станет  обо  всем  расспрашивать  и  указывать
пальцем, а он. Викарий, должен будет объяснять. Ангел может  повести  себя
странно - а в деревне уж непременно вообразят что-нибудь  и  вовсе  дикое.
Будут смотреть на них во все глаза: "Кто это с ним?" К тому же разве  долг
не велит ему заблаговременно заняться своей  проповедью?  И  вот,  получив
необходимые наставления, Ангел бодро отправился в путь  один,  еще  ничего
почти не ведая об особенностях, отличающих человеческий  образ  мыслей  от
ангельского.
   Ангел медленно брел, заложив белые руки  за  свою  горбатую  спину.  Он
пытливо заглядывал в глаза каждому встречному. Маленькая девочка,  рвавшая
жимолость и вику, поглядела ему в лицо, потом подошла и вложила ему в руку
свой букетик. Это был пока, пожалуй, единственный случай,  когда  кто-либо
из людей (не считая Викария и  еще  одного  существа)  отнесся  к  нему  с
добротой. Потом, проходя мимо домика матушки Гестик, он  услышал,  как  та
бранила свою внучку.
   - Ах ты наглая дрянь! - кричала матушка Гестик. - Щеголиха бесстыжая! -
Ангел остановился, пораженный странным звучанием голоса матушки Гестик.  -
Вырядилась в лучшее платье, в шляпу с пером, и шасть  со  двора  -  фу-ты,
ну-ты! - к своим кавалерам, а я тут работай на нее, как каторжная! Корчишь
из себя барыню, голубушка моя, а сама  шлюха  шлюхой:  тебе  один  шаг  до
гибели. Лень да франтовство до добра не доведут!
   Голос внезапно смолк, и  в  сотрясенном  воздухе  разлилась  благостная
тишина.
   - Как дико и нелепо! - сказал Ангел,  не  сводя  глаз  с  удивительного
ларчика раздора. - Кого-то корчат! - Он не знал, что матушка Гестик  вдруг
обнаружила его присутствие и рассматривает его сквозь щели  в  ставне.  Но
вдруг дверь распахнулась, и старуха уставилась  Ангелу  в  лицо.  Странное
явление: пыльные седые  волосы  и  грязное  розовое  платье,  расстегнутое
спереди будто нарочно затем, чтобы выставить напоказ дряблую шею и  грудь,
- ржавая водосточная труба, которая вот-вот станет  изрыгать  непостижимую
ругань.
   - Так-то, сударь, - начала миссис Гестик. - Больше вам и делать нечего,
как подслушивать у чужих дверей, сплетни собирать?
   Ангел недоуменно смотрел на нее.
   - Ишь ты как! - продолжала миссис Гестик, видно, и в самом  деле  очень
рассерженная. - Подслушивать!
   - Если вам не нравится, что я вас слушаю...
   - Не нравится, что он слушает! Еще бы мне это правилось! Что вы в самом
деле думаете? Ишь, простачок нашелся!..
   - Но если вы не хотели,  чтобы  я  вас  слышал,  зачем  вы  так  громко
кричали? Я подумал...
   - Он подумал! Дурак безмозглый, вот ты кто! Дурень пучеглазый. Что,  не
придумал ничего умней, как стоять, разиня свое поганое хайло - авось,  что
и попадет в него! А потом побежишь разносить  по  деревне!  Ах  ты  жирная
рожа, чурбан, разносчик  сплетен!  Уж  я  бы  так  постыдилась  рыскать  и
подглядывать вокруг домов, где живут приличные люди...
   Ангел с удивлением открыл, что  какая-то  неизъяснимая  особенность  ее
голоса вызывает  в  нем  крайне  неприятные  ощущения  и  сильное  желание
удалиться. Но, перебарывая себя, он стоял и вежливо  слушал  (как  принято
слушать в Ангельской Стране, пока другой говорит). Весь в целом этот взрыв
был для него  непонятен.  Было  непостижимо,  по  какой  причине  внезапно
выдвинулась - так сказать, из бесконечности - эта исступленная  голова.  И
он никак не представлял себе - весь его прежний опыт это исключал,  -  что
можно задавать вопрос за вопросом, не дожидаясь ответов.
   Ни на миг не прерывая свою цветистую речь, миссис Гестик заверила  его,
что он не джентльмен, спросила, не называет ли он себя таковым,  отметила,
что в наши дни это делает каждый проходимец, сравнила его с  раскормленной
свиньей, удивилась его бесстыдству, справилась, не совестно ли  ему  перед
самим собой стоять тут у дверей, осведомилась, не  врос  ли  он  в  землю,
полюбопытствовала,  что  он  этим  хочет  доказать,  пожелала  узнать,  не
обворовал ли он огородное  пугало,  чтобы  напялить  на  себя  его  наряд,
высказала  догадку,  что  на  такое  поведение  его   толкает   непомерное
тщеславие, поинтересовалась, знает ли его мамаша, что он  вышел  погулять,
добавила в заключение: "У меня, голубчик, кое-что найдется, чтобы сдвинуть
вас с места!" - и скрылась, яростно хлопнув дверью.
   Наступившая временно  тишина  показалась  Ангелу  поразительно  мирной.
Голова шла у  него  кругом,  но  теперь  он  наконец  получил  возможность
разобраться в своих новых ощущениях. Он перестал улыбаться и  кланяться  и
только стоял в удивлении.
   - Какое-то странное чувство, сродное боли, - сказал Ангел. - Чуть ли не
хуже, чем голод, и совсем непохоже на  него.  Когда  ты  голоден,  хочется
есть. Она, я полагаю, была женщиной. Так и хочется удалиться. Полагаю, мне
можно уйти сейчас же?
   Он неторопливо повернулся и, задумавшись, пошел дальше. Он услышал, как
дверь домика снова распахнулась, и, оглянувшись, увидел сквозь алый заслон
вьюна матушку Гестик, державшую в руках кастрюлю с горячим отваром  из-под
капусты.
   - Хорошо сделали, что ушли, мистер Укради Штаны, - донесся через пурпур
вьюна голос миссис Гестик. - Только не вздумайте прийти  опять  и  рыскать
вокруг дома, а не то я вас научу приличным манерам, уж поверьте!
   Ангел остановился в полной растерянности. У него и  в  мыслях  не  было
когда-либо опять подойти к этому дому. Он не  понимал  точного  назначения
черного сосуда, но общее  впечатление  было  крайне  неприятным.  И  ничем
нельзя было это объяснить.
   - Я всерьез! - говорил крещендо голос миссис Гестик. - А, чтоб  тебя!..
Я всерьез!
   Ангел отвернулся и пошел дальше с недоумением в глазах.
   - Она очень смешная!  -  сказал  Ангел.  -  Очень!  Куда  смешней  того
человечка в черном. И она говорит, что она всерьез... А что  "всерьез",  я
не знаю!.. - Он умолк. - А другие разве у них не всерьез?..  -  сказал  он
наконец все с тем же недоумением.


   Ангел издалека завидел кузницу, где брат Сэнди Брайта подковывал лошадь
возчика из Апмортона. Возле  кузницы  стояли  два  неуклюжих  подростка  и
глазели по-бычьи на работу кузнеца. Когда Ангел подошел ближе, эти двое, а
затем и возчик медленно повернули головы (под углом в тридцать градусов) и
стали следить за его приближением, уставив на него спокойный  и  недвижный
взгляд. Их лица выражали безразличное любопытство.
   Впервые в жизни Ангел  почувствовал  неловкость  оттого,  что  на  него
глядят. Он подошел, стараясь сохранить  на  лице  любезное  выражение,  но
тщетно: оно было бессильно сломить этот гранитный взгляд. Руки  он  держал
за спиной. Он приветливо улыбался, с любопытством глядя на непонятное (для
Ангела) занятие кузнеца. Но батарея глаз норовила перехватить его  взгляд.
Стараясь встретить все три пары глаз сразу. Ангел утратил легкость поступи
и споткнулся о камень. Один подросток насмешливо  хихикнул  и,  охваченный
смущением под вопрошающим взором Ангела, тут же, чтобы прикрыть внутреннее
беспокойство,  подтолкнул  второго  подростка  локтем  в  бок.  Никто   не
заговаривал, промолчал и Ангел.
   Но едва Ангел прошел мимо, один из тех троих в вызывающем тоне промычал
мотивчик.
   Затем все трое расхохотались. Попробовал  и  другой  что-то  спеть,  но
почувствовал, что должен  сперва  отхаркаться.  Ангел  проследовал  дальше
своим путем.
   - Это кто ж такой? - сказал второй подросток.
   "Бинг, бинг, бинг", - выстукивал молоток кузнеца.
   - Не иначе как иностранец, - сказал возчик из Апмортона. - Сразу видно,
что дурак, че-орт его возьми.
   - А иностранцы всегда дураки, - мудро рассудил первый подросток.
   - У него, похоже, горб на  спине!  -  сказал  возчик  из  Апмортона.  -
Че-оорт меня подери, если не так.
   Снова установилось нерушимое молчание, и все  трое  пустым,  ничего  не
выражающим взглядом провожали удалявшуюся фигуру Ангела.
   - Очень похоже на горб, - сказал возчик после нескончаемо долгой паузы.


   Ангел шел дальше по деревне, и  все  ему  казалось  удивительным.  "Они
начинаются, проходит короткое время, и они кончаются, - говорил он  сам  с
собой недоуменным голосом. - Но что же они  делают  в  промежутке?"  -  Он
услышал раз, как невидимый рот пел  невнятные  слова  на  тот  мотив,  что
промычал человек возле кузницы.
   - Это тот несчастный, которого Викарий подстрелил из своей  двустволки,
- сказала Сара Глу (Приходские дома, N_1), рассматривая его поверх жалюзи.
   - Похож на француза, - сказала Сьюзен  Хопер,  глядя  в  просветы  этой
удобной ширмы для любопытства.
   - У него такие милые глаза, -  сказала  Сара  Глу,  на  одно  мгновение
перехватив их взгляд.
   Ангел продолжал свою прогулку. Мимо шел  почтальон  и  в  знак  привета
приложил руку к козырьку; дальше он увидел спящую на припеке собаку. Ангел
миновал ее и увидел Мендхема, который холодно кивнул ему и поспешил пройти
мимо.  (Помощник  Викария  не  хотел,   чтобы   его   видели   в   деревне
разговаривающим с Ангелом, пока не выяснится, что это за личность.)  Потом
из одного дома донесся визг раскапризничавшегося  ребенка,  что  Ангела  и
вовсе озадачило. Затем Ангел вышел на мост за последним  домом  деревни  и
здесь,  склонившись  над  перилами,  загляделся  на  сверкание  маленького
водопада у мельницы.
   - Они начинаются, проходит короткое-время, и они кончаются, -  говорила
мельничная  запруда.  Вода   убегала   под   мост,   зеленая   и   темная,
исполосованная пеной.
   За мельницей поднимала ввысь свою прямоугольную  колокольню  церковь  с
погостом  позади,  волна   могильных   камней   и   деревянных   надгробий
расплескалась по склону холма. Картину обрамляли шесть или семь буков.
   Ангел услышал за спиной шарканье ног, скрип колеса и, повернув  голову,
увидел человека в грязных бурых  лохмотьях  и,  фетровой,  серой  от  пыли
шляпе. Он стоял, слегка покачиваясь, и пристально смотрел Ангелу в  спину.
Позади него другой, почти такой же грязный человек катил по мосту на тачке
точильный станок.
   - Здрасс... - сказал первый, чуть улыбнувшись, - с добрым... ут-т...  -
Он сдерживал вырывавшуюся икоту.
   Ангел остановил на нем взгляд. Он еще никогда не видел такой совсем  уж
бессмысленной улыбки.
   - Кто вы? - сказал Ангел.
   Бессмысленная улыбка исчезла.
   - А к-какое вам дело, кто я? Ддобб... утро...
   - Идем-идем! - сказал, поравнявшись с ним, человек с точильным станком.
   - Й-я гговорю "ддоб-б... утро", - сказал оборванец с обидой в голосе. -
Не можете ответить?
   - Идем-идем, дурак! - сказал, двинувшись дальше, человек со станком.
   - Я не понимаю, - сказал Ангел.
   - Нне понима... Да просто - ик! Я сказал: доб-б-б у-ут... Нне  жжела...
ик! отвечать? Не жжела...? Дженмен... г-грит дженмену "с  добрым  у-ут..."
Положено отвечать. Вы не джентльмен. Придется поучить.
   Ангел был озадачен. Минуту пьяный стоял, покачиваясь, потом  неуверенно
снял с себя шляпу и швырнул ее Ангелу под ноги.
   - Оч-чч хорошо! - сказал он таким тоном, точно принял важное решение.
   - Идем-идем! - донесся голос  человека  со  станком,  откатившего  свою
тачку на добрых двадцать ярдов.
   - Не х-х-хочешь драться, эх ты... - Ангел не разобрал слова.
   - И-йя те покажу, как не отвечать дж-мену на "добр... утро".
   Он принялся стаскивать с себя куртку.
   - Думаешь, я пьян? - сказал он. - Я те покажу!
   Человек со станком присел на край тачки и приготовился наблюдать.
   - Идем-иде-ом! - сказал он.
   Куртка завернулась, и пьяный топтался на месте, пытаясь  выпутаться  из
нее и выкрикивая угрозы и ругань. Понемногу Ангел начал подозревать,  пока
еще довольно смутно, что эти подготовления носят враждебный характер.
   - Рродная ммать не уззнает тебя, так я тебя разделаю! - сказал  пьяный,
закинув куртку чуть не на голову.
   Наконец  одежка  оказалась  на  земле,  и  пьяный  точильщик   позволил
внимательному глазу Ангела разглядеть сквозь  частые  прорехи  в  останках
жилета прекрасное, волосатое и мускулистое, тело. Он  с  молодецким  видом
выпятил грудь.
   - Хочешь, сорву с тебя кочерыжку, а? - предложил пьяный  и  сделал  шаг
вперед и шаг назад, подняв кулаки и оттопырив локти.
   - Валяй, пошли, - донеслось с дороги.
   Внимание Ангела сосредоточилось  на  паре  огромных,  волосатых  черных
кулаков, которые раскачивались, то надвигаясь, то отступая.
   - Валяй, говоришь? Йя ему покажу! - сказал  джентльмен  в  лохмотьях  и
затем с предельной свирепостью: - Голубчик ты мой. Я т-те покажу!
   Он вдруг рванулся вперед, и Ангел, повинуясь новорожденному  инстинкту,
отступил на шаг и, чтобы избежать удара, даже заслонил рукой  лицо.  Кулак
прошел на волосок от  ангельского  плеча,  и  точильщик  грудой  лохмотьев
повалился наземь, упершись лбом в перила моста. Ангел с полминуты стоял  в
колебании над дергающейся в судороге  грязной  кучей  богохульства,  потом
повернулся к ждавшему на дороге товарищу своего противника.
   - Ддай мне только встать, - сказал человек на мосту. - Дай мне  встать,
и я те покажу, скотина! Я те покажу!
   Странная неприязнь, судорога отвращения охватила  Ангела.  Он  медленно
побрел прочь от пьяного к человеку с точильным станком.
   - Что все это значит? - сказал Ангел. - Я не понимаю.
   - Дурак он паршивый!.. Говорит, у него серебряная свадьба, -  досадливо
ответил человек со станком и с возросшим  нетерпением  в  голосе  еще  раз
закричал в сторону моста: - Иде-ом!
   - Серебряная свадьба! - повторил Ангел. -  Что  это  такое,  серебряная
свадьба?
   - А, чистый вздор, - сказал человек на тачке. - Он  всегда  найдет,  на
что сослаться. С души воротит. На той неделе был день его  рождения,  будь
он неладен, а перед тем он никак не  мог  протрезвиться  после  выпивки  в
честь моей новой тачки. (Да идем же, дурень!)
   - Но я не понимаю, - сказал Ангел, - почему он так шатается? Почему  он
все старается поднять свою шляпу и никак не поднимет?
   - Почему? - сказал точильщик. - Есть же еще на  свете  такие,  черт  их
возьми, невинные дитяти! Почему? Да потому, что нализался! А то с чего бы?
Идем же... чертов болван. Потому что пьян в дым. Вот почему!
   По тону голоса второго точильщика Ангел рассудил,  что  разумней  будет
воздержаться от новых расспросов. Но он стоял  у  его  тачки  и  продолжал
наблюдать за таинственными маневрами на мосту.
   - Иде-ом! Эх, видать, придется мне  пойти  самому  и  поднять  ему  эту
шляпу... ну просто беда мне с ним. Никогда  еще  у  меня  не  было  такого
паршивого напарника. Беда мне с ним, да и только.
   Человек с тачкой призадумался.
   - Добро бы он был джентльмен и не должен был бы зарабатывать себе кусок
хлеба. И ведь такой  дурак.  Как  хватит  малость,  так  ему  удержу  нет.
Задирает каждого встречного. (Наконец-то пошел!)  Провались  я  на  месте,
если он не собрался драться со всей Армией  Спасения,  будь  она  неладна!
Совсем разума нет у человека. (Эгей! Идем-иде-о-ом! Иде-ом!) Нет, придется
мне все-таки сходить за его  шляпой,  будь  она  неладна!  Сколько  хлопот
доставляет, а ему хоть бы что!
   Второй точильщик вернулся на мост и, любовно чертыхаясь, помог  первому
надеть шляпу и куртку. Ангел все глядел на них. Потом, в полном недоумении
перед столькими тайнами, двинулся назад в деревню.


   После этой встречи Ангел  прошел  мимо  мельницы  и,  обогнув  церковь,
направился осмотреть надгробья.
   - Это как будто место, куда они складывают обломки развалин,  -  сказал
Ангел, читая надписи. -  Любопытное  слово  -  "Вдовица"  -  "Resurgam"...
[восстану из мертвых (лат.)] Значит, они не вовсе  уничтожаются.  И  такая
огромная понадобилась куча, чтобы удержать ее  под  землей...  Какая  сила
духа!
   - Хокинс! - тихо молвил Ангел... - Хокинс?  Имя  мне  незнакомо...  Он,
значит, не умер - ясно же: "Приобщился Сонму Ангелов 17-го мая  1863  г.".
Ему, верно, было здесь, внизу, так же неуютно, как мне. Но не пойму, зачем
на памятник поставили сверху эту штуку вроде горшка. Любопытно! Тут кругом
еще несколько таких же - каменные горшочки, а над ними обрывки  застывшего
каменного покрывала.
   Из Народного училища высыпала ватага мальчишек, и сперва один, а за ним
и несколько других остановились, разиня рот, при виде  черной  сгорбленной
фигуры Ангела среди белых надгробных камней.
   - А у него горб на спине! - заметил маленький критик.
   - Волосы-то как у девчонки! - сказал второй.
   Ангел  обернулся  на  их  голоса.  Его  поразил  странный  вид  смешных
маленьких голов, торчавших по замшелой стене. Он тихо улыбнулся  глазевшим
на него личикам и, отвернувшись, снова  засмотрелся  на  чугунную  решетку
вокруг могилы Фитц-Джарвиса. "Странно, какое чувство недоверия,  -  сказал
он. - Плиты, груды камней, эти решетки... Боятся они?.. Или мертвые иногда
пытаются встать? Их как будто хотят придавить... строят укрепления..."
   - Остриги волосья, остриги волосья, - запели хором трое мальчуганов.
   - И чудные они, люди! - сказал Ангел. - Вчера тот мужчина хотел спилить
мне крылья, сейчас эти маленькие создания хотят отрезать мне волосы! А тот
человек на мосту предложил сорвать с меня "кочерыжку". Еще немного, и  они
ничего от меня не оставят.
   - Где нашел ты эту шляпу? - пел другой мальчуган. - Где  ты  взял  свой
балахон?
   - Они задают вопросы, но ответы им, видимо, не нужны, - сказал Ангел. -
Это ясно по их тону. - Он задумчиво смотрел на мальчиков. - Мне  непонятны
методы  человеческого  общения.  То,  что  происходит   сейчас,   наверно,
изъявление дружбы, нечто вроде обряда. Но я не знаю ответов. Пожалуй,  мне
лучше пойти назад к маленькому толстому  человечку  в  черном,  с  золотой
цепочкой через весь живот, и пусть он мне объяснит. Все так непросто.
   Он повернулся к арке у входа на кладбище.
   - Эгей! - пронзительным фальцетом сказал один из мальчиков и швырнул  в
него  скорлупой  букового   ореха.   Она,   подпрыгивая,   покатилась   по
кладбищенской дорожке. Ангел остановился в удивлении.
   Тут все мальчики расхохотались. В подражание первому второй тоже сказал
"Эгей!" и попал в Ангела. Удивленный вид горбуна был  прямо  восхитителен.
Они все стали кричать "Эгей!" и швыряться скорлупой буковых  орехов.  Одна
скорлупа попала Ангелу в кисть руки, другая сильно кольнула за ухом. Ангел
неумело замахал, проговорил, запинаясь, несколько слов упрека и  вышел  на
дорогу. Его замешательство  и  трусость  удивили  и  возмутили  мальчиков.
Нечего поощрять слюнтяев! Обстрел становился все  жесточе.  Вы  без  труда
представите себе яркие моменты боя: самые задиристые мальчуганы  сомкнутым
строем выбегают вперед и  дают  дружные  залпы;  мальчуганы  более  робкие
следуют врассыпную  позади,  ограничиваясь  одиночными  выстрелами.  Шавку
Милтона Попрошайки это зрелище привело в экстаз, и  она,  вообразив  самые
дикие вещи, с визгом принялась бегать по кругу,  подбираясь  все  ближе  к
ангельским лодыжкам.
   - Ай-ай-ай! - сказал могучий голос. - Не ожидал! Не ожидал! Где  мистер
Джарвис? Кто учил вас таким манерам, маленькие негодники!
   Малыши кинулись кто влево, кто вправо, иные -  махом  через  ограду  на
школьный двор, иные - во всю прыть по улице.
   - Эти мальчишки просто невыносимы! - гудел, подходя,  мистер  Крумп.  -
Очень сожалею, что они надоедали вам.
   Ангел был, казалось, сильно расстроен.
   - Не пойму, - сказал он. - Человеческие обычаи просто...
   - Ну, разумеется. Для вас они непривычны. Как ваш отросток?
   - Мой - как вы назвали? - спросил Ангел.
   - Ваша раздвоенная конечность. Как она сейчас? Раз  уж  вы  тут  рядом,
зайдемте ко мне. Зайдемте, и я посмотрю еще разок, что там у вас делается.
(Ах вы, шалопаи!) А тем временем эти маленькие невежи разойдутся по домам.
В деревнях они все одного пошиба. Не способны понять ничего,  что  выходит
за пределы нормы. Увидел приезжего непривычной внешности - швыряй  в  него
камень! Их воображение не идет дальше своего прихода...  (Смотрите,  вкачу
вам микстуры, если еще раз поймаю вас