Гримс принес два бокала десертного вина и ящик  отличных
сигар из Коррибеи, разговор перешел на серьезные темы.
     - Честно говоря, Джон, я боюсь, - сказала Соня.
     - Почему же, Соня?
     - Пока все  шло  по  научному  пути,  все  было  прекрасно,  так  как
соответствовало тому, к чему я стремилась. Действительно, это было  похоже
на игру в пиратов. Направляешь прожектор Карлотти, как настоящее ружье и -
бабах! ты убит! А теперь... Я вам говорила, что я была  на  Дунгласе.  Это
тоскливый мир. Города  представляют  из  себя  разбросанные  в  беспорядке
крохотные дома и сараи, в которых происходят службы. Постоянное  ощущение,
что за тобой следят неодобрительно миллионы духов.
     Я ходила на одну или две службы. Частично  из  любопытства,  частично
потому, что я все-таки офицер разведки. Неестественно холодное  помещение,
в котором похожие друг на друга люди поют тоскливые гимны. Тусклый свет  и
голос, шедший из ниоткуда и говоривший о самых тривиальных вещах...
     Я хорошо помню, что было дальше.  Голос  был  грубый,  мужской,  хотя
медиум - маленькая забитая женщина. Сидевший рядом со мной шепнул мне, что
это Красный Орел, главный дух. Он сказал еще, что этот  Красный  Орел  был
при жизни американским индейцем. Я удивилась, что он залетел так далеко от
дома, но потом  сообразила,  что  время  и  расстояния  для  призраков  не
существуют и несколько световых лет для них ничто. Голос сказал:
     - Сегодня с нами чужестранец - женщина, прилетевшая с неба.
     Ну ладно, многие из присутствующих могли знать, кто  я  такая.  Голос
продолжил:
     - У меня для нее есть послание. Я вижу корабль, он падает в  пустоту,
все дальше и дальше... Он падает туда, где тусклые редкие звезды.  Я  вижу
название корабля, написанное золотыми буквами на борту. Я  могу  прочитать
его - Аутсайдер.
     Тогда мне это еще ничего не говорило.
     - Я вижу отважного капитана, в черной  с  золотом  форме.  Вы  знаете
его...
     И он описал внешность капитана, и я узнала в нем Дерека  Кэлвера.  Вы
ведь  знаете,  что  я  сначала  встретила  Дерека,  когда  он  был  вторым
помощником на "Лорн Леди".
     - Там есть другой мужчина. Он тоже был некогда капитаном. Он  испуган
и опозорен, он заперт у себя в кабине.
     И снова последовало описание, подробнейшее, вплоть до лазерного ожога
на левой ягодице и родинки под пупком. Это был Маудсли, Билл Маудсли.
     - Он болен, испуган, и он знает, что оставил вас  навеки.  Перед  ним
бутылка, он пьет из нее, и пролитая жидкость плавает вокруг  него  мелкими
каплями. Он смотрит на пустую бутылку и изрыгает проклятия, затем  швыряет
ее об стену. Острый осколок у него в руке, и он проводит им по горлу...
     Я хотела расспросить его в наступившей тишине,  но  не  смогла  перед
всеми этими людьми. Больше не было ничего. Красный Орел  сказал  мне  все,
что меня касалось, и перешел к обыденным посланиям другим членам общества.
Бабушка Билла Брауна беспокоилась за него, что он не надел теплое  пальто,
а тетя Джимми Смита сообщила, что торговля в следующем году расширится,  и
все тому подобное.
     А после этого собрания, или службы, у меня была беседа  с  министром.
Он был очень приветлив и устроил мне частное свидание с медиумом.  Но  это
было уже не то. Похоже, Красный  Орел  был  раздражен,  что  его  вызвали,
поскольку он уже сказал все, что хотел. Он добавил лишь, что я должна буду
искать, долго и вдалеке, но что я не найду то, что искала.
     Следует ли начинать поиски с того, чтобы самой стать призраком раньше
времени?  Надеюсь,  что  нет.  Для  этого  я  слишком  люблю  жизнь  и  ее
удовольствия... Я люблю вкусную пищу, вино, табак, книги, музыку,  хорошую
одежду и... и все прочее, что существует в жизни... Слишком уж неясно, что
происходит потом. О, я слышу целый хор возражений: там хорошо,  красиво  и
все счастливы... Но... у меня всегда было впечатление, что в  той,  другой
жизни, будет не хватать своеобразия, яркости, ну, и, конечно,  всех  наших
плотских удовольствий...
     Я была неприятно потрясена после сеанса.
     - Но, может, это можно объяснить телепатией?
     - Нет, Джон, нельзя. В то время я не думала о Билле Маудсли - до того
момента, когда пришло о нем известие во время сеанса, но даже после  этого
я продолжала думать о Дэреке Кэлвере. Я ведь  не  знала,  что  Билл  летел
вместе с ним помощником. И даже... даже о том, как он умер, я не знала.  Я
не  знала  об  этом  официально  несколько   месяцев,   пока   не   пришло
подтверждение. Но я решила проверить. Я раскопала все данные  о  полете  в
одном из  компьютеров  на  космодроме,  и  я  нашла  специалиста,  который
проверил все еще  раз  по  своим  каналам.  Ответ  был  однозначный.  Билл
распрощался с жизнью в тот самый  момент,  когда  я  сидела  в  этом  зале
Собраний на Дунгласе...
     - Может, вам не стоит принимать участие в сеансе, Соня? -  сказал  ей
Гримс.
     - И оставить ею на откуп вашим паршивым сектантам? - вспылила она.  -
Нет, сэр, спасибо!



                                    9

     Подойдя к кают-компании, Гримс и Соня  нашли  там  все  в  абсолютной
готовности. Все расселись на расставленные в несколько рядов скамьи, перед
которыми на свободном месте стояли стол, три стула и  фисгармония.  Хорошо
еще, подумал Гримс, что корабль в невесомости и не придется мучатся,  сидя
на этих скамьях, достаточно лишь пристегнуться, чтобы не улететь. Кэлхаун,
который, несмотря на униформу, был похож на  непримиримого  оппозиционера,
занял одно из мест за столом. Мэйхью, который на этот раз выглядел  скорее
чрезвычайно смущенным, чем заспанным, сел  на  второй  стул.  Кэрен  Шмидт
устроилась возле музыкального инструмента.
     Как только Гримс и Соня заняли свои  места  в  первом  ряду,  Кэлхаун
отстегнул ремень, осторожно встал  на  ноги  и  заговорил  голосом,  более
похожим на рев рассерженного осла, чем на скромное блеяние проповедника:
     - О братья!  Мы,  жалкие  искатели  истины,  собрались  здесь,  чтобы
униженно просить наших близких в миру ином пролить  немного  света  в  наш
затемненный разум. Мы просим Их о помощи - но мы также готовы  помочь  Им.
Мы отбросим свои сомнения и проникнемся бесхитростной  верой  ребенка.  Мы
Должны Верить, - продолжал он более человеческим голосом,  -  уверяю  вас,
это самое главное. Мы должны открыть  сердца  и  души  благодатной  власти
Иного мира. Настройтесь на восприятие этих неведомых нам  сил!  Мы  должны
создать необходимые условия, даже если это нам и не сразу удастся.
     Тем временем один из помощников раздавал присутствующим распечатанные
листки. Гримс взглянул на них. Это были тексты гимнов.
     - О братья! - крикнул Кэлхаун. - Споем же первый гимн.
     Кэрен Шмидт слегка замешкалась с фисгармонией -  жать  на  педали,  к
которым были приспособлены воздушные мехи, в условиях невесомости было  не
слишком удобно. Наконец, ей это  удалось,  и  раздался  резкий  и  громкий
вступительный аккорд.
     Все запели разом под хриплый аккомпанемент инструмента:
     - Веди, священный свет, веди меня вперед, средь мрака пустоты,  туда,
где счастье ждет...
     Когда гимн закончился, Кэлхаун стал молиться. Гримс, несмотря на свое
неверие, был под сильным впечатлением  от  искренности  молитвы.  Он  даже
решил, что ему тоже неплохо было бы во что-нибудь верить.
     Прозвучал второй  гимн,  и  огни  стали  медленно  гаснуть,  пока  не
остались  гореть  одни  только   красные   лампы.   На   столе   жутковато
проблескивали светящейся краской говорящая труба и  тамбурин.  Внезапно  в
кают-компании наступило странное спокойствие;  далекий  отзвук  работающих
приборов  лишь  усиливал  впечатление  от  возникшей  тишины.  Было  очень
спокойно - и очень холодно.
     - Холод физический или психологический? - спросил  себя  Гримс  и  не
смог ответить.
     Его глаза  привыкли  к  сумраку.  Он  разглядел  Кэлхауна  и  Мэйхью,
неподвижно  сидевших  за  столом,  и   Кэрен   Шмидт,   склонившуюся   над
фисгармонией. Он посмотрел на Соню. Она  была  такой  бледной,  что  почти
светилась в темноте. Он нащупал ее руку и пожал ее. Соня с  благодарностью
ответила на пожатие.
     Мэйхью кашлянул и произнес:
     - Похоже, что-то приходит ко мне...
     - Да? - прошептал Кэлхаун. - Ну же?
     Мэйхью хихикнул.
     - Обычное послание, похоже. "Флора Макдональд"...
     - Вы слышите  ее?  Она  жила  на  земле  в  восемнадцатом  веке,  это
якобинская героиня... - настаивал Кэлхаун.
     Мэйхью снова хихикнул:
     - Не та, другая Флора Макдональд. Это грузовой  корабль,  летящий  из
Новой Каледонии. Вот опять то же самое. Прекрасно  слышу  сигнал.  Похоже,
все здесь собравшиеся помогают мне принять его.
     - Мистер Мэйхью, вы разрушаете необходимую атмосферу!
     - Командир Кэлхаун, я согласился принять участие в этом эксперименте,
зная, что это будет всего лишь эксперимент!
     Что-то тихонько звякнуло.
     Оба, забыв о споре, уставились на лежавший на  столе  тамбурин.  Тот,
отмагнитившись от стальной поверхности стола, медленно поднялся  вверх  и,
легонько  покачиваясь,  поплыл  в  сторону  втягивающего   вентиляционного
отверстия.
     Оно находилось у пола, на другой стороне  кают-компании,  и  тамбурин
медленно плыл к нему, уносимый потоком воздуха.
     Гримс был разочарован. Это было не лучшее время для подобных  опытов.
Телекинез был не слишком широко распространен  среди  космоплавателей,  но
все же встречался. Он знал, что на  корабле  лишь  один  человек  обладает
таким даром, и Гримс  не  будет  долго  откладывать  после  сеанса,  чтобы
вызвать его к себе на ковер.
     Но ведь... ведь это же третий помощник, который сейчас  на  вахте,  к
тому же проведенные опыты доказывали, что он не такой  уж  мастер  в  этом
деле. Значит, полет тамбурина лишь следствие циркуляции воздуха в салоне.
     Фисгармония нестройно захрипела.
     Кэлхаун в бешенстве вскочил:
     - Нельзя ли быть посерьезнее в таком деле? Ведь  это  же  религиозная
служба! Мисс Шмидт, немедленно прекратите  эти  звуки!  Сейчас  же!  Свет!
Включите свет!
     Ярко вспыхнули  лампы.  Тамбурин  неподвижно  висел  в  воздухе,  как
обычный предмет в состоянии невесомости.
     Поток воздуха медленно,  почти  незаметно  продвигал  его  в  сторону
вентиляционных  труб.   Но   Кэрен   Шмидт   за   фисгармонией   судорожно
подергивалась, ее ноги сильно надавливали на мехи, а  пальцы  беспорядочно
били по клавиатуре. На лице  ее  застыло  отсутствующее  выражение,  а  из
открытого рта с каждым резким выдохом вылетали мелкие капельки слюны.
     Гримс привстал на своем месте:
     - Доктор Тодхантер! Взгляните, что это с мисс Шмидт?
     Внезапно Кэлхаун успокоился.
     - Нет! - яростно зашептал он. - Нет! Сейчас же все сели на места!
     - Она прямо как та женщина, - тихо сказала Соня.
     - Разрешите пройти, - Тодхантер пытался пробраться к мисс Шмидт.
     Вдруг Кэрен Шмидт  заговорила.  Но  это  был  грубый  мужской  голос.
Сначала казалось, что голос говорит на  неизвестном,  но  ужасно  знакомом
языке. Потом удалось различить некоторые слова.
     - Падаете... вы падаете. В ночи и пустоте вы  ищите  и  падаете...  Я
смотрю на вас, и мне все равно, будете вы искать и найдете, будете  искать
и потеряете... Я - наблюдатель...
     В разговор вступил Кэлхаун.
     - Кто ты?
     - Я - наблюдатель.
     - У тебя есть послание?
     - У меня нет послания, - раздался смех, который, казалось, звучит  со
всех сторон. - Почему у меня должно быть послание?
     - Скажи же нам, достигнем ли мы успеха?
     - Почему я должен говорить вам? Почему вы должны  достигнуть  успеха?
Что такое успех, и что такое неуспех?
     - Но должно же  быть  послание!  -  первоначальная  почтительность  в
голосе Кэлхауна сменилась на раздражение.  Гримсу  пришли  на  ум  древние
племена, которые опрокидывали и били  своих  деревянных  идолов  в  случае
какой-либо неудачи.
     Снова громовой смех.
     - Бедный маленький человек, что ты хочешь знать?  День  и  час  своей
смерти,  чтобы  провести  остаток  жизни  в   страхе,   пытаясь   избежать
неизбежного? - руки медиума заиграли на инструменте, но это  раздались  не
дикие хрипящие аккорды,  а  звуки  великолепного  органа.  Это  был  "Марш
Смерти".
     - Ты это послание хотел получить?
     Соня Веррил, выпрямившись, крикнула:
     - И это все, что ты  можешь  сказать?  Это  граница  твоих  знаний  -
сказать нам то, что мы и так знаем - что мы все однажды умрем?
     Смех раздался в последний раз, и голос спокойно произнес:
     - Вот ваше послание.
     Раздался сигнал общей тревоги -  точка-тире,  точка-тире  -  буква  А
кодом  Морзе.  Это  был  сигнал,   что   сработала   система   обнаружения
Приграничных Призраков.



                                    10

     Он был виден из бокового иллюминатора. Это был самый обычный корабль,
сохранявший ту же скорость и временное сжатие, что и "Искатель", и во всем
этом не было ничего необычного, если не  считать,  что  экраны  разгара  и
индикатора близости масс были абсолютно чисты. Антенна  системы  Карлотти,
как огромное фантастическое ружье, уже была нацелена на соседний  корабль,
а сквозь звон сигнализации уже прорывался  рев  генераторов,  превращавших
"Искатель" в огромный соленоид.
     - На экране ничего, сэр, - сказал третий помощник.  -  Приемник  тоже
молчит.
     Суинтон разглядывал корабль в огромный бинокль на подставке.
     - Похоже, я могу разобрать название... "Рэйнджер"...
     - Интересно, - сказал Гримс. - Это тот корабль, который  я  собирался
присоединить к нашему Флоту.
     - Вызвать их световой сигнализацией, сэр?
     - Нет. Если все будет хорошо,  мы  скоро  поговорим  с  ними  обычным
путем. Готово, мистер Рэнфрю?
     - Готово, сэр, - ответил лейтенант Патрульной Службы.
     - Хорошо, - Гримс  не  мог  найти  подходящего  слова,  чтобы  отдать
команду. Он хотел сказать "Огонь!", но это был не тот случай.
     - Контакт! - подсказала Соня.
     Рэнфрю, сидя за экраном, следил, чтобы цель  не  ушла  из  перекрести
прицела. Один из его подчиненных отсчитывал показания прибора:
     - Двадцать пять... пятьдесят,  семьдесят  пять,  восемьдесят  пять...
девяносто, девяносто пять... шесть... семь... восемь... девять...
     Наступила   длинная   пауза.   Люди   за   прибором   Карлотти   тихо
переговаривались. Суинтон, следивший за другим кораблем, объявил:
     - Он подает световые сигналы. Похоже, Морзе...
     - Готово! - закричал Рэнфрю. - Давайте!
     Прибор Карлотти взвыл и затрещал, и  человек,  стоявший  возле  него,
чихнул от ударившей в нос струи озона. Царило  невыносимое  напряжение,  и
Гримс вдруг заметил, что все вокруг него двоится. Каждый  человек,  каждая
вещь двоилась в его глазах. Но было в этом раздвоении что-то отпугивающее.
Гримс вздрогнул, увидев, что один из двух Суинтонов  остался  наблюдать  в
бинокль, в то время как другой повернулся к Рэнфрю и ею команде.  Один  из
двух Рэнфрю обеими руками оперся на приборную  доску,  а  другой,  чихнув,
вытирал нос платком. Нарастала звуковая сумятица - прямо как  в  старинном
ирландском парламенте, когда все говорят и  никто  не  слушает,  почему-то
подумалось Гримсу. Он стал ощущать невыносимую боль, как  будто  его  мозг
растягивали на дыбе, растягивали - пока вдруг что-то не лопнуло.
     Другой корабль, "Рэйнджер", уже был ясно виден в иллюминаторы. Он был
близко, слишком близко, и продолжал угрожающе расти на глазах. Из динамика
радиопередающего устройства послышался голос,  до  странности  похожий  на
Суинтона:
     - Идиоты! Что вы там вытворяете?
     Гримс вдруг понял, что он сидит в капитанском  кресле,  хотя  не  мог
вспомнить, как он тут оказался. Был лишь один способ избежать столкновения
- включить реактивную тягу. Долю секунды он колебался, прежде  чем  нажать
на кнопку - выброс массы в момент действия навигационной системы Мансхенна
мог иметь  непредсказуемые  последствия.  Но  выбора  не  было.  Даже  при
отключенном соленоиде остаточный магнетизм был слишком велик, чтобы как-то
пытаться избежать столкновения.
     Со стороны кормы раздалось короткое жужжание. Корабль слегка качнуло,
но этого было достаточно,  чтобы  все,  кто  был  не  закреплен,  потеряли
равновесие и стукнулись о перегородки.
     ...За иллюминаторами не  было  ничего  -  ни  странного  корабля,  ни
вытянутой в форме большой линзы Галактики, ни звезд, ни туманностей...
     Это была Последняя Ночь.



                                    11

     Несколько часов спустя все пришли  к  нерадостному  выводу,  что  они
находятся в Абсолютной Пустоте. Их сигнальные  приборы  -  физические  или
парапсихологические  -  были  абсолютно  бесполезны,   так   же,   как   и
навигационные. Вокруг них не существовало ничего - о  чем  можно  было  бы
поговорить, или за что зацепиться.
     Похоже, они падали - но сквозь что? куда? - со скоростью, превышающей
скорость света. Но там, где они находились, не  было  света.  Не  было  ни
точки отправления, ни пункта прибытия.
     Посоветовавшись  со  старшими  офицерами,  Гримс  приказал  отключить
навигационную систему Мансхенна. Им некуда было лететь, и не имело  смысла
расточать энергию и попусту раскручивать гироскопы. Затем он созвал  общее
собрание в кают-компании.
     Там, естественно, еще царила сумрачная обстановка,  оставшаяся  после
медиумического сеанса. Труба так и осталась лежать на  столе,  а  тамбурин
прилип к вентиляционному отверстию. На этот раз за стол сели Гримс и Соня.
Бледная и растерянная после  сеанса,  в  котором  она  поневоле  оказалась
главным действующим лицом, Кэрен Шмидт снова села возле фисгармонии. Гримс
с удивлением  взглянул  на  нее  и  пожал  плечами  -  ей  было  вовсе  не
обязательно садиться сюда.
     Когда все собрались, Гримс попросил тишины.
     - Господа, вы можете курить, но хочу вам напомнить, что может  пройти
достаточно много времени, прежде чем мы пополним наши запасы.
     Он  усмехнулся,  увидев,  как  Тодхантер,  который  достал  уже  было
сигарету из своего платинового портсигара, поспешно  спрятал  ее  обратно.
Гримс продолжил:
     - Господа, ответственность за случившееся полностью лежит на  мне.  Я
понимал, что уменьшение массы корабля при включенной навигационной системе
Мансхенна  может  повлечь  непредсказуемые  последствия,  что,   по   всей
видимости, и произошло. Но я был  вынужден  включить  двигатели  -  и  вот
теперь мы не знаем, где находимся.
     Соня прервала его:
     - Не будьте глупы,  Джон.  Если  бы  вы  не  включили  двигатели,  то
нетрудно себе представить, что бы  нас  -  и  команду  другого  корабля  -
ожидало. Это было бы столкновение, и не из слабых.
     - Она права, -  негромко  сказал  кто-то,  а  еще  кто  то  предложил
проголосовать за вотум доверия капитану.
     Гримс не имел ничего против демократии, но сейчас явно было не  время
решать вопросы демократическим путем. В космическом полете, да и вообще на
корабле должна царить диктатура, и уж тем более  в  подобной  ситуации.  К
тому же ему не понравилось, что Соня  назвала  его  по  имени  перед  всем
экипажем. Пологому он холодно ответил:
     - Я ценю вашу веру в меня, но не считаю, что мы добьемся  результатов
путем голосования. Как командующий кораблем, я единственный отвечаю за эту
экспедицию.
     Он позволил себе слегка улыбнуться.
     - Но я не всезнающий. И я с удовольствием выслушаю все ваши мысли  по
поводу сложившейся ситуации и любые предложения, касающиеся того, как  нам
выбраться из этой... переделки.
     Суинтон,  сидевший  в  переднем  ряду  вместе  с  другими  офицерами,
принялся вдруг смеяться. Но это был не истерический смех.  Гримс  взглянул
на него из-под своих густых бровей и холодно спросил:
     - В чем дело, Суинтон?
     - Прошу прощения, сэр, но это очень  забавно.  Мисс  Шмидт  во  время
сеанса играла на своем допотопном инструменте по ч