ло ни души, а значит мои надежды на ремонт двигателя
и нормальный обед из трех блюд откладывались на неопределенный срок.
     - Куда, интересно бы знать, подевались все эти хваленые 150 миллионов
жителей!  -  произнес я в сердцах и с размаху уселся на глинистый плешивый
бугорок, предварительно согнав с него ящерицу.
     На чужой  планете  можно ожидать всякого,  и в принципе я был готов к
неожиданностям.  Но все  же  вздрогнул,  когда  из-под  бугорка  раздалось
ворчливое:
     - Места другого не нашли? Совсем обнаглели, на головы садятся!..
     Я спрыгнул со своей кочки и сказал: "Пардон!"
     - И главное,  каждый говорит "пардон",  -  сварливо добавили снизу. -
Сначала - на голову, потом - пардон!
     - Виноват,  я не умышленно...  Так как-то... само получилось. Приношу
тысячу извинений!
     - С кем имею честь? - спросил мой невидимый собеседник.
     - Колмагоров Вениамин,  -  отрапортовал я. - Прибыл с Земли. Физик. В
настоящий момент в отпуске. Нуждаюсь в ремонте и питании.
     - Вот и врете,  -  равнодушно ответил бугорок.  -  Во-первых, с Земли
никого здесь не бывает, а во-вторых, физика отменена.
     - Как, то есть, отменена?
     - А так вот, отменена и все.
     - И Ньютон отменен? - я мало-помалу начинал закипать.
     - И Ньютон.
     - А Эйнштейн?
     - И Эйнштейн.
     Я уже кипел вовсю.
     - Извиняюсь, а химию у вас не отменили?
     - Отменили, - еще равнодушнее ответил бугорок.
     - Позвольте! Как-то странно все же...
     Под кочкой зевнули.  Я понял, что разговор не доставляет удовольствия
тому, под бугорком, и поспешил переменить тему беседы.
     Самым  светским с  древних времен  считается разговор о  погоде.  Это
справедливо.   Весьма  сложно  вывести  собеседника  из   себя   невинными
рассуждениями  о   переменной   облачности  или   антициклонах,   зачем-то
перемещающихся к  южной  части  страны.  Гораздо проще нарваться на  спор,
заведя речь о хоккее,  женщинах или,  не дай бог,  о политике. Каждый мнит
себя  специалистом  в  этих  основополагающих,   краеугольных  областях  и
доказать ему  что-либо невозможно -  даже если вы  сами хоккеист,  женщина
или, не дай бог, политик.
     Сердить своего подземного собеседника я  не хотел.  Я хотел добраться
до ближайшей столовой.  Поэтому я изобразил на лице светскую улыбку (вдруг
смотрит!) и промолвил:
     - Сегодня довольно тепло, вы не находите?
     И  тут же пожалел о сказанном.  Даже под бугорком трудно не заметить,
что наверху по крайней мере сорок градусов жары.
     С непередаваемым сарказмом невидимый собеседник ответил:
     - Нахожу. Что еще вы имеете сообщить?
     - Э-э-э...  суховато  у  вас  тут,  -  продолжал  я,  делая ошибку за
ошибкой.  - Пожалуй, небольшой дождик... э-э-э... освежил бы атмосферу. Не
правда ли?
     Мое   замечание  вызвало  бурную  реакцию.   Под  кочкой  закряхтели,
заворочались, залязгали чем-то металлическим - должно быть замком. Бугорок
дернулся   и   поднялся   вверх.   Из   люка   последовательно  появились:
всклокоченная каштановая шевелюра,  закрывающая лоб,  два маленьких хитрых
глаза,  длинный  нос,  на  котором  вольготно  устроились  сползшие  очки;
завершала картину  остренькая бородка  из  числа  тех,  что  придают  лицу
несколько  вольнодумное  и   задиристое  выражение.   В  целом  физиономия
незнакомца выражала живейшее любопытство, перемешанное с иронией.
     Я подумал о дымящемся бифштексе с яйцом и учтиво поклонился.
     Незнакомец,  не  вылезая из  люка,  отвесил мне  насмешливый поклон и
спросил:
     - Вы это всерьез насчет дождя? Или так сболтнули?
     Мне очень не нравится, когда чужие люди говорят, будто я болтун. Но я
еще раз подумал о бифштексе и корректно ответил:
     - При такой жаре вполне естественно желание немного освежиться.
     Незнакомец посверлил меня своими гляделками и торжественно произнес:
     - Гарантирую вам  исполнение вашего  вполне  естественного желания  в
течение...  -  он взглянул на часы. - В течение ближайших десяти минут. Вы
постоите тут или пожелаете спуститься ко мне?..
     В  его  вопросе  явственно  ощущался  подвох.  Я  взглянул  на  небо.
Наползали тучи. Легкий ветер мазнул по щекам. Повеяло чем-то едким.
     Все мои друзья в  один голос утверждают,  что у  меня острое чутье на
всякого рода  неприятности.  Действительно,  у  меня  есть  все  основания
гордиться этим  качеством,  и  я  не  скрываю своей гордости ни  от  кого.
Правда,  друзья  обычно добавляют,  что  чутье  неизменно приводит меня  к
неприятностям,  которых обыкновенные люди (без чутья) успешно избегают. Но
на  то  они  и  друзья,  чтобы говорить гадости.  Ведь хорошую полновесную
гадость  можно  сказать  только  близкому  человеку.  Остальные просто  не
потерпят! Поэтому мы так любим наших друзей.
     Чутье не подвело и на сей раз. Поколебавшись, я оглянулся на корабль,
молчаливо торчащий шагах в двадцати, и решительно нырнул в люк. Незнакомец
любезно посторонился.
     - Только на замок не закрывайте. Душно, знаете ли...
     - Здесь кондиционер,  -  сказал незнакомец.  -  Не желаете спуститься
вниз, в конуру? Ах да, вы же хотели освежиться под дождичком...
     Он прикрыл люк, оставив небольшую щель. Вскоре по крышке забарабанили
первые  капли.   Незнакомец  с  откровенной  усмешкой  глядел  на  меня  и
помалкивал.
     "Странный тип, - подумал я. - Да не буду я сидеть в этой норе!"
     Приподняв крышку плечом, я попытался выглянуть наружу. Незнакомец тут
же с  силой дернул меня за куртку.  Мы не удержались на узенькой лесенке и
скатились  вниз,   в  небольшую  комнатку  с  бетонным  полом.   По-моему,
незнакомец при падении крепко стукнулся грудью,  но не обращая внимания на
боль, принялся лихорадочно осматривать меня, бормоча:
     - Не задело? Не задело?..
     - Если кто  меня и  задел...  -  с  возмущением начал я,  но  тут  же
скривился от  сильной боли.  На тыльной стороне ладони в  двух местах кожа
была словно прожжена насквозь,  до  кости.  Чуть выше,  на  рукаве,  зияла
здоровенная дыра. Моя старая куртка выручила остолопа-хозяина (вот и ругай
после этого синтетику).
     - Что это было? - простонал я.
     Незнакомец,  не  говоря ни  слова,  деловито достал с  полки аптечку,
обильно  намазал  обожженные  места  пастой  из  тюбика  (название  я   не
разглядел)  и  хорошенько  обмотал  руку  марлей.   Затем  усадил  меня  в
единственное имевшееся в комнате кресло, а сам устроился напротив.
     - Вы в самом деле с Земли? - спросил он тихо.
     - Да откуда же еще!  -  я еле сдерживался, чтобы не завыть от боли. -
Землян никогда не видели?
     - Первый раз,  -  все так же тихо произнес незнакомец. - Обычно вас к
нам не пускают. Вы-то как сели?
     - Взял да и сел. Что тут за фокусы с дождями?
     - Кислота, - коротко ответил он. - Это бывает.
     - И часто?
     - Как когда,  -  ему явно не хотелось распространяться на эту тему. -
Расскажите лучше,  зачем вас  занесло сюда.  А  я  пока приготовлю поесть.
Правда, кроме дыма, у меня почти ничего нет...
     Я   начал   было   обстоятельное  повествование  о   путешествии   на
"Драндул„те-14",  как вдруг неожиданная мысль заставила меня подскочить на
месте.
     - Там же корабль! Бежим!
     Не  помню,  как  мы  взлетели по  лесенке и  выбрались наружу.  Дождь
прекратился.  От земли удушающе пахло кислотой. Голые кустики покачивались
под едким ветерком.  Очевидно, местная флора сумела приспособиться к любым
неприятностям.
     Тщательно выбирая сухие места, мы приблизились к месту посадки.
     Корабля не было.
     Кусок  парашюта,  совершенно  изъеденный кислотой,  -  вот  все,  что
осталось от славного "Драндул„та"...
     Я  уже  говорил:  чем  тяжелее,  трагичнее  ситуация,  тем  банальнее
становятся наши вопросы и замечания.
     - А где же корабль? Корабль мой где?
     Незнакомец тронул меня за локоть.
     - Только не  пугайтесь.  Это случается у  нас.  Вашего корабля больше
нет.
     - Он уничтожен кислотой? Господи, там же был Гришка...
     - Не думаю,  -  сказал незнакомец.  -  Скорее всего, кислота здесь не
причем. Просто вы прилетели в плохое время...
     - Да не тяните, чего тянете? Куда делся мой корабль?
     Незнакомец твердо посмотрел мне в глаза.
     - Повторяю: вашего корабля больше нет. Его... Его сэкономили.
     - Что   за   бред!   Идиотство   какое-то  -  "сэкономили"...  Вы-то,
собственно, кто такой?
     Незнакомец смотрел на меня внимательно и печально.
     - Меня  зовут  Кун.  Александр Кун,  инженер.  До  последнего времени
работал в Городе ј 3. Сэкономлен семь дней назад.


                                 Глава 8

                     "Все на свете семечки, друзья!"

     Я шел по улице и глазел по сторонам.
     Этим я грубо нарушал первый же пункт инструкции,  полученной от Куна:
"Не вступать ни с кем в разговоры и не глазеть по сторонам".  Но право же,
было очень интересно.  Казалось,  я попал на родимую матушку-Землю, только
этак на столетие назад.  Примерно конец 80-х,  начало 90-х годов XX века -
так определил я для себя.
     И не скажу, чтобы мне здесь не понравилось абсолютно все.
     Напротив,  весьма любопытно было,  например, прокатиться на трамвае -
допотопном монстре,  отчаянно  колотящем  по  рельсам  и  на  каждом  углу
издающем пронзительные звоночки.
     Именно из окна трамвая удалось осмотреть большую часть Города ј  3  -
его длинные бетонированные улицы,  закованные в  глухие бетонные же заборы
одинаковой высоты,  из-за которых то там,  то сям виднелись трубы.  Помню,
меня  приятно поразило то  обстоятельство,  что  из  труб  не  валил  дым.
Поначалу я  решил,  что на Больших Глухарях нерабочий день,  и предприятия
отдыхают.  Но в одном месте трамвай въехал на горку,  удалось заглянуть за
забор,  и  я  убедился:  работа в  разгаре.  На  фабричном дворе суетились
электропогрузчики,   растаскивая  по   складам  мощные  рулоны  бумаги  из
железнодорожного вагона, стоявшего на путях.
     В  окнах кое-где  уже загорался свет.  На  улицах стало больше людей.
Приближался вечер. Первый мой вечер на чужой планете.
     - Остановка "Площадь",  - объявил вагоновожатый. - Следующая "Главное
хранилище".
     Я  сошел с  трамвая и  не  спеша направился к  площади.  Кун подробно
нарисовал на бумажке план этого района,  и я мог свободно ориентироваться.
Человек,  на встречу с  которым я  шел,  возвращался с  работы в  половине
седьмого. Следовательно, в запасе было еще полчасика.
     Обстановка заметно изменилась.  Глухие бетонные заборы уступили место
сверкающим  витринам.  За  стеклом  было  все  и  вся:  щегольские костюмы
сменялись изящными дамскими туфельками;  медленно вращались на  подставках
строгие лимузины; величественно возлежали осетры; поросенок с петрушкой во
рту  приветливо улыбался,  словно  радуясь своему неизбежному предстоящему
съедению...
     Прохожие равнодушно скользили мимо,  - как видно, давно пресытившиеся
буйством рекламных красок.  Я пересчитал в кармане мелочь,  выданную Куном
на проезд, вздохнул и решил отложить приобретение сувениров на потом.
     - Семечки,  -  прошептал мне на  ухо вкрадчивый голос.  -  Семечек не
желаете?..
     Не отрывая взгляда от витрины,  где были выставлены значки, вымпелы и
прочая мелочевка, я рассеянно спросил:
     - А почем стакан?
     И  тем  самым  злостно нарушил все  тот  же  первый  пункт  куновской
инструкции! Возмездие последовало немедленно.
     Меня крепко взяли за руку повыше локтя и я услышал:
     - Пройдемте  со   мной.   Молчать,   не  вырываться  -   стреляю  без
предупреждения...
     Голос был все такой же  тихий и  вкрадчивый,  но от этого становилось
еще страшнее.
     Далее я действовал без раздумий.  Должно быть,  давно-давно,  десяток
поколений назад, в нашем роду существовал какой-нибудь жулик. Не знаю, был
ли он домушником, карманником или просто тихим провинциальным конокрадом -
семейные   предания   на  сей  счет  хранят  гробовое  молчание.  Но  свое
сверхъестественное умение выворачиваться из цепких лап полиции мой далекий
жуликоватый  предок  сумел  передать  по цепочке поколений.  В критический
момент гены сработали незамедлительно.
     Я  резко присел,  крутанулся,  вырвал руку из мощных пальцев продавца
семечек  и  бросился  наутек.  Над  площадью  катилась оглушительная трель
свистка.  Любопытно,  что ни  один прохожий не  обернулся.  Все продолжали
мирно  двигаться  вдоль  сверкающих витрин  по  своим  житейским делам,  и
по-моему,  даже прибавили шагу.  Кое-кто на ходу уткнулся в  газету.  Один
гражданин с  треском  раскрыл зонтик  и  совершенно укрылся за  ним,  хотя
дождем и не пахло.
     Все это я  подмечал автоматически,  на бегу,  лавируя в потоке людей,
как   слаломист.   "Спасение   в   большом   магазине!   Затеряться  среди
покупателей!" -  скомандовал из глубины генов далекий прапрадед-жулик,  и,
повинуясь зову  предков,  я  кинулся к  дверям громадного ярко освещенного
магазина. Под  удивленными взглядами прохожих  я  отчаянно тряс  и  толкал
зеркальные двойные двери.
     - Вот он!  -  раздался совсем рядом голос продавца семечек -  конечно
же, сыщика.
     И  тут только сумел я  разглядеть,  что за  витринами ничего нет.  Не
толпились   покупатели   у   заваленных  снедью   прилавков,   не   совали
разгоряченному  продавцу  мятые  чеки,   не   трещали  кассовые  аппараты,
управляемые  задерганными  кассиршами.   Не  было  ничего  за  сверкающими
витринами,  за изящными манекенами в щегольских костюмах и величественными
осетрами - только стены, искусно драпированные яркими тканями. Ни кассирш,
ни покупателей, ни снеди.
     Я отчаянно оглянулся, оттолкнул протянутые руки подбежавшего сыщика в
длиннополом пальто и опрометью метнулся в сторону.
     Меня спас зонтик. Да, теперь я отчетливо понимаю, что это именно так.
Если  бы   смиренный  благонамеренный  гражданин  не   укрылся  от  грубой
действительности при помощи своего добротного зонтика,  мне не сдобровать.
В  зонтике вся штука!  Таким образом,  мы вправе сделать вывод о том,  что
смиренные благонамеренные граждане тоже кое на  что годятся и  могут порой
творить добро - само собой разумеется, непреднамеренно.
     Когда я,  весь во власти генов,  шарахнулся в  сторону от полицейских
лап,  то в  спешке налетел на гражданина с зонтиком и зацепился воротом за
одну из спиц,  выступавших за край полотна.  Попавшись таким манером,  как
рыба на крючок,  я решил не останавливаться для беседы, ибо крайне спешил.
Со  своей  стороны,  почтенный гражданин не  пожелал  расстаться с  личной
собственностью.  Не знаю,  какие у него были на то причины.  Возможно,  он
считал наше знакомство слишком беглым,  шапочным и не дающим оснований для
увода зонтиков.  Кроме того,  нас не успели представить друг другу. Как бы
то  ни было,  смиренный гражданин проявил несвойственную его летам прыть и
столь удачно дернул за ручку, что не только освободил меня для дальнейшего
следования,  но  эффектно залепил шишечкой зонтика прямо  в  глаз  сыщику.
Коварный продавец семечек сразу выбыл из строя,  чем я  и  воспользовался,
нырнув в ближайшую подворотню.
     Пронесшись через  двор  и  карабкаясь на  ближайший  забор,  я  успел
услышать:
     - Это пособник! Держите его!
     Видимо,  поверженный сыщик  сумел  вернуться  в  строй  и  продолжить
героическую деятельность по розыску и поимке легковерных любителей жареных
семечек.
     Меня это уже не волновало.  Десять минут спустя я сидел за гаражами в
углу  самого  глухого  двора,   какой  только  мог  отыскать,   и  пытался
отдышаться.
     Ситуация складывалась нехорошая.
     Прежде всего,  я  начисто опоздал на встречу с человеком,  к которому
шел.  Можно было разыскать его  квартиру (на  всякий случай Кун отметил на
плане  улицу и  дом),  но  это  означало нарушить второй пункт инструкции:
"Приблизиться в густой толпе, не привлекать ничьего внимания, не ходить на
дом!"
     Поразмыслив,  я  решил  махнуть рукой  и  на  второй пункт.  По  всей
вероятности,  жуликоватый  прапрадедушка был  бесшабашным  малым  и  любил
играть ва-банк.
     "Интересно,  чем он кончил? Если, конечно, существовал?" - подумал я,
тщательно отряхнулся,  пригладил волосы  и  отправился на  розыски нужного
адреса.  В  конце концов прогресс человечества на девяносто процентов есть
не что иное как нарушение всяческих инструкций.
     Дом удалось отыскать довольно быстро.  Улицы в жилой части Города ј 3
пересекались  строго  под  прямым  углом.  На  каждом  перекрестке  торчал
постовой,  туго  затянутый в  такой  авантажный мундир,  что  проходя мимо
каждый раз мне мучительно хотелось отдать честь.
     Искомого человека звали  Брамс.  Когда  громкие  фамилии  принадлежат
обыкновенным маленьким людям,  это  всегда вызывает неуместные ассоциации.
На ходу я прикидывал в уме,  как соседки того,  великого Брамса,  называли
его супругу:  Брамсиха?  (Из чего следует, что я к этому времени полностью
оправился от пережитого потрясения и был готов к новым приключениям.)
     И они не замедлили произойти.
     Старушка,  дремавшая на  лавочке у  дома,  на  мой  вопрос,  в  какой
квартире живет  Брамс,  отреагировала очень своеобразно.  Она  повела себя
так, будто я не приблизился мирным шагом по тротуару, а выскочил из кустов
с кинжалом в зубах, держа наготове два заряженных револьвера.
     Я никогда не подозревал,  что старушки умеют так быстро бегать.  Если
бы  я  мог передвигаться с  такой скоростью,  мне были бы  не  страшны все
сыщики  мира,  вместе взятые.  Смеяться над  старостью некрасиво,  поэтому
подчеркну,  что вслед старушке, убегавшей в подъезд, я посмотрел с большим
уважением.
     Надо мною с шумом захлопнулось окно. Потом еще одно. Подняв голову, я
успел  заметить,  как  молниеносно  задернулись шторы.  В  одном  из  окон
приглушили свет. Как видно, там проживал самый осторожный из всех.
     Разумнее всего было бы  уйти восвояси.  Но мне не хотелось с  пустыми
руками возвращаться за город, в "нору" Александра Куна.
     Я прошелся вдоль дома.  Свет горел во всех квартирах, кроме одной, на
первом  этаже  крайнего  подъезда.  Движимый скорее  инстинктом (ох,  этот
прадедушка!),  чем  разумом,  я  вошел  внутрь  и  поднялся на  лестничную
площадку.   Надпись  на  дверях  гласила:  "Р.  Брамс,  электротехник".  Я
немедленно нажал кнопку звонка,  поеживаясь от  неприятного ощущения,  что
кто-то за мной наблюдает.
     На звонок никто не вышел.  Я еще раз надавил на кнопку и для верности
постучал. Тишина.
     Сзади скрипнула  дверь,  и  кто-то,  не показываясь наружу,  тихонько
спросил:
     - Вы к кому?..
     - К Брамсу.
     За  дверью  зашептались.  Слышно  было  отрывочное:  "...больше  всех
надо?.." -  "...если человеку нужно..." -  "...или я уйду!" -  "...ай,  да
прекрати ты..."
     - Вы мне только скажите, как его найти. Он скоро вернется?
     Шептание прекратилось.
     - Вам бы лучше уйти отсюда,  - по-прежнему не высовываясь, промолвили
из-за двери.
     - Да  в  чем  дело-то?   -   в  полный  голос  спросил  я.  -  Можете
по-человечески объяснить?
     - Его сэкономили сегодня утром,  - единым духом выпалили из-за двери,
и замок защелкнулся.
     Выходя из подъезда,  я услыхал шум подъезжающей машины и,  не мешкая,
скользнул за  угол.  У  дома  с  визгом затормозил полицейский автомобиль.
Дверцы  отворились все  разом,  из  "бобика" выскочили люди.  Должно быть,
кто-то бдительный вызвал их по телефону.
     "Скорее всего тот,  притушивший свет от греха,  - думал я на бегу.  -
Быстро сработали.  Интересно,  кончится когда-нибудь этот марафон или нет?
Еще немного и я смогу сдавать на разряд..."
     Погони  за  мной  не  было.  Миновав несколько дворов,  я  огляделся,
солидной походкой проследовал через перекресток и  спустился в подвальчик,
напоминавший  наш   земной   "Сверчок",   только   без   портретов  Федора
Достоевского и Василия Панкреатидова.
     Зд