и и храп какого-то животного.
     И  опять  все  смолкло.  Далеко  к  востоку  затрубил слон,  из  лесу
донеслись рычание и вой, которые вскоре замерли.
     Снова  выглянула луна:  теперь она  светила сквозь стволы деревьев на
гребне  холма,  посылая на  поросшую тростником низину две  широкие полосы
света,   разделенные  полосой  мрака.  Раздался  мерный  шелест,  всплеск,
тростники закачались,  раздвинулись в стороны и,  наконец, расступились от
корней до самых верхушек. Все кончено!
     Эвдена  напрягала  зрение,   стараясь  рассмотреть,   кто  выйдет  из
тростника.  На  какое-то  мгновение она  кик будто увидела,  как и  ждала,
огромную голову с  открытой пастью,  затем голова съежилась,  очертания ее
изменились. Это было что-то темное, невысокое, безмолвное... но это был не
лев.  Вот  оно  застыло,  и  все кругом застыло.  Эвдена прищурилась.  Это
существо походило на  огромную лягушку -  две  лапы  и  за  ними  наклонно
вытянутое тело.  Голова поворачивалась из стороны в сторону, как будто оно
всматривалось в темноту.
     Раздался шорох,  и  оно  неуклюжими толчками двинулось вперед и  тихо
застонало.
     К сердцу Эвдены вдруг теплой волной прихлынула радость.
     - Уг-Ломи! - шепнула она.
     Существо остановилось.
     - Эвдена, - тихо ответил Уг-Ломи, всматриваясь в чащу ольхи; в голосе
его слышалось страдание.
     Он снова двинулся вперед и выполз из тени в полосу лунного света. Все
его тело было в темных пятнах.  Она увидела, что он волочит ноги, а в руке
сжимает свой топор.  Первый Топор. Вот он с трудом поднялся на четвереньки
и, пошатываясь, приблизился к ней.
     - Лев! - произнес он голосом, с котором торжество странно смешивалось
с болью.  -  Ва!  Я убил льва.  Вот этой рукой. Я убил его, как и большого
медведя.
     Он  хотел  жестом  подкрепить  свои  слова  и  тут  же,  чуть  слышно
вскрикнув, замолк. Некоторое время он не двигался.
     - Развяжи меня, - прошептала Эвдена.
     Он ничего не ответил,  но,  уцепившись за ствол дерева, приподнялся с
земли и принялся перерубать ее путы острым концом топора. Она слышала, как
при  каждом взмахе из  его горла вырывается сдавленный стон.  Он  разрезал
ремни,  стягивавшие ей грудь и  кисти,  но тут его рука упала.  Ударившись
грудью о ее плечо, он соскользнул к ее ногам и замер.
     Однако теперь она и сама могла освободиться.  Торопливо сбросив путы,
Эвдена отошла от дерева,  и  у  нее закружилась голова.  Она сделала шаг к
Уг-Ломи -  ее последнее сознательное движение,  -  пошатнулась и упала. Ее
пальцы коснулись его бедра.  Что-то мягкое и мокрое подалось под ее рукой.
Уг-Ломи громко вскрикнул, дернулся от боли и снова затих.
     Вскоре из тростника бесшумно вышла какая-то тень,  похожая на собаку.
Она  остановилась,  потянула носом воздух,  постояла в  нерешительности и,
наконец, крадучись, снова ушла в темноту.
     Очень долго они лежали неподвижно в  свете заходящей луны.  Медленно,
так медленно,  как клонилась луна к закату,  надвигалась на них со стороны
холмов тень тростника.  Она легла на их ноги, и от Уг-Ломи остались только
посеребренные лунным светом плечи и  голова.  Тень  наползла на  его  шею,
покрыла лицо, и вот уже мрак ночи поглотил их обоих.
     В темноте слышалось какое-то движение,  легкие шаги, тихое рычание...
удар.


     В  эту  ночь женщины и  дети в  становище не  сомкнули глаз,  пока не
услышали крика Эвдены.  Но мужчины устали и сидя подремывали. Когда Эвдена
закричала,  они,  решив, что теперь им ничто не угрожает, поспешили занять
места поближе к огню.  Старуха,  услышав крик,  засмеялась; засмеялась она
еще  и  потому,  что заплакала Си,  маленькая подружка Эвдены.  Как только
забрезжил рассвет,  все  поднялись и  стали  смотреть туда,  под  деревья.
Убедившись,   что  Эвдены  там  нет,   они  обрадовались:  наконец-то  Айя
умиротворен. Но радость мужчин омрачалась мыслью об Уг-Ломи. Они понимали,
что такое месть,  -  ведь месть существовала в  мире испокон веков,  -  но
мысль о  возможности подвергнуться опасности ради другого еще не приходила
им в голову.
     Вдруг  из  зарослей выскочила гиена и  помчалась через тростники.  Ее
морда и лапы были в темных пятнах. При виде гиены все мужчины закричали и,
схватив метательные камни,  кинулись ей  наперерез -  ведь  нет  животного
трусливее,  чем гиена днем.  Люди ненавидели гиен,  потому что они уносили
детей и  кусали тех,  кто ложился спать далеко от  костра.  Кошачья Шкура,
метко бросив камень,  попал гиене прямо в  бок,  и  все  племя восторженно
завопило.
     Когда раздался их крик, в логове льва послышалось хлопанье крыльев, и
в воздух медленно поднялись три белоголовых стервятника.  Описав несколько
кругов, они снова опустились на ветви ольхи над логовом.
     - Наш  властелин  ушел,   -  сказала  старуха,  указывая  на  них.  -
Стервятники тоже поживились Эвденой.
     Птицы еще посидели на дереве, потом вновь слетели вниз.
     Между тем на востоке,  из-за леса,  расцвечивая мир и пробуждая его к
жизни,  как  ликующие звуки фанфар,  хлынул свет восходящего солнца.  Дети
хором закричали,  захлопали в  ладоши и,  обгоняя друг друга,  помчались к
реке.  Только маленькая Си  не  побежала с  ними и  недоуменно смотрела на
деревья, где она накануне видела голову Эвдены.
     Но Айя,  старый лев, никуда не ушел. Он лежал совсем тихо, свалившись
на бок,  и  лежал не в  логове,  а в нескольких шагах от него,  на измятой
траве. Под глазом виднелась запекшаяся кровь - слабый укус Первого Топора.
Но  вся  земля вокруг была испещрена яркими ржаво-красными пятнами,  а  на
груди у льва темнела рана,  нанесенная острым копьем Уг-Ломи.  Стервятники
уже оставили свои отметины на его боку и шее.
     Уг-Ломи убил льва,  когда,  поверженный его лапой на землю,  он ткнул
наудачу копьем ему в  грудь и,  собрав все силы,  пронзил сердце великана.
Так окончил свое царствование лев, второе воплощение Айи-Властелина.
     На холме шумно готовились к  охоте -  оттачивали копья и  метательные
камни.  Никто не произносил имени Уг-Ломи, боясь этим вызвать его. Мужчины
решили в ближайшие дни во время охоты держаться вместе,  тесной кучкой.  И
охотиться они собирались на Уг-Ломи, чтобы он не напал на них первым.
     Но Уг-Ломи, безмолвный, неподвижно лежал неподалеку от логова льва, а
Эвдена сидела подле него на  корточках,  сжимая в  руке копье,  обагренное
львиной кровью.


                                 ГЛАВА V

                         Битва у львиного логова

     Уг-Ломи лежал,  привалившись спиной к стволу ольхи,  и на его бедро -
сплошное кровавое месиво -  страшно было смотреть.  Ни один цивилизованный
человек не  выжил бы,  получив такие тяжелые ранения.  Но  Эвдена дала ему
шипы,  чтобы стянуть рану,  и  сидела возле него,  днем отгоняя мух пучком
тростника,   ночью   топором  отпугивая  гиен.   И   скоро  Уг-Ломи   стал
поправляться.  Лето было в  самом разгаре,  и  дожди давно не выпадали.  В
первые два дня,  пока раны Уг-Ломи еще не затянулись,  они почти ничего не
ели. В низине, где они укрылись, не было ни съедобных корней, ни маленьких
зверьков,  а река, в которой водились улитки и рыба, протекала на открытом
месте,  шагах в  ста от них.  Отойти далеко Эвдена не могла,  так как днем
боялась людей племени,  своих братьев и  сестер,  а ночью -  диких зверей,
угрожавших жизни  Уг-Ломи.  Поэтому они  делили  со  стервятниками останки
льва. Зато поблизости пробивался из земли родничок, и Эвдена поила Уг-Ломи
водой из пригоршни.
     Место,  где  они  нашли себе  приют,  было надежно укрыто от  племени
густым ольховником и  окружено высоким тростником.  Мертвый лев  лежал  на
истоптанной траве у своего логова, в пятидесяти шагах от них, и они видели
его  сквозь стебли тростника.  Стервятники сражались над трупом за  лучшие
куски  и  не  подпускали к  нему  шакалов.  Скоро над  ним  нависло облако
огромных,  с пчелу, мух, и до слуха Уг-Ломи доносилось их гудение. И когда
раны Уг-Ломи начали заживать -  а  на  это  понадобилось не  так уж  много
времени, - от льва осталась только кучка отполированных белых костей.
     Днем Уг-Ломи то неподвижно сидел,  глядя в одну точку,  иногда часами
бормоча что-то  о  лошадях,  медведях и  львах,  то  ударял по земле своим
Первым Топором, называя имена людей своего племени, - он, казалось, ничуть
не боялся,  что это привлечет их сюда. Но большую часть дня он спал, почти
без сновидений,  - из-за потери крови и скудной пищи. Короткие летние ночи
оба они бодрствовали.  И  пока не  наступал рассвет,  вокруг них двигались
какие-то существа -  существа,  которых они никогда не видели днем.  Гиены
первое время не появлялись,  а затем в одну безлунную ночь их пришло сразу
около десятка,  и  они устроили драку из-за костей льва.  Ночь наполнилась
воем и хохотом, и Уг-Ломи с Эвденой слышно было, как трещат кости у них на
зубах.  Но они знали,  что гиены осмеливаются нападать только на мертвых и
спящих, и поэтому не очень боялись.
     Днем  Эвдена  иногда  пробиралась к  излучине реки  по  узкой  тропе,
проложенной  старым  львом  в  тростниках,   и,  спрятавшись  в  зарослях,
смотрела,  что делается в  становище.  Она лежала неподалеку от дерева,  к
которому ее привязали, отдавая в жертву льву, и видела маленькие фигурки у
костра так же  отчетливо,  как и  в  ту  ночь.  Но  она редко рассказывала
Уг-Ломи о том,  что видела, так как боялась привлечь людей в свое убежище.
В те дни верили, что назвать живое существо - значило позвать его.
     Она видела,  как на следующее утро, после того как Уг-Ломи убил льва,
мужчины готовили копья и метательные камни и затем ушли на охоту,  оставив
женщин и детей в становище.  Когда охотники, вытянувшись гуськом, во главе
с  Сиссом-Следопытом двинулись к  холмам  на  поиски  Уг-Ломи,  они  и  не
подозревали,  что он совсем рядом. Эвдена смотрела, как после ухода мужчин
женщины и  старшие дети собирали ветки и  листья для костра,  как играли и
резвились мальчики и  девочки.  Но  при  виде старой Хранительницы Огня ей
становилось страшно.  Незадолго до  полудня,  когда почти все спустились к
реке,  она  вышла  на  обращенный к  Эвдене склон  холма  и  стояла там  -
скрюченная коричневая фигура,  -  размахивая руками, так что Эвдена решила
было,  что ее заметили.  Эвдена лежала,  как заяц в  ложбинке,  не отрывая
блестящих глаз от сгорбленной ведьмы,  и в конце концов смутно поняла, что
старуха возносит моленья льву - тому льву, которого убил Уг-Ломи.
     На  следующий день  вернулись усталые  охотники  и  принесли молодого
оленя,  и  Эвдена с завистью смотрела на их пир.  А затем произошло что-то
непонятное.  Она  совершенно ясно видела и  слышала,  как  старуха кричит,
машет руками и указывает прямо на нее. Она испугалась и, как змея, уползла
подальше в тростник. Но все же любопытство превозмогло, и она вернулась на
прежнее место.  Когда она выглянула между стеблями, сердце у нее перестало
биться: все мужчины, держа в руках оружие, шли с холма прямо к ней.
     Она не смела шевельнуться,  чтобы движением не выдать себя,  и только
еще плотнее приникла к земле. Солнце стояло низко, и его золотые лучи били
в  лица охотников.  Она увидела,  что они несут надетый на  ясеневое копье
кусок жирного окровавленного мяса. Вскоре они остановились.
     - Дальше! - завизжала старуха.
     Кошачья Шкура заворчал,  но они пошли дальше,  вглядываясь в  заросли
ослепленными глазами.
     - Здесь! - сказал Сисс, и они всадили в землю ясеневое копье с куском
мяса.
     - Айя,  - закричал Сисс, - вот твоя доля! А Уг-Ломи мы убили, правда,
мы  убили Уг-Ломи.  Сегодня мы убили Уг-Ломи,  а  завтра принесем тебе его
тело.
     И остальные повторили его слова.
     Охотники посмотрели друг на друга,  оглянулись и  боком попятились от
зарослей.  Сперва они  шли медленно,  затем повернулись к  холму и  только
оглядывались через плечо,  убыстряя шаг;  скоро они уже бежали и, наконец,
помчались,  перегоняя друг  друга.  Только у  самого холма Сисс,  бежавший
позади всех, первый замедлил шаг.
     Солнце  закатилось,  спустились сумерки,  костры на  фоне  подернутых
голубоватой дымкой  далеких  каштановых лесов  казались  ярко-красными,  и
голоса на холме звучали весело.  Эвдена лежала не шевелясь,  поглядывая то
на холм, то на мясо, то снова на холм. Она была голодна, но прикоснуться к
мясу боялась. Наконец она потихоньку вернулась к Уг-Ломи.
     Услышав,  как под ногами ее тихо зашуршали листья, он обернулся. Лицо
его было в тени.
     - Ты принесла мне еду? - спросил он.
     Она ответила,  что ничего не  могла найти,  но  поищет еще,  и  пошла
обратно по  львиной тропе,  пока снова не увидела холм,  но принудить себя
взять  мясо  она  не  могла:  смутный  инстинкт заставлял ее  остерегаться
ловушки. Эвдена почувствовала себя очень несчастной.
     Она  прокралась обратно к  Уг-Ломи и  услышала,  как он  ворочается и
стонет.  Тогда она снова повернула к  холму;  возле мяса в  темноте что-то
шевелилось,  и,  всмотревшись пристальнее,  она  разглядела  шакала.  Вмиг
страха Эвдены как не бывало:  рассердившись, она выпрямилась во весь рост,
громко крикнула и  кинулась к  жертвенному дару.  Но споткнулась,  упала и
услышала, что шакал с рычанием убежал.
     Когда она поднялась,  только ясеневое копье лежало на земле,  а  мясо
исчезло. И вот она пошла обратно, чтобы всю ночь страдать от голода вместе
с  Уг-Ломи;  Уг-Ломи очень сердился,  что она не  принесла поесть,  но она
ничего ему не рассказала о том, что видела.
     Прошло еще два дня,  и  они совсем изголодались,  но  тут племя убило
лошадь.  С  той же церемонией на ясеневом копье у  зарослей была оставлена
задняя нога, но на этот раз Эвдена не колебалась.
     Помогая себе жестами, она рассказывала обо всем Уг-Ломи, но он понял,
что  она  говорит,  только когда доел почти все  мясо.  А  тогда он  очень
развеселился.
     - Я -  Айя,  - сказал он. - Я - Лев. Я - Большой Пещерный Медведь. Я,
который раньше был просто Уг-Ломи.  Я -  Хитрый Вау.  Это хорошо,  что они
меня кормят, потому что скоро я всех их убью!
     Сердце Эвдены наполнилось радостью,  и  она смеялась вместе с ним,  а
потом, довольная, доела остатки лошадиного мяса.
     И вот после этого Уг-Ломи приснился сон, и на следующий день он велел
Эвдене принести ему  львиные зубы и  когти -  столько,  сколько она сможет
найти,  - и вырезать ему из ольхи дубинку. Он очень искусно вставил зубы и
когти в  дерево так,  что острые концы торчали наружу.  Это заняло у  него
много времени,  и вколачивая зубы в дерево,  он затупил два из них и очень
рассердился и бросил всю эту штуку прочь;  но после, с трудом волоча тело,
он подполз туда,  куда кинул ее,  и  доделал дубинку;  она вышла совсем не
похожей на прежние -  вся утыканная зубами. В тот день они опять ели мясо,
принесенное племенем в жертву льву.
     Как-то  раз (с тех пор как Уг-Ломи сделал новую дубинку,  дней прошло
больше,  чем пальцев у  человека на  руках,  больше,  чем можно сосчитать)
Эвдена,  пока он спал,  лежала в зарослях и смотрела на становище. Уже три
дня им не приносили мяса.  Но старуха пришла и  возносила моления льву как
обычно.  А в это время Си,  маленькая подружка Эвдены и еще одна девочка -
дочь первой женщины,  которую любил Сисс,  -  спустились по склону холма и
стояли, глядя на ее костлявую фигуру, а затем принялись ее передразнивать.
Эвдене это  показалось очень забавным.  Но  тут старуха вдруг обернулась и
увидела их.  На  миг  все они застыли неподвижно,  затем старуха с  криком
ярости бросилась на детей, и все трое исчезли за гребнем холма.
     Но вот девочки снова появились в папоротниках на склоне. Маленькая Си
бежала впереди,  она была легка на ногу,  но другую,  визжавшую от страха,
старуха уже почти настигла. В это время на холме показался Сисс с костью в
руке,  за ним почтительно следовали Бо и  Кошачья Шкура,  каждый с  куском
мяса,  и увидев,  как разъярена старуха, они разразились смехом и криками.
Старуха схватила девочку,  испустившую жалобный вопль,  и стала ее бить, а
девочка громко плакала,  и  все это было для мужчин хорошим послеобеденным
развлечением.  Маленькая Си отбежала еще на несколько шагов и остановилась
- страх боролся в ней с любопытством.
     Но тут появилась мать девочки,  всклокоченная, запыхавшаяся, с камнем
в руке. Старуха повернулась к ней, как разъяренная кошка. Несмотря на свои
годы,  она  еще могла потягаться с  молодой,  она -  Главная Хранительница
Огня;  но,  прежде чем  она успела замахнуться,  Сисс закричал на  нее,  и
поднялся невероятный шум.  Из-за  гребня вынырнуло еще  несколько лохматых
голов.  Эвдена  поняла,  что  все  племя  сейчас находилось в  становище и
пировало.  Старуха не  посмела больше бить ребенка,  который находился под
защитой Сисса.
     Все  кричали  и  бранились,   даже  маленькая  Си.  Внезапно  старуха
выпустила девочку и  бегом кинулась к  Си,  потому что за  Си  некому было
заступиться.  Си  только  в  последний миг  догадалась,  какая  ей  грозит
опасность,  и,  вскрикнув от  ужаса,  очертя  голову  бросилась от  старой
ведьмы,  не разбирая дороги,  прямо к логову льва. Но тут же, увидев, куда
она бежит, свернула в сторону, к тростникам.
     Однако это  была поистине удивительная старуха,  столь же  проворная,
как и  злая.  Она поймала Си  за развевавшиеся волосы в  тридцати шагах от
Эвдены. А все племя со смехом и криками бежало вниз с холма в предвкушении
интересного зрелища.
     Сердце Эвдены дрогнуло, какое-то неведомое чувство шевельнулось в ней
и,  думая только о Си, совсем забыв о страхе перед племенем, она выскочила
из  своего убежища и  бросилась к  девочке.  Старуха ее  не видела,  она в
упоении хлестала маленькую Си по лицу,  и  вдруг что-то твердое и  тяжелое
ударило  ее  в  щеку.  Она  зашаталась  и,  обернувшись,  увидела  Эвдену,
раскрасневшуюся,  со  сверкающими гневом  глазами.  Старуха  взвизгнула от
изумления и  ужаса,  а  маленькая Си,  так  и  не  поняв,  что  произошло,
стремглав пустилась бежать к  пораженным людям  своего племени.  Они  были
теперь совсем рядом,  появление Эвдены заставило их забыть и  без того уже
угасший страх перед львом.
     В один миг Эвдена, бросив съежившуюся от страха старуху, догнала Си.
     - Си! - закричала она. - Си!
     Она  подхватила остановившуюся на  бегу  девочку,  прижала к  себе ее
исцарапанное ногтями личико  и  кинулась назад  к  своему  логову,  логову
старого льва.  Старуха стояла,  по пояс скрытая тростником,  и ожесточенно
поносила Эвдену,  но не осмелилась преградить ей путь.  На повороте Эвдена
оглянулась и  увидела,  что  мужчины криками сзывают друг  друга,  а  Сисс
рысцой бежит по проложенной львом тропе.
     Эвдена помчалась по  узкому проходу в  тростнике прямо к  тому месту,
где был Уг-Ломи.  Нога его уже заживала; разбуженный криками, он сидел под
деревом и тер глаза.  Она подбежала к нему, его женщина, с маленькой Си на
руках. Она задыхалась от страха.
     - Уг-Ломи! - закричала она. - Уг-Ломи, племя идет!
     Уг-Ломи оторопело смотрел на нее и на Си.
     Не  спуская девочку с  рук,  Эвдена указала назад.  В  своем  скудном
запасе  слов  она  пыталась  найти  те,  которые  объяснили  бы  ему,  что
случилось.  Она  слышала,  как  перекликались мужчины.  Должно  быть,  они
остановились перед тростниковыми зарослями.  Эвдена опустила Си  на землю,
схватила новую дубинку,  утыканную львиными зубами, и вложила ее Уг-Ломи в
руку, затем быстро подняла с земли лежавший в стороне Первый Топор.
     - О,  - сказал Уг-Ломи, взмахнув над головой новой палицей, но тут он
наконец все понял и, перевернувшись на живот, напряг свои силы и встал.
     Но  стоял он  не  очень уверенно.  Держась одной рукой за дерево,  он
только чуть касался земли больной ногой.  В  другой руке он сжимал палицу.
Он взглянул на свое заживающее бедро: внезапно тростник зашелестел, затих,
зашелестел снова,  и,  опасливо пригнувшис