показал нам  Филби,  объяснив  сущность
дела теми же словами,  мы  проявили  бы  значительно  больше  доверия.  Мы
понимали бы, что им движет: всякий  колбасник  мог  бы  понять  Филби;  Но
характер  Путешественника  по  Времени  был  слишком   причудлив,   и   мы
инстинктивно не доверяли ему. Открытия  и  выводы,  которые  доставили  бы
славу человеку менее умному, у него казались лишь хитрыми трюками.  Вообще
достигать своих целей слишком  легко  -  недальновидно.  Серьезные,  умные
люди, с уважением относившиеся к нему, никогда не были уверены в том,  что
он не одурачит  их  просто  ради  шутки,  и  всегда  чувствовали,  что  их
репутация в его руках подобна тончайшему  фарфору  в  руках  ребенка.  Вот
почему, как мне кажется, ни один из нас всю следующую неделю, от  четверга
до четверга, ни словом не обмолвился о путешествии по Времени,  хотя,  без
сомнения, оно заинтересовало всех: кажущаяся правдоподобность и  вместе  с
тем практическая невероятность такого путешествия, забавные анахронизмы  и
полный хаос, который оно вызвало бы, - все это  очень  занимало  нас.  Что
касается меня лично, то  я  особенно  заинтересовался  опытом  с  моделью.
Помню, я поспорил об этом с Доктором,  встретившись  с  ним  в  пятницу  в
Линнеевском обществе. Он говорил, что видел нечто подобное в Тюбингене,  и
придавал большое значение тому, что одна из свечей во время опыта погасла.
Но как все это было проделано, он не мог объяснить.
   В следующий четверг я снова поехал в Ричмонд, так как постоянно бывал у
Путешественника по Времени, и, немного запоздав,  застал  уже  в  гостиной
четверых или пятерых знакомых.
   Доктор стоял перед камином с листком бумаги в одной  руке  и  часами  в
другой. Я огляделся: Путешественника по Времени не было.
   - Половина восьмого, - сказал Доктор. - Мне кажется, пора  садиться  за
стол.
   - Но где же хозяин? - спросил я.
   - Ага, вы только что пришли?  Знаете,  это  становится  странным.  Его,
по-видимому, что-то задержало. В этой записке он просит нас сесть за  стол
в семь часов, если он не вернется, и обещает потом объяснить, в чем дело.
   - Досадно, если обед будет испорчен, - сказал Редактор одной  известной
газеты.
   Доктор позвонил.
   Из прежних гостей, кроме меня и Доктора, был только один Психолог. Зато
появились новые: Бленк - уже упомянутый нами Редактор,  один  журналист  и
еще какой-то тихий, застенчивый бородатый человек, которого я  не  знал  и
который, насколько я мог заметить, за весь вечер не проронил ни слова.  За
обедом высказывались всевозможные догадки о  том,  где  сейчас  хозяин.  Я
шутливо намекнул, что он путешествует по Времени. Редактор захотел узнать,
что это значит, и Психолог принялся длинно и неинтересно  рассказывать  об
"остроумном фокусе", очевидцами которого мы были  неделю  назад.  В  самой
середине его рассказа дверь в коридор медленно и  бесшумно  отворилась.  Я
сидел напротив нее и первый заметил это.
   - А! - воскликнул я. - Наконец-то! - Дверь распахнулась настежь,  и  мы
увидели Путешественника по Времени.
   У меня вырвался крик изумления.
   - Господи, что с вами? - воскликнул и Доктор.
   Все сидевшие за столом повернулись к двери.
   Вид у него был действительно странный. Его сюртук был весь в грязи,  на
рукавах проступали какие-то  зеленые  пятна;  волосы  были  всклокочены  и
показались мне посеревшими от пыли  или  оттого,  что  они  за  это  время
выцвели. Лицо его было мертвенно-бледно, на  подбородке  виднелся  темный,
едва затянувшийся рубец, глаза дико блуждали, как у человека,  перенесшего
тяжкие страдания. С минуту он постоял  в  дверях,  как  будто  ослепленный
светом. Затем, прихрамывая, вошел в комнату. Так  хромают  бродяги,  когда
натрут ноги. Мы все выжидающе смотрели на него.
   Не произнося ни слова, он заковылял к столу и протянул руку к  бутылке.
Редактор налил шампанского и пододвинул ему бокал. Он осушил бокал залпом,
и ему, казалось, стало лучше, - он обвел взглядом  стол,  и  на  лице  его
мелькнуло подобие обычной улыбки.
   - Что с вами случилось? - спросил Доктор.
   Путешественник по Времени, казалось, не слышал вопроса.
   - Не беспокойтесь, - сказал он, запинаясь. - Все в порядке.
   Он замолчал и снова протянул бокал, затем  выпил  его,  как  и  прежде,
залпом.
   - Вот хорошо, - сказал он.
   Глаза его заблестели, на щеках показался слабый румянец. Он взглянул на
нас с одобрением и два раза прошелся из угла  в  угол  комнаты,  теплой  и
уютной... Потом заговорил, запинаясь  и  как  будто  с  трудом  подыскивая
слова.
   - Я пойду приму  ванну  и  переоденусь,  а  затем  вернусь  и  все  вам
расскажу... Оставьте мне только кусочек баранины. Я смертельно хочу мяса.
   Он  взглянул  на  Редактора,  который  редко  бывал  в  его   доме,   и
поздоровался с ним. Редактор что-то спросил у него.
   -  Дайте  мне  только  одну  минутку,  и  я  вам   отвечу,   -   сказал
Путешественник по Времени. - Видите, в каком я виде. Но через  минуту  все
будет в порядке.
   Он поставил бокал на  стол  и  направился  к  двери.  Я  снова  обратил
внимание на его хромоту и шаркающую походку. Привстав со стула как  раз  в
то мгновение, когда он выходил из комнаты, я поглядел на его ноги. На  них
не было ничего, кроме изорванных и окровавленных носков. Дверь  закрылась.
Я хотел его догнать, но вспомнил, как он ненавидит лишнюю суету. Несколько
минут я не мог собраться с мыслями.
   - Странное Поведение Знаменитого Ученого, - услышал я голос  Редактора,
который по привычке мыслил всегда в форме газетных заголовков.  Эти  слова
вернули меня к ярко освещенному обеденному столу.
   - В чем дело? - спросил  Журналист.  -  Что  он,  разыгрывает  из  себя
бродягу, что ли? Ничего не понимаю.
   Я встретился взглядом с Психологом, и  на  его  лице  прочел  отражение
собственных  мыслей.  Я  подумал  о  путешествии  по  Времени  и  о  самом
Путешественнике, ковылявшем теперь наверх  по  лестнице.  Кажется,  никто,
кроме меня, не заметил его хромоты.
   Первым опомнился Доктор. Он позвонил -  Путешественник  по  Времени  не
любил, чтобы прислуга находилась в комнате  во  время  обеда,  -  и  велел
подать следующее блюдо.
   Проворчав что-то себе под нос,  Редактор  принялся  орудовать  ножом  и
вилкой, и Молчаливый Гость последовал его примеру. Все снова принялись  за
еду. Некоторое время разговор состоял  из  одних  удивленных  восклицаний,
перемежавшихся молчанием. Любопытство Редактора достигло предела.
   - Не пополняет ли наш общий друг свои  скромные  доходы  нищенством?  -
начал он снова. - Или с ним случилось то же самое, что с Навуходоносором?
   - Я убежден, что это имеет  какое-то  отношение  к  Машине  Времени,  -
сказал я и стал продолжать рассказ  о  нашей  предыдущей  встрече  с  того
места, где остановился Психолог. Новые гости слушали с  явным  недоверием.
Редактор принялся возражать.
   - Хорошенькое путешествие по Времени!  -  воскликнул  он.  -  Подумайте
только! Не может же человек покрыться пылью только потому, что запутался в
своем парадоксе!
   Найдя эту мысль забавной, он принялся острить:
   - Неужели в Будущем нет платяных щеток?
   Журналист тоже ни  за  что  не  хотел  нам  верить  и  присоединился  к
Редактору, легко нанизывая одну на другую насмешки и  несообразности.  Оба
они были журналистами нового типа - веселые разбитные молодые люди.
   - Наш специальный корреспондент из  послезавтрашнего  дня  сообщает!  -
сказал  или,  скорее,  выкрикнул   Журналист   в   то   мгновение,   когда
Путешественник по Времени появился снова. Он был теперь  в  своем  обычном
костюме, и, кроме  блуждающего  взгляда,  во  внешности  его  не  осталось
никаких следов недавней перемены, которая меня так поразила.
   - Вообразите, - весело сказал Редактор, - эти шутники  утверждают,  что
вы  побывали  в  середине  будущей  недели!..  Не  расскажете  ли  вы  нам
что-нибудь о Розбери? Какой желаете гонорар?
   Не произнося ни слова, Путешественник по Времени подошел к оставленному
для него месту. Он улыбался своей обычной спокойной улыбкой.
   - Где моя баранина? - спросил он. - Какое  наслаждение  снова  воткнуть
вилку в кусок мяса!
   - Выкладывайте! - закричал Редактор.
   - К черту! - сказал Путешественник по Времени. - Я умираю с голоду.  Не
скажу ни слова, пока не подкреплюсь. Благодарю  вас.  И,  будьте  любезны,
передайте соль.
   - Одно только слово, - проговорил я. - Вы путешествовали по Времени?
   - Да, - ответил Путешественник по  Времени  с  набитым  ртом  и  кивнул
головой.
   - Готов заплатить по шиллингу за строчку! - сказал Редактор.
   Путешественник по Времени пододвинул к Молчаливому Человеку свой  бокал
и постучал по нему пальцем; Молчаливый Человек, пристально  смотревший  на
него, нервно вздрогнул и налил вина.
   Обед показался  мне  бесконечно  долгим.  Я  с  трудом  удерживался  от
вопросов, и думаю, то же самое было со всеми остальными. Журналист пытался
поднять настроение, рассказывая анекдоты. Но Путешественник по Времени был
поглощен обедом и ел с аппетитом настоящего бродяги. Доктор  курил  сигару
и, прищурившись, незаметно наблюдал за ним. Молчаливый Человек,  казалось,
был  застенчивей  обыкновенного   и   нервно   пил   шампанское.   Наконец
Путешественник по Времени отодвинул тарелку и оглядел нас.
   - Я должен извиниться перед вами, - сказал он. - Простите! Я  умирал  с
голоду. Со мной случилось удивительнейшее происшествие.
   Он протянул руку за сигарой и обрезал ее конец.
   -  Перейдемте  в  курительную.  Это  слишком  длинная  история,   чтобы
рассказывать ее за столом, уставленным грязными тарелками.
   И, позвонив прислуге, он отвел нас в соседнюю комнату.
   - Рассказывали вы Бленку, Дэшу и Чоузу о Машине?  -  спросил  он  меня,
откидываясь на спинку удобного кресла и указывая на троих новых гостей.
   - Но ведь это просто парадокс, - сказал Редактор.
   - Сегодня я не в силах  спорить.  Рассказать  могу,  но  спорить  не  в
состоянии. Если хотите, я расскажу вам о том, что со  мной  случилось,  но
прошу не прерывать меня. Я чувствую непреодолимую  потребность  рассказать
вам все. Знаю, что едва ли не весь мой  рассказ  покажется  вам  вымыслом.
Пусть так! Но все-таки это правда -  от  первого  до  последнего  слова...
Сегодня в четыре часа дня я был в своей лаборатории, и с тех пор... за три
часа прожил восемь дней... Восемь дней, каких не  переживал  еще  ни  один
человек! Я измучен, но не лягу спать до тех пор, пока не расскажу вам все.
Тогда только я смогу заснуть. Но не прерывайте меня. Согласны?
   - Согласен, - сказал Редактор.
   И все мы повторили хором:
   - Согласны!
   И Путешественник по Времени  начал  свой  рассказ,  который  я  привожу
здесь. Сначала он сидел, откинувшись на спинку кресла,  и  казался  крайне
утомленным, но потом  понемногу  оживился.  Пересказывая  его  историю,  я
слишком глубоко чувствую полнейшее бессилие  пера  и  чернил  и,  главное,
собственную свою неспособность передать все эти  характерные  особенности.
Вероятно, вы прочтете ее со вниманием, но не увидите  бледного  искреннего
лица рассказчика, освещенного ярким светом лампы, и не услышите звука  его
голоса. Вы не сможете представить себе, как по  ходу  рассказа  изменялось
выражение этого лица. Большинство из нас  сидело  в  тени:  в  курительной
комнате не были зажжены свечи, а лампа освещала только лицо  Журналиста  и
ноги Молчаливого Человека, да и то лишь до колен.
   Сначала мы молча переглядывались, но вскоре забыли обо всем и  смотрели
только на Путешественника по Времени.



4. ПУТЕШЕСТВИЕ ПО ВРЕМЕНИ

   - В прошлый четверг я объяснял уже некоторым из  вас  принцип  действия
моей  Машины  Времени  и  показывал  ее,  еще  не  законченную,  в   своей
мастерской. Там  она  находится  и  сейчас,  правда,  немного  потрепанная
путешествием. Один из костяных  стержней  надломлен,  и  бронзовая  полоса
погнута, но все остальные части в исправности. Я рассчитывал закончить  ее
еще в пятницу, но, собрав все, заметил, что одна из никелевых  деталей  на
целый дюйм короче, чем нужно. Пришлось снова ее переделывать.  Вот  почему
моя Машина была закончена только сегодня. В десять  часов  утра  первая  в
мире Машина Времени была готова к путешествию. В последний раз я  осмотрел
все, испробовал винты и, снова смазав кварцевую ось, сел в  седло.  Думаю,
что самоубийца, который подносит револьвер к виску,  испытывает  такое  же
странное чувство, какое охватило меня,  когда  одной  рукой  я  взялся  за
пусковой рычаг, а другой - за тормоз. Я быстро  повернул  первый  и  почти
тотчас же второй. Мне показалось,  что  я  покачнулся,  испытав,  будто  в
кошмаре, ощущение падения. Но,  оглядевшись,  я  увидел  свою  лабораторию
такой же, как и за минуту до этого. Произошло ли что-нибудь? На  мгновение
у меня мелькнула мысль, что все мои теории ошибочны. Я посмотрел на  часы.
Минуту назад, как мне  казалось,  часы  показывали  начало  одиннадцатого,
теперь же - около половины четвертого!
   Я вздохнул  и,  сжав  зубы,  обеими  руками  повернул  пусковой  рычаг.
Лаборатория стала туманной и неясной. Вошла миссис Уотчет и,  по-видимому,
не замечая меня, двинулась к двери в сад. Для того чтобы перейти  комнату,
ей понадобилось, вероятно,  около  минуты,  но  мне  показалось,  что  она
пронеслась с быстротой ракеты. Я повернул рычаг до отказа. Сразу наступила
темнота, как будто потушили лампу, но в следующее же мгновение вновь стало
светло. Я неясно различал лабораторию, которая  становилась  все  более  и
более туманной. Вдруг наступила ночь, затем снова день, снова ночь  и  так
далее, все быстрее. У меня шумело в  ушах,  и  странное  ощущение  падения
стало сильнее.
   Боюсь, что не сумею передать вам своеобразных ощущений  путешествия  по
Времени. Чтобы понять меня, их надо испытать самому. Они очень  неприятны.
Как будто мчишься куда-то, беспомощный,  с  головокружительной  быстротой.
Предчувствие ужасного, неизбежного падения не покидает тебя. Пока я мчался
таким образом,  ночи  сменялись  днями,  подобно  взмахам  крыльев.  Скоро
смутные очертания моей лаборатории исчезли,  и  я  увидел  солнце,  каждую
минуту делавшее скачок по небу от  востока  до  запада,  и  каждую  минуту
наступал новый день. Я решил, что лаборатория разрушена и я  очутился  под
открытым небом. У меня было такое чувство, словно я нахожусь  на  эшафоте,
но я мчался слишком быстро, чтобы  отдаваться  такого  рода  впечатлениям.
Самая медленная из улиток двигалась для меня  слишком  быстро.  Мгновенная
смена темноты и света была нестерпима для глаз.  В  секунды  потемнения  я
видел луну, которая быстро пробегала по небу, меняя свои фазы от новолуния
до полнолуния,  видел  слабое  мерцание  кружившихся  звезд.  Я  продолжал
мчаться так со все возрастающей скоростью, день и ночь слились  наконец  в
сплошную серую пелену; небо окрасилось в ту удивительную синеву, приобрело
тот чудесный оттенок, который  появляется  в  ранние  сумерки;  метавшееся
солнце превратилось в огненную полосу,  дугой  сверкавшую  от  востока  до
запада, а луна - в такую же полосу слабо струившегося света; я уже не  мог
видеть звезд и только изредка  замечал  то  тут,  то  там  светлые  круги,
опоясавшие небесную синеву.
   Вокруг меня все было смутно и туманно. Я все еще  находился  на  склоне
холма, на котором и сейчас стоит этот дом, и вершина его поднималась  надо
мной, серая и расплывчатая. Я видел,  как  деревья  вырастали  и  изменяли
форму подобно клубам дыма: то желтея, то зеленея, они росли, увеличивались
и исчезали. Я видел, как огромные великолепные здания появлялись и  таяли,
словно сновидения.  Вся  поверхность  земли  изменялась  на  моих  глазах.
Маленькие стрелки на циферблатах, показывавшие скорость Машины,  вертелись
все быстрей и быстрей. Скоро я заметил, что полоса, в которую превратилось
солнце, колеблется то к северу, то к югу  -  от  летнего  солнцестояния  к
зимнему, - показывая, что я пролетал более года в минуту, и каждую  минуту
снег покрывал землю и сменялся яркой весенней зеленью.
   Первые неприятные ощущения полета стали уже  не  такими  острыми.  Меня
вдруг охватило какое-то исступление. Я заметил странное качание машины, но
не мог понять причины этого. В голове  моей  был  какой-то  хаос,  и  я  в
припадке безумия летел в будущее. Я не думал об остановке, забыл обо всем,
кроме своих новых ощущений. Но вскоре эти ощущения сменились любопытством,
смешанным  со  страхом.  "Какие  удивительные  изменения,  произошедшие  с
человечеством, какие чудесные достижения прогресса по  сравнению  с  нашей
зачаточной цивилизацией, - думал я, - могут открыться передо мной, если  я
взгляну поближе на мир, смутно мелькающий сейчас перед моими  глазами!"  Я
видел,  как  вокруг  меня   проносились   огромные   сооружения   чудесной
архитектуры, гораздо более величественные, чем здания нашего  времени,  но
они казались как бы сотканными из мерцающего тумана. Я  видел,  как  склон
этого холма покрылся пышной зеленью и она оставалась на нем круглый год  -
летом и зимой. Даже сквозь дымку, окутавшую меня, зрелище  показалось  мне
удивительно прекрасным. И я почувствовал желание остановиться.
   Риск заключался в том, что пространство, необходимое для моего тела или
моей Машины, могло оказаться уже занятым.  Пока  я  с  огромной  скоростью
мчался по Времени, это не имело значения,  я  находился,  так  сказать,  в
разжиженном  состоянии,  подобно  пару,  скользил   между   встречавшимися
предметами. Но остановка означала, что  я  должен  молекула  за  молекулой
втиснуться в то, что оказалось бы на моем пути; атомы  моего  тела  должны
были войти в такое близкое соприкосновение с  атомами  этого  препятствия,
что между теми и другими  могла  произойти  бурная  химическая  реакция  -
возможно, мощный взрыв, после которого я вместе с моим аппаратом  оказался
бы по ту сторону всех измерений, в Неизвестности. Эта возможность  не  раз
приходила мне на ум, пока я делал Машину, но тогда я считал, что это риск,
на  который  необходимо  идти.  Теперь  же,   когда   опасность   казалась
неминуемой, я уже не смотрел на  нее  так  беззаботно.  Дело  в  том,  что
новизна окружающего, утомительные колебания и дрожание Машины, а  главное,
непрерывное ощущение падения - все это незаметно действовало на мои нервы.
Я говорил себе, что уже больше не смогу  никогда  остановиться,  и  вдруг,
досадуя на самого себя, решил  это  сделать.  Как  глупец,  я  нетерпеливо
рванул тормоз. Машина в то  же  мгновение  перевернулась,  и  я  стремглав
полетел в пространство.
   В ушах у меня словно загремел гром. На мгновение я был оглушен. Потом с
трудом сел и осмотрелся. Вокруг меня со свистом  падал  белый  град,  а  я
сидел на мягком дерне перед опрокинутой Машиной.  Все  вокруг  по-прежнему
казалось серым, но вскоре я почувствовал, что шум в ушах прошел, и еще раз
осмотрелся: я находился,  по-видимому,  в  саду,  на  лужайке,  обсаженной
рододендронами, лиловые и алые цветы падали на землю  под  ударами  града.
Отскакивая от земли, градины  летели  над  моей  Машиной,  таяли  и  сырым
покровом стлались по земле. В одно мгновение я промок до костей.
   "Нечего  сказать,  хорошенькое  гостеприимство,  -  сказал  я,  -   так
встречать человека, который промчался сквозь бесчисленное множество лет".
   Решив, что мокнуть дольше было бы глупо, я встал и  осмотрелся.  Сквозь
туман за рододендронами я смутно различил колоссальную фигуру, высеченную,
по-видимому, из какого-то белого камня. Больше ничего видно не было.
   Трудно передать мои ощущения. Когда град стал падать реже,  я  подробно
разглядел белую фигуру. Она была очень велика - высокий серебристый тополь
достигал только до ее половины. Высечена она  была  из  белого  мрамора  и
походила  на  сфинкса,  но  крылья  его  не  прилегали  к  телу,  а   были
распростерты,  словно  он  собирался  взлететь.  Пьедестал  показался  мне
сделанным из бронзы и позеленевш