мухе спрятаться было негде.
     Акопян,  грохоча ботинками, побежал закрывать люк в аппаратный отсек.
С переполоху заголосил петух,  висевший,  как попугай,  на сетчатой стенке
клетки.  Куры,  чинно восседавшие на деревянном насесте, тем не менее глаз
открыть не удосужились.  Рядом с  ними в воздухе плавали два снесенных ими
за ночь яйца.
     Шаг за шагом стали осматривать рабочий отсек.
     - Виктор Сергеевич,  посмотрите!  -  Карпенко стоял  перед  командным
пультом. - Утечка! Утечка воздуха из трюма!
     Георгий Калантаров,  задумчиво наблюдавший за  приборами,  неожиданно
улыбнулся.
     - Виктор Сергеевич, кажется, я знаю...
     - Что ты знаешь?
     - Ну, того... где утечка.
     Обычно  Виктор  Сергеевич никогда не  торопил Жору,  но  сейчас нужно
быстро принимать решение.
     - Кажется или знаешь?
     - Я сам устраню неисправность. Разрешите выйти за пределы корабля?
     Командир несколько секунд пристально смотрел на штурмана.
     - Машку он там будет искать, - шепотом предположил Акопян.
     - Ладно,  иди. - Виктор Сергеевич был совершенно спокоен. - Карпенко,
подстрахуй его.
     Принесли два  легких  скафандра,  разложили их  на  креслах.  Жора  и
Карпенко оделись.
     - Скафандры в норме, - посмотрев на свой пульт, сказала Марина.
     - Пошли!
     Сквозь  иллюминатор Карпенко хорошо видел,  как  Жора  наклонился над
перископом,  объектив  которого  сейчас  был  направлен на  шарнирный узел
солнечной батареи. Вот он опустился на колени.
     - Нашел?
     - Сорвался! Сорвался я, Виктор Сергеевич.
     Но это и так уже все видели -  Карпенко через иллюминатор,  остальные
на телеэкране: штурман, неуклюже разворачиваясь, отплывал от корабля.
     - Акопян! Левый манипулятор!
     Но механическая рука не дотянулась,  только чуть задела ногу Жоры,  и
он закружился быстрее.
     - Карпенко,  выводи "такси".  Сначала попробуй добросить фал,  может,
удастся.
     - Иду, Виктор Сергеевич.
     Один из  продолговатых контейнеров в  трюме -  ангар для  двухместных
ракет с малыми движками. Карпенко вошел в ангар, захлопнул люк.
     - Герметичность полная, - услышал он голос Марины.
     - Выхожу!
     Зашипел  стравливаемый из  ангара  воздух.  Открылся наружный люк,  и
Карпенко вышел в космос.
     Закрепившись ногами в скобах,  Карпенко прямо из люка кинул свернутый
кольцом фал. Фал не долетел до Калантарова.
     - Потерпи! - Карпенко быстро смотал фал и вернулся в ангар.
     Космонавты сгрудились вокруг  обзорного  экрана.  Из  открытого  люка
ангара выдвинулось "такси",  похожее на старинную ладью, длиной около двух
с половиной метров. Карпенко поудобнее устроился на переднем сиденье, взял
в руки руль и медленно отошел от корабля.
     Марина тронула командира за плечо.
     - Виктор Сергеевич, у Карпенко местный перегрев скафандра.
     Виктор Сергеевич мельком взглянул на панель системы жизнеобеспечения.
     - Василий! Что у тебя со скафандром? Не жарко?
     - Скафандр в порядке,  а жарко сейчас обязательно будет.  -  Карпенко
засмеялся.
     - Перегрев все же есть, - тихо сказала Марина.
     - Проверишь, когда вернутся...
     В  рабочем  отсеке  в  динамиках громкой связи  слышен  диалог  между
Карпенко и Калантаровым.
     - Остановись, беглец!
     - Меня, как бабочку, сачком ловить нужно!
     - Руку давай!
     - Солнце слепит. Чуточку развернись.
     - Порядок!
     Калантаров неуклюже вскарабкался на  борт "такси" и  уселся на заднем
сиденье.
     Через несколько минут они уже стоят в рабочем отсеке.  Жора,  откинув
щиток гермошлема, переминается с ноги на ногу. Карпенко молча раздевается.
     - Па-аршивка! - испуганно, не своим голосом, закричал вдруг Василий.
     Глаза  у   инженера-исследователя  с   сумасшедшинкой,   правая  рука
энергично вытаскивает что-то из-за пазухи скафандра.
     - Машка!
     Толстая  мышь  в  руках  у  Карпенко вертит  головой,  таращит глаза,
попискивает.
     - Вот тебе и "перегрев"...
     - Норку ей захотелось сделать в космосе,  -  рассмеялся Акопян, - вот
она и надела скафандр Василия. Правда, он оказался несколько великоват.
     - С Машкой разобрались, а как насчет утечки?
     - Иней   на   перископе,   Виктор   Сергеевич.   Сейчас  проверим  на
герметичность.
     Скинув скафандр, Георгий стремительно протопал по винтовой лестнице к
себе в  каюту и  уже через минуту спустился вниз с  помазком и  чашкой для
бритья,  наполненной мыльной пеной.  Из  всей команды только он  брился по
старинке опасной бритвой,  так как с двумя глубокими морщинами, идущими от
его носа к уголкам рта, электрическая бритва справиться не могла.
     - Сурен, спустись со мной в трюм, посвети.
     В трюм спустились все. Калантаров полез под потолок, мазнул кисточкой
около выхода перископа.  Пена  тотчас всосалась в  едва заметное кольцевое
отверстие.
     - Вот! Манжета косо встала. Оттого и утечка! Давно я присматривался к
этому перископу. Не нравился он мне что-то.
     После  замены  неисправной манжеты  на  трубе  перископа  стрелки  на
приборах вернулись в нормальное положение.
     ...Завтрак начался с опозданием на два часа. Особо отличившимся в это
утро  Василию  Карпенко  и   Георгию  Калантарову  Марина  собственноручно
приготовила два  яйца всмятку,  снесенные прошлой ночью курами в  виварии.
Разыгрывая шутливое возмущение, Сурен Акопян заявил:
     - Я  протестую!  Все  лавры сегодняшнего утра принадлежат Машке!  Эта
мышь  первой  в  истории  космических полетов  самостоятельно облачилась в
скафандр.  Если бы Василий и  Жора вели себя по-товарищески и  не помешали
ей,  Машка сама вышла бы  в  открытый космос и  прекрасно справилась бы  с
починкой перископа!


                               Г Л А В А  3

                            ЖЕНЩИНА НА КОРАБЛЕ

                         Краткое замечание     об    услугах,    оказанных
                    астрономии прелестным полом, который должно привлекать
                    к  подобным занятиям,  а не удалять от них презренными
                    насмешками.
                         Всем известны  ученые  труды  маркиза  Дюшатле  и
                    госпожи Лаланд; сестра знаменитого Гершеля была верной
                    его сотрудницею; госпожа Даламбер помогала своему мужу
                    в его  обширных  вычислениях:  ей  одолжены  астрономы
                    многими таблицами.
                         Таким образом,  от   счастливого   сотоварищества
                    усугубляются успехи в изысканиях.

                                                  Ш. Б а л ь и. Астрономия


                         В 1877  году  Асаф Холл получил возможность вести
                    свои  наблюдения  при   помощи   большого   рефрактора
                    Вашингтонской   обсерватории,   объектив   которого  в
                    диаметре имел 66 сантиметров.  Он  тотчас  же  возымел
                    мысль воспользоваться благоприятной позицией Марса для
                    систематических поисков спутника этой  планеты.  После
                    пересмотра литературы по этому предмету шансы на успех
                    показались ему настолько ничтожными,  что он,  по  его
                    собственным    словам,    отказался   бы   от   своего
                    первоначального  намерения,  если  бы  его   жена   не
                    побудила его выполнить то, что было задумано.
                         11 августа им был открыт маленький спутник  Марса
                    Деймос, а 17 августа и Фобос.

                                                И. Л и т р о в. Тайны неба


     Двадцать пятый день полета

     К  вечеру налетели тучи.  Ночью прошумел дождь,  а  сейчас за "окном"
ясное майское утро.
     На  яблонях  листьев  не  видно  -  одни  цветы.  Антоновка  зацвела!
Буйствует и белая сирень. На каждом лепестке бесчисленное множество чистой
воды алмазов. Обласканный солнцем, сад слепит глаза...
     В своей каюте у "окна" сидит Марина.  Сидит она,  обиженно надувшись,
покусывая губы.
     Чего уж там, это можно назвать только так: Виктор Сергеевич ее больно
обидел. "Мало ли кому чего хочется. Придет время - выйдешь", - отрезал он.
"Но  ведь это  нужно для  дела.  Скафандр опробовать.  И  потом -  все уже
выходили из корабля".  -  "Я не выходил". - "Но вы же - командир". - "А ты
врач!"
     С  детства  Марина  была  больше  мальчишкой,   чем  любой  окрестный
сорвиголова.  Было это и  в  Москве,  было это и  в подмосковной деревушке
Сивково на  Клязьме,  куда  ее  семья перебиралась на  лето.  Но  вот  что
удивительно:  как  только она уходила в  свою комнату,  прирожденный лидер
куда-то  исчезал,  даже синяки и  ссадины от лазания по деревьям бледнели;
Марина становилась молчаливой, застенчивой и сентиментальной девочкой.
     Она любила подолгу сидеть у окна, смотреть на узловатые стволы старых
яблонь,   на  кусты  сирени,   на  речку  Клязьму,  на  переменчивое  небо
подмосковного лета.  Она и  книги выбирала такие,  что отродясь не  были в
почете у  мальчишек.  Ну  ладно бы  только стихи.  Но толстенные,  скучные
медицинские книги по психиатрии...
     Мать  изумлялась,  пожимала  плечами,  а  отец  только  посмеивался и
потирал от удовольствия руки.
     В  психофизиологический кружок Клуба  юных  космонавтов никто  из  ее
знакомых  мальчишек  не  пошел:   "Мы  летать  хотим,  а  не  киснуть  над
пробирками". А Марина пошла.
     С  Виктором Сергеевичем Паниным она  познакомилась,  когда  училась в
медицинском  институте.   На  Земле  проигрывался  тридцатисуточный  полет
космического корабля в  аварийных условиях.  Возглавлял экипаж испытателей
Виктор Сергеевич. Тогда он еще не был седым...
     Молодой профессор психофизиологии Семен Тарханов стремительно шел  по
обширному залу,  заставленному пультами и диковинными приборами, у которых
работали молчаливые,  сосредоточенные люди.  Тарханов размахивал какими-то
листками, весело поглядывал на Марину. Та еле поспевала за ним, таращась с
непривычки  на  гудящие,   щелкающие,   что-то  вычерчивающие  самописцами
приборы.
     В затемненном конце зала -  домик без окон. Как плющом, домик оплетен
проводами,  на  стенах и  плоской крыше  странные,  непонятного назначения
механизмы.
     - Это и есть барокамера, - улыбаясь, сказал Тарханов.
     Около домика,  за  столом с  двумя телевизорами,  сидел дежурный.  Он
пристально вглядывался в ярко освещенный экран и быстро записывал что-то в
тетрадь.  На  экране  -  знакомая  по  передачам  Центрального телевидения
обстановка рабочего отсека небольшого космического корабля. Два испытателя
в   форменных  комбинезонах  монтируют  какой-то  электронный  блок.   Все
свободное пространство отсека  оклеено  веселыми шаржами и  стенгазетами -
"полет" продолжается двадцатые сутки.
     Из-за  шума  работающих  аппаратов  и  механизмов,  гула  и  щелканья
приборов Марина не расслышала, о чем спросил Тарханов у дежурного.
     - Через пять минут у него подъем,  - ответил тот, указывая на второй,
затемненный экран.
     Марина наклонилась к экрану и замерла...
     Семен Тарханов притронулся к ее плечу.
     - Что это вы так удивляетесь,  матушка,  - заговорил он профессорским
тоном. - В барокамере всего-навсего невесомость.
     В  полутемной  каюте  на  жестком  диванчике  безмятежно спал  Виктор
Сергеевич  Панин.  Подушки  под  головой  у  него  не  было.  Левая  рука,
раскачиваясь,  свободно плавала в  воздухе,  словно подвешенная к  потолку
невидимой нитью.
     В каюту  из  рабочего  отсека  вошел  один  из  испытателей  и тронул
командира за руку.  Виктор Сергеевич тотчас открыл глаза,  легко встал  на
пол  и...  неведомой  силой его понесло в сторону от диванчика.  Он быстро
наклонился и нажал кнопки на магнитных ботинках.
     - Виктор Сергеевич,  -  спустя минуту говорил по радио Тарханов, - из
издательства "Знание"  прислали договор  на  вашу  книжку.  Передаю  через
шлюзовую камеру. Подпишите все четыре экземпляра.
     Марина видела,  как оживились испытатели - новости приходят на орбиту
нечасто.   Виктор  Сергеевич  сел  за  стол  и,  улыбаясь,  расписался  на
полученных листах бумаги.
     Дипломная работа  Марины была  интересной и  серьезной.  Может  быть,
благодаря этому исследованию и летит она сейчас к Марсу.  Подобрала Марина
десять моряков, склонных к морской болезни. Провела эксперимент - "шторм".
Корабль полным ходом  пересекает эпицентр тайфуна.  На  судне  беспрерывно
что-то происходит: срываются шлюпки, течет масло, перегреваются двигатели,
завывают сирены  сигнала тревоги.  Пятеро испытуемых деятельно участвуют в
ликвидации  аварии:   сбивают  пламя,   заделывают  пробоины,  ремонтируют
двигатели.   О  морской  болезни  они  вспомнили,   только  когда  корабль
пришвартовался в  конечном пункте маршрута.  А контрольная группа моряков,
плывших на  корабле пассажирами,  лежала  пластом по  каютам.  Их  укачало
больше, чем когда бы то ни было.
     На  обратном пути  группы  поменялись ролями.  Только что  страдавших
морской болезнью было не узнать! Новых "пассажиров" укачало поголовно.
     ...Марина взглянула на  часы  в  стене каюты:  через пятнадцать минут
нужно  передавать  на  Землю  очередную  медицинскую  сводку  о  состоянии
здоровья экипажа, а она все киснет! Ничего себе врач-космонавт!
     Конечно  же,  прав  командир  -  космос  не  шутка.  Программа полета
составлялась с  учетом всех  обстоятельств.  До  выхода в  открытый космос
оставалось еще  два  месяца!  Но  почему-то  сегодня  неожиданно пришло  в
голову:  лечу как пассажир.  Наверное, командир подумал: бабья прихоть. Но
еще раз проверить собственный скафандр - это не новое платье примерить!..
     Стук в дверь.  Вошел Виктор Сергеевич.  Посмотрел в "окно", покашлял,
сказал негромко:
     - Хорошо-то как.
     - Это утро 20 мая прошлого года.
     - Я  кое-что изменил в расписании,  -  не глядя на Марину,  улыбнулся
командир,  -  надевай скафандр.  Пойдешь в носовой отсек. Заодно проверишь
термостаты и контейнеры.
     - Спасибо,  Виктор  Сергеевич.  Носовой отсек  сообщается с  открытым
космосом.  Я рада, что вы меня правильно поняли... - Она замолчала, но тут
же,  преодолев  смущение,  звонко  спросила:  -  Хотите,  я  вам  чудесное
стихотворение прочту. Про утро.

                       У капель - тяжесть запонок,
                       И сад слепит, как плес,
                       Обрызганный, закапанный
                       Мильоном синих слез...

     В  корабельном паспорте носовой отсек  именуется "помещением полезной
нагрузки".  Это  склад грузов,  необходимых для вылазки на  чужую планету:
самоходные установки,  бурильное оборудование,  трубы и материалы, которым
не страшны космический холод и вакуум. Здесь же термостаты и контейнеры. В
них на Землю будут доставлены образцы марсианского грунта.
     Скучно,  приземленно звучит:  сходить на склад и посмотреть,  как там
поживают контейнеры.  Но  склад  находится в  носовом отсеке  космического
корабля,  летящего к Марсу, а войти туда нужно через шлюзовую камеру, и не
просто в  обычном рабочем скафандре,  а  в  экспериментальном,  в  котором
отрабатывается  "автоматическая  система  регулирования  жизнедеятельности
космонавта с использованием обратных психофизиологических связей".
     Почти все  эксперименты и  исследования в  ходе полета так  или иначе
решали задачу:  человек в  космосе,  человек и  жизнь в необычных для него
условиях, человек и его способность трудиться в этих необычных условиях.
     Марина вставила штекер фала в замковое соединение и захлопнула крышку
шлюза.
     - Виктор Сергеевич, я на складе.
     - Усложним  задачу,  Марина.  Выключи  рацию  и  действуй без  связи.
Карпенко тебя подстрахует.
     - Хорошо,   командир.   -  Марина  вплотную  придвинула  гермошлем  к
объективу  телекамеры,  белозубо  улыбнулась  сквозь  прозрачный  щиток  и
сказала нараспев:
     - Бе-едненький Карпенко!
     И выключила связь.
     Виктор Сергеевич озадаченно покашлял.
     - Сергей, что у нее?
     - Показатели очень высокие. Словно сидит в своей каюте.
     - Это-то и плохо. Опасности не чувствует...
     Экспериментальная система жизнеобеспечения действует так. Портативная
ЭВМ,   анализируя  голос,   пульс,   температуру  тела,  частоту  дыхания,
составляет  "представление" о  самочувствии космонавта.  В  зависимости от
этого   по   фалу   в   скафандр   подается  нужное   количество  воздуха,
устанавливается оптимальный режим обогрева и вентиляции.
     Марина  не  спеша  проверила  герметичность  термостатов,   принялась
поочередно освобождать от креплений и снимать обычные контейнеры.  Это был
нелегкий для нее труд,  хотя в невесомости тяжесть стальных контейнеров не
чувствуется, но масса-то у них немалая. Командир, следивший по телевидению
за  действиями Марины,  заметил,  что в  последние пять минут ее  движения
резко замедлились. Устала Марина.
     - Сергей, что нового?
     - Все показатели на прежнем уровне. - В голосе Меркулова удивление.
     - Непонятно.
     Жора и  Акопян подошли к  Виктору Сергеевичу и тоже стали смотреть на
экран.
     - Карпенко, как подается воздух? Вентиляция?
     - Все как в начале выхода.
     Инженер-исследователь находился в  трюме  рядом  со  шлюзовой камерой
носового отсека  у  переносной ЭВМ,  управлявшей системой жизнеобеспечения
Марины.  Ему тоже казалось странным: человек работает, устал, а вентиляция
та же. Система-то на самонастройке!
     - Виктор Сергеевич, может быть, мне пройти к Марине?
     - Подожди, Василий, она уже заканчивает.
     Марина закрепила в гнезде последний контейнер,  медленно разогнулась,
зачем-то  провела  ладонью  по  щитку  гермошлема и...  погрозила  кулаком
дальней стенке отсека.
     - Ты понимаешь? - спросил командир у Калантарова.
     - Может быть, она пот с лица хотела смахнуть.
     Марина  наклонилась,  словно  слепая,  нащупала  фал.  Перебирая  его
руками,  неуверенно двинулась к шлюзу.  У люка она остановилась,  включила
рацию.
     - Все в порядке, Виктор Сергеевич. А это что - шутка или...
     - Объясни, Марина.
     - Свет почему в отсеке выключили? Усложняли задачу?
     - Молодец, догадалась. Ну, теперь выходи.
     Голос командира не дрогнул - свет на складе никто не выключал.
     Через  минуту Марина в  скафандре вошла в  рабочий отсек.  Командир и
Акопян помогли ей раздеться.
     - Шутники! Знаю, чья это идея! - Она посмотрела на Акопяна.
     Акопян пробурчал что-то нечленораздельное.
     - Иди к себе, Марина, отдохни, - мягко сказал Виктор Сергеевич.
     Марина ушла. Жора потянулся к ее гермошлему, опустил щиток.
     - Интересно,  -  пробормотал он, проведя пальцем изнутри по выпуклому
стеклу. - Щиток у нее запотел!
     Все  с  изумлением  рассматривали матовый  от  влаги  откидной  щиток
гермошлема и прозрачную полосу, оставленную пальцем штурмана.
     - Старый артиллерист так  сказал про  свою пушку,  -  Акопян невесело
рассмеялся, - вот отчего она не стреляла - не заряжена была!
     - Почему же,  однако,  не  усилилась вентиляция?  -  Виктор Сергеевич
барабанил пальцами по столу.  -  Что опаснее,  -  заговорил он, - выйти на
обшивку  корабля  в  открытый космос  или  проверять контейнеры в  носовом
отсеке?  Конечно,  выйти  в  космос.  То,  что  носовой отсек сообщается с
космосом,  она не приняла всерьез. Автомат скафандра не получал команды на
усиление вентиляции.
     - Почему Марина не включила радио? Хотела надеяться только на себя?
     - Да, по голосу анализатор мог определить, устал человек или нет.
     - Много все-таки неясного в самонастройке скафандра!
     - Ясно главное: сыровата наша "экспериментальная, самонастраивающаяся
и автоматическая"... Поработать надо конструкторам.
     - И вот,  товарищи,  -  командир твердо посмотрел в глаза каждому,  -
пусть до  поры до времени Марина сч