философии, сказал: "Ну что ж..."
     Хиляке, кафедра физики, сказал: "Надеюсь, вы не  принадлежите  к  числу
тех гуманитариев, которые считают своим долгом нападать на формулу Е=МС2? Уж
так оно есть, черт побери, и мы  ни  перед  кем  не  обязаны  извиняться.  Я
выразил свои взгляды в книге "Совесть физика-ядерщика" и буду отстаивать  их
до конца".
     Хенли, кафедра антропологии: "Я уверен, что вы будете  желанным  гостем
на моей кафедре, мистер Джоэнис".
     Дальтон, кафедра химии: "Рад вас видеть в нашей  компании,  Джоэнис,  и
милости прошу на мою кафедру".
     Джефрард, кафедра античности: "Вы, наверное, смотрите свысока на  такую
старую перечницу, как я?"
     Шулерис, кафедра политических наук: "Ну что ж..."
     Свободолюдинг, кафедра изящных искусств: "Добро пожаловать, Джоэнис.  У
нас довольно разнообразная программа, не правда ли?"
     Шкодборн, кафедра музыки: "По-моему, я читал вашу диссертацию, Джоэнис,
и должен вам сообщить, что не вполне согласен с той  аналогией,  которую  вы
проводите  касательно  Монтеверди.  Разумеется,  я  не  специалист  в  вашей
области, но ведь и вы не специалист в моей, так  что  нам  обоим,  очевидно,
трудно проводить аналогии, не так ли? Тем не менее приветствую вас  в  нашей
компании".
     Птоломей,  кафедра  математики:  "Джоэнис?  Кажется,   я   читал   вашу
докторскую работу по системам бинарно-сенсорных величин. Мне она  показалась
весьма любопытной. Хотите еще выпить?"
     Скрыт Ник, кафедра  французского  языка:  "Рад  с  вами  познакомиться,
Джоэнис. Разрешите наполнить ваш бокал?"
     Весь вечер проходил в подобных и даже еще  более  приятных  разговорах.
Джоэнис пытался ненавязчиво выяснить, какой же предмет ему предстоит  вести,
беседуя с теми из профессоров, которые, казалось, были в курсе. Но эти люди,
возможно, из деликатности, не касались  предмета  Джоэниса,  а  предпочитали
рассказывать истории, близкие им самим.
     Поняв, что его попытки тщетны, Джоэнис вышел в  фойе  и  оглядел  доску
объявлений. Но единственное объявление,  которое  имело  к  нему  отношение,
гласило, что занятия мистера Джоэниса  начнутся  в  11.00  в  аудитории  143
нового крыла вместо аудитории 341 корпуса Ваникера, как было сообщено ранее.
     Джоэнис подумал, не отвести ли ему в  сторону  одного  из  профессоров,
например, мистера Лавочникера с кафедры  философии  (науки,  безусловно,  не
чуждой подобных  деликатных  сомнений),  и  не  спросить  в  лоб,  что  ему,
Джоэнису, надо преподавать. Но этому мешала его врожденная  стеснительность.
Вечеринка закончилась, и Джоэнис удалился к себе в комнату, так ничего и  не
узнав.
     На следующее утро, стоя у входа в аудиторию 143 нового  крыла,  Джоэнис
испытал типичный страх начинающего актера перед выходом на  сцену.  Он  даже
подумал, не  удрать  ли  из  университета.  Но  ему  так  пришлась  по  душе
университетская жизнь, судя по первым о ней  впечатлениям,  что  было  очень
жаль  лишаться  ее  из-за  такого  пустяка.  Поэтому,  придав  лицу  строгое
выражение, он решительно вошел в аудиторию.
     Разговоры стихли, студенты  с  жадным  интересом  рассматривали  нового
преподавателя. Джоэнис собрался  с  мыслями  и  обратился  к  классу  с  той
напускной уверенностью, которая нередко лучше уверенности подлинной.
     - Вот что, класс, - сурово начал он.  -  Я  полагаю,  что  вам  следует
немедленно уяснить некоторые  вещи.  Ввиду  определенной  необычности  моего
курса, кое-кто из вас, вероятно, считает,  что  тут  нечего  делать,  и  что
занятия наши будут носить развлекательный характер.  Тех,  кто  так  думает,
предупреждаю сразу: лучше переводитесь на другой курс, более соответствующий
вашим ожиданиям.
     В аудитории воцарилось напряженное молчание. Джоэнис продолжал:
     - До некоторых, возможно, дошли слухи, будто бы у меня  легко  получить
положительную оценку. Советую побыстрее избавиться от этого  заблуждения.  Я
отношусь к ответам беспристрастно, но строго. Знайте, что, если потребуется,
я без колебания завалю весь поток.
     Легкий вздох, почти что отчаянная мольба, сорвался с губ студентов.  По
жалобным взглядам Джоэнис понял, что стал  хозяином  положения.  Поэтому  он
продолжал уже более мягко:
     - Теперь, когда мы познакомились поближе, мне остается  только  сказать
вам - тем, кто выбрал курс из искренней жажды знаний, - добро  пожаловать  в
нашу компанию!
     Студенты, как единый гигантский организм, разом  облегченно  выдохнули.
Следующие двадцать минут Джоэнис занимался  тем,  что  записывал  фамилии  и
места слушателей. Когда он довел список до  конца,  его  осенила  счастливая
идея.
     - Мистер Ристократ, - обратился Джоэнис к серьезному и знающему на  вид
студенту, сидящему в первом ряду, -  будьте  любезны,  подойдите  ко  мне  и
напишите на доске крупными буквами, чтобы всем было видно,  название  нашего
курса.
     Ристократ с трудом сглотнул, заглянул в свою тетрадку и вывел на доске:
"Острова юго-западной части Тихого океана: мост меж двух миров".
     - Очень хорошо, - сказал Джоэнис. - А теперь вы, мисс Хуа,  пожалуйста,
возьмите мел и запишите краткий перечень тех вопросов, которые освещает  наш
курс.
     Мисс Хуа  оказалась  высокой  скромной  девушкой  в  очках,  и  Джоэнис
интуитивно почувствовал в ней хорошую студентку. Она написала: "Данный  курс
затрагивает вопросы культуры островов юго-западной части  Тихого  океана,  с
уделением особого внимания искусству, науке,  музыке,  ремеслам,  фольклору,
психологии и философии. Будут проведены аналогии между изучаемой  культурой,
ее азиатскими истоками и заимствованной культурой Европы".
     - Отлично, мисс Хуа, - Сказал  Джоэнис.  Теперь  он  знал,  что  должен
преподавать.  Разумеется,  осталось  еще  немало  трудностей.  Он   жил   на
Манитуатуа, в самом сердце южной части Тихого океана. О юго-западной  части,
куда,  как  ему  казалось,  входили  Соломоновы,  Маршалловы  и  Каролинские
острова, он - имел крайне слабое представление. И уж вовсе ничего он не знал
о культурах Европы и Азии, с которыми ему предстояло проводить параллели.
     Это, конечно, несколько обескураживало,  но  Джоэнис  был  уверен,  что
сумеет преодолеть все трудности. Кроме того, он с облегчением  заметил,  что
время занятия истекло.
     - Что ж, на сегодня достаточно, - сказал он студентам. -  До  свидания,
или, как говорят полинезийцы, aloha. И  еще  раз  добро  пожаловать  в  нашу
компанию!
     С этими словами Джоэнис распустил свой класс. Когда  все  разошлись,  в
аудиторию вошел декан Глупс.
     - Не вставайте, пожалуйста, - сказал он. - Я  к  вам,  если  можно  так
выразиться, неофициально, Я стоял за дверью и слушал, и, хочу признаться,  -
восхищен вашим  подходом.  Вы  увлекли  их,  Джоэнис.  По  чести  говоря,  я
опасался,  что  вам  придется  несладко,  так  как  на  курс  почти  целиком
записалась наша баскетбольная команда. Но  вы  продемонстрировали  ту  самую
гибкую  твердость,  которая  является  вершиной   истинной   педагогики.   Я
поздравляю вас и  предсказываю  вам  долгую  и  блестящую  карьеру  в  нашем
университете.
     - Благодарю вас, сэр, - ответил Джоэнис.
     - Не надо меня благодарить,  -  мрачно  произнес  декан  Глупс.  -  Мое
последнее предсказание относилось к профессору барону  Мольтке,  выдающемуся
специалисту в области теории ошибок. Я  пророчил  ему  великое  будущее,  но
через три дня после начала семестра бедняга Мольтке свихнулся и убил пятерых
членов университетской футбольной команды. В тот год мы проиграли  Амхерсту,
и больше я своей интуиции не доверяю. Но желаю вам удачи, Джоэнис.  Я  всего
лишь простой администратор, однако я хорошо знаю, что мне нравится.
     Глупс  отрывисто  кивнул  и  покинул  аудиторию.  Выждав  для  приличия
некоторое  время,  Джоэнис  поспешил  в  книжную  лавку,  чтобы   приобрести
необходимую для курса  литературу.  К  несчастью,  она  была  распродана,  и
ближайшее поступление ожидалось не раньше, чем через неделю.
     Джоэнис пошел в свою комнату, лег на постель и погрузился в размышления
об интуиции декана Глупса и о  сумасшествии,  постигшем  бедного  профессора
Мольтке. Он проклинал злую судьбу,  позволившую  купить  книги  студентам  и
обошедшую куда более остро  в  них  нуждающегося  преподавателя.  А  еще  он
пытался придумать, что делать на следующем занятии.
     Но когда пришло время, и Джоэнис стал лицом к классу, на него  снизошло
озарение.
     - Сегодня я вас учить не буду. Поступим  наоборот  -  вы  будете  учить
меня. О культуре юго-западной части  Тихого  океана,  как  вам,  безусловно,
известно, распространено множество искаженных представлений. В связи с этим,
перед тем как мы начнем формальное изучение предмета, я бы  хотел  послушать
вас. Говорите прямо и открыто, не бойтесь  высказывать  собственное  мнение,
даже если вы в чем-то не уверены. Наша  цель  на  данном  этапе  -  со  всей
откровенностью   поделиться   своими    суждениями,    чтобы    впоследствии
переориентироваться, если, конечно, это  будет  необходимо.  Таким  образом,
отбросив ложные представления, мы сможем со свежей  головой  воспринять  эту
великую культуру, по праву именуемую "мостом меж двух миров".  Надеюсь,  вам
это предельно ясно. Мисс Хуа, не начнете ли вы нашу дискуссию?
     Джоэнису удалось использовать этот прием на протяжении следующих  шести
занятий  и  собрать  массу  противоречивых  сведений  о   Европе,   Азии   и
юго-западной части Тихого океана. Когда студенты интересовались, верно ли то
или иное суждение, Джоэнис улыбался и говорил:
     - Оставляю за собой право вернуться к этому  вопросу  позднее.  А  пока
продолжим наше обсуждение.
     На седьмом занятии студенты уже больше ничего не смогли ему рассказать.
И  тогда  Джоэнис   стал   читать   лекцию   о   воздействии   электрических
трансформаторов на культуру  атолловых  островов.  С  помощью  анекдотов  он
растянул этот материал на несколько дней. А если студент задавал вопрос,  на
который Джоэнис не знал ответа, он неизменно говорил:  "Прекрасно,  Умникер!
Вы попали в самую суть проблемы. Подготовьте-ка, пожалуйста,  самостоятельно
ответ к следующему занятию и изложите в письменной форме объемом, скажем,  в
пять тысяч слов, через два интервала".
     Таким образом Джоэнис отвадил излишне  любопытных,  особенно  из  числа
игроков в  баскетбол,  боящихся  перенапрячь  пальцы  и  выбыть  из  состава
команды.
     Но даже несмотря на эти уловки, Джоэнис вскоре опять исчерпал материал.
В  отчаянии  он  дал  контрольную  работу,   предложив   студентам   оценить
обоснованность ряда своих собственных суждений. Джоэнис со  всей  честностью
пообещал, что результаты контрольной не отразятся на оценках.
     Он понятия не  имел,  что  делать  дальше.  Но,  к  счастью,  подоспели
долгожданные  учебники,  и  в  распоряжении  Джоэниса  оказались  суббота  и
воскресенье для их изучения.
     Весьма полезной была книга "Острова юго-западной части  Тихого  океана:
мост меж двух миров", написанная Хуаном Диего Альваресом де лас  Вегасом  де
Ривьерой. Автор когда-то был  капитаном  одного  из  перевозивших  сокровища
кораблей испанского флота, базировавшегося на Филиппинах, и, если не считать
выпадов  против  сэра  Фрэнсиса  Дрэйка,  давал  полную   и   содержательную
информацию.
     Равно  полезной  оказалась  книга,  озаглавленная  "Культура   островов
юго-западной  части  Тихого  океана  (искусство,  наука,  музыка,   ремесла,
фольклор, нравы, психология и философия), связь между ее азиатскими истоками
и   заимствованной   культурой   Европы".   Книга   была   написана   пэром,
достопочтенным Алланом Флинт-Скряггером,  кавалером  орденов  Бани  (женское
отделение), Д.Д.Т., И.Т.Д.,  И.Т.П.,  бывшим  генерал-губернатором  Фиджи  и
руководителем карательной экспедиции на Тонго.
     С помощью этих книг Джоэнис стал опережать студентов по крайней мере на
одно занятие. Если по той или иной причине ему это не удавалось,  он  всегда
мог дать контрольную работу по пройденному материалу. Но самым  лучшим  было
то, что высокая очкастая мисс Хуа вызвалась  проверять  контрольные  работы.
Джоэнис  испытывал  глубокую  признательность  к  преданной  науке  девушке,
освободившей его от утомительнейших и скучнейших педагогических трудов.
     Жизнь вошла  в  спокойное  русло.  Джоэнис  читал  лекции  и  устраивал
контрольные работы, а мисс Хуа правила и  ставила  оценки.  Студенты  быстро
усваивали материал, писали контрольные работы и с  легким  сердцем  забывали
пройденное.  Как  и  прочие  молодые,   здоровые   организмы,   они   быстро
освобождались от всего  вредного,  раздражающего  или  просто  надоедливого.
Разумеется, они освобождались и от всего полезного, стимулирующего мысль или
дающего пищу для размышлений. Об этом,  возможно,  стоило  бы  пожалеть,  но
такова  уж  неизбежная  сторона  процесса  образования,  с  которой   должен
свыкнуться всякий преподаватель. Как сказал Птоломей с  кафедры  математики:
"Ценность университетского образования заключается в том, что оно приближает
молодежь к знаниям. Студента, проживающего в удобно расположенном общежитии,
отделяют лишь тридцать  ярдов  от  библиотеки,  менее  пятидесяти  ярдов  от
лаборатории физики и всего-навсего десять  ярдов  от  лаборатории  химии.  Я
полагаю, что все мы можем по праву этим гордиться".
     Однако возможностями,  которые  давал  университет,  в  первую  очередь
пользовались все-таки преподаватели, соблюдавшие, правда,  осмотрительность.
Университетский  врач  строжайшим  образом  предупредил  их   об   опасности
злоупотребления знаниями и лично отмеривал им еженедельные дозы  информации.
Но,  несмотря  на   все   предосторожности,   несчастные   случаи   все-таки
происходили.  Старый  Джефрард  получил  шок,  когда   читал   в   оригинале
"Сатирикон", полагая, что это папская энциклика.  Потребовалось  две  недели
отдыха, прежде чем он окончательно пришел в себя. А  Девлин,  самый  молодой
профессор английского языка, перенес  частичную  потерю  памяти,  когда  он,
прочитав "Моби Дика", обнаружил, что  не  в  состоянии  дать  сколько-нибудь
логичную и здравую религиозную интерпретацию этого труда.
     Таковы были опасности, свойственные их профессии. Но  преподаватели  не
только не боялись их, но даже гордились ими.  Как  сказал  Хенли  с  кафедры
антропологии: "Землекопы рискуют быть засыпанными мокрым песком; мы  рискуем
жизнью, зарываясь  в  старые  книги".  Хенли  изучал  землекопов  в  полевых
условиях и знал, что говорит.
     Студенты, за редким исключением, не подвергались  подобным  опасностям.
Они вели жизнь, резко отличавшуюся от жизни  профессорско-преподавательского
состава. Некоторые из более молодых  сохранили  ножи  и  велосипедные  цепи,
оставшиеся со школьных дней, и  по  вечерам  выходили  на  улицу  в  поисках
подозрительных личностей. Другие, как  правило,  проводили  время  в  оргиях
(вследствие  чего  в  "Зале  Свободы"  еженедельно  приходилось   устраивать
судебные заседания). Кое-кто  увлекался  спортом.  Например,  баскетболистов
днем и ночью можно было  видеть  на  тренировках,  где  они  кидали  мячи  с
механической регулярностью промышленных роботов.
     И, наконец, были такие,  кто  проявлял  рано  пробудившийся  интерес  к
политике. Эти, как их называли,  интеллектуалы  стояли  на  либеральных  или
консервативных позициях, в зависимости от воспитания и темперамента.  Именно
университетские консерваторы едва не добились успеха, выдвинув  Джона  Смита
на пост  президента  Соединенных  Штатов  во  время  последних  выборов.  То
обстоятельство, что Смит был мертв вот уже двадцать лет, ничуть не охлаждало
их пыла; напротив, многие считали это важнейшим достоинством кандидата.
     Они  непременно  победили  бы,  если  бы  большинство  избирателей   не
опасалось создания прецедента. Этим страхом умело воспользовались  либералы.
Они заявили:
     "Мы не возражаем против Джона Смита (да упокоится  его  душа  в  мире),
который, возможно, явился бы  украшением  Белого  Дома.  Но  подумайте,  что
произойдет,  если  в  неопределенном  будущем  президентское  кресло  займет
НЕДОСТОЙНЫЙ покойник?"
     Этот аргумент решил дело.
     Либералы из студентов, однако, оставляли разговоры  старшим.  Сами  они
предпочитали посещать специальные занятия по  партизанским  методам  ведения
войны, изготовлению бомб и применению огнестрельного оружия.
     Университетские консерваторы, уступившие победу на  выборах  либералам,
делали вид, что в мире ничего не изменилось с тех пор,  как  генерал  Паттон
разбил персов в сорок пятом  году.  Они  частенько  посиживали  в  пивных  и
распевали "Балладу о побережье Омахи". Самые эрудированные  могли  исполнить
ее в оригинале на древнегреческом.
     Джоэнис наблюдал все это  и  продолжал  преподавать  культуру  островов
юго-западной части Тихого океана.
     Ему нравилась  университетская  обстановка.  Постепенно  коллеги  стали
принимать его как своего. Сперва, конечно, были некоторые возражения.
     Придир,  кафедра  английского  языка:  "Мне  кажется,  что  Джоэнис  не
воспринимает "Моби Дика" как составную  часть  культуры  юго-западной  части
Тихого океана".
     Шкодборн, кафедра  музыки:  "Как  я  понимаю,  он  совсем  не  освещает
важнейшую роль псалмов в народной  музыке  того  района.  Но  это,  в  конце
концов, его курс".
     Хиляке, кафедра физики: "На мой взгляд, большим упущением с его стороны
является то, что он не подчеркивает отсутствие влияния современной квантовой
теории на жизнь островитян. Это наводит меня на кое-какие мысли".
     Скрыт Ник, кафедра французского языка: "Насколько мне известно, Джоэнис
не посчитал нужным отметить вторичное и третичное  влияние  французского  на
отглагольные формы в языках юго-западной части Тихого океана. Я, разумеется,
всего лишь простой лингвист, но, по-моему, это весьма существенно".
     Были и другие нарекания - со стороны профессоров, которые считали,  что
Джоэнис исказил или вообще игнорировал их  специальности.  Подобные  трения,
вполне возможно, могли бы привести со временем к натянутости  в  отношениях.
Однако решающую роль сыграли слова Джефрарда с кафедры античности:
     "Вы, наверное, смотрите свысока на такую старую перечницу, как  я?  Но,
черт побери, я думаю, что он мировой парень!"
     Сердечный отзыв Джефрарда сослужил Джоэнису добрую  службу.  Профессора
стали менее отчужденными и высказывали чуть ли  не  дружеское  расположение.
Все чаще Джоэниса приглашали на вечеринки и приемы в домах коллег, и  вскоре
он, как равный, вошел в жизнь УССВ.
     Авторитет Джоэниса упрочился  после  завершения  весенних  студенческих
соревнований. Но уже тогда он начал задумываться о трудностях  человеческого
существования, а в скором времени окончательно  пришел  к  выводу,  что  ему
лучше оставить уединенную университетскую жизнь.


КАК ДЖОЭНИС ПОПАЛ НА ГОСУДАРСТВЕННУЮ СЛУЖБУ
                         (Рассказано Маоа с Самоа)

     Возможность покинуть университет представилась Джоэнису,  когда  кампус
посетил правительственный агент по найму кадров. Чиновника звали Заммот;  он
носил титул Помощника Министра по Надзору за Распределением  Государственных
Должностей.  Это  был  человек  лет   пятидесяти,   невысокий,   с   коротко
подстриженными седыми  волосами  и  красным  лицом,  напоминавшим  бульдожью
морду. Его динамичность и целеустремленность взволновали Джоэниса до глубины
души.
     Помощник Министра Заммот произнес перед преподавателями короткую речь;
     - Большинство из вас знают меня, поэтому я не стану  тратить  время  на
красивые слова. Я просто напомню вам, что правительству  нужны  талантливые,
преданные люди для работы в различных службах и ведомствах. Мое дело - найти
этих людей. Всех заинтересованных лиц милости прошу ко мне в корпус  "Старый
Скармут", в комнату 222, которой мне любезно разрешил воспользоваться  декан
Глупс.
     Джоэнис