ил туш.
Мы с барменом уставились на клетку.
     Внутри  сидела  маленькая  мышь.  Свет,  музыка,  овации  ошеломляюще
подействовали на серенькое существо. Мышка метнулась по клетке взад-вперед
и застыла, мелко дрожа.
     - Это вклад жителей Города ј  3  в общепланетное движение по борьбе с
серой опасностью! - объявил экзекутор. - Первая партия вредителей передана
в карающие руки государства!
     Он повесил на клетку табличку "Есть 1000!" и подключился к овациям. Я
поднял подарок над головой и  показал присутствующим,  отчего аплодисменты
усилились многократно.  Уинстон оторвался от  шляпы и  тоже похлопал.  При
этом он не отрывал вдумчивого взгляда от клетки. Вообразить ход его мыслей
было несложно.  Бьюсь об заклад,  он думал: "За полдня тыщу штук наловили.
Это  полтора миллиона...  Сливки  сняли,  дальше  пойдет  медленней.  Если
выращивать в питомнике по две тысячи в сутки, это будет три миллиона. Если
по пять тысяч..." Его прошибла испарина.
     Экзекутор жестом указал на микрофоны.  Не хватало мне еще толкать тут
речи...  Я  отрицательно помотал головой и  сделал  строгое лицо,  как  бы
говоря: "Повеселились, будет. Пора за работу!"
     Надо отдать должное,  экзекутор понял все без слов.  По мановению его
брови аплодисменты оборвались. Бармен по инерции сделал еще два-три жалких
хлопка, но устыдился и снова взялся за шляпу.
     Оркестр заиграл нечто мобилизующее,  полное энтузиазма.  Мы двинулись
вверх по лестнице:  впереди я  с  клеткой,  прижатой к животу,  на полшага
позади экзекутор.  Подавленный величием церемонии Уинстон сдернул шляпу  и
заспешил следом.  Его  свежеобритая голова сверкнула под светом ламп,  как
начищенная медная сковорода.
     Дело в том, что в поезде бармена мы обрили.
     Эта идея пришла мне в голову неожиданно. В конце ужина, когда Уинстон
убирал со  стола  посуду,  я  опять  обратил внимание на  его  невероятное
сходство с  Измаилом из  "Сверчка",  а  равно с  Черчиллем (кем  он,  черт
побери, все-таки работал?..). Такая закавыка могла сорвать всю операцию.
     Я немедленно поставил Уинстона в известность относительно возникших у
меня опасений и  поинтересовался его мнением на сей счет.  Бармен промычал
что-то невразумительное.  По его словам,  за сорок два года жизни он успел
привыкнуть к своей внешности и не хотел бы с ней расставаться. Кроме того,
он  не совсем понимал,  каким,  собственно,  образом можно это провернуть.
Уинстон явно выказывал признаки страха,  чем  определенно подорвал в  моих
глазах репутацию Большеглухаревских мафиози.
     - Ну-ну,  не трусьте,  -  сказал я наставительно.  - Для дела стоит и
пострадать.
     Бармен  повел  на  меня  глазами мученика.  Я  вспомнил список  своих
примет,   перечисленных   в   "Утреннем   вестнике",   и   благожелательно
посоветовал:
     - Надо изменить форму ушей. Или носа. Всего-то и делов!
     - Носа? - пролепетал бармен. На него было жалко смотреть.
     - Лучше ушей,  -  продолжал я  безжалостно.  -  У  вас уши узловатые.
Сейчас позовем охранника и все исправим.
     Уинстон был близок к  обмороку.  Не  будь субординации,  он давно уже
продырявил бы меня насквозь. Я понимал это и наслаждался спектаклем.
     Сошлись на  том,  что  ограничимся снятием волосяного покрова (тут  я
невольно  вспомнил  вторчерметовскую  планету,  инопланетян-заготовителей,
автопереводчика... Эх, времячко было!..)
     - Молодой человек,  -  высунулся я  в коридор к охраннику.  -  Дайте,
пожалуйста, ножик!
     Мрачный верзила молча протянул мне финку.
     - Нет! - вскричал трусливый бармен. - Здесь есть все, что надо!
     Он   слетал   в   умывальную  комнату  и   принес  оттуда  бритвенные
принадлежности (хорошая  штука  -  вагон-люкс).  Мы  кликнули  охранника и
четверть часа спустя Уинстон предстал миру в новом обличье,  хотя и весь в
порезах.
     - Теперь хорошо, - удовлетворенно сказал я, а сам подумал: "Надо было
форму носа менять. Проклятье, ничем эту мафию не проймешь!".
     Обритый бармен преобразился,  но не в ту сторону. Теперь он еще более
жутко смахивал на Черчилля, только без сигары и с голым черепом.
     Сомневаюсь,   чтобы  во  время  торжественной  встречи  в  Управлении
кто-нибудь  обратил  внимание  на  моего  спутника.  Смена  руководства  -
неподходящий момент для догадок и сопоставлений.  Экзекутор, тертый калач,
не  проронил ни  слова.  Он завел нас на второй этаж,  в  приемную бывшего
начальника Горэкономупра, ныне по воле Отчета пребывающего в небытие.
     Уинстон,  не  теряя  времени,  устроился  за  секретарским  столом  и
зашелестел бумагами.  Он как будто родился для этой должности, и если бы я
не  знал,   что  под  мышками  у   него  обретаются  два  короткоствольных
револьвера,  то о лучшем секретаре не мог бы и помыслить.  А впрочем,  кто
знает, какие предметы обретаются под мышками у секретарей других приемных?
Кто лазил к ним под мышку? Никто. А значит, не о чем и толковать.
     Мы с экзекутором прошли в кабинет.
     Я  сразу  поставил клетку  на  стол  и  принялся рыться в  карманах в
поисках завалявшихся крошек. Таковых не оказалось.
     - Потом принесу, - шепнул я. - Потерпи пока.
     Мышонок (а  судя по размерам,  до взрослой особи ему было еще далеко)
ничуть не  расстроился.  Он окончательно пришел в  себя и  с  любопытством
осматривался вокруг.
     Осмотрелся и я,  но ничего мало-мальски примечательного не обнаружил.
Да  и  что  собирался увидеть  я  здесь,  в  кабинете  бывшего  начальника
Главэкономупра - логове кровавого зверя? Настольную игрушечную дыбу, горку
черепов в  углу?  Таких излишеств экс-начальник и  в заводе не держал,  не
сделал привычки,  ибо аккуратист он был редкостный и всяких новаций на дух
не переносил.
     Это  сквозило во  всем.  Порядок необыкновенный был  в  кабинете.  Не
говорю о  мебели,  о крове,  -  даже пластмассовый стаканчик с карандашами
находился в  геометрическом центре  отрезка,  соединяющего правый передний
угол  стола и  левый,  а  сами  карандаши,  на  диво  заточенные,  торчали
идеальной парикмахерской щеточкой.
     Обыкновенный смертный ни  за какие коврижки не решится сесть на такой
стол. Не решился и я. Тем более, что времени у меня оставалось в обрез, да
и вторая за последние сутки роль самозванца успела порядком надоесть.
     Экзекутор,  дотоле недвижно торчавший у  дверей,  поймал мой взгляд и
выступил вперед. В руках у него невесть откуда появилась папка.
     - Разрешите доложить обстановку?
     "Ну, этот здесь явно ко двору", - подумал я, глядя на его безупречный
пробор.
     Заводить речь сразу о  главном,  то  есть об  Отчете,  было неудобно.
Пришлось терпеть.
     Экзекутор сыпал  цифрами,  фамилиями и  проведенными мероприятиями по
экономии. Казалось, невозможно похвастаться успехами учреждения, начальник
коего только что  с  грохотом снят и  сэкономлен.  Экзекутору это  удалось
вполне.  Из  доклада  самоочевидно вытекало,  что  несмотря на  враждебные
происки  экс-начальника,  а  порой  и  откровенный саботаж,  здоровое ядро
коллектива  продолжало нести  героическую вахту.  Руководящие указания  из
Центра выполнялись с радостным визгом и потребление снижалось неуклонно, с
опережением графика.
     Экзекутор монотонно  читал,  уткнувшись  в  папку и шелестя бумагами.
Вскоре я начисто потерял нить,  два раза поймал себя на зевках и  украдкой
занялся  мышкой.  Маленький  представитель  "серой  опасности"  с живейшим
любопытством обнюхал мой палец,  просунутый сквозь  прутья.  Прикосновение
было щекотным и трогательным. Я не выдержал, открыл дверцу и выпустил мыша
наружу. Зверек тут же вскарабкался по рукаву пиджака, повертелся на плече,
кубарем скатился вниз,  в карман,  где копотливо завозился, обнаружив, как
видно, что-то съедобное.
     - ...по  прессованию дыма перевыполнен на  14 процентов,  -  закончил
предложение экзекутор и перевернул страницу.  - Теперь кратенькая сводка о
состоянии...
     - Погодите, - перебил я. - По прессованию, вы сказали? По прессованию
чего?..
     - Дыма, - безмятежно ответил экзекутор.
     - Ага, понятно... То есть, постойте, какого еще дыма?
     - Обыкновенного, из труб.
     - Ничего не понимаю, вы в состоянии толком объяснить?
     Экзекутор поднял  на  меня  недоумевающее лицо,  и  огонек нехорошего
интереса явственно загорелся в его глазах.
     Сообразив, что загнал сам себя в ловушку, я срочно провел отвлекающий
маневр:
     - Успокойтесь,  мне  все  понятно.  Просто хочется послушать,  как вы
излагаете. У вас чудесный стиль, чувствуется, знаете ли, старая школа...
     Экзекутор порозовел от удовольствия и,  щеголяя красами канцелярского
штиля,  поведал следующее.  По просьбе жителей,  сознательно борющихся  за
ограничение своего потребления, продукты в Город ј 3 стали завозить во все
меньших количествах.  С другой  стороны,  люди,  занятые  на  изготовлении
бумаги  (а  других  производств  в городе почти нет),  должны были изредка
питаться,  чтобы не сорвать план.  Пришлось,  опять же  по  многочисленным
просьбам  горожан,  пойти на крайнюю меру:  улавливать промышленные дымы и
извлекать из них питательные вещества,  которых там, по словам экзекутора,
великое  множество.  Тем  самым  убивали  сразу  двух зайцев - достигалась
100-процентная экономия по завозу  продуктов,  плюс  к  тому  жители  были
весьма   довольны   и  ежедневно  выражали  свой  признательность  властям
посредством периодической печати.  Экзекутор жалел об  одном:  на  дымовую
диету  никак  не  удавалось перевести посетителей коммерческих магазинов и
ресторанов. Из-за низкой сознательности люди продолжали на последние гроши
покупать там продукты,  нанося тем самым страшный вред как себе лично, так
и делу борьбы за 100-процентную экономию.
     - С ума с вами сойдешь,  -  искренне сказал я, выслушав эту тираду. -
Мне бы в жизни бы так не придумать.
     Экзекутор  горделиво  улыбнулся.   Начальственный  комплимент  согрел
закостенелое канцелярское сердце. Можно было брать его тепленьким.
     Настало время хватать быка за рога.
     - Молчать!  -  гаркнул я так, что у самого заложило уши. - Прекратить
базар! Не возражать! Не курить! Не сорить! К ногтю! Молчать, кому сказано!
     Экзекутор окоченел.  Бармен за дверью (конечно, подслушивал, подлец!)
выронил  диктофон и  на  цыпочках отбежал  в  сторону.  Мышонок в  кармане
испуганно затих.
     - Кто?  -  продолжал бушевать я.  -  Кто  вносил  изменения в  Отчет?
Отвечать!
     Так как экзекутор продолжал пребывать в состоянии столбняка,  то смог
лишь распахнуть рот, а большего не осилил.
     - Фамилия? В глаза смотреть! Я все знаю!
     Нет, положительно, в моем роду, кроме прадедушки-жулика, мелся кто-то
из противоположной команды.  Противно было заниматься всем этим,  но иного
выхода я не видел.
     - Бывший начальник вносил изменения в Отчет?
     - Один раз... - простонал экзекутор.
     - По просьбе Сержа Кучки? Любовница?
     - Да...
     - Она вернулась?
     Экзекутор утвердительно кивнул. Я продолжил допрос. Нужно было узнать
самое главное.
     - Как внести изменеие в Отчет? Отвечайте! Как это сделать?
     Экзекутор начал сползать по стене. Я подхватил его за лацканы.
     - Отвечайте,  как это делается!  Ну  я  прошу вас!  Ну говорите же!..
Вычеркнуть?  Вписать другой текст?  Говорите,  я  вам премию повышу!  -  в
отчаянии закричал я.
     - И оклад, - внезапно произнес умирающий экзекутор, открывая глаза.
     - И оклад, и оклад, говорите!..
     - Орденок мне зажали...  - пожаловался экзекутор слабым голосом. Надо
отдать должное, он не терялся в трудную минуту.
     - Фу ты, господи... Орден обещать не могу, но...
     - Я согласен на медаль, - быстро сказал вымогатель.
     Я оглянулся в поисках тяжелого предмета.  Экзекутор понял, что дальше
давить не стоит, и сдался.
     - Нужно  уничтожить  текст  вместе  с  бумагой.   Сжечь,  например...
Помните, вы мне обещали премию, оклад и медаль!
     - Пошли,  -  скомандовал я, помогая экзекутору подняться. - Проведете
меня в хранилище.
     Экзекутор отрицательно покачал головой.
     - Необходимо  письменное  разрешение  из  Центра,  подписанное  лично
Сержом Кучкой.
     - Разрешение? Сейчас будет вам разрешение... Уинстон! Будьте любезны!
     Бармен возник посреди комнаты и вытянулся по стойке "смирно".
     - Вот  этому  товарищу  требуется  особое  разрешение.   Организуйте,
пожалуйста...
     Бармен  со  скверной улыбкой вытащил револьвер.  Экзекутор отнюдь  не
испугался, но ошибку признал живым манером.
     - Не у всякого жена Марья -  кому бог даст,  -  философски заметил он
почему-то.
     Я подумал,  что  более  подходящей к случаю была бы поговорка:  "Сами
кобели,  да еще собак завели",  но промолчал.  Что подумал бармен Уинстон,
осталось тайной.  Может статься,  он произнес про себя пословицу,  имеющую
хождение  исключительно   в   кругах   мафии   и   не   знакомую   широкой
общественности.  Последнее  легко  объяснимо,  ибо  Владимир Иванович Даль
совершенно не занимался мафиозным фольклором за  неимением  такового.  Эта
работа предстоит новым поколениям пытливых исследователей.
     После аргумента, предъявленного моим секретарем, других разрешений не
потребовалось.
     Скорым  шагом  мы  двигались по  коридорам Управления.  Пустынны были
коридоры,  никто не  попадался нам  навстречу -  разбежались сотрудники по
кабинетам,  дело  делали.  Дубовые панели,  бархат вишневый на  окнах,  на
дверях  номера.   Паркет.  Часовые  встречались  не  часто,  метров  через
тридцать. Короткий взмах руки экзекутора, каблуки щелкают, и - дальше.
     Кое-где по стенам висели портреты.  Лица были спокойны,  усталы и как
бы одного  возраста  -  времени  принятия  зрелых  решений.  На  одном  из
портретов  я  с  удивлением узнал Василия Пакреатидова.  Дважды лауреат из
ряда не торчал.  Тот же галстук покойных  цветов,  зрелость  персоны  плюс
умеренная интеллигентская грустинка.
     - Трилогия "Орденоносец",  -  на  ходу прокомментировал экзекутор.  -
Особо  рекомендована отделом по  распределению искусств.  Любимый писатель
народа и правительства. Прикажете снять?
     - Пусть висит, - разрешил я. - Землянин, правда...
     - Мы против разделения по планетному признаку.  Хороший землянин делу
не помеха.
     Продемонстрировав    таким    образом    новому    начальству    свою
морально-политическую устойчивость,  экзекутор окончательно успокоился. Мы
миновали  еще  пару  постов,  спустились на  лифте  на  нижний  уровень  и
двинулись по узкому бетонному туннелю. Приближалось Хранилище.
     Паркетом тут, как говорится, и не пахло. В принципе, я ничего не имею
против бетона. Это надежный и в общем-то невинный стройматериал. Во всяком
случае никаких специфических эмоций он у  меня не вызывал.  Раньше.  Но не
сейчас, во время нашего похода к сердцу Хранилища. Эти тускло-серые стены,
ледяная геометрия углов и  поворотов,  вой вентиляции,  безжизненный свет,
подходящий  более  для  морга,   нежели  для  почтенного  государственного
учреждения...  А  железные решетчатые двери с  электрозамками,  с лязгом и
жужжанием уходящие в глубь стен!  Бетон,  бетон...  В тюрьме я не бывал (и
надеюсь попасть туда нескоро), но уверен, что обстановка там похожая.
     Туннель круто подымался,  сворачивал,  внезапно шел кругом, спускался
ниже и вновь уходил вверх.  Лязгали двери.  Экзекутор ступал размеренно, с
привычным равнодушием завсегдатая.  Уинстон как-то сжался и  впал в минор.
Должно  быть,  в  его  закононепослушной душе  роем  вились воспоминания о
кипучей исправительно-трудовой молодости. Обо мне и говорить нечего. Я был
сыт по горло экзотикой планеты Большие Глухари и  охотно воздержался бы от
дальнейшего  знакомства   с   ее   достопримечательностями.   Но   ничего,
оттерпимся,  и  мы  люди  будем,  -  как  сказал бы  экзекутор -  любитель
поговорок.
     Туннель уперся  в  стальную дверь.  Экзекутор набрал код,  с  натугой
провернул массивное металлическое кольцо и отступил в сторону.
     - Дальше только вам.
     Многотонная стена беззвучно отъехала и,  едва я вошел внутрь,  плавно
стала на  место.  Еще одно небольшое помещение наподобие тамбура,  в  углу
вход. Дверь отворяется одним рывком - и вот она, цель моего прихода сюда.
     Передо мной был Отчет.
     Он находился в конторе,  старомодном высоком столике,  сработанном из
цельного дерева, - добротно, по-старому, с затейливой резьбой, пущенной по
боковинам. Откинув косую столешницу, я увидел пухлый скоросшиватель весьма
непрезентабельного вида, на картонной обложке проставленный чернилами год;
других надписей не имелось. Рядом стоял телефон.
     Отчеты за прошлые годы помещались в нижних ящиках.  Наудачу я раскрыл
одну  из  папок трехлетней давности,  ворохнул тонкие папиросные листочки.
Первая  же  попавшаяся мне  запись,  сделанная плотным  бисерным почерком,
сообщала:
     "В  целях  дальнейшего повышения  качества  целлюлозы,  начиная  с  1
августа т.  г.,  иву,  куст боярышника,  ольху и  лещину (орешник) считать
пихтой. Основание: приказ начальника ЦОГЭ ј 907". Подпись. Дата.
     Ниже  другая  запись.  "За  систематическое невыполнение  заданий  по
снижению потребления подвергнуть экономии следующих товарищей:  ..." Далее
шел список фамилий, аккуратно выведенный обладателем бисерного почерка.
     Я швырнул папку на пол и схватил другую. Через полчаса возле конторки
валялась целая груда скоросшивателей с  чернильными датами на обложках.  Я
лихорадочно   перебирал   листки.   Разрозненные  приказы,   распоряжения,
директивы,  графики,  списки  постепенно  складывались в  единую  картину.
Бюрократический аппарат,  завезенный с  Земли,  рос,  как  на  дрожжах,  и
требовал одного:  бумаги, бумаги, еще бумаги! Маховик раскручивался, жизнь
менялась, и все жестче, уверенней становится тон приказов и распоряжений.
     Добрались и до науки. Лаконичная запись буднично извещала об отмене с
начала третьего квартала...  Я  тряхнул головой и перечитал еще раз.  Нет,
ошибки не было.  С  начала очередного квартала отменялось действие второго
закона Ньютона.  Дался им  всем  этот злополучный закон!  Перелистнув пару
страниц,  я  понял,  что  волновался  зря.  Всемогущий Отчет  дал  осечку.
Действие рождало противодействие,  как ни  изощрялись творцы этой странной
бюрократической летописи.  Людям  пришлось куда  тяжелее...  "За  злостный
саботаж приказа о втором законе" физики поплатились незамедлительно.
     Вернувшись к  первой папке,  я нашел распоряжение об очистке от лесов
южных пригородов -  места,  куда я  сел на  своем Дредноуте.  Где-то рядом
должна  быть  запись  о  ликвидации  корабля...  Но  тут  раздался  резкий
телефонный звонок.
     Я автоматически снял трубку.
     - Кадряну?
     - Простите, вам кого?
     - Я вот тебе голову отверну, будешь так шутить, - властно пообещали в
трубке. - К работе приступил?
     - Приступил, - сказал я честно.
     - Тогда  пиши.  Готов?  Давай  записывай:  "В  связи с  невыполнением
графика   отлова   мышей   считать   бесполезными   для    государства   и
подлежащими..."
     Я положил трубку.
     Телефон  немедленно  затрезвонил  снова.   Серж  Кучка  (а  это  был,
несомненно,  он)  рвался к  исполнению своих новых служебных обязанностей.
Пришлось его разочаровать. Я с наслаждением оборвал шнур, а трубку кинул в
дальний угол комнаты.
     Теперь  предстояло сделать  главное.  Я  достал  из  кармана коробок,
припасенный еще в  отеле,  и  чиркнул спичкой.  Спичка зашипела и погасла,
прежде чем я успел поднести ее к уголку скоросшивателя.
     Стараясь не волноваться,  я  достал другую спичку,  помедлил секунду,
собираясь с мыслями, и...
     - Вениамин!  Бросьте эти  фокусы!  -  раздался из-за  спины спокойный
голос. - Так и до пожара недалеко. А ну, кому говорят!
     Я замер.
     На планете Большие Глухари только один человек знал меня по имени.


                                 Глава 14