сон из ресторана?
     - Неужели Их Величество из Португалии на такую Лауру зарится?
     - А как фамилия "короля"?
     - Фамилия красивая - Милосердов, - Леля, явно кого-то  передразнивая,
прогнусавила нараспев- - Вольдэма-а-ар...
     "Не бывший ли муж Галки Терехиной?" - мелькнуло у Антона и  он  опять
спросил:
     - У Анжелики что-то серьезное с ним?
     - Чего  привязался?  Сейчас  прикостыляет  "принцесса  на  горопине",
спроси у самой, что там у них: серьезное  -  не  серьезное...-  Кудряшкина
вроде бы хотела еще добавить более ядовитое, но входная  дверь  без  стука
распахнулась.
     В комнату вошла полная молодая девица с накрученными  под  прозрачным
платком бигуди, в длинном, чуть не до пят,  халате.  Пунцовым  длинноносым
лицом и монументальной фигурой она сильно походила на рассерженную Людмилу
Егоровну Харочкину, с которой Антон сегодня утром  случайно  встретился  в
прокуратуре у дверей кабинета Маковкиной.
     Словно демонстрируя ярко-пестрый до рези  в  глазах  халат,  Анжелика
крупным шагом прошлась по пустой комнате, смерила  бесцеремонным  взглядом
молчаливо стоящего Бирюкова и посмотрела на прищурившую глаза Кудряшкину:
     - Ну, как новый халатик?..
     - Как на корове седло, - притворно вежливо ответила Леля.
     - Завидуешь?
     - Ужасно!
     - Дай закурить.
     - А выпить не хочешь?
     - Хочу. У тебя что есть?
     - Мартини, водка, рислинг, виски...
     - Накропи виски.
     - Окэй! С чем прикажете подать; с содовой или... ну ее на фиг?
     До Анжелики только  теперь  дошло,  что  Леля  над  ней  насмехается.
Обидчиво надув пухлые губы, она с сильным прононсом заговорила:
     - Нэ поднимай волны. Сигарэту насчастную пожалела. Ладно -  попросишь
у мэня...
     Кудряшкина вспыхнула:
     - Не попрошу ни в жизнь! Убедилась, ягодка, с кем  романсы  кручу,  и
катись колобком к маме с папой!
     Анжелика хмуро поплыла к выходу. У порога хотела что-то  сказать,  но
вместо этого неожиданно, совсем по-детски, показала Кудряшкиной язык. Леля
хлопнула себя руками по бедрам:
     - Ну не дура ли?!
     - Сама из психушки! - огрызнулась Анжелика, скрываясь за дверью.
     Кудряшкина глянула на Бирюкова:
     - Видал жертву всеобщего среднего образования?..
     - Смешная девушка, - из солидарности сказал Антон.
     - Девушка... роковой любви, - саркастически усмехнулась Леля.  -  Ну,
ладно, перекусить бы... Пойдем на кухню, там договорим. Есть  хочется,  аж
смех берет. В столовке поужинать сегодня не успела - к скорняку за  шапкой
проездила. Показать, какого голубенького песца зимой  носить  буду?  -  Не
дожидаясь согласия Антона, она принесла из прихожей большой полиэтиленовый
пакет, вытащила пушистую, с голубоватым отливом серую шапку,  торжественно
надела ее на голову и повернулась на одном каблучке. - Видал  красотищу!..
Еще воротник для пальто, сказал скорняк, такой же получится.
     По ассоциации Бирюкову вспомнился  перепуганный  после  угона  "Лады"
кладовщик Тюленькин, занимавшийся разведением песцов.
     - Где шкурку покупала? - спросил Антон.
     - Не в магазине, конечно. По госцене такую голубизну днем с огнем  не
сыщешь. Знакомый парень раздобыл по блату, - Кудряшкина  бережно  положила
шапку на раскладушку, - Ну, пойдем, перекусим за компанию.
     Кухня выглядела веселее, чем комната,  У  электрической  плиты  стоял
новый стол со шкафом для посуды. Возле стола - две табуретки, тоже  новые.
В углу - небольшой холодильник "Морозко". Остановившись  перед  ним,  Леля
озадаченно прижала ладонь ко лбу:
     - В морозилке - торричеллиева пустота. И в  магазин  на  радостях  не
забежала. Чего бы пожевать?.. - глянула на Антона. - Вчерашние  пряники  с
чаем будешь?..
     - За компанию - можно, - ответил Антон, садясь на табуретку.
     Кудряшкина налила под краном  чайник,  поставила  его  на  включенную
плиту и тоже села. Глядя Бирюкову в лицо, вдруг сказала:
     - Глаза у тебя красивые.
     - У тебя - тоже, - зная неравнодушие Лели к своей персоне,  улыбнулся
Антон.
     - Не ври. У меня зеленые, как у кошки, а у тебя - синие, будто чистое
небо. И взгляд у тебя  умный.  Люблю  умных  парней,  но  в  жизни  всякие
обормоты ко мне липнут. Уже не раз обжигалась  и  все  не  могу  научиться
понимать людей. Лишь вот  теперь...  На  механический  завод  сверловщицей
устроилась. Третий  месяц  не  курю,  хотя  и  тянет  сильно.  С  выпивкой
завязала. Это соседка, баба Зина, меня  образумила.  Добрый  она  человек.
Знает, что я - не конфетка, а жалеет. Даже  деньги  взаймы  дает.  Завидую
Нинке Петелькиной, что у нее такая душевная  бабка  есть.  А  у  меня  все
поумирали. Мама - когда я в пятый класс ходила, отец чуть позднее. Шофером
работал  и  по  пьяной  лавочке  с  другом  кувыркнулся  на   самосвале...
Доучивалась за счет колхоза...
     - Ты из села? - спросил Антон.
     - Ну, из Мошковского  района.  Приехала  в  Новосибирск  поступать  в
институт - конкурс не прошла.  Назад  вернуться  ума  не  хватило,  совсем
лопоухая  была.  Тут  городские  ухари  налетели,  закружилась  с  ними...
Осточертело все. Махну, наверно, в село родное, устроюсь дояркой на ферме.
Баба Зина говорит, теперь доярки больше трехсот рэ в месяц получают,  если
не ленятся. А я раньше не ленивая была.  Это  в  городе  привыкла  дурочку
валять...
     - Кудряшкина облокотилась на стол, подперла  кулаками  подбородок.  -
Что-то меня на откровенность поволокло. Наверно,  от  радости,  что  шапку
приличную завела. Давай теперь ты выкладывай: кто такой и зачем пришел?
     Бирюков показал удостоверение. Кудряшкина, заглянув в него,  опешила.
Поблекшее  лицо  Лели  зарозовело.  Она  зябко  повела  плечами  и   криво
усмехнулась:
     -  С  тобой  не  затоскуешь...  А  вообще-то  терять  мне  нечего.  С
протоколом будешь допрашивать или на слово поверишь?
     - Поверю на слово, - сказал Антон.
     - Хоть за это спасибо. О ком рассказывать?
     - О Зоркальцеве и Анжелике.
     - Оклеветала красномордая Генку. Тот, дурачок, скрылся, но все  равно
ведь поймают. А вообще Генка - мировой мужик. Хочешь знать, это он устроил
меня ученицей на свой завод. Деньги, понятно, любит зашибать. А кто теперь
задарма вкалывает?.. Всем красиво  жить  хочется.  Знаешь,  например,  как
Зоркальцев "Жигули" купил? Сам мне рассказывал. Сначала  собрал  из  утиля
небольшой мотоцикл и продал  его  на  законном  основании.  За  полученный
"навар" купил подержанный "Урал" с коляской. Своими руками  довел  его  до
ума и выручил полную стоимость "Урала",  Потом  за  пустяковую  цену  взял
разбитый в аварии "Москвич", отремонтировал лучше, чем  на  заводе.  Таким
способом и наскреб кругленькую сумму на новенькие "Жигули". Ну какое здесь
преступление?
     -  Зоркальцева  в  этом  и  не  обвиняют.  Что  у  него  с  Анжеликой
получилось?
     - Ничего! С Милосердовым Анжелика доигралась до бэби, а когда Людмила
Егоровна - вот по ком тюрьма плачет! - подняла пыль  до  потолка,  девочка
поджала хвост и на своего репетитора бочку покатила. Честно, Зоркальцев не
пакостник.  Среди  его  знакомых  есть  настоящие  красавицы.  Он  с  ними
обаятелен,  вежлив  -  и  только.  Неужели  на  гундосую  Анжелику   такой
представительный мужчина, как Генка, позарился бы? Ни в жизнь!..
     - Что сама Анжелика говорит?
     - Сказать ей нечего. Гундосит, что мама буром в прокуратуру  поперла,
а теперь, когда одумалась, не знает, как затормозить.
     - Милосердов действительно не прочь жениться на Анжелике?
     - За деньги "карлсон" - так баба Зина его  называет  -  на  обезьянке
женится.
     - Чего он к тебе похаживал?
     - Мишка наказал ему за квартирой приглядывать, чтобы  я  не  вздумала
этой квартиркой с кем-нибудь махнуться. Друзья они были. Тут  "карлсон"  и
приспособился  с  "королевой"  встречаться,  когда  она  объявила,  что  в
приданое будет новенькая  "Волга",  трехкомнатная  квартира  с  венгерским
гарнитуром и дачка в два этажа..
     На плите задребезжал крышкой вскипевший чайник. Кудряшкина,  протянув
руку, щелкнула выключателем и опять повернулась к Бирюкову.
     - Ставь пряники на стол, - сказал Антон.
     - В самом деле будешь?
     - Почему бы нет? Ты ведь есть хотела.
     - Уже расхотелось.
     - Перестань...
     За чаем  с  черствыми  пряниками  Бирюкову  удалось  выяснить,  каким
образом среди знакомых Зоркальцева распространился  слух  о  поджоге  дачи
Фарфоровым. Оказывается, Кудряшкина, услышав на заводе разговор о  пожаре,
опрометчиво брякнула:  "Это,  наверно,  геолог  Фарфоров  красного  петуха
пустил в отместку за то, что его бывшая женушка ездила  на  зоркальцевскую
дачку". Ктото передал эти слова жене  Геннадия  Митрофановича,  Тане.  Она
приходила к Кудряшкиной  на  работу  "разбираться",  и,  когда  Зоркальцев
бесследно пропал, о Фарфорове заговорили еще  больше.  В  возникшую  таким
образом "версию"  Кудряшкина  сама  не  верила.  Больше  того,  Леля  даже
проговорилась Антону, что почти на сто процентов знает, кто действительный
виновник пожара, но назвать его категорически отказалась: "Не скажу  ни  в
жизнь! Может,  еще  один  человек,  как  Вадька  Фарфоров,  пострадает  от
сплеен".


                                ГЛАВА VII

     - Так и не дождался я вчера твоего звонка, - не отрываясь  от  чтения
протокола  допроса,  сказал  Шахматов,  едва  Бирюков   переступил   порог
кабинета. - Поздно пришел в гостиницу?
     - Во втором часу. Есть новости?
     - Савелий Вожегов  нашелся...  -  Шахматов  подал  Бирюкову  протокол
допроса. - Прочитай, очень интересные показания.
     Антон присел к столу и сосредоточенно углубился  в  чтение  показаний
Савелия   Кузьмича   Вожегова,   записанных   на   нескольких    страницах
оперуполномоченным Минского  ОУР.  Анкетные  данные  и  общие  сведения  о
Вожегове, указанные в протоколе, совпадали с  теми,  которые  Бирюков  уже
знал. Новое для Антона началось с третьей страницы:
     "...О потайном складе немецкого оружия я солгал ребятам в колонии для
"авторитета", не думая о последствиях. Следующим вечером  после  этого  ко
мне подошел один на один осужденный Жора Коробченко, по прозвищу Дизайнер,
и предложил бесплатно выколоть мне на груди "Трех богатырей". Я  посмотрел
рисунок  татуировки  на  бумаге  и  согласился.  Наколку  делали  тайно  в
библиотеке, где Коробченко числился библиотекарем-художником. В  последний
вечер, заканчивая татуировку, Коробченко, как бы между  прочим,  намекнул,
что давно мечтает приобрести пистолет c патронами. Опять  же  не  думая  о
последствиях, я сказал: "Как освободишься из колонии,  приезжай  в  Минск.
Будет хоть сто  пистолетов".  Коробченко  спросил  мой  домашний  адрес  и
телефон. И то, и другое я ему солгал. Больше на эту тему мы в  колонии  не
говорили. Отбыв наказание, я вернулся к родителям в Минск и позабыл о  том
разговоре. 30 мая утром мне на квартиру  неожиданно  позвонил  Коробченко.
Сказал, что находится на железнодорожном вокзале в  Минске  и  хочет  меня
увидеть и потолковать о чем  договаривались.  Встретились  мы  у  входа  в
вокзал. Первым делом Жора упрекнул меня за то, что я в колонии соврал  ему
адрес, "Ты, Савка, в дальнейшем шуточки такие брось.  Горсправка  работает
четко", -  сказал  он.  Я  стал  было  сочинять,  мол,  родители  поменяли
квартиру, но Коробченко махнул рукой: "Не наводи тень на ясный лень. Когда
надо, найду тебя хоть под землей".  У  меня  имелось  пять  рублей.  Чтобы
задобрить Жоржа - это его настоящее имя, я предложил  пообедать.  Зашли  в
вокзальный ресторан. За обедом Коробченко спросил: "Как  насчет  немецкого
"Вальтера" с патрончиками?"  Пришлось  опять  лгать:  "Понимаешь,  пока  я
находился в колонии, солдаты с миноискателями обнаружили склад,  и  теперь
там ничего не осталось". Жорж обозвал меня нехорошими  словами  и  сказал,
что моя брехня  добром  не  кончится.  Чтобы  задобрить  его,  я  пообещал
раздобыть денег. Под предлогом купить новую импортную  куртку  в  этот  же
день выпросил у мамы сто рублей.
     Куртку купил в магазине  отечественную  за  сорок  рублей.  Остальные
деньги отдал Коробченко, думая, что он сразу уедет из  Минска.  Однако  31
мая Жорж снова позвонил мне.  Потребовал  еще  полсотни,  чтобы  купить  в
дорогу что-нибудь из одежды. По его голосу чувствовалось,  что  он  сильно
выпивши. Я понял: вымогагельству теперь не будет конца, и честно рассказал
обо всем родителям. Папа хотел  немедленно  заявить  в  милицию,  но  мама
сказала, что никуда заявлять не надо, а  лучше  мне  уехать  от  уголовных
дружков в деревню Ханевичи Гродненской области, где живет мамин  отец,  то
есть мой дедушка. Утром 1 июня мама проводила меня  на  поезд.  Коробченко
больше я не видел. Какого числа и, куда Жора уехал из Минска, а также  где
он находится в настоящее время, не знаю. С моих слов записано правильно  и
мною прочитано", - ниже стояла, разборчивая подпись Вожегова.
     В сопроводительном письме оперуполномоченный  Минского  ОУР  сообщал,
что безвыездное нахождение Вожегова С. К. в деревне Ханевичи со 2 июня с/г
до настоящего времени подтверждается свидетельскими показаниями.
     - Вот наконец стало ясно, что ничего не ясно, -  проговорил  Бирюков,
возвращая протокол Шахматову.
     - Голубев вчера  вечером  звонил...  -  Шахматов  помолчал.  -  Самое
удивительное, Тюленькин "опознал" на фото Вожегова, но подписать  протокол
опознания категорически отказался  и  начинает  даже  поговаривать,  будто
никакого нападения на него не было, а "Ладу" угнали, когда  он  купался  в
реке.
     - Старик боится мести, - сказал Антон. - Не могу  понять,  откуда  он
узнал о "Трех богатырях". Это ж, можно сказать, уникальная  татуировка.  И
еще, Шурик Ахмеров сразу навел на след Вожегова. Что это, какой-то  расчет
или чистая случайность?
     - Говорят, случайность - одна из форм проявления необходимости,
     - О Зоркальцеве какое мнение сложилось?
     - Пока - смутное. В погоне за длинным рублем  Геннадий  Митрофанович,
кажется, говоря языком футболистов, забил гол в свои ворота.
     Шахматов посмотрел на часы:
     - Мне, Антон Игнатьевич, пора на совещание. Вечером встретимся.
     К  старинному  многоэтажному  зданию  геологического  треста  Бирюков
подъехал на маршрутном автобусе в самом начале рабочего  дня.  Разговор  с
женой  Зоркальцева  состоялся  в  кабинете   начальника   отдела   кадров,
предусмотрительно вышедшего по "неотложному" делу.  Убитая  горем  Татьяна
Петровна  -  по-девичьи  хрупкая,  с  тонкими  чертами  лица  и  аккуратно
уложенными  в  волнистую  прическу   каштановыми   волосами   -   казалась
осунувшейся, постаревшей. Одета она была в  хорошо  сшитый  серый  костюм,
ворот которого  прикрывал  отложной  воротничок  синей  в  белую  горошину
блузки.
     Беседа долго не клеилась. Тихим, срывающимся голосом Татьяна Петровна
отвечала на вопросы очень лаконично,  а  большей  частью  вообще  пожимала
худенькими плечами. Все, касающееся пожара и исчезновения  мужа,  для  нее
было "совершенно не объяснимым". Ничего не могла сказать она и  о  прошлом
Зоркальцева, ссылаясь на провалы в памяти от переживаемого  несчастья.  На
вопрос Бирюкова: был ли у Геннадия  Митрофановича  серебряный  перстень  с
бирюзой? - по инерции сказала "не знаю", но вдруг задумалась:
     - Простите, Гена носил на пальце такой перстень.
     - Одиннадцатого июня он не оставил его дома?
     - Нет, не оставил.
     - Почему ваш муж уволился с завода?
     - Гена расстраивался из-за какого-то конфликта на почве репетиторства
и не хотел, чтобы об этом узнали в заводском коллективе.
     - Конкретно не говорил, что за конфликт?
     -  Нет,  но...  незадолго  до  пожара  на  даче  Гене  звонила  очень
рассерженная грубая женщина и, угрожая большими неприятностями,  требовала
вернуть  деньги  за  репетиторство.  Кажется,  Гена  называл  ее  Людмилой
Егоровной...
     - Не Харочкина?
     - Фамилии он не упоминал. После я спросила  Гену,  чем  это  вызвано?
Гена усмехнулся; "Такая  задубелая  тупица  попалась,  что  легче  медведя
научить четырем действиям арифметики".
     - Отдал Геннадий Митрофанович деньги?
     - Собирался отдать, на самом деле - не знаю.
     - Часто муж отлучался на машине из дома?
     - Ежедневно ездил к ученикам.
     - Обычно ученики ходят к репетиторам.
     - Гена не хотел, чтобы у нас в квартире постоянно толклись недоросли.
Сам ездил к ним, - Зоркальцева  внезапно  заплакала  и  сквозь  слезы  еле
слышно прошептала: - Это я во всем виновата, только я...
     - В чем именно ваша вина?
     - Не знаю... Я ничего не знаю...
     Большего, сколько Бирюков ни старался,  он  так  и  не  узнал.  Когда
вернувшийся  в  кабинет  начальник  отдела  кадров  принялся   успокаивать
плачущую  Зоркальцеву,  Антон  попрощался.  В  коридоре   ему   неожиданно
встретился вышедший из бухгалтерии бородатый  Фарфоров.  Вадим  Алексеевич
смущенно поздоровался и, как будто оправдываясь, показал заполненный бланк
командировочного удостоверения:
     - Опять улетаю. В Нижневартовск, на неделю. Вы ко мне?..
     - Вадим Алексеевич, - сказал Антон, - Леля Кудряшкина  заявляет,  что
никакого перстня вам не показывала.
     Фарфоров нервно дернул плечом:
     - У меня, разумеется, нет свидетелей, но, если хотите, могу повторить
при Кудряшкиной то, что говорил относительно перстня.
     - Понятно. О Зоркальцеве нового не слышали?
     - Как вам сказать... Разное болтают.
     - Что именно?
     - Например, будто Зоркальцев безбожно зарабатывал па своих "Жигулях",
- Фарфоров тяжело вздохнул. - По соображениям этики не назову фамилии моей
сотрудницы, которую Геннадий  однажды  довез  от  кинотеатра  "Победа"  до
аэропорта Толмачево и без зазрения совести сорвал  с  нее  десять  рублей.
Почти в два раза дороже, чем на такси.
     - Не постеснялся взять такие деньги даже со знакомой?
     - Знакомство было односторонним. Геннадий не знал сотрудницу,  а  она
много раз видела его у нашего треста, когда он подъезжал  в  "Жигулях"  за
женой, за Таней. Произошла эта поездка по чистой  случайности.  Сотрудница
торопилась  в  аэропорт,  но  будто  назло  -  ни  одного  такси.   Решила
"голосовать" частникам. Одна из  машин  остановилась.  За  рулем  оказался
Зоркальцев. Узнав, в чем  дело,  Геннадий,  не  моргнув,  заявил:  "Десять
рублей. Дешевле в Толмачево не  поеду".  Чтобы  не  опоздать  на  самолет,
сотруднице пришлось раскошелиться... Другой случай был со  мною.  Нынче  в
мае я прилетел в Толмачево из Красноярска. Вышел с рюкзаком за плечами  из
аэровокзала - такси  на  стоянке  нет.  Смотрю,  подъезжает  Зоркальцев  в
"Жигулях". Я - к нему. Геннадий охотно повез меня, но в  пути,  сославшись
на кончающийся бензин и отсутствие денег, попросил заправить машину. Таким
образом, поездка обошлась мне тоже в десять  рублей.  Тогда  я  не  придал
этому  значения.  Теперь,  когда  узнал  от  сотрудницы  о  ее  поездке  с
Геннадием, думаю, что такой приработок для Зоркальцева был закономерным.
     - Не слышали, в районные центры Зоркальцев ездил? -  спросил  Бирюков
Фарфоропа. - Хорошо ли он знал проселочные дороги?
     - Рассказывал Геннадий, что объездил все близлежащие от  Новосибирска
районы. Зоркальцев - заядлый грибник. Обычно  в  августе,  когда  в  вузах
начинаются приемные экзамены, Геннадий заканчивал репетиторство и позволял
себе отдохнуть в лесу... - Фарфоров  виновато  посмотрел  на  Бирюкова.  -
Простите, спешу на самолет...
     Антон протянул руку;
     - Всего доброго.
     Из геологического треста Бирюков отправился в  противоположный  конец
города, чтобы на овощной базе встретиться с завхозом Евгением Евгеньевичем
Харочкиным.  Тот  оказался  лысым  худощавым   человеком   неопределенного
возраста. В черном сатиновом халате  с  оттопыренными  лацканами,  Евгений
Евгеньевич сидел в похожем  на  тесную  кладовую  кабинетике  и,  прикусив
кончик языка, увлеченно перебира