е,  на  их  глазах  развалившееся надвое,  было  новинкой,  которая
пришлась им не очень по вкусу. Почти минуту Уг-Ломи сидел и смотрел на них
безучастным взглядом.  Излучина  реки,  холм  среди  зарослей  тростника и
чистоцвета,  тонкие,  тянувшиеся к небу струйки дыма -  все это ему хорошо
знакомо.  Он очутился рядом со становищем племени Айи -  Айи,  от которого
убежали они с Эвденой, Айи, которого он подстерег среди молодых каштанов и
убил Первым Топором.
     Уг-Ломи  поднялся на  ноги,  все  еще  ошеломленный падением,  и  тут
бегущие люди остановились и  стали его  разглядывать.  Некоторые указывали
пальцем на  удалявшегося жеребца и  быстро что-то говорили.  Уг-Ломи пошел
прямо на  них,  не  отводя взгляда.  Он забыл про жеребца,  забыл о  своих
ушибах,  -  эта  встреча казалась ему  все  более интересной.  <Людей было
меньше, чем раньше, - остальные, должно быть, попрятались, - подумал он, -
и  куча папоротника у  огня,  приготовленная на  ночь,  выглядела не такой
высокой.  У груды кремней должен сидеть Вау...> Но тут он вспомнил, что он
убил  Вау.  Теперь,  когда  перед ним  вдруг встало это  знакомое зрелище,
ущелье, медведи и Эвдена словно ушли в далекое прошлое, в мир сновидений.
     Уг-Ломи остановился на берегу и стоял,  глядя на своих соплеменников.
Его математические способности находились в самом зачаточном состоянии, но
он  был  прав:  людей  действительно стало меньше.  Мужчины могли быть  на
охоте,  но куда девались женщины и дети?  Он издал приветственный крик. Он
ведь враждовал с Айей и Вау - не с ними.
     - Дети Айи! - закричал он.
     В ответ они называли его имя,  немного робко,  напуганные тем, как он
появился.
     Некоторое  время  они   говорили  все   разом.   Потом  их   заглушил
пронзительный голос одной из старух.
     - Наш властелин - Лев! - крикнула она.
     Уг-Ломи не  понял ее  слов.  И  тогда ему  крикнули несколько голосов
сразу:
     - Айя вернулся.  Он теперь Лев.  Наш властелин -  Лев. Он приходит по
ночам.  Он  убивает,  кого захочет.  Но никто другой не смеет нас убивать,
Уг-Ломи, никто другой!
     Уг-Ломи все еще не понимал.
     - Наш властелин - Лев. Он больше не говорит с людьми.
     Уг-Ломи внимательно смотрел на них.  Это ему снилось уже...  Он знал,
что хотя он убил Айю,  Айя все еще жив.  И вот теперь они говорят ему, что
Айя - Лев.
     Сморщенная старуха, Старшая Хранительница Огня,  внезапно повернулась
и  тихо сказала что-то тем,  кто стоял с ней рядом.  Она была очень стара,
эта женщина -  первая из женщин Айи,  которой он дозволил жить дольше того
возраста,  до  которого подобало оставлять в  живых  женщину.  Она  всегда
отличалась хитростью,  знала, как угодить Айе и раздобыть пишу. И теперь к
ней все обращались за советом... Она тихо что-то говорила, а Уг-Ломи из-за
реки смотрел на ее сгорбленную фигуру с необъяснимой неприязнью. Затем она
громко позвала:
     - Иди к нам, Уг-Ломи!
     За ней закричала девушка:
     - Иди к нам, Уг-Ломи!
     И все принялись хором звать:
     - Иди к нам, Уг-Ломи!
     После того как  с  ними поговорила старуха,  они  все как-то  странно
переменились.
     Уг-Ломи стоял неподвижно и смотрел на них.  Ему было приятно, что его
позвали,  а девушка,  первая позвавшая его, была красива. Но она напомнила
ему об Эвдене.
     - Иди к нам,  Уг-Ломи!  - кричали они, и сгорбленная старуха - громче
всех. При звуке ее голоса он снова заколебался.
     Он стоял на берегу реки,  Уг-Ломи - Уг-Думающий, и медленно его мысли
обретали форму.  А люди замолкали, один за другим, ожидая, что он сделает.
Ему хотелось пойти к ним,  ему хотелось повернуться и уйти. Наконец страх,
а может быть,  осторожность взяли верх,  и, не ответив им, он повернулся и
пошел  по  направлению к  боярышнику тем  самым  путем,  каким попал сюда.
Увидев это,  все племя стало еще громче звать его к себе. Он заколебался и
повернул было,  затем снова пошел вперед,  опять оглянулся,  раз-другой, в
глазах его отразилась тревожная нерешительность,  - его все еще продолжали
звать.  Потом он сделал два шага назад,  но его удержал страх. Они видели,
как он еще раз остановился,  затем вдруг тряхнул головой и  исчез в кустах
боярышника.
     Тогда женщины и дети сделали последнюю попытку и хором прокричали его
имя, но все было напрасно.
     Ниже по течению реки,  там, где легкий ветерок шевелил камыш, поближе
к  своей  новой  добыче,  устроил  логово  лев,  ставший  на  старости лет
людоедом.
     Старуха повернулась туда лицом и указала рукой на заросли боярышника.
     - Айя,  -  пронзительно закричала она, - вон идет твой враг! Вот идет
твой враг,  Айя! Почему ты пожираешь наших людей каждую ночь? Мы старались
завлечь его в западню! Вон идет твой враг, Айя!
     Но лев,  облюбовавший их племя,  отдыхал после еды, и крик ее остался
без ответа. В тот день лев пообедал довольно толстой девушкой и пребывал в
состоянии полнейшего благодушия.  К тому же он не понимал, что он - Айя, а
Уг-Ломи - его враг.
     Вот  так  Уг-Ломи  проскакал верхом  на  лошади и  впервые услышал об
Айи-Льве,  который  появился вместо  Айи-Властелина и  пожирал  людей  его
племени. И в то время как он спешил к ущелью, все мысли его были заняты не
лошадьми,  а тем, что Айя все еще жив, что он может убить или быть убитым.
Снова  и  снова  он  видел  перед  собой поредевшую кучку женщин и  детей,
кричавших, что Айя стал львом.
     Айя стал львом!
     Но тут, боясь, что его застигнут сумерки, Уг-Ломи пустился бегом.


                                 ГЛАВА IV

                                 Айя-Лев

     Старому льву повезло. Племя даже гордилось своим властелином, но этим
и ограничивалась вся радость,  которую они от него получали. Появился он в
ту самую ночь,  когда Уг-Ломи убил Айю-Хитреца, и поэтому они дали ему имя
Айи.  Первой назвала его так старуха Хранительница Огня.  В ту ночь ливень
почти   погасил   костер,   и  стало  совсем  темно.  И  вот,  когда  люди
переговаривались,  вглядывались в  темноте  друг  в  друга  и  со  страхом
размышляли о том,  что сделает умерший Айя,  явившись к ним во сне,  вдруг
где-то совсем рядом заревел лев. Потом все стихло.
     Они  затаили дыхание:  теперь слышен был только шум дождя да  шипение
капель на  углях.  А  затем,  через целую вечность -  треск,  крик ужаса и
рычание. Они вскочили на ноги и с визгом и воплями заметались взад-вперед;
но головешки не разгорались,  и  через мгновение лев уже волок свою жертву
через папоротник. Это был Ирк, брат Вау.
     Так пришел лев.
     На  следующую ночь папоротник еще не успел просохнуть после дождя,  а
лев  явился снова и  унес рыжего Клика.  Льву хватило его на  две ночи,  а
затем во время новолуния лев приходил три ночи подряд, несмотря на то, что
костры горели хорошо.  Лев был старый, со сточенными от времени зубами, но
опытный и  хладнокровный охотник;  с  кострами за  свою  долгую  жизнь  он
встречался и раньше:  сыны Айи были не первыми людьми,  которые питали его
старость.  Он прошел между двумя кострами, перескочил через кучу кремней и
сбил с  ног Ирма,  сына Ирка,  который,  судя по  всему,  мог стать вождем
племени.  Эта  ночь была страшной,  они зажгли большие пучки папоротника и
носились с пронзительными криками,  так что лев даже выпустил свою жертву.
При свете костра они увидели, что Ирм с трудом поднялся на ноги и пробежал
несколько шагов им навстречу,  но в два прыжка лев настиг его снова.  И не
стало Ирма.
     Так  пришел страх,  и  весна  перестала их  радовать.  Племя  уже  не
досчитывало пяти человек,  а через четыре ночи было покончено еще с тремя.
Поиски пищи потеряли для них всякий интерес,  никто не  знал,  чья очередь
завтра.  Весь день женщины, даже любимые жены, без отдыха собирали ветки и
сучья  для  костра.  Охотники охотились плохо,  и  теплой  весной к  людям
подкрался голод, словно все еще стояла зима. Будь у них вождь, они бы ушли
с этого места,  но вождя не было, и никто не знал, куда уйти, чтобы лев не
нашел их.  Старый лев  жирел и  благодарил небо за  вкусное людское племя.
Двое детей и  юноша погибли еще до полнолуния,  и вот тогда-то сгорбленная
старуха Хранительница Огня  в  первый раз  вспомнила во  сне  об  Эвдене и
Уг-Ломи и о том, как был убит Айя. Всю жизнь она жила в страхе перед Айей,
а теперь -  в страхе перед львом. Она не могла поверить, чтобы Уг-Ломи тот
самый Уг-Ломи,  который родился на ее глазах,  -  совсем убил Айю... Лев -
это Айя, он рыщет в поисках своего врага!
     А потом -  внезапное и такое странное возвращение Уг-Ломи:  далеко за
рекой громадными скачками неслось какое-то  удивительное животное и  вдруг
развалилось надвое -  на лошадь и  человека.  И вслед за этим чудом на том
берегу -  Уг-Ломи...  Да,  все стало для нее ясно. Айя наказывал их за то,
что они не поймали Уг-Ломи и Эвдену.
     Золотой шар  солнца еще висел в  небе,  когда мужчины один за  другим
вернулись к  ожидавшим их  превратностям ночи.  Их встретили рассказами об
Уг-Ломи.  Старуха пошла вместе с ними на другой берег и показала им следы,
говорившие о  нерешительности.  Сисс-Следопыт  признал  в  отпечатке  ногу
Уг-Ломи.
     - Айя ищет Уг-Ломи!  -  размахивая руками,  кричала старуха, стоя над
излучиной,  и фигура ее, как бронзовое изваяние, пламенела в лучах заката.
Нечленораздельные  крики,  вылетавшие  у  нее  из  горла,  лишь  отдаленно
напоминали человеческую речь,  но  смысл их был ясен:  <Льву нужна Эвдена.
Ночь за ночью он приходит в  поисках Эвдены и  Уг-Ломи.  Когда он не может
найти Эвдены и  Уг-Ломи,  он сердится и  убивает.  Ищите Эвдену и Уг-Ломи.
Эвдену,  которую он выбрал для себя,  и Уг-Ломи,  которому он сказал слово
смерти. Ищите Эвдену и Уг-Ломи!>
     Она повернулась к тростниковым зарослям,  как когда-то поворачивалась
к Айе.
     - Разве не так, мой повелитель? - закричала она.
     И, словно в ответ, высокий тростник наклонился под порывом ветра.
     Уже давно спустились сумерки,  а  в становище все еще слышен был стук
камня  о  дерево.  Это  мужчины оттачивали ясеневые копья  для  завтрашней
охоты.  А  ночью,  перед самым восходом луны,  пришел лев и утащил женщину
Сисса-Следопыта.
     Рано утром,  когда еще солнце не  взошло,  Сисс-Следопыт,  и  молодой
Вау-Хау, который теперь обтачивал кремни, и Одноглазый, и Бо, и Пожиратель
Улиток,  и Два Красноголовых,  и Кошачья Шкура,  и Змея - все оставшиеся в
живых  мужчины из  сыновей Айи,  взяв  копья  и  колющие камни и  наполнив
метательными камнями  сделанные из  лап  животных мешочки,  отправились по
следу Уг-Ломи.  Они шли через заросли боярышника, где пасся Яаа-Носорог со
своими братьями, и по голой равнине, вверх, к буковым лесам на холмах.
     В  эту  ночь,  когда  занялся  молодой  месяц,  яркое  пламя  костров
поднималось высоко в  небо и лес не тронул скорчившихся на земле от страха
женщин и детей.
     А  на  следующий день,  когда солнце стояло еще  в  зените,  охотники
вернулись -  все,  кроме Одноглазого, который с проломленным черепом лежал
мертвый под уступом.  (Когда Уг-Ломи вернулся в  этот вечер к обрыву после
целого  дня  выслеживания лошадей,  он  увидел,  что  над  Одноглазым  уже
трудились  стервятники.)  Охотники  вели  с  собой  Эвдену,   раненую,   в
кровоподтеках,  но  живую.  Таков был  странный приказ старухи привести ее
живой. <Эта добыча не для нас, она для Айи-Льва>. Руки Эвдены были стянуты
ремнями,  как  будто  охотники захватили мужчину,  а  не  слабую  женщину;
слипшиеся от крови волосы падали ей на глаза,  она еле держалась на ногах.
Охотники окружили ее со всех сторон, и время от времени Пожиратель Улиток,
получивший от  нее  свое прозвище,  с  хохотом бил ее  ясеневым копьем.  И
всякий  раз  он  оглядывался  через  плечо,   словно  пугаясь  собственной
смелости.  Остальные тоже то и  дело оглядывались,  и  все,  кроме Эвдены,
очень спешили. Когда старуха их увидела, она громко закричала от радости.
     Они  заставили Эвдену перебираться через реку  со  связанными руками,
несмотря  на  быстрое  течение,   и  когда  она  поскользнулась,   старуха
завизжала,  сперва со злорадством,  потом от страха,  что Эвдена утонет. А
когда Эвдену вытащили на берег,  как ее ни били,  она не могла встать. Так
они  оставили ее  сидеть там  -  ее  ноги  касались воды,  глаза глядели в
пространство,  а лицо оставалось неподвижным,  что бы они ни говорили и ни
делали.  Все племя,  даже маленькая кудрявая Хаха,  только-только начавшая
ходить,  спустилось из становища к  реке и  стояло,  во все глаза глядя на
Эвдену  и  на  старуху,  -  так  мы  смотрели бы  сейчас на  какого-нибудь
диковинного раненого зверя и на того, кто его изловил.
     Старуха сорвала с  шеи Эвдены ожерелье и  надела его на себя,  -  она
первой  когда-то  носила  его.  Потом  она  вцепилась Эвдене  в  волосы и,
выхватив у Сисса копье,  изо всех сил стала ее бить. Излив свою злобу, она
пристально посмотрела девушке в лицо. Глаза Эвдены были закрыты, все черты
заострились,  и лежала она так неподвижно,  что на миг старуха испугалась,
не  мертва ли она.  Но тут ноздри Эвдены вздрогнули.  Увидев это,  старуха
захохотала и  ударила ее по лицу,  а потом отдала копье Сиссу и,  отойдя в
сторону,  принялась кричать и  насмехаться над девушкой,  как она одна это
умела.
     Старуха знала слов больше,  чем кто-либо в племени. И слушать ее было
страшно.  Ее  вопли и  визг  казались совсем бессвязными,  и  в  гортанных
выкриках проскальзывала лишь слабая тень мысли.  И  все же  Эвдена поняла,
что ее ожидает, - узнала про Льва и про муки, которые он ей причинит.
     - А Уг-Ломи! Ха-ха! Уг-Ломи убит?
     И  тут глаза Эвдены раскрылись,  она приподнялась и села,  и спокойно
посмотрела прямо в глаза старухи.
     - Нет, - медленно выговорила она, как бы пытаясь что-то припомнить. -
Я не видела моего Уг-Ломи убитым. Я не видела моего Уг-Ломи убитым.
     - Скажите ей!  -  закричала старуха.  -  Скажи ей тот,  кто его убил.
Скажи, как был убит Уг-Ломи.
     Она переводила взгляд с  одного мужчины на другого,  а вслед за ней и
остальные женщины и дети.
     Ей никто не ответил. Они стояли, пристыженно, понурившись.
     - Скажите ей, - повторила старуха.
     Мужчины переглянулись.
     Лицо Эвдены озарилось радостью.
     - Скажите ей, - сказала она. - Скажите ей, могучие охотники! Скажите,
как был убит Уг-Ломи.
     Старуха, размахнувшись, ударила Эвдену по губам.
     - Мы  не  могли  найти  Уг-Ломи,  - пробормотал Сисс-Следопыт.  - Кто
охотится за двумя, не убьет ни одного.
     Сердце Эвдены затрепетало от  счастья,  но она сумела скрыть то,  что
чувствовала.  И  так  было  лучше:  быстрый  взгляд,  брошенный  старухой,
красноречиво говорил, что ей несдобровать бы.
     Тогда старуха обрушила свой гнев на  мужчин за то,  что они побоялись
выследить Уг-Ломи.  С  тех  пор  как  не  стало Айи,  она больше никого не
боялась.  Старуха бранила их, как глупых детей. А они, поглядывая на нее с
хмурым видом,  сваливали вину друг на друга.  А  потом Сисс-Следопыт вдруг
громким голосом велел ей замолчать.
     Когда солнце стало клониться к  закату,  они повели Эвдену -  хотя их
сердца леденил страх - по тропе, которую проложил в тростниках старый лев.
Ее вели все мужчины племени.  Увидев рощицу ольхи, они торопливо привязали
Эвдену к  стволу,  чтобы  лев  легко нашел ее,  когда в  сумерки выйдет из
своего логова,  а затем опрометью побежали обратно и остановились только у
самого становища.  Первым остановился Сисс и посмотрел назад,  на деревья.
Из  становища была видна голова Эвдены -  маленькое черное пятно под суком
самой большой ольхи. Это получилось очень удачно.
     Все женщины и  дети собрались на  вершине холма посмотреть на нее.  А
старуха кричала,  чтобы лев пришел за той,  кого искал, давала ему советы,
какие причинить ей муки.
     Эвдена совсем обессилела от побоев,  усталости и горя,  и только ужас
перед тем,  что ее  ожидало,  не  давал ей забыться.  Вдали между стволами
каштанов висело  огромное кроваво-красное солнце,  небо  на  западе пылало
огнем;  вечерний ветерок стих,  и  в теплом воздухе разлилось спокойствие.
Над головой у нее роилась мошкара, по временам рядом в реке всплескивалась
рыба,  и слышалось гудение пролетающего майского жука.  Краем глаза Эвдена
видела часть  холма и  маленькие фигуры стоявших там  и  глазевших на  нее
людей.  И  слышала хотя очень слабый,  но отчетливый стук камня о камень -
это высекали огонь. Рядом с ней, тихий и неподвижный, темнел тростник, где
устроил свое логово лев.
     Вскоре удары  огненного камня  прекратились.  Эвдена подняла глаза  и
увидела, что солнце уже зашло, над ее головой все ярче сияет месяц. Эвдена
посмотрела туда,  где находилось логово льва, силясь разглядеть что-нибудь
в тростнике, а затем вдруг стала метаться, со слезами призывая Уг-Ломи.
     Но  Уг-Ломи был далеко.  Когда стоявшие на холме увидели,  что Эвдена
пытается освободиться,  они  громко  закричали,  и  она  снова  застыла  в
неподвижности. Вскоре в воздухе замелькали летучие мыши, а звезда, похожая
на  Уг-Ломи,  тихонько вышла из  своего синего убежища на  западе.  Эвдена
позвала ее, только шепотом, так как боялась льва. Но за все время, пока на
землю спускалась ночь, тростник не шелохнулся.
     Мрак окутал Эвдену,  и луна засияла ярче;  все тени,  которые убежали
вверх по холму,  а затем с наступлением вечера совсем исчезли, вернулись к
своим хозяевам,  короткие и черные. В зарослях тростника и под ольхой, где
обитал  лев,  стали  собираться неясные существа и  началось какое-то  еле
слышное движение. Но тьма сгущалась, а оттуда никто не выходил.
     Эвдена посмотрела на становище и увидела дымные огни костров и людей,
сновавших вокруг.  В  другой  стороне,  за  рекой,  курился  белый  туман.
Откуда-то долетел жалобный визг лисят и пронзительный вопль гиены.
     Время от времени она забывалась в напряженном ожидании. Спустя долгое
время через реку с плеском перебралось какое-то животное и вышло на берег,
выше логова,  но кто это был, ей разглядеть не удалось. Она слышала, как к
далекому водопою шумно спускались слоны, - такой тихой была ночь.
     Земля потеряла все свои краски,  превратившись в узор светлых пятен и
непроницаемо-черных  теней   под   синим   небом.   На   серебряном  серпе
опускавшейся за лес луны тонким кружевом вырисовывались верхушки деревьев,
а на востоке,  над скрытыми тенью холмами,  высыпали мириады звезд. Костры
на холме горели теперь ярким пламенем,  и на их фоне видны были стоявшие в
ожидании фигуры.  Они ждали вопля...  Теперь уж, конечно, ждать оставалось
недолго.
     Внезапно ночь наполнилась движением.  Эвдена затаила дыхание.  Кто-то
проходил мимо -  одна, две, три бесшумно крадущихся тени - шакалы. И снова
долгое ожидание.
     А  затем,  покрывая все  звуки,  которые  ей  чудились,  в  тростнике
раздался шорох и отчаянная возня. Послышался треск. Тростник захрустел еще
и  еще раз,  а затем все стихло,  и только через равные промежутки времени
что-то со свистом рассекало воздух.  Прозвучало глухое жалобное рычание, и
вновь все смолкло.  Тишина больше не  прерывалась -  неужели ей  не  будет
конца?  Эвдена, затаив дыхание, кусала губы, чтобы не закричать. Но тут по
кустам что-то пробежало,  и невольный крик вырвался из ее груди. Ответного
хора криков с холма она не услышала.
     В  тростнике снова кто-то с  треском задвигался.  При свете заходящей
луны Эвдена увидела, как заколыхался тростник, задрожали стволы ольхи. Она
начала яростно вырываться из пут -  последняя попытка.  Но к  ней никто не
приблизился.  Ей казалось, что по этому маленькому клочку земли носится не
меньше десятка чудовищ,  а потом вновь наступила тишина.  Луна скрылась за
дальним каштановым лесом, и мрак стал непроницаемым.
     Затем   послышался  странный  звук,   словно  прерывистое  дыхание  и
всхлипывание -  оно  все учащалось и  ослабевало.  Опять тишина,  и  снова
неясные звук