вался тем, что ему обеспечены жизнь  и
труд. Без сомнения, в таком мире не было  ни  безработицы,  ни  нерешенных
социальных проблем. А за всем этим последовал великий покой.
   Мы забываем о законе  природы,  гласящем,  что  гибкость  ума  является
наградой за опасности, тревоги и  превратности  жизни.  Существо,  которое
живет в совершенной  гармонии  с  окружающими  условиями,  превращается  в
простую машину. Природа никогда не прибегает к разуму до тех пор, пока  ей
служат привычка и  инстинкт.  Там,  где  нет  перемен  и  необходимости  в
переменах,  разум  погибает.  Только  те  существа  обладают  им,  которые
сталкиваются со всевозможными нуждами и опасностями.
   Таким  путем,  мне  кажется,  человек  Верхнего  Мира  пришел  к  своей
беспомощной красоте, а человек Подземного Мира  -  к  чисто  механическому
труду. Но даже и для этого уравновешенного положения вещей, при  всем  его
механическом совершенстве, недоставало одного  -  полной  неизменности.  С
течением времени запасы Подземного  Мира  истощились.  И  вот  Мать-Нужда,
сдерживаемая в  продолжение  нескольких  тысячелетий,  появилась  снова  и
начала внизу свою работу. Жители Подземного Мира, имея  дело  со  сложными
машинами, что, кроме, навыков, требовало все же  некоторой  работы  мысли,
невольно удерживали в своей озверелой душе  больше  человеческой  энергии,
чем жители земной поверхности. И когда обычная пища пришла  к  концу,  они
обратились к тому, чего до сих пор не допускали старые привычки.  Вот  как
все это представилось  мне,  когда  я  в  последний  раз  смотрел  на  мир
восемьсот две тысячи семьсот первого года.  Мое  объяснение,  быть  может,
ошибочно, поскольку человеку свойственно ошибаться. Но таково мое  мнение,
и я высказал его вам.
   После трудов, волнений и страхов последних дней, несмотря на  тоску  по
бедной Уине, эта скамья, мирный пейзаж и  теплый  солнечный  свет  все  же
казались мне прекрасными. Я смертельно устал,  меня  клонило  ко  сну,  и,
размышляя, я вскоре  начал  дремать.  Поймав  себя  на  этом,  я  не  стал
противиться и, растянувшись на дерне, погрузился в долгий освежающий сон.
   Проснулся я незадолго до заката солнца. Теперь я  уже  не  боялся,  что
морлоки захватят меня во сне. Расправив  члены,  я  спустился  с  холма  и
направился к Белому Сфинксу. В одной руке я держал лом,  другой  перебирал
спички у себя в кармане.
   Но там меня ждала Самая большая неожиданность. Приблизившись  к  Белому
Сфинксу, я увидел, что бронзовые двери открыты и обе половинки задвинуты в
специальные пазы.
   Я остановился как вкопанный, не решаясь войти.
   Внутри было небольшое помещение, и в углу на возвышении  стояла  Машина
Времени. Рычаги от нее лежали у меня в кармане.  Итак,  здесь  после  всех
приготовлений к осаде  Белого  Сфинкса  меня  ожидала  покорная  сдача.  Я
отбросил  свой  лом,  почти  недовольный   тем,   что   не   пришлось   им
воспользоваться.
   Но в ту самую минуту, когда я  уже  наклонился,  чтобы  войти,  у  меня
мелькнула внезапная мысль. Я сразу  понял  нехитрый  замысел  морлоков.  С
трудом  удерживаясь  от  смеха,  я  перешагнул  через  бронзовый  порог  и
направился к Машине Времени. К своему удивлению, я  видел,  что  она  была
тщательно смазана и  вычищена.  Впоследствии  мне  пришло  в  голову,  что
морлоки даже разбирали машину на  части,  стараясь  своим  слабым  разумом
понять ее назначение.
   И пока я стоял и смотрел на свою  машину,  испытывая  удовольствие  при
одном прикосновении к ней, случилось то, чего я ожидал.  Бронзовые  панели
скользнули вверх и с треском закрылись. Я попался. Так, по  крайней  мере,
думали морлоки. Эта мысль вызвала у меня только веселый смех.
   Они  уже  бежали  ко  мне  со  своим  противным  хихиканьем.   Сохраняя
хладнокровие, я чиркнул спичкой. Мне оставалось только укрепить  рычаги  и
умчаться от них, подобно призраку. Но я упустил  из  виду  одно  маленькое
обстоятельство. Это были отвратительные спички, которые зажигаются  только
о коробки.
   Куда по девалось мое спокойствие! Маленькие, гадкие твари уже  окружили
меня. Кто-то прикоснулся ко мне. Отбиваясь рычагами, я полез в седло. Меня
схватила чья-то рука, потом еще и еще.  Мне  пришлось  с  трудом  вырывать
рычаги из цепких пальцев и в то же время ощупывать гнезда, в  которых  они
крепились. Один раз морлоки вырвали у меня рычаг. Когда он выскользнул  из
моих рук, мне пришлось, чтобы найти его на полу в темноте,  отбиваться  от
них головой. Черепа морлоков трещали под моими ударами. Мне  кажется,  эта
последняя схватка была еще упорнее, чем битва в лесу.
   В конце концов я укрепил рычаги и повернул их. Цепкие руки соскользнули
с моего тела. Темнота исчезла из моих глаз. Вокруг не было  ничего,  кроме
туманного света и шума, о которых я уже вам говорил.



14. НОВЫЕ ВИДЕНИЯ

   Я уже рассказывал о болезненных и муторных ощущениях, которые  вызывает
путешествие по Времени. Но на этот раз я к тому же плохо  сидел  в  седле,
неловко свесившись набок. Не знаю, долго ли я провисел таким  образом,  не
замечая, как моя Машина дрожит и раскачивается. Когда я пришел  в  себя  и
снова посмотрел на циферблаты, то был поражен.  На  одном  из  циферблатов
отмечались дни, на другом тысячи,  на  третьем  миллионы  и  на  четвертом
миллиарды дней. Оказалось, что вместо того, чтобы повернуть рычаги  назад,
я привел их в действие таким образом,  что  Машина  помчалась  вперед,  и,
взглянув на указатели, я увидел,  что  стрелка,  отмечающая  тысячи  дней,
вертелась с быстротой секундной стрелки, - я уносился в Будущее.
   По мере движения все вокруг начало  принимать  какой-то  необыкновенный
вид. Дрожащая серая пелена стала темнее; потом снова  -  хотя  я  все  еще
продолжал двигаться с невероятной скоростью  -  началась  мерцающая  смена
ночи и дня, обычно указывавшая на не очень быстрое  движение  Машины.  Это
чередование становилось  все  медленнее  и  отчетливее.  Сначала  я  очень
удивился. День и ночь уже не так быстро сменяли друг  друга.  Солнце  тоже
постепенно замедляло свое движение по небу,  пока  наконец  мне  не  стало
казаться, что сутки тянутся целое столетие.  В  конце  концов  над  землей
повисли  сумерки,  которые  лишь  но  временам  прорывались  ярким  светом
мчавшейся по темному небу кометы. Красная полоса над  горизонтом  исчезла;
солнце больше не закатывалось - оно просто  поднималось  и  опускалось  на
западе, становясь все более огромным и кровавым. Луна  бесследно  исчезла.
Звезды,  медленно  описывавшие  свои  круговые  орбиты,  превратились   из
сплошных полосок света в  отдельные,  ползущие  по  небу  точки.  Наконец,
незадолго до  того,  как  я  остановился,  солнце,  кровавое  и  огромное,
неподвижно  застыло  над  горизонтом;  оно  походило  на  огромный  купол,
горевший тусклым светом и на мгновения совершенно потухавший. Один раз оно
запылало  прежним  своим  ярким   огнем,   но   быстро   вновь   приобрело
угрюмо-красный  цвет.  Из  того,   что   солнце   перестало   всходить   и
закатываться,   я   заключил,   что   периодическое   торможение   наконец
завершилось. Земля перестала вращаться, она была обращена к  Солнцу  одной
стороной, точно так же, как в наше время обращена к Земле Луна. Помня свое
предыдущее стремительное  падение,  я  с  большой  осторожностью  принялся
замедлять  движение  Машины.  Стрелки  стали  крутиться  все  медленней  и
медленней,  пока  наконец  та,  что  указывала  тысячи  дней,  не  замерла
неподвижно, а та, что указывала дни, перестала казаться сплошным кругом. Я
еще замедлил движение, и передо мной стали смутно вырисовываться очертания
пустынного берега.
   Наконец  я  осторожно  остановился  и,  не  слезая  с  Машины  Времени,
огляделся. Небо утратило прежнюю голубизну. На северо-востоке оно было как
чернила, и из глубины  мрака  ярким  и  неизменным  светом  сияли  бледные
звезды. Прямо над  головой  небо  было  темно-красное,  беззвездное,  а  к
юго-востоку оно светлело и становилось пурпурным;  там,  усеченное  линией
горизонта, кровавое и неподвижное, огромной горой  застыло  солнце.  Скалы
вокруг меня были темно-коричневые, и единственным признаком жизни, который
я увидел  сначала,  была  темно-зеленая  растительность,  покрывавшая  все
юго-западные выступы на скалах. Эта  густая,  пышная  зелень  походила  на
лесные мхи или лишайники, растущие в пещерах, - растения, которые живут  в
постоянной полутьме.
   Моя Машина стояла на отлогом берегу.  К  юго-западу  вплоть  до  резкой
линии горизонта расстилалось море. Не было ни прибоя, ни волн, так как  не
чувствовалось ни малейшего дуновения  ветра.  Только  слабая  ровная  зыбь
слегка вздымалась и опускалась, море как будто тихо дышало,  сохраняя  еще
признаки своей вечной  жизни.  Вдоль  берега,  там,  где  вода  отступила,
виднелась кора соли, красноватая под лучами солнца.  Голова  у  меня  была
словно налита свинцом, и  я  заметил,  что  дыхание  мое  участилось.  Это
напомнило мне мою единственную попытку восхождения в горы, и я понял,  что
воздух стал более разреженным, чем прежде.
   Вдали, на туманном берегу, я услышал пронзительный писк и увидел  нечто
похожее на огромную  белую  бабочку.  Она  взлетела  и,  описав  несколько
неровных  кругов,  исчезла  за  невысокими  холмами.  Писк  ее  был  таким
зловещим, что я невольно вздрогнул и поплотнее уселся в седле. Оглядевшись
снова, я вдруг увидел, как то, что я принимал за красноватую скалу,  стало
медленно приближаться ко мне. Это было  чудовищное  существо,  похожее  на
краба. Представьте  себе  краба  величиной  с  этот  стол,  со  множеством
медленно и нерешительно шевелящихся ног, с огромными клешнями, с длинными,
как хлысты, щупальцами и выпуклыми глазами,  сверкающими  по  обе  стороны
отливающего металлом лба! Спина его была вся  в  отвратительных  буграх  и
выступах, местами покрытая зеленоватым налетом. Я видел, как шевелились  и
дрожали многочисленные щупальца у его рта.
   С ужасом  глядя  на  это  подползающее  чудище,  я  вдруг  почувствовал
щекочущее прикосновение на щеке. Казалось,  будто  на  нее  села  муха.  Я
попробовал согнать ее взмахом руки, но ощущение сразу же возобновилось,  и
почти одновременно я почувствовал такое  же  прикосновение  возле  уха.  Я
отмахнулся и схватил рукой нечто похожее на нитку. Она быстро выдернулась.
Дрожа от ужаса, я обернулся  и  увидел,  что  это  было  щупальце  другого
чудовищного краба, очутившегося как раз у меня  за  спиной.  Его  свирепые
глаза  вращались,  рот  был  разинут  в  предвкушении  добычи,   огромные,
неуклюжие клешни, покрытые слизью водорослей, нацелились прямо на меня!  В
одно мгновение я схватился за рычаг, и между мной и  чудовищами  сразу  же
легло расстояние целого месяца. Но  я  по-прежнему  находился  на  том  же
берегу и, как только остановился, снова увидел тех же самых  чудовищ.  Они
десятками ползали взад и вперед под мрачным небом, среди скользкой  зелени
мхов и лишайников.
   Не могу передать вам, какое  страшное  запустение  царило  в  мире.  На
востоке - багровое небо,  на  севере  -  темнота,  мертвое  соленое  море,
каменистый берег, по  которому  медленно  ползали  эти  мерзкие  чудовища.
Однообразные, ядовито-зеленые лишайники,  разреженный  воздух,  вызывающий
боль в легких, - все это производило подавляющее впечатление! Я  перенесся
на столетие вперед и увидел все то же багровое  солнце  -  только  немного
больше и тусклее, - тот же умирающий океан, тот же серый холодный воздух и
то же множество ракообразных,  ползающих  среди  красных  скал  и  зеленых
лишайников. А на западе, низко над  горизонтом,  я  увидел  бледный  серп,
похожий на огромную нарождающуюся луну.
   Так продолжал я передвигаться по времени огромными скачками,  каждый  в
тысячу лет и больше, увлеченный тайной судеб Земли и в состоянии какого-то
гипноза наблюдая, как солнце на западе становится все огромней и  тусклей,
как угасает  жизнь.  Наконец  больше  чем  через  тридцать  миллионов  лет
огромный красный купол солнца заслонил собой  десятую  часть  потемневшего
неба.  Я  остановился,  так  как  многочисленные  крабы  уже  исчезли,   а
красноватый   берег   казался   безжизненным    и    был    покрыт    лишь
мертвенно-бледными мхами и лишайниками.  Местами  виднелись  пятна  снега.
Ужасный холод окружал меня. Редкие белые хлопья медленно падали на  землю.
На северо-востоке под звездами, усеивавшими траурное небо, блестел снег  и
высились волнистые вершины красновато-белых гор.  Прибрежная  полоса  моря
была скована льдом, и огромные ледяные глыбы уносились на простор;  однако
большая часть соленого океана, кровавая от лучей негаснущего  заката,  еще
не замерзла.
   Я огляделся в поисках каких-нибудь животных. Смутное опасение  все  еще
удерживало меня в седле Машины. Но ни в небе, ни на море, ни на  земле  не
было признаков жизни. Лишь зеленые водоросли на скалах  свидетельствовали,
что жизнь еще не совсем угасла. Море далеко отступило от прежних  берегов,
обнажив песчаное дно. Мне показалось, что на отмели  что-то  движется,  но
когда я вгляделся пристальнее, то не увидел никакого  движения;  я  решил,
что зрение обмануло меня и это был просто черный камень.  На  небе  горели
необычайно яркие звезды, и мне казалось, что они почти перестали мерцать.
   Вдруг я увидел, что диск солнца на западе стал менять  свои  очертания.
На его  краю  появилась  какая-то  трещина  или  впадина.  Она  все  более
увеличивалась. С минуту  я  в  ужасе  смотрел,  как  на  солнце  наползала
темнота, а потом понял, что это начинается затмение. Должно быть, Луна или
Меркурий проходили перед его диском. Разумеется, прежде всего я подумал  о
Луне,  но  дальнейшие  соображения  привели   меня   к   выводу,   что   в
действительности очень близко к Земле прошла перед солнцем одна из крупных
планет нашей системы.
   Темнота быстро надвигалась. Холодными порывами задул восточный ветер, и
в воздухе гуще закружились  снежные  хлопья.  С  моря  до  меня  донеслись
всплески волн. Но, кроме этих мертвенных звуков,  в  мире  царила  тишина.
Тишина? Нет, невозможно описать это жуткое  безмолвие.  Все  звуки  жизни,
блеяние овец, голоса птиц, жужжание насекомых, все то  движение  и  суета,
которые нас окружают, - все это отошло в прошлое. По мере  того  как  мрак
сгущался, снег падал все чаще, белые хлопья плясали у меня перед  глазами,
мороз усиливался. Одна за  другой  погружались  в  темноту  белые  вершины
далеких гор. Ветер перешел в настоящий ураган. Черная тень ползла на меня.
Через мгновение на небе остались одни только бледные звезды.  Кругом  была
непроглядная тьма. Небо стало совершенно черным.
   Ужас перед этой безбрежной  тьмой  охватил  все  мое  существо.  Холод,
пронизывавший до мозга костей, и боль  при  дыхании  стали  невыносимы.  Я
дрожал и чувствовал сильную тошноту. Потом, подобно раскаленной  дуге,  на
небе снова появилось солнце. Я слез с Машины, чтобы немного прийти в себя.
Голова у  меня  кружилась,  и  не  было  сил  даже  подумать  об  обратном
путешествии. Измученный и растерянный, я вдруг снова увидел на отмели,  на
фоне красноватой морской воды, какое-то движение. Теперь  сомневаться  уже
не приходилось. Это было нечто круглое,  величиною  с  футбольный  мяч,  а
может быть, и больше, и с него свисали длинные щупальца; мяч этот  казался
черным на колыхавшейся кроваво-красной воде,  и  передвигался  он  резкими
скачками. Я почувствовал, что начинаю терять сознание. Но ужас при  мысли,
что я могу беспомощно упасть на землю в этой далекой и страшной  полутьме,
заставил меня снова взобраться на седло.



15. ВОЗВРАЩЕНИЕ ПУТЕШЕСТВЕННИКА ПО ВРЕМЕНИ

   И я отправился назад. Долгое время я лежал без чувств на своей  Машине.
Снова началась мерцающая смена  дней  и  ночей,  снова  солнце  заблистало
золотом, а небо - прежней голубизной. Дышать стало легче. Внизу подо  мной
быстро изменялись  контуры  земли.  Стрелки  на  циферблатах  вертелись  в
обратную сторону. Наконец я снова увидел неясные очертания зданий  периода
упадка человечества. Они изменялись, исчезали, и появлялись другие.  Когда
стрелка, показывавшая миллионы дней,  остановилась  на  нуле,  я  уменьшил
скорость. Я стал  узнавать  знакомую  архитектуру  наших  домов.  Стрелка,
отмечавшая тысячи дней, возвращалась ко времени отправления, ночь  и  день
сменяли друг друга все медленней. Стены лаборатории снова появились вокруг
меня. Осторожно замедлил я движение Машины.
   Мне пришлось наблюдать странное явление. Я уже говорил вам, что,  когда
я отправился в путь и  еще  не  развил  большой  скорости,  через  комнату
промчалась миссис  Уотчет,  двигаясь,  как  мне  показалось,  с  быстротой
ракеты. Когда же я возвратился, то снова миновал ту минуту, в которую  она
проходила по лаборатории.  Но  теперь  каждое  ее  движение  казалось  мне
обратным. Сначала открылась вторая дверь в дальнем конце  комнаты,  потом,
пятясь, появилась миссис Уотчет и исчезла за той дверью, в которую  прежде
вошла. Незадолго перед этим мне показалось, что я  вижу  Хилльера,  но  он
мелькнул мгновенно, как вспышка.
   Я остановил Машину  и  снова  увидел  свою  любимую  лабораторию,  свои
инструменты и приборы в том же виде, в  каком  я  их  оставил.  Совершенно
разбитый, я сошел с Машины и сел на скамью.  Сильная  дрожь  пробежала  по
моему телу. Но понемногу я начал приходить в себя. Лаборатория была  такой
же, как всегда. Мне казалось, что я заснул и все это мне приснилось.
   Но  нет!  Не  все  было  по-прежнему.  Машина  Времени  отправилась   в
путешествие  из  юго-восточного  угла  лаборатории,  а  вернулась  она   в
северо-западный и остановилась напротив той стены, у которой вы ее видели.
Точно такое же расстояние было от лужайки до пьедестала Белого Сфинкса,  в
котором морлоки спрятали мою Машину.
   Не знаю, долго ли, но я был не в состоянии думать. Наконец  я  встал  и
прошел сюда через коридор, хромая, потому что пятка моя еще болела. Я  был
весь перепачкан грязью. На столе у двери я увидел номер "Пэл-мэл  газэтт".
Она была сегодняшняя. Взглянув на часы, я увидел, что было  около  восьми.
До меня донеслись ваши голоса и звон тарелок. Я не  сразу  решился  войти:
так я был слаб и утомлен! Но я почувствовал приятный запах  еды  и  открыл
дверь. Остальное вы знаете. Я умылся, пообедал и  вот  теперь  рассказываю
вам свою историю.



16. КОГДА ИСТОРИЯ БЫЛА РАССКАЗАНА

   - Я знаю, - сказал он, помолчав,  -  все  это  кажется  вам  совершенно
невероятным; для меня же самое невероятное  состоит  в  том,  что  я  сижу
здесь, в  этой  милой,  знакомой  комнате,  вижу  ваши  дружеские  лица  и
рассказываю вам свои приключения.
   Он взглянул на Доктора.
   - Нет, я даже не надеюсь, что вы поверите мне. Примите мой  рассказ  за
ложь или... за пророчество. Считайте, что я видел это во  сне,  у  себя  в
лаборатории.  Представьте  себе,  что  я  раздумывал  о  грядущих  судьбах
человечества и придумал эту сказку.  Отнеситесь  к  моим  уверениям  в  ее
достоверности  как  к  простой  уловке,  к  желанию  придать  ей  побольше
интереса. Но, относясь ко всему этому как к выдумке, что вы скажете?
   Он вынул изо рта трубку и начал по старой привычке  нервно  постукивать
ею  о  прутья  каминной  решетки.  Наступило  минутное   молчание.   Потом
послышался скрип стульев и шарканье ног по полу. Я  отвел  глаза  от  лица
Путешественника по Времени и взглянул на его слушателей. Все они сидели  в
теки, и блики от огня в камине скользили по их  лицам.  Доктор  пристально
вгляделся в лицо рассказчика. Редактор, закурив шестую  сигару,  уставился
на ее кончик. Журналист вертел в руках часы. Остальные,  насколько  помню,
сидели неподвижно.
   Глубоко вздохнув, Редактор встал.
   - Какая жалость, что вы не пишете статей, - сказал он,  кладя  руку  на
плечо Путешественника по Времени.
   - Вы не верите?
   - Ну, знаете...
   - Я так и думал.
   Путешественник по Времени пове