бо. Скучная это штука - классификация. Ямб или хорей,
меланхолики или холерики - какая, к черту, разница!
     - Но ведь надо как-то все называть?
     Егор снова заставил бутылку поклониться дворянину-бокалу,
подумав немного, пожал плечами.
     - Наверное, надо. Только мне это скучно. В последнее
время мне вообще все скучно.
     - Но ведь это плохо, правда?
     - Конечно, плохо.
     - Значит, нужно с этим бороться! В себе самом.
     - Не хочу, - признался он.
     - Почему?!
     - Во-первых, лень, во-вторых, не уверен, стоит ли в себе
что-то менять. Правды, Мальвина, все равно не доищешься. - Он
пожал плечами. - Взять, к примеру, тех же собак. Вот не люблю
я левреток с доберманами, не люблю - и все тут! Ничем они
вроде не виноваты, а приязни нет. А те же колли отчего-то
нравятся. Сам не знаю почему. И твой песик - из симпатичных.
     Альбатрос поднял голову, тускло глянул в тусклые глаза
Егора. Точно в зеркало посмотрел. Казалось, пес разделял тоску
собеседника хозяйки. Моргнув, печально опустил голову на
вытянутые лапы.
     - Я только хотел сказать, - с натугой продолжил Егор, -
что есть псы сильные и земные, а есть непонятно откуда
взявшиеся.
     - Космические, - предположила Мальвина.
     - Может быть, космические, хотя... - Егор почувствовал,
что окончательно упустил логическую ниточку, запутался в том,
что хотел выразить словами. Досадливо прикусил губу, а лицо
вновь самостийно съежилось в дикую гримасу. Трезвые подобным
образом изображают задумчивость, пьяные попросту выдают себя с
головой. Бог знает, что могла подумать о нем девочка. Впрочем,
особого красноречия от него и не ждали. Мальвина, казалось,
ничего не заметила.
     - Возможно, ты права. Космические псы и земные. Именно
так!
     - Тогда вам, наверное, должны нравиться командоры и
ньюфаундленды, правда?
     - Командоров я не видел, а ньюфаундленды - да, нравятся.
     - Мне тоже. Я даже сначала ньюфаундленда просила купить.
Только мы жили в городе, а в городе большая собака - это такие
сложности!
     Вспомнив о городе, Мальвина загрустила.
     - Боже мой! - совсем по-взрослому вздохнула она. - Как
все быстро разрушилось.
     Егор покосился на нее с удивлением. Странно было слышать
подобные слова от такой пигалицы. В ее годы все обычно тянется
и тянется. Все равно как жевательная резинка. Сто раз на дню
можно развеселиться и поскучать, и нет еще тех недель-страниц,
что перелистываются с беспощадной легкостью - чем дальше, тем
проще.
     Он снова ткнул вилкой в салатницу, выуживая грибок
(теперь-то было уже ясно, что это грибы!), и внезапно понял,
что ему бесконечно жаль эту одинокую девчушку, неведомо каким
образом занесенную в этот умирающий поезд.
     - Может, ты хочешь мороженого? - предложил он.
     Мальвина стеснительно улыбнулась.
     - У меня обычная кредитная карточка. Боюсь, что здесь она
недействительна.
     - Наверное, категории "М"? Ничего, это не проблема,
держи! - он протянул свою с золотистой окантовкой.
     - Зачем? - она попыталась спрятать руки.
     - Скажу по секрету, у меня их две: писательская и
гражданская. А это ведь не очень честно, верно? Так что бери и
ничего не бойся. Тем более, что Альбатроса тоже надо кормить.
Кстати, почему ты его так назвала?
     - Не знаю. То есть, сначала не знала, а потом... Потом я
поняла, что это как предвидение.
     - Не понял?
     - Ну как же! Получается, что я угадала его будущее.
     - Будущее? - Егор недоуменно приподнял бровь.
     - Ну да! Ведь он сейчас как альбатрос! Мы летим по мостам
со скоростью птиц, а под нами волны. Выходит, и он летит.
Почти как птица над водой. И такой же одинокий.
     - Альбатросы - одинокие птицы?
     Она растерянно пожала плечиком.
     - Я читала в стихах...
     - А-а... Тогда ясно. В стихах это встречается. - Егор, не
удержавшись, погладил Мальвину по плечу. - Ладно, на первый
раз возьму тебе мороженое сам. Ты его скушаешь и оставишь
мрачного дядю в покое. Договорились? Неподходящее у него
сегодня настроение. Развязаться ему хочется, понимаешь?
Водочки попить, котлеток покушать, в ухо кому-нибудь дать.
     И снова совсем как взрослая, она покорно вздохнула.
     - Видишь, какая ты понятливая! - он подмигнул псу. - И
тебе, одинокий ты мой, попрошу каких-нибудь косточек. Чтобы не
был таким мрачным...

                           ***

     Дым сгустился над полом, без особого труда вылепился в
знакомую женскую фигуру. Привидение бесшумно пересекло купе,
дразняще поманило рукой. Егор не двинулся с места. Укоризненно
покачав головой, Ванда приблизилась к стене, чуть пригнулась,
словно боясь удариться о низкую притолку, и пропала.
Скользнула в другое измерение через невидимый ход. Повеяло
холодом и сыростью. Вздрогнув, Егор очнулся.
     Вот так... Писать не для кого, а хохочущая ненасытная
Ванда снова ушла. Не просто БЕЗ него, а От него. А раз так,
значит, к другим. Спрашивается, что еще держит его в этом
мире? В мире, который, выражаясь истертым языком литераторов,
катится в пропасть и погружается в бездну? А вернее сказать -
уже скатился и погрузился. Потому как куда же еще ниже? Внизу
- волны и акульи плавники, вокруг зыбкая паутинка мостов с
паучками-составами. И не паучки они, пожалуй. Длинные
неуклюжие гусеницы, угодившие в клейкую западню. Собственно, и
миром это называть уже смешно. Так, некая пародия на мир.
Нелепые движения агонизирующего. Нелепые и некрасивые. А в
мире имеет смысл только красота. Он сам только что говорил об
этом Мальвине. То есть пытался сказать. На примере собачьих
пород, но не вышло. Ну да девочка все равно бы не поняла. Что
способны воспринимать люди в двенадцать или сколько там ей
лет? Разве что ужасающий разрыв между мирской
несостоятельностью и пирамидой собственных амбиций. То есть, к
Мальвине это, возможно, не относится, но если говорить
вообще... В самом деле, зачем подростку пропасть энергии,
когда он мало что может? То есть, может-то он многое, но нет
сопутствующих обстоятельств. Барьеры, одни только барьеры...
     Егор поднял крышку чемодана, из потайного отделения
извлек короткоствольный револьвер. Шестизарядный "Штурм-Рюгер"
полицейского калибра. Вот уж в чем поднаторело человечество,
так это в изготовлении подобных игрушек. Изящные, удобные,
всесокрушающие - и, кстати, по-своему - очень и очень
красивые. Говорят, некрасивые самолеты не летают, а как быть с
этими дарителями смерти? То есть здесь-то причем красота?
     Егор выщелкнул барабан, высыпал на ладонь патроны.
Подумав, вставил один обратно. Нахмурившись, припомнил
название развеселой игры. Ну да, русская рулетка, занятие,
запатентованное белым офицерством. Когда отнимают родину,
лучше развлечения, не придумаешь. У него отняли Ванду, у него
отняли мир, - чем не повод?
     Раскрутив барабан, он прижал ствол к виску и, помедлив,
потянул курок. Металлический щелчок громом отозвался в голове,
вызвав удивление, но не страх. Или он настолько пьян?
     Недели две назад кто-то ему поведал об очередном
прозрении инсайтов. Дескать, под водой жизнь тоже
продолжается. И такие же поезда беспрерывно носятся по
глубинным тоннелям, такие же пассажиры режутся с друг дружкой
в преферанс, запираясь в купе, плачут и колотят кулаками по
столу. То есть, это, собственно, не прозрение даже, потому
как и в газетах писали, и по радио обсуждали. Два масштабных
проекта. Либо спустить людей в подземные города, либо
водрузить на ниточки мостов с прутиками опор. Взялись,
разумеется, претворять в жизнь оба проекта сразу, но в конце
концов победила идея мостов. Вероятно, захотелось быть поближе
к привычному - к небу, так сказать, к солнышку. А под землей -
оно всегда страшнее. Все равно как заживо себя хоронить...
     Егор повторно прокрутил барабан. Что же в конечном счете
спасает? Мир красоту или наоборот?.. Зрачок ствола глянул в
лицо. Ровный, бездушный взгляд. Так и должно быть. Никаких
эмоций у железной игрушки, - делала свое привычное дело -
только и всего. Дело, если разобраться, банальное, абсолютно
неоригинальное. Как там писал классик? В этой жизни умирать не
ново, но и жить, конечно, не новей... Кровью, говорят, писал.
Чернил не нашлось, вот и полоснул по вене. А после Маяковский,
Вячеслав Кондратьев... Сколько нашлось последователей, - музей
можно собрать! Вместо экспонатов - веревки, пистолеты,
химикаты, которыми спользовались писатели. Как говорил
Эренбург, не все радости и не все горести пристают к писателю,
только те, что должны к нему пристать. Красиво, но мутновато.
Потому что долги, бывает, приходится оплачивать и чужие. А с
кредитоспособностью у нас у всех одинаковые проблемы...
     На этот раз рука пошла тяжелее, суматошно заколотилось
сердце. Наконец-то догадалось, что все происходящее не шутка,
- вовсю било тревогу, взывало к опоенному разуму. Подобно
пробуждающемуся от зимней спячки медведю организм начинал
ворочаться, поднимаясь на задние лапы, спьяну еще не понимая,
что же там снаружи творится, однако нюхом шатуна чуя недоброе.
Егор зловеще улыбнулся. К подобному раздвоению он был готов.
Даже любопытствовал, насколько сильнее окажется природа,
успеет ли предотвратить роковой финал.
     Очередной щелчок вызвал на лбу испарину. Заломило зубы, и
предательски дрогнули коленные суставы. Организм скулил, болью
пытаясь образумить.
     - Черта лысого!.. - Егор ладонью разогнал барабан, поднес
оружие к голове. Руки еще слушались, а вот пальцы начинали
бастовать. Нужны были новые аргументы, новые полешки в хищный
зев печи самоистребления.
     Разумеется, он не стал бы стреляться из-за одной Ванды.
Он любил эту хохотушку до желудочных колик, до потери пульса,
но в сущности мог бы смириться с платонизмом. Ванда только
добивала его, колола стилетом уже смертельно раненного.
Операцию разрушения затеял его величество океан. Планета
Океан, ибо Землей она уже не имела права именоваться. Шарик
покрывали километры и километры соленой тяжелой воды, пенные
волны могли беспрепятственно путешествовать от полюса к
полюсу, все жизненные сроки превратились в условные. Вот и
думай-гадай, как дальше существовать! Потому что, если не
работать и не любить, то незачем жить. Верно пел незабвенный
Владимир Семенович: "Я люблю и значит - я живу..." Все
правильно. А они сейчас не живут. Пьют и болтают, скандалят и
дерутся. Разве что Горлик еще чем-то всерьез озабочен. Кует
славу будущего классика. Сколько он, интересно, успеет
переписать? Наверное, немало. И будут после восхищаться
потомки, выводя образ нового Платона. Впрочем, не все ли
равно...
     Щелчок! Егор обморочно вздохнул. Перед глазами плавали
огненные кольца. Природа тоже не собиралась церемониться с
самоубийцей, слоновьими порциями впрыскивая в вены спешно
сотворенный яд, превращая мышцы в подобие безвольных тряпок. И
самое забавное, что интеллект, еще пару минут назад однозначно
ратовавший за суровый исход, теперь вдруг с тем же рвением
принимался изыскивать доводы иного порядка.
     Что-то загремело за дверью, донеслись возбужденные
голоса. Егор усмешливо прищурился. Еще одно вмешательство
судьбы?.. Уж не собираются ли его спасать?
     Увы, причина шума крылась в ином, в дверь, как
выяснилось, наколачивала кулаками будущая знаменитость
вселенной - гениальный писатель Горлик.
     - Егор! Тут у нас, понимаешь, заварушка! Слышишь? Надо бы
вмешаться!
     Несостояшийся самоубийца шатко поднялся, с интересом
покосился на револьвер. Что ожидало его через пару секунд?
Ослепляющая боль или очередная отсрочка? Отведя ствол в
сторону, он нажал спуск. Грохочущее пламя обожгло обшивку
диванчика, револьвер скакнул в кисти, испытывая на прочность
суставы.
     - Егор! Ты что там делаешь?! - в дверь забарабанили с
удвоенной силой.
     - Тута я, тута, - Егор отворил дверь.
     - Ты зачем это тут? Чего это?.. - козлиная, чуть отдающая
рыжинкой бородка Горлика заметно тряслась. Друг выглядел
напуганным. - Ты что, стрелял?
     - Гром и молния. - Егор кивнул на револьвер. - Баловался.
Думал, нет патронов, да вот ошибся.
     - Как же так можно! Нельзя же так... - испуг Горлика
проходил. - Это ведь оружие, к примеру! А ты баловаться
затеял.
     - Ты вроде о заварушке говорил? - напомнил Егор.
     - Что? Ну да! Путятин, понимаешь, опять спятил. Ван
Клебена чуть не убил.
     - За что?
     - Кто же их, паразитов, разберет! Одно слово - поэты!
Сидели за столиком, мирно разговаривали, потом кто-то что-то
сказал - повскакивали и давай драться. Только какая там драка!
Ты ведь знаешь нашего Путю! Под горячую руку вагон перевернет.
     - Знаю. Он в тамбуре с пулеметом запирался.
     - Ну вот! А сегодня, к примеру, автомат у Марата отобрал.
Короче, свалка идет капитальная.
     - Нужны кулаки, я правильно понимаю?
     Горлик лихорадочно кивнул. Егор бросил револьвер в
чемодан, отодвинув приятеля в сторону, быстрыми шагами
устремился к ресторану.

                           ***

     Привязанный цветастыми занавесками к стулу, с полотенцем
во рту Путятин продолжал рычать и ворочаться. Три тяжело
дышащих мужика сидели вокруг и мрачно зализывали раны - все
равно как дворовые псы после драки. Зализывали в буквальном
смысле, потому что бинтов пока не принесли, а салфетки
оказались перепачканы соевыми приправами. Ворчащие официантки
восстанавливали прежним аккуратным каре опрокинутые стулья,
тряпками затирали винные лужи, заметали битое стекло.
Иллюстрация того, что может натворить одна-единственная
раздухарившаяся компашка, была вполне наглядной. Операция
разорения вагона-ресторана прошла более чем успешно и в сжатые
сроки.
     - Вовремя подоспели, - Марат сплюнул под ноги, растер
каблуком. - Народец-то у нас геройский, - как стали орать да
кулаками размахивать, так и кинулись врассыпную. Дверь вон
даже выдавили... А Жорика, непоседу вашего, Путя сразу в
нокаут посадил. Первым же ударом.
     - А что с Ван Клебеном?
     Марат махнул рукой.
     - Коммерсант же, что ему сделается! Удрал, конечно.
Получил в лоб и сделал ноги. А Жорик только и подошел
спросить, что, мол, братцы, не поделили. Ну, Путя ему и
разъяснил... - Марат, лицо которого напоминало битое яблоко,
хотел было рассмеяться, но тут же поморщился. Скосив глаза на
Путятина, с укоризной покачал головой. - Эх, ты! А еще поэт,
представитель вымирающей интеллигенции...
     - Ага! У истинно интеллигентных людей нет такой силищи! -
Горлик с кряхтением потирал ребра. - Я думал, точно всех за
борт повыбрасывает. И что на него, дурака, находит?
     - То же, что на всех, - Егор осторожно потрогал припухшую
щеку. - Деминтас, кажется, предупреждал про полнолуние. А в
полнолуние, господа, всегда что-нибудь происходит. Помните
самоубийц в прошлом месяце? А еще чуть раньше - зарезанного в
тамбуре?
     - Ну?
     - Тоже было аккурат в полнолуние.
     - Странно. Причем здесь Луна? Далеко же!
     - Все одно достает. - Егор хмыкнул. - Я точно знаю. Тем
более, что их нынче аж до семи штук доходит! Раньше от одной
лунатиками делались, а тут целых семь.
     - Стервы! - Марат простодушно поднял голову, словно
надеялся разглядеть сквозь потолок виновниц сегодняшних
событий. - Может, и наш океан из-за этих Лун стал подниматься,
а?.. В самом деле! Взяли и притянули! Типа, значит, большого
прилива.
     - Вряд ли... - промычал Горлик. - Они ж все вместе и
всегда с одной стороны.
     Опустившись на четвереньки, он зашарил рукой по ковру.
     - Так и есть, разбил, стервец!
     - Что разбил-то?
     - Да очки. Специально ведь в карман спрятал, боялся, что
слетят, а он меня кулаком в грудь. Нет, чтоб по роже!.. Балбес
такой!
     - Ничего, протрезвеет, возместит, - утешил Марат.
     - Как же возместит? У меня же, к примеру, астигматизм!
Плюс бифокальные линзы. Тут особые очки нужны.
     - А зачем они тебе? Газет-то все равно нет. И письма
некому писать.
     Егор покачал головой. Простодушная логика Марата умиляла.
Действительно, зачем человеку глаза, если видеть особенно
нечего? Слава Богу, не в тоннелях катаемся, - по мостам. Хотя
и в тоннелях, должно быть, темнотища не хуже...
     Хлопнула дверь, стремительным шагом в зал вошли трое с
автоматами. С тяжелой сумкой через плечо за ними семенил врач
Деминтас. Сухонький, как циркуль, с умным ощупывающим
взглядом, он первый разобрался, что к чему.
     - Ну, слава тебе Господи, обошлось! Я, признаться, уже на
травмы настроился. Днем-то одному клиенту череп табуретом
раскроили. Еле-еле спасли. Еще один кисть сломал. Целил
кулаком в голову приятеля и промахнулся. Угодил, дубина такая,
по титановому бачку... - Доктор на ходу расстегнул сумку,
вытащил шприцевый пистолет.
     - Ты погоди расстраиваться, - Марат указал на собственное
опухающее лицо. - Это что тебе, не травма? И Жорка у
официанток в подсобке валяется. Едва дышит.
     - Если дышит, уже хорошо. Сначала займемся этим субчиком,
- Деминтас, манипулируя наборной рукоятью на пистолете,
приблизился к Путе. Тот с рыком попытался достать его ногой,
но доктор проворно уклонился.
     - Сейчас, голубчик, сейчас! Зачем же так? Я тебе,
сударик, не враг. Проснешься завтра, самому стыдно станет.
Придешь извиняться.
     - Ему станет стыдно, как же!..
     Орлы с автоматами расслабленно присели на стулья. Сигнал
застал их врасплох, заставил в считанные минуты натянуть
униформу, с оружием в руках рвануть через вереницу вагонов.
Увы, инцидент оказался исчерпанным, и ребята выглядели даже
чуточку разочароваными.
     - Помогли бы, чего расселись! - одна из официанток
толкнула бедром ближайшего автоматчика. Веснушчатый
широкоплечий парень удивленно взглянул на нее. Сердитая
насупленность, проступившая на бритой физиономии, тотчас
сменилась улыбчивой готовностью балабонить и шутить. Лица
подметающей девушки он не видел, зато имел прекрасную
возможность лицезреть туго натянутую и лакомо располовиненную
на ягодицах юбку. Серьезнее аргумента было не придумать.
Забросив автомат за спину, он легко поднялся.
     - Так ведь мы не против. Если надо, всегда готовы.
Помочь, значит...
     Поймав многозначительный взгляд офицера, Егор кивнул.
Оставив Горлика с врачом, они вышли покурить в тамбур. Марат
тут же отворил специальным ключиком окно, подставил воздушному
потоку опухшее лицо.
     - Ну что там? - Егор промокнул кровоточащую губу платком,
огладил рукой ноющий затылок. - Есть новости?
     - Верно, сообразил, - Маратик невесело рассмеялся. -
Кое-что действительно есть... Собственно, я не имею права
этого говорить, но какие уж тут, к черту, тайны! Тем более,
что дело касается твоего брата.
     - Павла?
     - Точно... - Марат выдержал загадочную паузу. - Думается
мне, ты не из болтливых, так что, пожалуй, скажу.
     Некая вопросительная интонация в его словах все же
угадывалась, и Егор досадливо покривился.
     - Начал, так выкладывай!
     Глядя на азартно поблескивающие глаза Марата, подумал,
что тот еще в сущности мальчишка. Узнал боевой секрет и горит
желанием поделиться.
     - Конечно, ничего пока не случилось, но пуриты - те самые
из взбесившегося поезда - три дня назад перекрыли Карельский
проход. Такая вот кулебяка.
     - Карельский проход? - Егор нахмурился. - Это где-то
рядом?
     - Не просто рядом, это прямо по курсу! Вот и соображай,
чем нам эта заваруха грозит.
     - Признаться, не очень разбираюсь в географии мостов...
     - А что тут разбираться! Если это впереди, стало быть,
еще немного - и окажемся в ловушке! Все в точности как с
абердинским мостом, только в более худшем варианте. Пуриты
славное место выбрали. И момент - самый подходящий! От
материка оказалось отрезанными более дюжины составов. Дюжины,
представляешь? Это более сорока тысяч человек!
     Абердинский мост, норвежские берега... Что-то знакомое
засквозило в памяти Егора. Подумав, он натужно кивнул. Все
верно, рассказ Ван Клебена об абердинском крушении. И про
брата он что-то там мямлил... Егор вздохнул. Ни рыдать, ни
изумляться он не с