ям противника. На виду оставались только лошади, людей не было.  За
время дарованной им короткой передышки они исчезли, укрылись  за  скалами,
без сомнения захватив винтовки из седельных сумок. Почувствовав уязвимость
свой позиции на вершине гребня, Грегг низко пригнулся и побежал  к  сараю.
Припав к земле за его стеной, он быстро вытащил стреляные гильзы и заменил
их, еще раз оценив удобство  перезарядки  этого  оружия.  Потом  осторожно
выглянул из-за угла, чтобы убедиться, что к нему никто не подбирается.
     Внезапно прогремел выстрел, и черный дымок поднялся всего в  двадцати
ярдах от него. Что-то обожгло его  ребра.  Грегг  отпрянул  и  ошеломленно
уставился на прорванную и окровавленную рубашку.  Он  был  на  волосок  от
смерти.
     - Ты слишком неповоротлив, мистер  Грегг!  -  раздался  голос  совсем
рядом с ним. - Твой старый  пугач  ничем  тебе  не  поможет,  раз  ты  так
неповоротлив!
     Грегг узнал говорящего. Это был Фрэнчи Мартин, головорез из канадских
лесов, которого занесло в Коппер-Кросс  годом  раньше.  Он  стрелял  из-за
узенькой деревянной коробки, служившей Греггу примитивным туалетом.  Грегг
понятия не имел, каким  образом  Мартин  ухитрился  за  считанные  секунды
пробраться так близко, и подумал, что пятидесятилетний  мужчина  не  может
противостоять юнцу в расцвете сил.
     - Скажу тебе еще кое-что, мистер Грегг, -  рассмеялся  Мартин.  -  Ты
слишком стар для такого сладенького кусочка, припрятанного...
     Грегг шагнул в сторону и  выстрелил  в  ветхое  строение,  продырявив
дюймовые доски, словно бумажку. Раздался шум  падающего  тела,  и  в  поле
зрения выкатился револьвер. Грегг быстро шагнул назад под укрытие сарая, и
в тот же миг вдалеке щелкнул винтовочный  выстрел  и  в  дерево  вонзилась
пуля. Мысль о том, что  его  враги  вооружены  обычным  оружием,  едва  ли
успокаивала - настоящая битва только начиналась.
     Мартин полагал себя в  безопасности  за  двойной  обивкой  досок,  но
оставалось еще по крайней мере четверо, кто уже не  сделает  этой  роковой
ошибки. Скорее всего они окружат Грегга, все время держась за  скалами,  и
накроют его огнем издалека. Грегг не представлял,  каким  образом  даже  с
этим чудовищным оружием смерти в руках,  сумеет  пережить  следующий  час,
особенно если учесть, что он истекал кровью.
     Грегг опустился на  колени,  сложил  в  подушечку  носовой  платок  и
затолкал его под рубашку, пытаясь остановить кровотечение. Пока в него  не
стреляли, и он воспользовался передышкой, чтобы зарядить револьвер. Кругом
воцарилась обманчивая тишина.
     Грегг окинул взглядом залитый  солнцем  холм  и  валуны,  похожие  на
пасущихся овец, прикидывая,  откуда  может  прийти  следующий  выстрел.  В
глазах слегка расплывалось, и с каким-то вялым оцепенением он  понял,  что
ничего не будет знать о выстреле, пота пуля не продырявит его тело. В ушах
зазвенело - верный признак надвигающейся потери сознания. Грегг  посмотрел
на открытое пространство между собой и домом.  Вряд  ли  удастся  добежать
невредимым, но если он все-таки доберется до дома, то, может,  еще  успеет
перевязать грудь.


     Грегг встал и с удивлением отметил, что, несмотря на усилившийся звон
в ушах, он не испытывает головокружения. До него дошло,  что  этот  мощный
звук, словно от гигантского осиного роя, имеет объективную причину, и  тут
услышал чей-то хриплый натужный вой ужаса, а затем  череду  выстрелов.  Он
инстинктивно пригнулся, но  свиста  пуль  не  последовало.  Грегг  рискнул
взглянуть на петляющую тропу, и от  увиденного  у  него  на  лбу  выступил
холодный пот.
     Вверх по холму шагала высокая, узкоплечая, закутанная в  черный  плащ
фигура. Лицо скрывал  черный  капюшон.  Фигуру  окружало  какое-то  темное
мерцание, словно она обладала способностью отражать свет, и именно оттуда,
казалось, исходил сотрясающий землю пульсирующий гул.  За  этим  наводящим
ужас явлением виднелись павшие лошади банды Портфилда.
     На глазах Грегга из-за скал выступил сам Портфилд и еще один  человек
и в упор стали стрелять в черную фигуру из винтовок.
     По краям окружающего фигуру  мерцания  появились  крошечные  багряные
вспышки. Без видимого  вреда  поглотив  с  десяток  пуль,  призрак  широко
взмахнул левой рукой. Портфилд и его товарищ  повалились,  как  деревянные
куклы. Расстояние было слишком велико, но потрясенному Греггу  показалось,
что плоть отпадала от их лиц, как лохмотья одежды. Лошадь Грегга  тревожно
заржала и шарахнулась вправо.
     Еще один человек Портфилда, Макс Тиббет, движимый смелостью отчаяния,
появился из-за укрытия по другую сторону тропы и стал  стрелять  фигуре  в
спину. По краям темного  мерцания  возникли  новые  багряные  вспышки.  Не
оборачиваясь, видение повторило тот же небрежный жест рукой  -  распахивая
черную накидку, словно крыло летучей мыши, - и  Тиббет  упал,  корчась  от
боли. Если кто-то из окружения Портфилда и оставался в  живых,  то  он  не
осмеливался выйти из-за укрытия.
     Фигура в  развевающемся  плаще  достигла  вершины  подъема,  шагая  с
нечеловеческой скоростью на уродливых и непропорционально коротких  ногах.
Не глядя по сторонам, она направлялась прямо к двери дома, и Грегг  понял,
что перед ним тот преследователь, от которого бежала Морна.  Рождаемое  им
гудение было таким громким, что ум отказывался воспринимать его.
     Страх смерти, который он только что испытал, был ничто по сравнению с
безысходным ужасом, завладевшим душой Грегга, - древним, животным  ужасом,
отметавшим  любые  доводы  рассудка,  любую  смелость,  приказывающую  ему
закрыть глаза  и  съежиться  в  укрытии,  пока  не  минует  опасность.  Он
посмотрел на черное, маслянисто поблескивающее  оружие  в  своих  руках  и
потряс  головой,  стараясь  избавиться  от  нежеланного  голоса,   который
напоминал  о  сделке,  скрепленной  золотом,  об  обещании,   данном-таким
человеком, каким он себя считал. "Это не в моих силах, - подумал Грегг.  -
Я ничем не могу тебе помочь, Морна".
     И в ту же секунду почти против собственной воли, словно  в  кошмарном
сне, он вышел  из-за  сарая.  Его  руки  двигались  спокойно  и  уверенно.
Прицелившись,  он  нажал  курок  револьвера.  Слепящая  багряная   вспышка
пронзила темное мерцание мечом молнии, и существо пошатнулось с  леденящим
кровь криком. Оно стало поворачиваться, поднимая левую руку, словно  крыло
какой-то чудовищной птицы.
     Грегг  увидел  это  движение  через  треугольник   собственных   рук,
отведенных назад,  а  затем  вверх  отдачей  оружия.  Револьвер  нелепо  и
беспомощно задрался в небо. Целая вечность прошла, прежде чем Грегг  успел
вновь навести его на врага, наделенного дьявольской силой и скоростью.  Он
нажал на курок, еще  одна  вспышка  и  фигуру  швырнуло  на  землю.  Грегг
приближался к ней на непослушных ногах, подкашивающихся при каждом шаге, и
снова и снова бил противника всей мощью своего оружия.
     Невероятно, но  темное  создание  вынесло  эти  страшные  удары.  Оно
вскарабкалось на ноги -  при  этом  мерцание  вокруг  него  было  странным
образом искажено, словно увиденное в кривое  увеличительное  стекло,  -  и
стало пятиться назад. У Грегга все плыло перед глазами,  и  ему  казалось,
что фигура с каждым шагом покрывает немыслимые расстояния, как  будто  она
ступала  по  невидимой  поверхности,  которая  сама  скользила   прочь   с
головокружительной скоростью; оглушительный гул стих до невнятного  рокота
и исчез. Грегг остался один в просторном, ярком, медленно качающемся мире.
     Он сполз на колени, преисполненный благодарности за солнечное  тепло.
Потом опустил взгляд на свою грудь, отрешенно и словно со стороны удивился
количеству проступившей сквозь  одежду  крови,  почувствовал,  что  падает
вперед, и больше уже ничего не мог сделать.
     "Я не имею права рассказывать тебе что-либо... мой  бедный,  отважный
Билли... но  ты  так  настрадался  из-за  меня...  Все  равно  мои  слова,
вероятно, будут лишены для тебя смысла - если ты  вообще  в  состоянии  их
услышать.
     Я хитростью втянула тебя - а ты позволил себе поддаться, -  заставила
принять участие в войне... в войне, которая тянется двадцать тысяч  лет  и
может длиться вечно..."
     Были  долгие  периоды,  когда  Грегг  лежал  и  бездумно  смотрел  на
грубоватые доски потолка, пытаясь решить, потолок ли это  на  самом  деле,
или он каким-то образом подвешен  высоко  над  полом.  Он  знал  наверняка
только то, что за ним ухаживает молодая  женщина,  приходящая  и  уходящая
бесшумными шагами.  Голос  ее  звучал  мерно  и  успокаивающе,  как  тихий
океанский прибой.
     "Мы равны по силе - мой народ  и  Другие,  -  но  сила  наша  так  же
различна как сами естества. Они в совершенстве владеют пространством, наша
истинная стихия - время...
     Существуют стоячие волны во времени... На одно настоящее не похоже на
другое. "Теперь", в котором живешь ты, известно как Основное  Настоящее  и
имеет больший потенциал, чем любое другое. Ты и Другие прикованы  к  нему.
Но умственные  способности  моего  народа  позволили  нам  разбить  оковы,
вырваться на свободу, убежать в другое время  в  отдаленном  прошлом...  в
безопасность".
     Иногда Грегг сознавал, что ему меняют повязки,  смачивают  прохладной
водой губы и лицо. Над ним склонялось прекрасное юное лицо, в серых глазах
светились внимание и забота, и тогда он пытался вспомнить связанное с этим
лицом ускользавшее имя... Марта? Мери?
     "Для женщины моего народа период  наибольшей  опасности  -  последняя
неделя беременности... особенно  если  ребенок  мужского  пола  и  наделен
особым складом ума... При этих обстоятельствах ребенка можно  притянуть  к
твоему "теперь", родному времени, всего человечества, и  мать  притягивает
вместе с  ним...  Обычно  вскоре  после  рождения  сына  она  в  состоянии
приобрести контроль и вернуться с ним во время, служащее ей  прибежищем...
Но бывали исключения, когда ребенок не поддавался попыткам  воздействовать
на его мыслительные процессы и вынужден был проводить всю жизнь в основном
Настоящем...
     К счастью для меня, мой сын почти готов к  путешествию...  ибо  Принц
набрался опыта и скоро вернется..."
     Удовольствие, которое Грегг получил от вкуса супа,  послужило  первым
признаком того, что организм его оправляется после потери крови, что  силы
его возвращаются, что он не умрет. Он чувствовал, как вливается  в  рот  с
ложки чудодейственная жидкость, а перед  глазами  стоял  образ  прекрасной
дочери-жены, доброй и милосердной. Все мысли об  угрожающем  ей  кошмарном
темном преследователе он загнал в самые глубинные тайники своего мозга.
     "Прости меня... мой бедный,  отважный  Билли,  мой  сын  и  я  должны
уходить. Чем дальше мы остаемся, тем сильнее он будет привязан к основному
Настоящему... и мой народ будет привязан к Основному Настоящему...  и  мой
народ будет тревожиться за нас.
     Меня  готовили  к  выживанию  о  твоем  "теперь"...  поэтому  я  могу
разговаривать с тобой на английском... но мой корабль  опустился  не  там,
где предполагалось, все эти тысячи,  лет  назад,  и  мои  соотечественники
будут опасаться, что я потерялась..."
     Момент прояснения. Грегг  повернул  голову  и  через  открытую  дверь
спальни посмотрел в большую комнату. Морна стояла у  стола,  и  ее  голову
окружал дрожащий золотой нимб волос. Она наклонилась и опустила лоб к лицу
младенца.
     Потом они оба затуманились, стали прозрачными - и исчезли.
     Грегг заставил себя сесть в кровати, потряс толовой, протянул  к  ним
свободную руку... Боль открывшейся  раны  обожгла  грудь,  и  он  упал  на
подушки, судорожно пытаясь вздохнуть, и его снова  поглотила  тьма.  Через
какое-то  время  он  почувствовал  на  лбу  прохладную  влагу  материи,  и
сокрушительный, давящий гнет утраты отпустил.
     Он улыбнулся и сказал:
     - А я боялся, что ты ушла.
     - Как же я могу оставить тебя  в  таком  состоянии?  -  ответила  Рут
Джефферсон. - Бога ради, объясни мне, что здесь произошло, Билл  Грегг!  Я
нахожу тебя в постели, раненного, а снаружи как  будто  разыгралось  целое
сражение. Сэм и несколько его друзей теперь чистят то, что осталось  после
стервятников. Они говорят, что с войны не видели ничего подобного!
     Грегг разлепил ресницы и решил  дать  ответ,  которого  она  от  него
ждала.
     - Ты прозевала хорошую потасовку, Рут.
     - Хорошую потасовку! - Она всплеснула руками. - Ты куда глупее, чем я
думала, Билл Грегг!  Что  случилось?  Люди  Портфилда  перегрызлись  между
собой?
     - Что-то вроде этого.
     - Повезло тебе... А где тогда была Морна с ребенком? Где они сейчас?
     Грегг порылся в памяти, пытаясь отделить явь от кошмаров.
     - Не знаю, Рут. Они... ушли.
     - Как?
     - Они ушли с друзьями.
     Рут посмотрела на него с подозрением, а потом громко вздохнула.
     - И все-таки мне кажется, что тут дело нечистое... Хитришь  ты,  Билл
Грегг. Но, боюсь, я никогда не выясню, как все было на самом деле.
     Грегг оставался в постели еще три дня, и все это время Рут  ухаживала
за ним. Ему казалось совершенно естественным, что они вернулись  к  старым
планам пожениться. Все дни к ним  тянулся  постоянный  поток  посетителей,
люди радовались, что он жив, а Джош Портфилд  наказан  по  заслугам.  Всех
интересовали подробности сражения, быстро становившегося  легендарным,  но
Грегг  никак  не  опровергал  сложившееся  мнение,  что   люди   Портфилда
перестреляли друг друга во внезапной ссоре.
     Оставшись наконец один в доме, он перерыл  его  до  дна  и  нашел  за
кувшином, где держал виски, шесть небольших слитков золота,  завернутых  в
кусок материи. Однако, как он и ожидал,  большой  револьвер  -  чудовищное
оружие смерти  -  пропал  бесследно.  Грегг  знал,  что  Морна  решила  не
оставлять его, а со временем ему даже казалось, он знает, -  почему.  Были
какие-то слова, полузабытый бред, объясняющие все происшедшее.  Оставалось
только вспомнить их, четко  проявить  в  памяти.  И  поначалу  эта  задача
выглядела простой, скорее делом времени.
     У Грегга было достаточно времени, но еще очень нескоро он смирился  с
тем, что, подобно летнему зною, сны могут лишь постепенно исчезать.




                                  Боб ШОУ

                             ИДЕАЛЬНАЯ КОМАНДА


     Издалека он мог разглядеть только богатые меха, потом, когда  женщина
подошла ближе, светлые волосы, сохраняющие аккуратность прически  несмотря
на сильный ветер. Чуть позже он заметил переливы драгоценностей на  шее  и
блеск золота на руках. Затем увидел ее лицо. Он определенно  не  знал  эту
женщину, но лицо казалось смутно знакомым,  как  будто  он  видел  кого-то
похожего во сне или очень-очень давно.
     Затаившись  в  глубокой  тени  кустарника,  Пурви  ждал,  когда   она
приблизится.
     Из своего укрытия ему  хорошо  были  видны  освещенный  вход  в  этот
маленький парк и участок улицы за оградой.  Странно,  что  он  не  заметил
женщину, когда та входила, но, возможно, это объясняется тем, что, пытаясь
успокоить нервы,  он  просто  выпил  лишнего.  За  двадцать  лет  практики
мошеннические операции и вымогательство не принесли ему  богатства;  более
того, сейчас он оказался совсем на мели и вынужден был прибегнуть к самому
банальному ограблению.
     Глубоко вздохнув, Пурви достал из кармана  пистолет  и  выпрыгнул  на
дорогу.
     -  Молчать!  -  приказал  он  женщине.  -  Сумочку  сюда!  Быстро!  И
побрякушки!
     Глядя ей в лицо, он пытался определить, послушается ли она сразу  или
поднимет  крик.  В  тусклом   освещении   Пурви   вдруг   заметил   что-то
неестественное,  неправильное  в  ее  красивом  лице.   Левая   рука   его
непроизвольно взлетела к губам, и он шагнул назад, поднимая пистолет.
     Женщина как бы осела, словно растворяясь в воздухе, и  через  секунду
исчезла. Вместо нее у ног Пурви осталось  какое  -то  жуткое  существо.  С
паническим криком он обернулся, собираясь бежать...
     Но было уже поздно.
     Пурви редко видел что-нибудь во сне, но однажды в двенадцать лет  ему
приснился кошмарный сон, в котором его положили в гроб и засыпали  розами.
Шипы протыкали кожу и высасывали  кровь,  отчего  розы  тянулись  вверх  и
распускались,  пока  на  выпили  Пурви  досуха  и  не  закрыли  его  буйно
разросшимся кустом. Но потом, как бывает только  во  сне,  он  понял,  что
вовсе не хочет умирать, и проснулся.
     Что-то похожее он чувствовал и сейчас.  Огромные  мясистые  листья  и
множество темно-зеленых щупалец лежали у Пурви на груди и на лице,  слегка
шевелясь в такт его дыханию. Капли воды стекали по ним на  одежду.  Собрав
все силы, он оттолкнул спутанную зеленую массу  в  сторону,  выпрямился  и
мгновенно понял, что он в космосе. Он  достаточно  часто  летал  в  лунные
поселения, чтобы сразу распознать испытываемые ощущения, хотя то, что  его
окружало, меньше всего напоминало обстановку космического корабля.
     Низкая, почти круглая комната, местами  ярко  освещенная,  местами  в
полутьме,  казалась  больше  и  мрачнее,   чем   была   на   самом   деле.
Темно-коричневые стены блестели от капель  влаги.  Неравномерное  вращение
вентиляторов, размещенных по  стенам,  вызывало  резкие  порывы  холодного
ветра. Тонкий слой грязи покрывал пол, над которым выступали  беспорядочно
разбросанные  панели  с  приборами,  инструменты,  гнезда   для   каких-то
механизмов, концы кабелей и низкие перегородки.  Кроме  Пурви,  в  комнате
никого не было.
     Он поднялся на ноги, чуть не упав от головокружения,  и  добрался  до
мигающей красными огнями приборной панели, откуда доносился  пронзительный
свист с едва заметными переменами тональности. Там же размещался маленький
экран, где на малиновом фоне светилось несколько ярких звезд, но  на  всех
циферблатах, как раз там, где положено быть  цифрам,  стояли  разноцветные
пятнышки.
     Пурви  обследовал  комнату  и,  убедившись,  что,  кроме  него,   там
действительно  никого  нет,  начал  кричать.  Никто  на  появился.  Голова
кружилась еще сильнее, как будто в самом  воздухе  присутствовал  какой-то
неуловимый пьянящий  элемент.  Пурви  остановился  около  экрана,  пытаясь
сообразить, как его занесло в этот странный корабль.
     И память тут же вернула ему застывшую картину - женщина в парке.  Как
он мог  забыть  ее  ужасное  оплывающее  прямо  на  глазах  лицо?  Или  ее
превращение в эту невероятную мерзость на  земле?  Дотронувшись  рукой  до
холодного экрана, он почувствовал некоторое облегчение от  мысли,  что  он
далеко от этой... этого...
     За спиной что-то шевельнулось.
     Пурви  обернулся,  чувствуя,  что   вот-вот   закричит   от   страха.
Темно-зеленая куча листвы, которую он, проснувшись,  стряхнул  с  себя,  с
влажным шелестом ползла к нему, оставляя в грязи широкий  след.  В  центре
ее, под листьями и щупальцами, угадывалась какая-то узловатая масса  около
полуметра а диаметре. Несколько щупалец  оканчивались  блестящими  черными
горошинами, напоминающими глаза.
     Пурви попятился и сунул руку в карман  -  пистолета  не  было.  Стена
преградила ему путь к отступлению,  и  он  застыл,  завороженно  глядя  на
приближающийся живой куст. За два шага до  него  куст  остановился.  Пурви
показалось, что время замерло, но тут он заметил, что по  самому  большому
верхнему листу ползут бледные светло-зеленые буквы.
     Эта штуковина пытается с ним говорить!
     - Я дам тебе золота, - появилось на листе.
     Щупальца с глазами выпрямились, закачались, и  Пурви  впервые  уловил
запах этого странного  существа  -  запах  пыльного  плюща,  растущего  на
трухлявой стене. Однако, увидев одно из своих самых любимых слов,  он  тут
же расслабился.
     - За что? - спросил он, присаживаясь на корточки и пытаясь  заглянуть
вглубь разумного растения. - За что я получу золото?
     - Взрыв повредил часть корабля, - появились новые строчки.  -  В  том
числе и ремонтны