. А почему именно юридический, я сейчас объясню.
   Чтобы узнать, как становятся разведчиками, я где-то в начале 9-го  класса
сходил в приемную Управления  КГБ.  Ко  мне  вышел  какой-то  дядя.  Как  ни
странно, выслушал меня. "Хочу, - говорю, - у вас работать". -  "Отрадно,  но
есть  несколько  моментов".  -  "Каких?"  -  "Во-первых,  -  говорит,  -  мы
инициативников не берем. Во-вторых, к нам можно попасть только  после  армии
или какого-нибудь гражданского вуза".
   Я, естественно, поинтересовался: "После какого вуза?" Он говорит:  "После
любого!"  Он,  видно,  уже  хотел  от  меня  отвязаться.  А  я  говорю:   "А
предпочтительнее какой?" - "Юридический!" - "Понял".
   И с этого момента начал готовиться на юрфак Ленинградского  университета.
И уже никто не мог меня остановить.
   Но армией родители и тренеры еще долго меня пугали. Они не понимали,  что
и армия меня вполне устраивала. Конечно, это удлиняло немного, усложняло мою
историю, но не уводило в сторону от курса.
   Однако тренеры, между прочим, были фантастически изобретательны. Когда  я
ходил на подготовительные курсы в  университет,  то  узнал,  что  составляют
списки спортсменов, которым дается преимущество  при  поступлении.  Я  точно
знал, что меня в этом списке нет. Но когда поступил на  юрфак  и  уже  начал
учиться, преподаватель физкультуры заставлял меня перейти в "Буревестник". Я
его спрашиваю: "Это с чего вдруг я должен переходить?" Он: "Мы тебе помогали
поступить, так что будь добр..." А я чувствую, что-то не то.
   Вот он мне раз это сказал, два, потом у нас уже до конфликта дело  дошло.
И тогда я пошел к декану. Пришел и прямо говорю: "Меня заставляют переходить
в "Буревестник". Я считаю, что не должен этого делать". А  декан,  профессор
Алексеев  -  хороший  был,  добродушный  человек  -  спрашивает:  "А  почему
заставляют-то?"  Я  ему:  "Потому  что  говорят,  якобы  помогли  мне,   как
спортсмену, поступить, и поэтому я теперь обязан выступать за "Буревестник"
   Он говорит: "Да? Не может быть! У нас все поступают на  равных  условиях,
по знаниям, а не по спискам. Впрочем, подожди". И при мне  достал  из  стола
какой-то список, заглянул в него, спросил, как моя фамилия. Я ему ответил, а
он: "Нет  тебя  в  списке,  так  что  можешь  смело  посылать  все  подобные
предложения". Что я и сделал.
   Тем не менее на первенстве вузов я выступал за университет, так  как  это
можно было делать без перехода из общества в общество.
   Но они все равно своих попыток не оставляли. Я им сто раз сказал, что  не
уйду из "Труда": там же были все мои  друзья,  первый  тренер.  Сказал,  что
никуда не пойду, буду выступать за того, за кого захочу.
   СТУДЕНТ
   "ШЛЮПКА, ЗВЕЗДЫ И ТУШЕНКА"
   - Сложно было поступить?
   - Сложно, потому что курс состоял из 100 человек, и всего 10 из них брали
сразу после школы. Остальных - после армии.  Поэтому  для  нас,  школьников,
конкурс был где-то 40 человек на место. Я по сочинению четверку получил,  но
все остальные сдал на  пятерки  -  и  прошел.  Между  прочим,  средний  балл
аттестата тогда еще не учитывался, поэтому я в десятом классе смог полностью
сосредоточиться на предметах, которые надо было сдавать в университет.  Если
бы я тогда не прекратил заниматься  остальными  предметами,  ни  за  что  не
поступил бы.
   Слава Богу, в школе были очень умные и тактичные учителя. Для них главным
было - подготовить учеников к поступлению в вуз. И как  только  стало  ясно,
что я не собираюсь быть химиком, а хочу пойти по гуманитарной линии, мне  не
стали мешать. Даже наоборот, одобрили.
   - В университете учились, видимо, хорошо, имея в виду свою перспективу?
   -  Хорошо  учился.  Общественной  работой  не  занимался,   комсомольским
функционером не был.
   - Стипендии хватало на жизнь?
   - Не хватало.
   Так получалось, что первое время я сидел на  шее  у  родителей.  Студент,
денег  нет.  Вот,  допустим,  в  стройотряде  зарабатывали  тогда  много.  А
толку-то?  Съездил  я  в  стройотряд.  В  Коми  рубили  просеку   под   ЛЭП,
ремонтировали дома. Закончили работу, выдали нам пачку денег, где-то тысячу,
что ли, рублей. Машина в то время стоила три с половиной - четыре тысячи.  А
мы за полтора месяца по тысяче получали! Так что деньги немаленькие.  Просто
огромные, честно говоря.
   Итак,  получили  деньги.  Надо  же  что-то  с  ними  делать.  Я  с  двумя
приятелями, не заезжая в Ленинград, поехал в Гагры на отдых.
   Приехали. В первый же день напились  портвейна,  заели  его  шашлыками  и
стали думать, что же делать дальше. Куда идти  ночевать?  Где-то,  наверное,
были какие-то отели, но мы о  них  и  не  мечтали.  И  уже  поздним  вечером
поселились в частном секторе, какая-то бабка нас подобрала.
   Несколько дней мы купались, загорали. Хорошо отдыхали. Потом стало  ясно,
что придется  как-то  выбираться  оттуда  и  домой  ехать.  А  деньги,  надо
признаться, уже на исходе. Мы думали-думали и  нашли  самый  дешевый  способ
проезда - палубные места на теплоходе. Теплоход шел до Одессы,  а  дальше  -
поездом в общем вагоне на третьей полке до Питера. Была раньше такая услуга,
называлась "смешанная перевозка".
   Посмотрели мы в своих карманах - остались  совсем  гроши.  На  оставшиеся
деньги решили купить тушенки. Причем один мой приятель был человек  довольно
аккуратный,  у  него  денег  побольше  осталось,  чем  у  другого  приятеля,
разгильдяя. Сейчас, кстати, оба в адвокатуре работают.
   И вот когда мы экономному дружку  сказали,  что  надо  бы  скинуться,  он
задумался, а потом говорит: "Что-то тяжелая это вещь для желудка -  тушенка.
Не очень это правильно будет". Мы говорим: "Ну ладно, хорошо, поехали".
   Но еще оказалось, что надо сесть  на  пароход.  Мы  подошли  к  пристани,
увидели большую толпу, просто  огромную.  Правда,  и  пароход  был  большой.
Красивый, белый. Тут нам и рассказывают, что пускают только тех, у кого есть
билеты в каюты. Палубных пассажиров пока не пускают.
   Приятель, который отказался  тушенку  покупать,  и  говорит:  "Что-то  не
нравится мне все это. Есть смутные подозрения, что  не  все  ладно.  Давайте
попробуем пройти прямо сейчас".
   А у нас ведь еще особенные билеты были, потому что перевозка смешанная. У
всех палубных пассажиров маленькие такие талончики из плотного картона, а  у
нас - большие,  как  у  пассажиров  с  настоящими  местами.  Я  говорю:  "Да
неудобно, давайте постоим, подождем". Он говорит: "Вот ты тогда и стой, а мы
пошли". Они пошли, а я, конечно, тоже за ними увязался.
   Контролер спрашивает: "У вас какие билеты?" - "Вот, у нас -  большие".  -
"А, проходите".
   И нас пропустили как приличных людей. И тут боцман  или  кто-то  еще  как
закричит: "Есть еще приличные пассажиры?" Тишина.
   Он еще раз  спрашивает:  "Остались  только  палубные  пассажиры?"  Те,  в
надежде, что их сейчас запустят, с радостью кричат: "Да! Только палубные!" -
"Поднять трап!"
   Резко начали поднимать трап, и тут такое  началось!  Обманули,  в  общем,
людей. Они же деньги заплатили. Как потом объясняли, с ними перегруз бы был.
   Если бы мы не сели, так бы на причале и остались. Потому что денег уже ни
копейки не было из тех, что мы в тайге заработали. Последние ушли на тушенку
и билеты. И куда бы мы делись без денег, непонятно.
   А так расположились прямо в спасательной шлюпке, она над водой висела.  И
плыли как в гамаке. Я две ночи в небо смотрел, не  мог  оторваться.  Пароход
идет, а  звезды  как  будто  зависли,  понимаете?  Ну,  морякам  это  хорошо
известно. Для меня же это было любопытное открытие.
   Вечером разглядывали пассажиров из кают. Почему-то немного  было  грустно
смотреть, какая там красивая жизнь. У  нас  ведь  только  шлюпка,  звезды  и
тушенка.
   У нашего экономного приятеля и тушенки не было. Он не выдержал и пошел  в
ресторан. И там ему такая картина открылась, такие цены, что он очень быстро
вернулся и сказал нам довольно безразлично: "Ну,  пожалуй,  тушеночки  я  бы
махнул". Но другой приятель,  человек  строгих  правил,  говорит:  "Нет,  ты
знаешь, мы должны позаботиться о твоем желудке. Ему тяжеловато  будет".  Так
он у нас и постился еще сутки. Жестко, конечно, но справедливо.
   "ВМЕСТО ВЫДОХА Я ПРОСТО ХРИПЕЛ"
   Когда я начал учиться в университете, появились  другие  стимулы,  другие
ценности, я в основном сосредоточивался на учебе, а к спорту  уже  относился
как к делу  второстепенному.  Но  тренировался,  конечно,  регулярно,  и  во
всесоюзных соревнованиях участвовал, хотя как-то по инерции, что ли.
   В 1976 году стал чемпионом города. В нашей секции вообще тренировались не
только такие, как я,  любители,  а  профессионалы,  чемпионы  Европы,  мира,
Олимпийских игр. И по самбо, и по дзюдо.
   Норматив  мастера  спорта  по  самбо  я  выполнил,  когда  уже  учился  в
университете, а еще через два года стал мастером спорта по дзюдо. Я не знаю,
как сейчас, но тогда нужно было в  течение  года  набрать  энное  количество
побед над соперниками определенного уровня, плюс к этому обязательно  занять
какое-то место  на  серьезных  соревнованиях.  Скажем,  войти  в  тройку  на
первенстве города либо на всесоюзном первенстве общества "Труд".
   Навсегда запомнил несколько схваток.
   В конце одной из них я почти не мог дышать, только хрипел. Парень попался
крепкий, и я настолько все силы отдал, что вместо вдоха и  выдоха  из  груди
шел хрип. Выиграл с небольшим преимуществом.
   Еще одна схватка запомнилась на всю  жизнь,  хотя  я  и  проиграл  ее,  с
чемпионом мира Володей Кюлленином. Он потом погиб. Стал пить,  и  где-то  на
улице его убили. А спортсмен был отличный, пр