перед,  не  разбирая  дороги,  в  этом  было  их
единственное  спасение:  заросли  жгучей  крапивы,  солнечная  прогалинка,
островок травы,  из  которой с  хриплым рычанием метнулась от  них  гиена.
Затем снова лес - обширные пространства покрытой листьями и мхом земли под
зелеными стволами деревьев.  Дальше крутой лесистый склон и снова уходящие
вдаль  стволы,  поляна,  поросшее  сочной  зеленой  травой  болото,  опять
открытое место  и  заросли колючей куманики,  через которые вела  звериная
тропа.  Погоня растянулась,  многие преследователи отстали,  но  Айя бежал
чуть не по пятам за ними.
     Легким  шагом,  нисколько не  запыхавшись,  Эвдена по-прежнему бежала
впереди - ведь Уг-Ломи нес Огненный камень.
     Это  сказалось на  быстроте его  бега не  сразу,  а  спустя некоторое
время.  Вот топот его ног за спиной Эвдены стал стихать.  Оглянувшись в то
время,  как  они пересекали еще одну поляну,  Эвдена увидела,  что Уг-Ломи
сильно отстал,  а Айя настигает его и уже замахнулся рогом, чтобы поразить
Уг-Ломи. Вау и другие только показались из-под сени леса.
     Поняв,  в  какой  Уг-Ломи  опасности,  Эвдена  свернула в  сторону и,
замахав руками,  громко крикнула в тот самый миг, когда Айя метнул рог. Ее
крик предупредил Уг-Ломи, и он быстро наклонился, так что рог пролетел над
ним, лишь слегка задев и оцарапав кожу на голове. Уг-Ломи сразу обернулся,
обеими руками поднял над  головой Огненный камень и  швырнул его  прямо  в
Айю,  который с разгона не сумел остановиться.  Айя закричал,  но не успел
увернуться.  Тяжелый камень ударил его прямо в  бок,  и,  зашатавшись,  он
рухнул на землю, даже не вскрикнув. Уг-Ломи поднял рог - один из отростков
был окрашен его же кровью -  и  снова пустился бежать,  а из-под волос его
текла красная струйка.
     Айя перекатился на бок,  полежал немного, а потом вскочил и продолжал
погоню,  но  и  он  бежал теперь куда медленней.  Лицо его  посерело.  Его
обогнал Вау,  потом и другие, а он кашлял, задыхался, но не сдавался и все
бежал за Уг-Ломи.
     Наконец беглецы достигли реки -  тут она была узкой и  глубокой.  Они
все еще были шагов на пятьдесят впереди Вау, ближайшего из преследователей
человека,  изготовлявшего метательные кремни.  В  каждой руке у  него было
зажато по  большому кремню в  форме устрицы,  но в  два раза больше ее,  с
остро отточенными краями.
     Беглецы прыгнули с крутого берега в реку,  пробежали несколько  шагов
вброд, в два-три взмаха переплыли глубокое место, и, роняя капли с мокрого
тела,  освеженные,  выбрались из воды и стали карабкаться на другой берег,
подмытый и густо поросший ивняком.  На него нелегко было подняться, и в то
время как Эвдена пробиралась сквозь серебристые ветви,  а Уг-Ломи  еще  не
вышел  из  воды  -  ему  мешал  лосиный  рог,  - на противоположном берегу
появился Вау,  и искусно брошенный кремневый дротик расшиб Эвдене  колено.
Напрягая последние силы, она выбралась наверх и упала.
     Они услышали,  что их  преследователи обменялись возгласами.  Уг-Ломи
взбирался к Эвдене,  кидаясь из стороны в сторону, чтобы Вау не мог в него
попасть; второй кремень все же задел его ухо, и он услышал внизу под собой
всплеск воды.
     И  тут  Уг-Ломи,  юнец,  показал,  что он  стал мужчиной.  Бросившись
вперед,  он заметил,  что Эвдена хромает и не может бежать быстро.  Тогда,
издав свирепый клич,  он устремился мимо нее обратно на берег,  размахивая
над головой лосиным рогом; его окровавленное, искаженное яростью лицо было
страшно.  А Эвдена упорно продолжала бежать, хотя хромала при каждом шаге,
и боль в ноге все усиливалась.
     И вот,  когда Вау,  цепляясь за ветки ивы, поднялся над краем обрыва,
он увидел над собой на фоне голубого неба громадного,  как утес,  Уг-Ломи,
увидел,  как он, откинувшись всем телом, замахнулся, крепко сжимая в руках
лосиный рог.  Рог со свистом рассек воздух,  и... больше Вау уже ничего не
видел.  Вода над ивами закружилась воронкой,  и по ней стало  расплываться
большое  темно-красное  пятно.  Айя,  войдя  в воду следом за Вау,  прошел
несколько шагов и остановился по колено в воде,  а  мужчина,  который  уже
переплывал реку, повернул обратно.
     Остальные преследователи -  ни один из них не был особенно силен (Айя
отличался скорее хитростью,  чем крепостью мышц,  и  не терпел соперников,
которые могли оказаться сильнее его),  -  увидев страшного, окровавленного
Уг-Ломи,  который стоял на высоком берегу и,  прикрывая хромающую девушку,
размахивал огромным рогом, тотчас замедлили бег. Казалось, Уг-Ломи вошел в
поток юношей, а вышел из него взрослым мужчиной.
     Он знал,  что у него за спиной широкий, покрытый травой луг, а за ним
- чащи,  в которых Эвдена сможет укрыться.  Это он сознавал ясно, хотя его
умственные способности были еще слишком слабо развиты,  чтобы он  мог себе
представить, что будет дальше. Айя, безоружный, стоял по колено в воде, не
зная, на что решиться. Массивная челюсть его отвисла, обнажив волчьи зубы;
он  часто и  тяжело дышал.  Волосатый бок побагровел и  вздулся.  Стоявший
рядом с  ним человек держал в руках дубинку с заостренным концом.  Один за
другим на  высоком берегу появлялись остальные преследователи -  волосатые
длиннорукие люди,  вооруженные камнями и палками.  Двое из них побежали по
берегу вниз,  туда,  где  Вау  выплыл на  поверхность и  из  последних сил
боролся с  течением.  Они уже вошли в  реку,  но  тут он снова скрылся под
водой.  Двое других, стоя на берегу, осыпали Уг-Ломи бранью. Он отвечал им
злобными  криками,  невнятными  угрозами,  жестами.  Тогда  Айя,  все  еще
размахивая кулаками, бросился в воду. Остальные последовали за ним.
     Уг-Ломи оглянулся и  увидел,  что  Эвдена уже  скрылась в  чаще.  Он,
возможно,  и  подождал бы Айю,  но тот предпочел грозить ему кулаками,  не
выходя из воды,  пока к нему не подоспели остальные.  В те дни, нападая на
врага, люди придерживались тактики волчьей стаи и кидались на него скопом.
Уг-Ломи,  почувствовав,  что сейчас они все бросятся на него, метнул в Айю
лосиным рогом и, повернувшись, пустился бежать.
     Когда, добежав до тенистой чащи, он приостановился и посмотрел назад,
то увидел, что только трое из преследователей переплыли вслед за ним реку,
да и те возвращаются обратно.  Айя уже стоял на том берегу потока, ниже по
течению;  рот  его  был  в  крови,  и  он  прижимал руку к  раненому боку.
Остальные вытаскивали что-то  из  воды на берег.  На время по крайней мере
охота приостановилась.
     Сперва Уг-Ломи наблюдал за ними, сердито рыча, когда взгляд его падал
на Айю. Потом повернулся и нырнул в чащу.
     Через мгновение к  нему быстро подбежала Эвдена,  и  они рука об руку
двинулись дальше.  Он,  хотя и смутно,  сознавал, что у нее болит разбитое
колено, и выбирал самый легкий путь. Они шли весь день, не останавливаясь,
миля за милей,  через леса и чащи, пока не вышли к покрытым травой меловым
холмам,  где изредка попадались буковые перелески,  а по берегам рек росла
береза,  и  вот перед ними встали горы Уилдна,  у подножия которых паслись
табуны диких лошадей. Они шли, настороженно оглядываясь, держась поближе к
зарослям,  так  как  места эти  были им  незнакомы и  все  вокруг казалось
непривычным.  Они поднимались все выше,  и  вдруг у  их ног голубой дымкой
легли  каштановые леса  и  до  самого  горизонта раскинулась,  поблескивая
серебром,  болотистая пойма Темзы.  Людей они не  видели:  в  те  дни люди
только-только появились в  этой части света и  очень медленно продвигались
вдоль рек в  глубь страны.  К  вечеру они снова вышли к  реке,  но тут она
текла  в  теснине,  между  крутыми меловыми обрывистыми берегами,  кое-где
нависавшими над водой. Под самой кручей полоской тянулся молодой березовый
лесок,  где  порхало множество птиц.  А  наверху,  возле одинокого дерева,
виднелся небольшой уступ, и на нем они решили провести ночь.
     Со  вчерашнего дня  они  почти ничего не  ели:  для  ягод еще пора не
наступила,  а  задержаться,  чтобы  поставить силок  или  ждать  в  засаде
какого-нибудь зверя,  у них не было времени.  Голодные, усталые, они молча
брели,  с трудом передвигая ноги, и грызли побеги деревьев и их листья. Но
все же по скалам лепилось множество улиток,  в кустах они нашли только что
снесенные яйца  какой-то  птички,  а  потом  Уг-Ломи  убил  камнем  белку,
прыгавшую на буке, и они наконец наелись досыта. Всю ночь Уг-Ломи просидел
на страже,  уткнувшись подбородком в колени;  он слышал,  как совсем рядом
лаяли лисята, трубили у воды мамонты и где-то вдалеке пронзительно кричали
и хохотали гиены.  Он озяб,  но не решался развести костер. Стоило Уг-Ломи
задремать,  как его дух покидал его и сразу встречался с духом Айи,  и они
сражались. И каждый раз его охватывало какое-то оцепенение, и он не мог ни
нанести удара,  ни  убежать,  и  тут он  внезапно просыпался.  Эвдене тоже
снились нехорошие сны про Айю,  и когда они оба проснулись,  в их душе был
страх перед ним; при свете утренней зари они увидели, что по долине бредет
волосатый носорог.
     Целый день  они  ласкали  друг  друга и радовались солнечному теплу и
свету:  нога у Эвдены совсем онемела, и девушка до самого вечера просидела
на уступе. Уг-Ломи нашел большие кремни, вкрапленные в мел на обрыве, - он
еще никогда не видел таких больших, - и, подтащив несколько штук к уступу,
начал их обтесывать,  чтобы у него было оружие против Айи, когда тот снова
придет.  Один  камень  показался  ему  смешным,  и  он  от  всего   сердца
расхохотался,  и  Эвдена  смеялась тоже,  и со смехом они бросали его друг
другу.  В нем была дыра.  Они просовывали в нее пальцы,  и это казалось им
очень смешным. Потом они посмотрели сквозь нее друг на друга. Уг-Ломи взял
палку и ударил по этому глупому камню,  но палка вошла в дыру  и  застряла
там.  Он сунул ее туда с такой силой,  что никак не мог вытащить. Это было
странно...  уже не смешно, а страшно, и сперва Уг-Ломи даже боялся трогать
камень:  можно было подумать,  что камень вцепился в палку зубами и держит
ее. Но затем Уг-Ломи привык к этому странному сочетанию, которое он не мог
разнять.  Он  стал  размахивать  палкой и заметил,  что благодаря тяжелому
камню на конце она наносит удары сильнее,  чем  любое  другое  оружие.  Он
ходил взад и вперед,  размахивая палкой и ударяя ею,  по разным предметам,
потом ему это наскучило,  и он отбросил ее. Днем он поднялся на самый верх
обрыва и лег в засаду возле кроличьих нор,  поджидая, когда кролики выйдут
играть.  В тех местах не водилось людей, и кролики были беспечны. Он кинул
в них метательным камнем и одного убил.
     В  эту  ночь они высекли кремнем огонь,  и  развели костер из  сухого
папоротника,  и,  сидя у огня, разговаривали и ласкали друг друга. А когда
они  уснули,  к  ним  снова пришел дух  Айи,  и  в  то  время как  Уг-Ломи
безуспешно пытался побороть его,  глупый камень на палке внезапно очутился
у него в руке,  он ударил им Айю,  и - о чудо! - камень его убил. Но потом
Айя снился ему опять и  опять -  духа не  убьешь за один раз!  -  и  снова
приходилось его убивать. В конце концов камень не захотел больше держаться
на  палке.  Проснулся Уг-Ломи  усталый  и  довольно мрачный  и  весь  день
оставался угрюмым,  несмотря на  ласки Эвдены;  вместо того чтобы пойти на
охоту,  он  снова  поднялся  и  принялся обтачивать удивительный камень  и
странно на  нее поглядывал.  А  потом он еще привязал этот камень к  палке
полосками из  кроличьей шкурки.  Вечером он расхаживал по уступу,  наносил
куда  придется удары своей новой палкой -  приятно было ощущать в  руке ее
тяжесть - и что-то бормотал про себя. Он думал об Айе.
     Несколько дней (больше,  чем в те времена люди могли сосчитать, может
быть,  пять,  а может,  шесть) провели Уг-Ломи и Эвдена на этом уступе над
рекой;  они  совсем перестали бояться людей,  и  костер их  ярко  горел по
ночам. Им было хорошо друг с другом; они каждый день ели, пили свежую воду
и не опасались врагов.  Колено у Эвдены зажило уже через два-три дня,  - у
первобытных людей все очень быстро заживало. Они были вполне счастливы.
     В один из этих дней Уг-Ломи столкнул вниз обломок камня.  Он  увидел,
как камень упал и,  подпрыгивая, покатился по берегу в реку. Засмеявшись и
немного поразмыслив,  он столкнул другой. Этот самым потешным образом смял
ветки  на  кусте  орешника.  Все  утро они забавлялись тем,  что бросали с
уступа камни, а к вечеру обнаружили, что этой новой интересной игрой можно
заниматься  и  стоя на самом верху кручи.  На следующий день они забыли об
этом развлечении. Так по крайней мере казалось.
     Но  Айя являлся им  во сне и  портил их блаженную жизнь.  Три ночи он
приходил сражаться с Уг-Ломи.  Проснувшись утром после этих снов,  Уг-Ломи
беспокойно мерил  шагами уступ  и,  размахивая своим топором,  посылал Айе
угрозы.  А потом Уг-Ломи удалось размозжить голову выдре,  и они с Эвденой
устроили пир,  и  в  эту ночь Айя зашел слишком далеко.  На следующее утро
Уг-Ломи проснулся,  сердито насупив мохнатые брови, взял топор и, протянув
к Эвдене руку,  велел ей дожидаться его на уступе.  Затем он спустился под
откос, у подножия бросил еще один взгляд наверх и взмахнул топором: затем,
ни  разу  больше не  оглянувшись,  широким шагом пошел вдоль берега реки и
наконец скрылся у излучины за нависшим над водой утесом.
     Два дня  и  две  ночи  просидела Эвдена у костра на уступе,  поджидая
Уг-Ломи;  по ночам у нее над головой и в долине выли  дикие  звери,  а  по
утесу напротив,  черными силуэтами вырисовываясь на фоне неба,  крадучись,
проходили в поисках добычи горбатые гиены.  Но ничто дурное, кроме страха,
не посетило ее.  Один раз далеко-далеко она услышала рыканье льва, который
охотился  на  лошадей,  переходивших  с  наступлением  лета  на   северные
пастбища. Все это время она ждала - и ожидание это было мукой.
     На третий день Уг-Ломи вернулся с низовья реки. В волосах его торчали
перья ворона.  На первом в  истории человечества топоре были пятна крови и
прилипшие длинные черные волосы,  а  в  руке он  нес ожерелье,  украшавшее
прежде подругу Айи. Он шел по сырым местам, не обращая внимания на то, что
оставляет  за   собой  следы.   Если  не  считать  кровоточащей  раны  под
подбородком, он был цел и невредим.
     - Айя!  -  с  торжеством закричал Уг-Ломи,  и Эвдена поняла,  что все
хорошо.
     Он надел на нее ожерелье,  и они  стали  есть  и  пить.  А  потом  он
принялся  рассказывать  ей  все с самого начала,  как Айя впервые приметил
Эвдену и как,  в то время когда Уг-Ломи сражался с Айей в  лесу,  их  стал
преследовать  медведь;  недостаток  слов  он  восполнял  избытком  жестов,
вскакивая на ноги и размахивая каменным топором,  когда  доходил  в  своем
рассказе до схваток.  Последняя из них была самой жаркой,  - изображая ее,
он топал ногами,  кричал и раз так ударил по костру,  что в ночной  воздух
взлетел  целый  сноп  искр.  А  Эвдена,  багряная в свете костра,  сидела,
пожирая его глазами;  лицо ее пылало,  глаза сверкали, на шее поблескивало
ожерелье,  сделанное Айей. Это была изумительная ночь, и звезды, смотрящие
сейчас на нас,  смотрели на  Эвдену  -  нашу  прародительницу,  -  умершую
пятьдесят тысяч лет назад.


                                 ГЛАВА II

                             Пещерный медведь

     В  те  дни,  когда Эвдена и  Уг-Ломи бежали от племени Айи через леса
сладкого каштана и  покрытые травой  меловые холмы  к  одетым  елью  горам
Уилдна и  скрылись наконец у реки,  зажатой между крутыми белыми берегами,
людей еще было мало,  и  их  становища лежали далеко друг от друга.  Ближе
всего к беглецам находились люди их племени, но до них был целый день пути
вниз по  реке,  а  в  ее  верховьях среди гор людей не  было вовсе.  В  те
отдаленные времена человек еще  только начал  появляться в  этих  местах и
медленно,  поколение  за  поколением двигался  вдоль  рек,  перенося  свои
становища все  дальше  на  северо-восток.  Звери,  которые  владели  этими
землями,  -  бегемоты и носороги в речных поймах, дикие лошади на покрытых
травой равнинах,  серые обезьяны на ветвях, олени и кабаны в лесных чащах,
быки  предгорий,  не  говоря уже  о  живших в  горах мамонтах или  слонах,
которые приходили сюда на лето с юга, - нисколько не боялись человека. И у
них не было причин для страха:  ведь его единственным оружием против копыт
и  рогов,  зубов и когтей были грубо обработанные кремни,  которые он в то
время еще не догадался насадить на рукоятку и  кидал не слишком метко,  да
жалкие заостренные палки.
     Энду,  уважаемый всеми громадный,  мудрый медведь, обитавший в пещере
там,  где река скрывалась в теснине, ни разу в жизни не встречал человека.
И  вот однажды ночью,  рыская в  поисках добычи у  края обрыва,  он увидел
яркое пламя костра на уступе,  Эвдену в  красных отблесках огня и Уг-Ломи,
который,  встряхивая гривой  волос  и  потрясая топором -  Первым Каменным
Топором,  -  расхаживал по уступу,  повествуя, как он убил Айю, а на белой
стене утеса плясала гигантская тень,  повторяя все  его движения.  Медведь
стоял далеко,  у  начала ущелья,  и  эти неведомые существа показались ему
скошенными и  приплюснутыми.  От  удивления  он  застыл  на  краю  обрыва,
втягивая  носом  незнакомый запах  горящего папоротника и  раздумывая,  не
занимается ли нынче заря на новом месте.
     Он  был властелином скал и  пещер,  он  -  пещерный медведь,  как его
младший брат,  серый медведь, был властелином густых лесов у подножия гор,
а  пятнистый лев (шкуру львов в  те времена украшали пятна) -  властителем
колючих кустарников, тростниковых зарослей и открытых равнин. Он был самым
крупным из хищников и никого не боялся;  на него никто не охотился,  никто
не осмеливался с  ним сражаться;  с  одним только носорогом справиться ему
было не  под  силу.  Даже мамонт избегал его  владений.  И  появление этих
существ привело его в недоумение.  Он заметил,  что они по виду напоминают
обезьян и покрыты редкими волосами, наподобие молочных поросят.
     - Обезьяна и  молодая свинья,  -  сказал пещерный медведь,  -  должно
быть,  недурно на вкус.  Но это красное прыгающее чудище и черное, которое
прыгает вон там вместе с ним! Никогда в жизни я не видел ничего подобного!
     Он  медленно пошел к  ним по краю обрыва,  то и  дело останавливаясь,
чтобы рассмотреть их получше и  втянуть носом воздух:  неприятный запах от
костра становился все  сильнее.  Две  гиены были  тоже так  поглощены этим
зрелищем,  что  Энду,  ступавший легко и  мягко,  подошел к  ним вплотную,
прежде чем они его заметили. Они с виноватым видом шарахнулись в сторону и
кинулись бежать.
     Описав кривую,  они  остановились шагах в  ста  от  него и  принялись
пронзительно завывать и осыпать его бранью, чтобы отплатить за свой испуг.
     - Я-ха, - вопили они, - кто не может сам себе выкопать нору? Кто, как
свинья, ест корни? Я-ха!
     У гиен уже в те времена были столь же дурные манеры, как и теперь.
     - Кто  станет отвечать гиене?  -  проворчал Энду,  вглядываясь в  них
сквозь туманную мглу и снова подходя к самому краю обрыва.
     Уг-Ломи все еще продолжал рассказывать,  костер догорал,  и  от  кучи
тлевших листьев шел едкий дым.
     Некоторое  время  Энду  простоял  на  краю  мелового  обрыва,  тяжело
переминаясь с  ноги на ногу и покачивая головой;  пасть его была раскрыта,
уши насторожены,  ноздри большого черного носа втягивали в себя воздух. Он
был  очень  любопытен,  этот  пещерный медведь,  куда  любопытней нынешних
медведей.  Вид  мерцающего пламени,  непонятные телодвижения человека,  не
говоря уже о том,  что человек вторгся в те места, где медведь считал себя
неограниченным владыкой,  вызвали в нем предчувствие неведомых событий.  В
ту ночь он выслеживал олененка - пещерный медведь охотился за самой разной
добычей, - но встреча с людьми отвлекла его.
     - Я-ха, - визжали гиены у него за спиной. - Я-ха-ха!
     При  свете