лся руками, тщательно протирая
каждый палец, сосредоточенно изучая каемку обломанных ногтей.
То ли обдумывал, что ответить, то ли не хотел говорить вовсе.
Переступив крокодилью тушу, Егор шагнул ближе, присел рядом на
корточки.
     - Хорошо... Предположим нырнем мы, дальше что? Куда
плыть-то, ты знаешь? Вправо, влево или вниз?
     - Вниз, конечно! Какой вопрос. Суша-то там!
     - А если нет там никакой суши?
     - Значит, вернемся.
     - Это в такой-то темнотище? Или, может, у тебя фонари
имеются?
     - Фонари были. Только раскокали их господа пуриты. Брали
с собой на посты, понимаешь. Остался один, но слабенький.
Только дело не в фонарях, мы ж не дурики малолетние, -
смотритель встряхнул руками, достав носовой платок, стал
утираться. - На тросах капроновых пойдем. По ним и обратно
вернемся, если что.
     - А вернемся ли?
     Смотритель уставился на Егора долгим взглядом.
     - Может статься, и не вернемся, - медленно проговорил он.
Мы же не знаем, что там есть. А вдруг и впрямь город
подводный? Дело-то известное, на всех мест никогда не хватает.
     - Значит, бросить всех здесь?
     - Ты о чем это, голуба? Никто никого не бросает! -
бородка Лукича сварливо дрогнула. - Все давно сами по себе, и
я тебе, мил друг, не спаситель человечества!
     - Оттого, значит, помалкивал при брате?
     - А чего болтать попусту! - смотритель сердито засопел. -
Нечего дудеть и барабанить прежде времени. Будем ТАМ, тогда
все и решим. Коли хорошо и не тесно, можно и знак подать.
Жалко, что ли? Только это тоже с умом надо делать.
     - В каком смысле?
     - В прямом. Ты сам сообрази, прознает вдруг народец про
спасение, и что начнется? Молчишь? А я тебе скажу! То и
начнется, что кинутся все разом к проходу, пойдут состав за
составом. Долго, думаешь, выдержит станционный узелок?
     Егор, не отвечая, хмуро растер лоб.
     - То-то и оно, что недолго. Раскачается станция и под
воду уйдет... - Смотритель некоторое время молчал, потом вдруг
неожиданно добавил: - А девчонку ты зря на поезд не спровадил,
нечего ей было здесь делать.
     - Причем тут я? Она сама не захотела ехать.
     - Мало ли чего не хотела. Пусть бы себе ехала. Куда ты ее
денешь сейчас?
     Они встретились глазами, и в рысьих зрачках смотрителя
Егор углядел всполохи чего-то недоброго. Бывает так иногда.
Видишь человека, вроде бы знаешь, а вот мелькнет иной раз
такое в глазах - и понимаешь: чужой.
     - Ничего. С нами поплывет, - Егор старался говорить
спокойно. - Акваланга-то три!
     - Нам запасной нужен, это во-первых. А во-вторых,
думаешь, она своего песика здесь бросит?
     Егор опустил голову.
     - Так-то, чудила! Прежде чем делать, всегда думать
надобно... - Лукич поднялся. - Ладно, пошли чаевничать. Заодно
покумекаем насчет погружений.
     - А это как же? - Егор кивнул на крокодилий труп. - Здесь
оставим?
     - Куда же его девать? Да и не вынести нам такую тушу. В
нем полтонны, наверное, будет!.. - старик хмыкнул. - Да ты не
бойся, найдутся могильщики. Либо свои же собратья утащат, либо
мыши съедят. Надо только дверь оставить открытой - и всех
делов.

                           ***

     Койка под спиной не дрожала, и было безумно тихо. Ни
грохота колес на стыках, ни скрипучего покачивания. Мало
сказать - непривычно, ощущения казались фантастическими. Ему и
присниться успело что-то странное. Что именно, он не запомнил,
но сердце по сию пору взволнованно билось, и капелька пота
щекочуще скользила от виска к уху.
     Открыв глаза, Егор некоторое время смотрел в серый срез
потолка. Не яшма, не змеевик, - обычный бетон, но и его
хватало для разгульного воображения. Среди разводов и трещинок
легко и просто рисовались батальные и космические сцены,
всплывали удивительно одухотворенные лица. Триста спартанцев
под градом стрел, корабль среди скал чужой планеты, мальчик,
задумавшийся над письмом... Мозг, еще не пробудившийся
окончательно, работал с завидным прилежанием - трудился не
ради чего-то конкретного, просто изображал то, что ему
нравилось.
     Вздрогнув, Егор прислушался. Слабое покачивание все же
присутствовало. Правда, иной природы. Там потряхивало
несущиеся вагоны, здесь медлительно раскачивались высотные
опоры. Волны и ветер задавали неспешный ритм, амплитуда была
совсем небольшой, однако, если лежать без движений, некий
глубинный маятник под диафрагмой все-таки реагировал,
откликался в ответ на порывы стихий.
     Неторопливо одевшись, Егор вышел в коридорчик, сунулся в
дежурную комнату, где, питаемый от ветряка, гудел простенький
диспетчерский компьютер. На карте-табло слабо мерцали ниточки
ползущих составов. Карта показывала Европейскую зону, красная
звездочка в центре знаменовала собой станционный узел, на
котором они сейчас находились. Поискав глазами, Егор нашел
гусеницу литерного, уносящего Горлика, Диму скрипача и брата.
Скверно, что не успел попрощаться с доктором. Все же что-то с
ними в последние дни произошло. На какую-то малость они
приоткрылись друг другу. Да и с братом, похоже, могло все
снова склеиться.
     Егор неожиданно подумал, что в числе близких ему имен
впервые не помянул Ванду. Действительно странно! Стоило сойти
с поезда, и рана тотчас стала затягиваться. Совсем как
прорубь, тронутая свежим морозцем. Может, оттого и встреча с
Павлом получилась вполне теплой, без прежней натянутости?..
     Егор криво улыбнулся. А что у него, собственно, было с
Вандой? Да и было ли?.. То есть, да, конечно, было! Пять-шесть
месяцев из прошлой жизни, счастливые полгода. Им было хорошо,
настолько хорошо, что они проморгали начало глобальных
катаклизмов. Очнулись только когда грянули первые затяжные
ливни и люди бросились с равнин на возвышенности. Паника
подхватила их, закружила в неласковом смерче, просто и без
усилий оторвала друг от дружки. Может, в этом и крылась вся
закавыка? Оказавшись на чужбине, люди подсознательно тянутся к
своему прошлому, превращая вещи минувшего в талисманы, людей
из улетевших дней - в лучших друзей. Она тоже была для него
подобным осколком - кусочком времени, в котором еще светило
солнце и зеленели убегающие к горизонту леса? И дети - как
много тогда было детей! - играющих, плачущих, дерущихся. В
поездах они куда-то пропали. То есть, может, и не пропали, но,
зажив серенькой вагонной жизнью, стали тихими и незаметными.
Впрочем, обо всем этом он еще успеет подумать. Чтобы прошлое
стало по-настоящему прошлым, от него следует отойти на
приличную дистанцию. А, отойдя, по-новому прислушаться и
приглядеться.
     Покинув диспетчерскую, Егор вышел в коридор, рассеянно
дернул себя за ухо. Заглядывая в комнаты, двинулся по станции.
Тишина, казавшаяся до этого момента прекрасной, начинала
настораживать. Он был здесь один, и это откровенно
нервировало. И потом - куда подевалась Мальвина? Успела
проснуться и вышла с песиком погулять?
     - Эй! - позвал он. - Есть тут кто-нибудь?
     Голос одиноко скользнул по пустым коридорам, не породив
ни малейшего отклика. Тревожное чувство кисельными щупальцами
огладило сердце. Черт!.. Не то это место, чтобы так просто
выходить наружу. Во-первых, летучие мыши, во-вторых,
аллигаторы, а в-третьих... В третьих, после замкнутого
пространства выходить на открытое - тоже небезопасно. Для
глаз, для психики. Горожане, попадавшие в края заснеженных
гор, помнится, даже слепли в первые дни. Отказывали глазные
дилататоры и сфинктеры, хрусталик и радужка сочились
беспрерывной слезой. Так и тут. Мало ли что бывает!
     Натянув плащ и проверяюще цапнув в кармане рукоять
Павлова подарка, Егор быстро сбежал вниз, вышел под дождь.
Моросило в привычном ритме. Во всяком случае бывало и хуже.
Повертев головой, он двинул в обход здания. Свернув за угол,
на секунду задержался. Отсюда открывался вид на двойку
разбегающихся вдаль мостов. Видимость была всего-то метров сто
и, облокотившись о перила, Егор разглядел плещущие далеко
внизу свинцовые волны. Его величество Океан сумрачно играл
глянцевыми мускулами. Чудовище, умудрившееся в пару лет
скушать планету, словно добрую котлетку.
     Егор прошел чуть дальше, миновал подвальчик с убитым
аллигатором. Здесь на небольшой площадке поблескивала россыпь
автоматных гильз, в беспорядке лежали мешки с песком. Бывшая
баррикада пуритов. Здесь и пахло, казалось, чем-то дымным и
кислым, хотя пахнуть, конечно, не могло. Все ароматы прибивал
дождь. Единственный и главный запах знаменовал собой запах
близкого океана...
     На мгновение ему показалось, что он слышит голоса. Егор
хотел крикнуть, но почему-то не стал этого делать - должно
быть, повиновался внутренней подсказке. Миновав разбросанные
мешки, пересек железнодорожный путь с трансформаторными
насквозь проржавевшими коробками, по канатному переходу
перебежал на смежное направление. Отсюда, кажется, и атаковали
волонтеры брата. Огромный мост фантастической эстакадой плавно
спускался в воду, чем-то напоминая корабельные стапели. Справа
обломками гигантской зуба из океана торчали остатки взорванной
опоры, а чуть дальше угадывалось какое-то шевеление. Дождь не
позволял рассмотреть подробности, но без того было ясно, что
происходит нечто скверное. На ходу выхватывая пистолет, Егор
бросился бежать. Оскальзываясь на мокрых шпалах, пару раз
приложился коленями к бетону. Сердце выпрыгнуло из груди,
воробьем затрепыхалось у самого горла. Он наконец-то разглядел
смотрителя.
     Стоя на четвереньках у самого края моста, Лукич что-то
шипел сквозь зубы и время от времени бил рукой куда-то вниз.
Слуха Егора коснулся детский полувсхлип.
     - Эй! Ты... Ты что делаешь! - Егор задыхался. Ноги
цепляли мокрые бока шпал, он едва не падал. Бородатое лицо
смотрителя глянуло испуганно, и уже по бегающим старческим
глазкам стало ясно, что предчувствия Егора не обманули.
     - Чего ты, Егорша!.. Упала она. Подскользнулась и упала.
Сама...
     - Упала? - багровая пелена заволакла взор, из
черно-белого мир стремительно перекрашивался в бурые тона.
Бывают такие мгновения, когда в самом деле посещает прозрение.
Есть, верно, в мире настоящие инсайты, если даже глаза простых
смертных способны приоткрыться. Егор не нуждался в
объяснениях. Все и без того было понятно. Палец притопил спуск,
глушитель превратил выстрел в невинный хлопок.
     - За что? - Лукич медленно прижал руку к груди и отворил
рот. Он словно хотел что-то еще сказать и не мог. Глаза его
мертвели и выцветали, теряя последний старческий блеск. Из
уголка губ выполз багровый червячок, пробным вагончиком пустил
вниз по подбородку масляную капельку. Так и не отняв рук от
груди, смотритель упал лицом вперед, ударившись лбом о
рельсину, и именно этот удар, глухой и отчетливый, яснее
ясного убедил в том, что старик мертв. Суетливо перешагнув
через тело, Егор сунулся головой меж ограждающих прутьев и
испуганно содрогнулся.
     Мальвина висела, побелевшими пальцами вцепившись в
стальную балку. На костяшках кожа была сорвана, - видимо,
смотритель бил по рукам. Качнувшись вперед, Егор ухватил
девочку за кисти, сцепив зубы, потянул вверх. Что-то треснуло
в спине, от напряжения на миг помутилось в голове. Подумалось,
что руки не выдержат, и Мальвину, которую не сумел утопить
старик, утопит он. Эта паническая мысль, наверное, и заставила
удержать девочку на весу. Немного помогла сама Мальвина,
ногами дотянувшись до клепанного железа, встав на край балки.
Тяжело дыша и крепко обнявшись, они так и застыли на мосту -
по разные стороны перил. Когда наконец вернулась возможность
говорить, Мальвина подняла заплаканное лицо и горько сообщила:
     - Альбатрос упал. В воду...
     - Ничего, успокойся. Все теперь позади, - шепнул Егор,
хотя ничего позади не было. Славный песик, конечно, уже
переваривался в акульих желудках, и еще одной горькой
складочки воспоминаний было не избежать.
     - Пошли, - он помог девочке перебраться через перила.
Руки у него дрожали. Мальвина продолжала тихонько
всхлипывать, и Егор неловко погладил ее по мокрой голове.
Возле лежащего у рельсов старика, они не задержались.

                           ***

     Крушение произошло ночью.
     Мальвина, по счастью, не проснулась, а Егор, схватив
пистолет, выскочил наружу. Даже не видя картины случившегося,
он уже знал, что стряслось. Зло отмахнулся от впившейся
коготками в грудь летучей мыши, обогнул пост и, оскальзываясь
на шпалах, бросился бежать по главному пути.
     Первопричины его мало интересовали. Возможно, получилось
то, о чем рассказывал Ван Клебен, а может, и что похуже. Но
так или иначе ЭТО произошло.
     Вряд ли он мог что-нибудь рассмотреть, но по грохоту и
лязгу рвущегося металла, по тому, как дрожит под ногами
рельсовый путь, становилось ясно, что это самое настоящее
крушение. Где-то не очень далеко гнулись опоры, огромная
махина моста заваливалась на сторону, и с пушечным гулом
сталкивались летящие на скорости вагоны, в толчее добивая друг
дружку, сминая в кровавую гармонь сотни купе и коридорных
пролетов. Железная искромсанная каша уходила на дно океана, и
вспомнились слова Марата о дюжине составов и сорока тысячах
человеческих жизней.
     Егор не видел крови, не слышал да и не мог слышать криков
умирающих, но одно понимание того, что всего в трех-четырех
километрах от поста на стыке сходящихся в станционный узел
мостов погибают люди, заставило сердце болезненно сжиматься.
Плечо теребили зубки вгрызающейся в ткань перепончатокрылой
твари, но Егор ее не замечал. Воображение рисовало то, чего не
видели глаза, и кипучий адреналин шампанным хмелем бил в
виски, заставлял разгоняться в сумасшедшем ритме незримых
барабанщиков.
     Наверное, около часа ему понадобилось, чтобы добраться до
места катастрофы. Егор и сам не знал, на что надеется, зачем
ему нужно было отправляться в столь долгий и вовсе
небезопасный путь. Кроме того, на станции оставалась Мальвина,
а ее нельзя было бросать. И все же ноги сами переступали по
шпалам, некий магнит тянул и тянул его вперед.
     Увы, все оказалось напрасным. Никого он не спас, и глас,
приманивший его к разрушенному мосту, оказался еще одной
обманчивой иллюзией. Перекрученной спиралью железобетонная
колея косо уходила в волны. Чуть впереди в мареве дождливых
струй угадывался силуэт склонившей опоры. И ничего больше. Ни
крови, которую, если и была таковая, давно смыл дождь, ни
искалеченных тел. Возможно, на том конце он мог бы увидеть
уцелевшие вагоны, но это было слишком далеко. Простояв
какое-то время над местом гибели пассажиров, Егор поплелся
назад.

                           ***

     - Мы спустимся внутрь земли?
     - Почему ты так решила?
     - Я книгу читала. "Плутония". Там люди спускаются во
впадину и оказываются на внутренней поверхности планеты.
Сначала кругом льды, а потом становится теплее и теплее. А в
конце концов они узнают, что все древние животные уцелели,
представляете? Мамонты, плезиозавры, гигантские муравьи...
Когда началось похолодание, они успели укрыться под землей.
Все равно как в большой пещере.
     - Ловко!
     - Значит, такое действительно возможно?
     - Вряд ли, хотя... - Егор растелил на столе гидрокостюм,
ножницами вырезал обведенные мелом участки. - Видишь ли, есть
такая наука - фрактальная физика. Мне один знакомый врач
рассказывал. Так вот физики уверяют, что основа всего на свете
- не масса, а электрический заряд. Дескать, гравитация мало
что объясняет, а заряд как раз все раскладывает по своим
полочкам. Заряд нашей планеты тоже вроде как не соответствует
своей предположительной массе. В общем они уверены, что Земля
и впрямь пустотела.
     - Как шар?
     - Примерно. То есть, оболочка - километров сто-двести, а
дальше либо атмосфера, либо что-то еще.
     - Значит, шахты и норы - это опасно?
     - Почему опасно?
     - Так ведь сдуется! - Мальвина испуганно повела плечиком.
- Шарик тоже, если проткнуть иголкой, может сдуться. Или
лопнуть.
     - Ну... Будем надеяться, что планета - не шар. В том
смысле, значит, что не резиновый шар.
     - Что же там внутри? Еще один человеческий мир?
     - Спроси что-нибудь полегче. То есть инсайты в этот мир
верят, а я нет.
     - А во что вы верите?
     - Наверное, уже ни во что.
     Мальвина чуть подумала.
     - Инсайты - это те, что играют в электронные игры?
     - Да нет. На самом деле инсайты - это вроде пророков.
Могут внутренне прозревать и видеть то, чего не видят другие.
Кое-кто из них утверждает, что там под водой давно уже вызрела
новая цивилизация.
     - Как это - вызрела?
     - Ты меня об этом спрашиваешь?
     - Но как же наш мир? Где тогда он?
     - Наш? Должно быть, сжимается. - Егор хмыкнул. - Видишь
ли, обычно перед вспышкой сверхновой, звезда должна
основательно сжаться. Вот мы и сжимаемся. А может, просто
проваливаемся. В царство Тартара, к примеру.
     - Разве мы не наверху!
     - Милая ты моя! Кто бы знал твердо и определенно, где
верх, а где низ. В людских отношениях, в геополитике... - Егор
открыл тюбик с клеем, с осторожностью принялся за дело.
Вырезанные в гидрорезине пазухи замазал коричневой пахучей
патокой, с силой свел кромки. Клей оказался могучим - высыхал
в течение нескольких секунд, а склеивал так, что можно было не
проверять. Уже через четверть часа Мальвина вновь примерила
обновку.
     - По-моему, лучше, - оценил Егор.
     - Лучше-то лучше, но как же в нем жарко! - пожаловалась
она.
     - Не беспокойся, под водой жарко не будет.
     - А если совсем без костюмов - замерзнем?
     - Ну... Во-первых, без них нас наверняка сожрут. Акулы -
они ведь, как волки, - на расстоянии запахи чуют. Голый
человек пахнет, в резине - нет. А во-вторых, может,
действительно замерзнем. То есть, на поверхности температура
вроде подходящая, но глубина это всегда глубина. Тут все,
понимаешь, непредсказуемо.
     - А если на нас нападут?
     - Пусть попробуют! Мы же вооружены. Ты, главное, смотри
на меня и слушайся. Что скажу, то и делай.
     - Как же вы скажете? Под водой-то?
     Он хмыкнул.
     - Ваша правда, барышня. Сказать не сумею. Зато постараюсь
изобразить. Пальцами, например. - Егор заставил Мальвину
повернуться к нему спиной. - Мда... Портной из меня неважный.
Костюмчик-то форму утерял! Вон и горб какой-то образовался.
     - Вы только не расстраивайтесь.
     - Я не расстраиваюсь. Наоборот. - Он улыбнулся. - Теперь
на тебя смотреть - одно удовольствие.
     - Это еще почему?
     - Да потому что была ты девочкой Мальвиной, а стала вдруг
черной лягушкой.
     - И вовсе неправда!
     - Правда, правда!..
     В переклеенном урезанном до нельзя гидрокостюме Мальвина
и впрямь смотрелась потешно. Как ни перекраивали резиновую
ткань, как ни хитрили, от воздушных полостей избавиться не
удалось. Оно и понятно. Попробуйте-ка перешить взрослую
одежонку, чтобы пришлась впору тщедушному подростку! Егор
утешал себя тем, что плавать в перекроенном костюме им не век,
всего-то, может, и понадобится на один-единственный разочек.
     - А если тебе на бережочке посидеть, а? Я нырну, разведаю
что там да как и вернусь.
     - Нет! - она решительно замотала головой. - Я уже один
раз сидела!
     - Когда это?
     - Еще когда маленькой была. В саду дождь пошел. С градом.
А до домика бежать было далеко. Я взяла и присела под
крыжовниковый куст. У нас кусты были большие, раскидистые. Под
ними всегда сухо. И вот залезла я, гляжу, а рядом мышь!
     - Мышь?
     - Ага! - Мальвина кивнула. - Большая такая, мокрая. Стоит
на задних лапках, смотрит на меня и дрожит. Видно, что меня
боится, а под дождь выбегать все равно не хочет. Глазки -
такие черные, как бусинки, и никакой в них злости. Смешно,
правда? Кругом вода журчит, а мы все равно как на маленьком
острове. Так и просидели вместе. А потом я решила, что
обязательно заведу себе песика. И завела.
     Глядя на девочку, Егор подумал, что ей действительно
будет страшно остаться одной. Тем более, что затхлый подвал -
не куст крыжовника, да и п