мотрщика" укатили  с  "ночной  смены"  в  автомашине  с
зарешеченными окнами. В итоге вместо обещанных Толиком  десяти  четвертных
Жора получил три года пребывания в колонии  и  под  охраной  отправился  в
Красноярский край. Толик, как  выяснилось  при  судебном  разбирательстве,
оказался "осмотрщиком" со стажем и отбыл выполнять назначенное  ему  судом
пятилетнее задание в места более отдаленные. К  удивлению  Коробченко,  на
протяжении всего судебного процесса Ерофеев  ни  словом  не  обмолвился  о
бармене Стасе. Промолчал о нем и перепуганный Жора.
     О внезапной смерти матери Коробченко узнал, уже находясь  в  колонии,
из письма Лели Кудряшкиной. Сообщение это вломило так,  что  Жора  не  мог
найти себе места. Стараясь  приглушить  дущевную  боль  физической  болью,
начал было накалывать на пальцах левой руки татуировку "Мама", но вспомнил
школьную любовь и выколол "Леля".  Нестерпимо  хотелось  "тонизироваться",
однако в колонии не было даже запаха спиртного. Постепенно Жора "привык не
пить". Обдумывая свою неудачно начавшуюся жизнь, внезапно для себя  сделал
вывод: виновник всех бед - бармен Стас. И  Коробченко  сам  себе  поклялся
убить  Стаса.  Мысль  о  беспощадной  мести  до  безумия  овладела  Жорой.
Увлекательный рассказ Савелия  Вожегова  о  складе  немецкого  оружия  под
Минском еще больше разжег  воображение.  Коробченко  "заболел"  навязчивой
идеей - любыми путями раздобыть пистолет.
     Отбыв наказание, Жора прямиком направился в Минск. Здесь, в первую же
встречу с Вожеговым,  выяснилось,  что  оставшийся  от  -  войны  склад  с
пистолетами - пустой треп. Взятые "на испуг" у Вожегова деньги  Коробченко
пропил одним  махом.  Оставаться  в  чужом  городе  Жоре  не  хотелось,  а
возвращаться в Сибирь было  не  на  что.  К  счастью,  на  железнодорожном
вокзале он случайно познакомился  с  охранником  Колчиным,  приехавшим  из
Тюмени за вездеходом. Узнав, что Жора сибиряк,  Колчин  сам  предложил  за
компанию с ним махнуть в родные края.
     На рассвете в  нюне  железнодорожный  состав,  в  котором  находилась
платформа  с  вездеходом,  прибыл  на  сортировочную  станцию  Свердловск.
Прохладную утреннюю тишину  нарушали  гулкие  радиоголоса  диспетчеров  да
снующие  по  многочисленным  путям  маневровые  тепловозы.  Постухивая  по
колесам и буксам вагонов длинным молотком, к платформе подошел осмотрщик и
на вопрос Колчина - долго  ли  придется  стоять?  -  ответил,  что  состав
подлежит расформированию, поскольку, мол, основная часть его должна уйти в
южном направлении. Оставив Жору присматривать за вездеходом. Колчин  пошел
к маневровому  начальству,  чтобы  разузнать,  сколько  времени  их  здесь
промаринуют. Вернулся он нескоро, часа через три. С  одышкой  поднялся  на
платформу, потер  ладонью  левую  половину  груди,  достал  из  нагрудного
кармана гимнастерки стеклянную пробирочку, тряхнул ее над ладонью и  сунул
под язык крохотную белую  таблетку.  Посмотрев  на  опустевшую  стекляшку,
сказал:
     - Лекарство, елки-зеленые, кончилось. Будь  другом,  Егор,  сгоняй  в
аптеку за нитроглицерином, без него мне - труба... - И, порывшись в другом
кармане, протянул Жоре рубль.
     До ближайшей аптеки пришлось ехать с пересадкой, сначала  в  трамвае,
потом в автобусе. Возвращаясь к сортировочной станции, Коробченко заплутал
в незнакомом городе. Когда он наконед добрался до железной дороги, состава
на прежнем месте не оказалось. Жора  заметался  по  путям  между  вагонов.
Больше часа  он  искал  платформу  с  вездеходом  я  наткнулся  на  нее  в
отдаленном тупике. Взобравшись на платформу, радостно закричал:
     - Демьян Леонтьич! Держи лекарство!..
     Колчин, с низко опущенной головой, сидел на расстеленной  брезентовой
палатке, прислонившись боком к гусенице вездехода. Жора посчитал охранника
спящим и принялся тормошить его за плечо, но тот вдруг безжизненно  рухнул
лицом вниз. От неожиданности Коробченко  истуганно  огляделся.  Кругом  не
было ни души.  Словно  загипнотизнрованный,  Жора  уставился  на  Колчина,
пытаясь сообразить, куда в таких случаях надо заявлять: в "Скорую  помощь"
или в милицию?.. Мысль о милиции как обожгла:  "Я  ведь  только-только  из
колонии, паспорт даже не получил. Вдруг  подумают,  что  это  убийство?.."
Взгляд неожиданно остановился на пристегнутой к поясу охранника  кобуре  с
торчащей из нее черной  рукояткой  нагана.  Почти  неосознанно  Коробченко
вытащил наган и сунул его себе под рубаху, за  пояс  джинсов.  В  сознании
тревожно  заколотилось:  "Немедленно  надо  скрываться,  чтобы  потом   не
лепетать перед следователем! А если мертвого охранника без нагака  сегодня
же обнаружат жедезнодорожнвки?.. Да и куда скроешься без денег?"
     Преодолевая  мучительный  страх,   Жора   обшарил   карманы   Демьяна
Леонтьевича - набралось чуть больше десяти рублей с мелочью.  После  этого
завернул труп Колчнна. в  брезент,  обливаясь  холодным  потом,  с  трудом
затянул его под вездеход и ближайшим пассажирским поездом Коробченко уехал
в Омск с твердым намерением отомстить бармену Стасу.
     Подстерег он бармена во втором часу ночи,  когда  тот  после  работы,
отпустив такси, направился узким переулком к своему дому.  Дрожащей  рукой
Жора поднял наган со выведенным курком и не уверенчо проговорил: .
     - Ну, жмот, давай рассчитаемся...
     Стас с удивлением шагнул, было к Жоре. Коробченко отскочил-  назад  и
уже более твердо приказал:
     - Выкладывай, падла, деньги!
     - Дикарь, ты в своем уме? - заискивающе спросил бармен, вытаскивая из
кармана вместительный бумажник.
     - Брось кошель и поворачивайся!
     Стас угодливо бросил  бумажник  на  дорогу,  развернулся  и  вдруг  с
неожиданной прытью кинулся наутек вдоль переулка.  Коробченко  лихорадочно
стал ловить удаляющуюся спину на  мушку,  но  трясущаяся  рука  выписывала
такие кренделя, что стрелять было бессмысленно. Кроме  переполоха,  ничего
бы не получилось.
     В оставленном барменом бумажнике оказалось около ста  рублей  и  один
билет денежно-вещевой лотереи. С этой добычей на следующий день Коробченко
появился в Новосибирске.  Бесцельно  слоняясь  по  большому  городу,  Жора
вспомнил, что где-то здесь живет Леля Кудряшкина, присылавшая ему письмо в
колонию, и - через горсправку узнал Лелин адрес.  Вечером  он  заявился  к
Кудряшкиной в гости. Удивленная Леля  встретила  бывшего  соклассника  как
родного. Стали вспоминать прошлое.  Чтобы  поднять  свой  авторитет,  Жора
похвалился, что сразу после колонии устроился, в Тюменскую геологоразведку
и зарабатывает теперь уйму денег.
     - Слушай, геолог!.. - обрадовалась Кудряшкина. - Займи пятьсот рэ  на
голубого песца. Давно мечтаю о приличной шапке, а спекулянты на  барахолке
оборзели. За одну шкуру дерут по десять шкур...
     - Коробченко хвастливо заявил:
     - Чо занимать? Я подарю тебе песца!
     Близко к полночи Жора уехал  от  Кудряшкиной  в  аэропорт  Толмачево,
чтобы  "присмотреть  глупого  северянина  с  толстым   кошельком".   После
приземления  магаданского  рейса  он  заметил  тощего  мужчину  с  большим
рюкзаком, из которого торчали ветвистые  оленьи  рога,  но  того  радостно
обнял пожилой полковник и увез в черной "Волге",  что  называется,  из-под
носа у Жоры. Остальные магаданцы разъехались из аэропорта в такси -  никто
из них ни  под  каким  предлогом  не  захотел  взять  с  собой  случайного
попутчика. Неудача разозлила Жору. Чтобы ночь не пропала даром,  он  решил
"провести опыт на таксисте".
     Таксист попался неразговорчивый. Коробченко,  устроившись  на  заднем
сиденье, с трудом, дождался, когда въехали в пустынный  пустой  город.  На
одной из тихих улиц Жора неслышно взвел  курок  и  попросил  остановиться.
Приоткрыв дверцу, резко выхватил  из-за  пояса  джинсов  наган.  Угрожающе
бросил:
     - Деньги...
     Шофер, словно, сонный,  медленио  развернулся.  Несколько  секунд  он
растерянно смотрел на уставившийся в него глазок наганного ствола, затем с
непостижимой ловкостью схватил Жору  за  руку  и  сильно  дернул  к  себе.
Выстрел прозвучал глухо, как в бочке...
     После  неудачного   "опыта"   Коробченко   стал   обходить   стороной
сотрудников милиции. Гнетущий страх отпускал его из цепких когтей лишь  за
бутылкой вина, и Жора усиленно начал общаться  с  бродячими  алкоголиками.
Барменские деньги  подходили  к  концу,  когда  Кудряшкина  при  очередной
встрече спросила с подковыркой:
     - Слушай, геолог, где обещанный песец?
     - Что-то зарплату не шлют, - попробовал увильнуть Жора.
     - Трепач, - ядовито ухмыльнулась Леля.
     -  Да  ты  чо,   Лелька?!   -   Жору   внезапно   осенило.   Вспомнив
Митю-кукольника с соседней койки в  колонки,  Коробченко  самым  искренним
образом сказал: - Если невтерпеж, перехвати у когонибудь  пятьсот  знаков.
Верну их тебе вместе с песцом. Клянусь, гадом стану!
     Кудряшкина вроде бы засомневалась,  но  на  следующий  день  все-таки
передала Коробченко деньги. Дальнейшее для  Жоры  было  "делом  техники  и
ловкости рук". Обменяв в сберкассе разномастные купюры на  пятисотрублевую
пачку новеньких десяток, он смастерил "куклу" и в  первое  же  воскресенье
блистательно надул на барахолке  суетливого  старичка,  торгующего  из-под
полы  песцовыми  шкурками.   Кудряшкина,   увидев   "заветную   мечту"   и
возвращенные четыреста восемьдесят рублей, пришла в неописуемый восторг  и
даже чмокнула Жору в щеку. Жора воспрял  духом  -  оказалось,  что  деньги
можно шутя добывать и без нагана. Загвоздка заключалась только в том,  где
разжиться на первый слуцай, - из одних бумажек "куклу" не смастеришь.
     Утром  11  июня  Коробченко  зашел  в  Центральную  сберкассу,  чтобы
проверить доставшийся ему от бармена лотерейный билет, - денег уже не было
ни рубля. К великому удивлению Жоры, билет оказался счастливым  -  видимо,
бармен не успел получить по нему выигрыш. Женский зонт Коробченко, конечно
же, был не нужен. До зарезу нужны были  деньги.  Зубоскаля  с  молоденькой
кассиршей,  загоревшейся  желанием  приобрести  выигранный  зонтик,   Жора
услышал у соседнего окошка разговор "фирмового" мужчины  с  контролером  и
краем уха уловил, что тот собирается получить наличными  несколько  тысяч.
День-складывался настолько удачно,  что  Коробченко  даже  подумал:..  "На
ловца и зверь бежит". Получив восемнадцать  рублей  за  выигрыш,  Жора  на
всякий случай выпросил  у  кассирши  четыре  банковские  упаковки  и  "сел
фирмачу на хвост". Тот спокойно набил деньгами черный "дипломат", вышел из
сберкассы и подошел к стоящим у обочины белым "Жигулям". Коробченко скис -
добыча, как в аэропорту, опять ускользала из-под носа. Когда "фирмач"  сел
в машину, Жора подсунулся к нему. Сказал первое пришедшее в голову:
     - Товарищ, очеиь срочно надо в Мошково...
     - Туда электрички бегают, -  равнодушно  ответил  мужчина  и  включил
зажигание.
     - Мама при  смерти,  ждать  некогда,  -  не  моргнув  глазом,  соврал
Коробченко. - Уплачу, сколько запросите...
     - Двадцать пять целковых, - сказал мужчина. - только поедем не сразу,
полчаса мне нужно на свои дела.
     - Годится! - обрадовался Жора  и,  стараясь  не  смотреть  на  черный
"дипломат", лежавший  рядом  с  водителем,  шмыгнул  в  машину  на  заднее
сиденье.
     "Жигули", покружив по городу, подъехали к многоэтажке, где. жила Леля
Кудряшкина. Остановившись, мужчина вытащил из замка зажигания  ключ,  взял
"дипломат" и,  сказав  Жоре:  "Подожди",  ушел  в  кудряшкинский  подъезд.
Коробченко не на шутку трухнул - не  ловушка  ли?  "Надо  сматываться!"  -
мелькнула у него тревожная мысль, но набитый деньгами  чемоданчик,  словно
магнит, удерживал Жору в  машине.  Мужчина  вернулся  удивительно  быстро.
Положил "дипломат" рядом с собою и опять принялся  кружить  по  городу.  В
незнакомом для Жоры новостроящемся районе  он  остановился  у  доживающего
последние дни двухэтажного особняка и, как прежде, сказав; "Подожди", ушел
счемоданчиком в дом. На этот раз его не было так долго, что Коробченко уже
настроился тихонько улизнуть, но, будто на свою беду,  в  самый  последний
момент "фирмач" все-таки появился.
     -  Значит,  в  Мошково?..  -  небрежно  бросив  на  переднее  сиденье
чемоданчик и усевшись за руль, спросил он.
     - Угу, - торопливо кивнул Жора.
     - Деньги - на бочку.
     - Сразу, что ли?.. - растерялся Коробченко.
     Мужчина усмехнулся:
     - Ты хотел перечислением или в кредит?
     - Нет, ну это... еще не приехали... - Жора  дрогнувшей  рукой  достал
восемнадцать рублей. - Вот, пока - аванс. Приедем - остальные выложу.
     Мужчина внимательно пересчитал деньги, сунул их  в  кармав  новеньких
джинсов и повернул ключ зажигания.
     Ну, гусь, ну, скотина! Без зазрения совести последние  рубли  у  меня
хапнул, а у самого чемодан тысячами набит. Колымщик, паук, кровосос"...  -
растравлял себя Жора, пока машина лавировала по  городским  улицам,  чтобы
выехать на загородное шоссе.
     Автомобильная  трасса  к   Мошкову   оказалась   оживленной.   Машины
безостановочно неслись одна за другой, и Жора почти с отчаянием вонял, что
"играть"  наганом  на  такой  дороге-гиблое  дело.  Примерно  на   полпути
Коробченко увидел сворачивающую вправо проселочную дорогу. Мысль  стукнула
внезапно.
     - Сверните вон по тому проселку до первой деревни, - попросил Жора. -
Надо тетю прихватить, мамину родную сестру. Я заплачу, честное слово,  еще
десятку прибавлю...
     Мужчина сбросил газ и вроде бы заколебался. Коробченко  для  верности
мигом приврал:
     - Тетя - героиня соцгруда, денег - куры не клюют. "Волга" у нее своя.
Может, мы тут же расплатимся с вами и махнем до Мошкова на тетиной машине.
     Фирмач иронично скривил губы, но все-таки съехал с шоссе на проселок.
Поросшая травой дорога запетляла среди зеленых березовых  рощиц.  До  боли
памятным и родным вдруг повеяло на Жору. Точно  по  таким  вот  местам  он
совсем еще пацаненком бродил вместе с мамой.  Себирал  в  корзинку  лесные
грибы, на солнечных травянистых пригорках  объедался  переспевшей  полевой
клубникой.  От  этих   воспоминаний,   будто   тугим   невидимым   шнуром,
беспросветно-дикая тоска мучительно сдавила грудь. "Мама, прости!" -  чуть
было не закричал во весь голос Коробченко, но вместо  крика,  перепуганный
своей слабостью, судорожно стиснул зубы.
     Поплутав между рощицами, дорога приподнялась на взгорок.  Со  взгорка
потянулась к хмурому урочищу. Кругом - насколько видел глаз - не  было  ни
души. "Вот тут деньги ваши - станут  наши",  -  с  ненавистью  к  лощеному
"фирмачу" подумал Коробченко. Чувствуя охватившую  все  тело  дрожь,  тихо
попросил;
     - Тормозните, по нужде надо...
     Мужчина остановил машину. Не оборачиваясь, усмехнулся:
     - Не вздумай, не расплатившись до конца, убежать к тете.
     Жора широко распахнул дверцу и вылез из машины. Словно перед  прыжком
в омут, глубоко вздохнул, выхватил  из-за  пояса  джинсов  спрятанный  под
рубахой наган и, подражая Мите-кукольнику, угрожающе процедил:
     - Это ты, падла, щас на тот свет побежишь...
     Мужчина повернулся к Жоре всем корпусом. Он не  успел  произнести  ни
слова. И никто никогда не узнает, о чем он подумал в последний  миг  своей
жизни. Коробченко выстрелил ему прямо в сердце...
     Выстрел громыхнул так неожиданно, что даже сам убийца  долго  не  мог
сообразить, какую непоправимую трагедию сотворил.  Ледяными  глазами  Жора
уставился на уткнувшегося лицом в чериый "дипломат" мужчину.  Из  шокового
транса вывела застрекотавшая на опушке леса сорока.  Коробченко  испуганно
огляделся. Боязливо, как будто опасаясь удара электрического тока, вытащил
из-под головы мужчины заветный чемоданчик. Лихорадочно отщелкнул  замки  и
ошарашеино сел на траву - вместо толстых пачек денег в  чемоданчике  белел
сложенный  вчетверо  листок  бумаги.  Трясущимися  руками  Жора  развернул
бумажку. Пока не понимая смысла, стал читать расписку какого-то  Владимира
Олеговича Милосердова о получении им от Геннадия Митрофановича Зоркальцева
семи тысяч рублей в уплату за какой-то мебельный гарнитур. Когда, наконец,
смысл расписки дошел до сознания,  Коробченко  встал  на  ноги  и,  словно
озлобившийся неврастеник, исступленно привился топтать пустой  чемоданчик.
Приступ дикой ярости сливался с отчаянным страхом. Мучительно  пересиливая
колотящий озноб, Жора ухватил под мышки безжизненное тело мужчины,  елееле
протянул его через дверцу машины и волоком потащил в урочище...
     От преднамеренного  убийства  Жоре  достались  свои  же  восемнадцать
рублей, снятый с пальца Зоркальцева перстень,  водительское  удостоверение
на его имя и сиротливо стоящая на проселочной дороге автомашима  "Жигули",
управлять которой Коробченко научился еще в  школе.  Вдобавок  к  этому  в
машнве лежали темные очки с золотистой оправой, новенькая японская  куртка
и фетровая шляпа. Куртку, правда, низкорослому Жоре можно было носить лишь
с подогнутыми рукавами, но шляпа пришлась по голове.
     Усаживаясь за руль  "Жигулей",  Коробченко  думал  только  об  одном:
поскорее и подальше умчаться от места преступления. Через несколько  минут
надсадной езды он вдруг сообразил,  что  с  окровавленным  сиденьем  можно
"припухнуть" на первом же милиционере, и без всякой жалости с ходу  загнал
автомашину в урочище.  Выбравшись  из  чащи,  решил  идти  по  проселочной
дороге, куда  она  приведет.  На  закате  солнца  дорога  привела  Жору  к
указательному  щиту  с  названием  райцентра,  где  жил   Шурик   Ахмеров.
Раздумывая, стоит ли  встречаться  с  Шуриком.  Жора  вытащил  изза  пояса
натерший живот наган. В барабане осталось пять патронов. "Четыре - ментам,
если станут задерживать, пятый - себе", - мрачно решил Коробченко.  Выхода
не было. Жора сорвал со стриженой головы  пляжную  кепочку  и  со  злостью
швырнул ее в кусты. В шляпе и в темных очках он  казался  себе  совсем  не
похожим на преступника. Хотел надеть куртку, но  вечер  был  душным.  Жора
сунул наган в карман куртки, перекинул ее через плечо и зашагал дальше.
     Едва  переставляя  от  усталости  ноги,  Коробченко  наугад  брел  по
малолюдному райцентру. Неожиданно вышел к большому деревянному мосту через
речку. У Дома культуры, среди высоких тополей, во всю мощь гремела музыка,
а на берегу  одинокий  старикашка  в  длинных,  до  колен,  черных  трусах
окатывал водой из ведерка, новенькую вишневую "Ладу ".
     У Коробченко от жажды пересохло  горло.  На  подгибающихся  ногах  он
спустился с  примостовой  насыпи  через  тальниковые  кусты  к  воде.  Пил
пригоршнями, всхлипывая. Напившись, ополоснул  соленое  от  пота  лицо  и,
тяжело дыша, сел прямо на песок у самой воды. Сильно хотелось  курить,  но
курева не было. Жора  без  всякой  надежды  пошарил  по  карманам  куртки.
Заметив на рукаве бурое; пятно, стал оттирать его. В это  время  к  берегу
подошел с мылом и мочалкой старик, закончивший  мытье  "Лады".  Коробченко
показалось, что он где-то  встречался  с  этим  стариком,  однако  желание
закурить пересилило мелькнувшую было осторожность.
     - Дедок, не угостишь куревом? - обратился к старику Жора.
     Тот  вроде  с  удивлением  прищурил  глаза.  Подтянув  сползающие   с
выпуклого животика трусы, улыбнулся:
     - Погоди, внучек... Сейчас угощу... - И засеменил к машине.
     Пятно на рукаве куртки оттиралось  плохо.  Жора  с  трудом  поднялся,
присел у воды на корточки и принялся тереть рукав мокрым песком. В тяжелой
голове кружились страшные мысли. Что-то подозрительное вдруг почудилось  в
поведении старика. Коробченко тревожно оглянулся и, как ужаленный, вскочил
на ноги: старик, держал  в  руке  скрученный  жгутом  бельевой  шнур,-  на
цыпочках подкрадывался к нему.  Лихорадочно  нащупывая  в  кармане  куртки
наган, Жора попятился к кустам:
     - Ты чо, дед?.. Ты чо?.. Умом тронулся?
     Старик от злости побагровел:
     - Я тебе тронусь!.. Я тебя, стервец, сейчас  угощ